Оптинский патерик

Монах Пахомий (Сабодаш)

В миру Петр Игнатьевич Сабодаш. Казак Полтавской губернии Роменского уезда Баумановской волости села Бауманова. Родился 1869 года 21 декабря. Достигнув лет 20, он лишился матери. И так как у родителя его были еще дети младшие и даже маленькие, то все односельчане, по смерти хозяйки дома, переговаривались между собой: "Пропали Сабодаши!". "А у нас,— сказывал впоследствии Петр,— после смерти матери стало еще тише в семье. Я, как умевший шить на машине, всех семейных обшивал. И вообще, все наши домашние дела шли добрым порядком". Когда исполнилось Петру 30 лет и прочие члены семейства уже выросли, он по влечению сердца своего к монастырской жизни оставил родной дом и поступил в скит Оптиной пустыни в число братства 13 июня 1900 года. Так как он имел порядочный бас, то несколько времени был певчим на правом клиросе и исполнял некоторые другие послушания. Но вскоре взят был старцем Иосифом к себе в келейники, каковое хлопотливое послушание и проходил лет шесть, до самой своей кончины. 1907 года 21 сентября он пострижен в мантию, при чем получил новое имя — Пахомий.

Находясь под разными искушениями, отец Пахомий неоднократно собирался оставить скит и перейти в другую обитель, забывая о том, что от искушений никуда невозможно уйти. По убеждению настоятеля обители отца архимандрита Ксенофонта и старца отца Иосифа он, однако, отлагал свое намерение навсегда проститься со скитом, куда всеблагий Промысл Божий привел его для спасения души. Наконец в исходе февраля 1908 года он заболел пятнистым тифом и перевезен был в монастырскую больницу. Здесь он был исповедан, сообщен Святых Христовых Таин и особорован.

После сего он скоро впал в беспамятство. Но для всех замечательно и удивительно было, что, находясь в беспамятстве, отец Пахомий постоянно твердил Иисусову молитву: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго". Оказалось, что вскоре, по поступлении в скит и потерявши голос, он по необходимости во время служб церковных становился в храме Божием позади и, вместо того чтобы петь басом, пел уже мытаревым гласом, непрестанно повторяя про себя молитву Иисусову, и так свыкся с ней, что даже и в беспамятстве повторял ее.

1908 года 9 марта, на память святых сорока мучеников, отец Пахомий скончался и похоронен на скитском кладбище. По кончине его на столе в его келлии осталось приготовленное им письмо, в котором он убедительно просил одного настоятеля из другого монастыря о принятии его в свою обитель. И это было последнее для отца Пахомия предсмертное искушение. Такое же явление, как непрестанно произносившаяся в беспамятстве отцом Пахомием молитва, показывает, как полезно всем и каждому из православных христиан навыкать Иисусовой молитве, ибо при исходе из сей жизни только в молитве душа и находит для себя опору и утешение.

Монах Петр (Иванов)

В миру Петр Иванович Иванов. Родился в 1794 году. Пришедши в возраст, служил в военной части обер-аудитором 6-го пехотного корпуса. По выслуге пенсии вышел в отставку в чин титулярного советника. При воспоминании о своей мирской жизни Петр Иванович говорил, что жил весело. У всего служившего с ним офицерства было тогда в обычае, проснувшись по утрам, напиться чаю, не вставая с постели. Затем он рассказывал такой случай: "Разместили нас всех однажды по квартирам. Мне пришлось остановиться у некоего малоросса. Так как я хорошо играл на гитаре, то, настроивши свой музыкальный инструмент, и начал наигрывать веселую пьесу. Бывшая тут хозяйка дома слушала, слушала, да как пустится плясать. На этот грех вдруг растворяется дверь и входит хозяин. Обращается ко мне с грозными словами: "Ах ты, благородная собака! Вздумал мою жену соблазнять!", и лезет меня бить. Я так-сяк: "Что ты? Что ты? И не думал соблазнять твою жену". Уж едва-едва отвязался кое-как". Были в жизни и тяжелые случаи. Вспоминал Петр Иванович, как ему однажды во время военных действий пришлось очутиться под перекрестным огнем. "Ох, батюшка, страшно было",— заключал он свое воспоминание об этом. Между прочим, он встретился тут с солдатом, у которого конец носа был отрублен и висел как на ниточке. Солдат стоял и плакал. Вдруг подходит к нему военный доктор и говорит: "Дай-ка я тебе нос-то пришью!". Впоследствии у него нос и прирос. Вспоминал также Петр Иванович, как русский солдат формирует по-своему иностранные слова. Например, был в то время генерал, фамилия его Бистром, а солдаты все называли его Быстров. Или бывала стрельба бранцкугелем, а солдаты говорили: брянским уголем.

По выходе в отставку Петр Иванович был лет уже не молодых, ему перевалило за пятьдесят. Теперь, оглянувшись назад и в своей жизни видя много сделанного им недолжного, а впереди неминуемость смерти и Страшного Суда Божия, он задумался: "Как быть и что творить?". "Купил я себе,— так он сам рассказывал,— книжку "Житие Саровского старца", а в настоящее время преподобного Серафима. Пришел в гостиницу, попросил себе отдельную комнатку, велел подать чаю, а сам между прочим стал читать купленную мною книгу. Чтение так повлияло на мою грешную душу, всегда прежде бывшую в рассеянности, что слезы градом катились по щекам моим. Проходя мимо моей комнатки и видя меня плачущим, половые только пожимали плечами, недоумевая, отчего это барин плачет. Тут же и пришла мне благая мысль провести остаток своей жизни в святой обители".

И вот с этой целью в 1846 году прибыл Петр Иванович в Оптину пустынь, которая в то время была в полном расцвете жизни духовной. Но так как после развеселой жизни трудно было вдруг подчиниться строгим правилам монастырской жизни, то он и вздумал сначала поместиться с благословения отца настоятеля в номере монастырской гостиницы, где и прожил девять годов. Когда же он укрепился в духе и посвыкся с монастырской жизнью, тогда уже и поступил в скит на жительство. Это было в 1855 году 5 ноября, а в 1859 году он был облачен в рясофор. В рясофоре он проходил до самой своей кончины, потому что, привыкши давать себе в жизни некую ослабу, не мог отказаться от пенсии, а не отказавшись от пенсии, не мог, по церковным законам, пострижен быть в мантию, о чем старичок немало скорбел и иногда даже высказывался так: "Я бы, может быть, теперь уже был иеромонахом и благословлял, если бы не пенсия".

Несмотря, впрочем, на это, отец Петр пользовался между скитскими братиями почетом. Его заставляли, наряду с иеромонахами и иеродиаконами, во время праздничных бдений читать в церкви канон или положенное поучение. Послушание его было заведовать свечным ящиком. Вообще, все братия любили его за простоту и любовное обращение. Когда он получал от казначейства пенсию, тогда покупал в городе хорошего чаю и баранок и по возвращении в скит угощал своих соседей по келлии. Любил он иногда писать кое-какие мелкие статейки, которые и отсылал в "Странник" или "Душеполезное чтение". Это было в продолжение 50-х и 60-х годов прошлого [XIX] века. Но так как отец Петр в этих статейках описывал некоторые обстоятельства по своему личному взгляду и потому не совсем правильно, то статейки его вследствие этого не всем нравились. В особенности восставал против них одновременно с ним живший в скиту рясофорный монах отец Константин (впоследствии иеромонах Климент) Зедергольм. По кончине отца Петра остались две объемистые рукописи — выписки из творений святых отцов, которые теперь хранятся в скитской библиотеке.

Вот что еще интересно. При жизни отец Петр коротко был знаком с жившим в монастыре тоже рясофорным монахом отцом Павлом Моисеевичем, который тоже был в военной службе и вышел в отставку с чином майора. Этот последний передал отцу Петру следующий рассказ: "Пришла мне,— говорил он,— мысль помолиться Богу, чтобы Он мне открыл, в каком положении находится душа императора французов Наполеона I. И по времени я увидел Наполеона (неизвестно только, во сне или наяву) в виде лягушки". Вот как ценится у Бога земная слава и величие человеческое! Еже есть в человецех высоко, мерзость есть пред Богом (Лк. 16, 15).

До осени 1860 года, пока старец Макарий был жив, отец Петр пользовался его советами и наставлениями и после всегда вспоминал о нем с великою любовью и глубокопочитанием. "Бывало,— рассказывал отец Петр,— стою я в церкви. Туча смущающих помыслов найдет на грешную мою душу. Старец заметит это, сам подойдет ко мне, благословит, укажет на какую-либо святую икону и скажет: "Вон молись такому-то угоднику Божию", и тотчас рассеется мое смущение и благодатный мир водворится в душе моей". Этот великий старец до тонкости знал, с кем и как обращаться, и умел соединять строгость со снисходительностью. Издавна соблюдалось в скиту старческое правило — пить чай по три чашки средней величины, не больше. Вот пришел к нему однажды отец Петр и просит разрешить ему пить по четвертой, а то трех для него недостаточно. "Нет, нет,— положительно сказал ему старец,— по три, по три пей". Однако, уступая его просьбе и немощи естества, прибавил в утешение его: "А ты как будешь в чашку наливать чай-то, возьми да и перелей несколько на блюдце". А все-таки счет чашек не должно было терять. Таковыми, по-видимому, незначительными случаями старец обучал учеников своих отсекать свою волю, ибо для души ничто не проходит бесследно, но укрепляет ее в навыках или добрых или худых. Верный в малом и во многом будет верен. Все начинается с малого.

20 июня 1864 года отец Петр отправился было на богомолье, но 30 июля возвратился в скит. В Тихвине Новгородской губернии испугал его слух о сибирской язве. С 1 октября 1867 года сделался он нездоров. В это время ему привиделось во сне, будто он собирается ехать в город Землянск Воронежской губернии, где давно, может быть, лет 30 тому назад, ему приходилось квартировать вместе с солдатами. Проснувшись, он понял, в какой Землянск настало время для него ехать. Это — общий для всех погост. Собравшись с силами, он сходил к старцу батюшке отцу Амвросию для объяснения и с тех пор стал готовиться к смерти. Все свои черновые бумаги пожег в печке. Затем все более и более стал чувствовать ослабление сил телесных, но боли никакой не чувствовал. Принял келейно постриг в мантию, был напутствован всеми Святыми Таинствами и наконец 12 декабря в 8 часов утра скончался мирно христианской кончиной 73 лет от роду. Того же числа вечером был вынос тела его из келлии в церковь. 13-го числа была в скиту своя вечерня, а после нее служилась панихида над телом почившего. 14-го была заупокойная утреня и литургия, после которой совершал погребение настоятель обители отец игумен Исаакий со скитоначальником иеромонахом отцом Иларионом и монастырским духовником иеромонахом Пименом. После погребения все скитские братия в келлиях скитоначальника угощались чаем при искреннем благожелании. Да упокоит Господь душу новопреставленного монаха Петра в вечных обителях!