Памяти моей жены Санджиевой Кермен Санджиевны посвящаю

ХОЗЯЙСТВО

Скотоводство

Географические условия оказали большое влияние на направление хозяйственной жизни калмыцкого народа. Обширные степные пространства Приволжья, Дона и Северного Предкавказья с их роскошными лугами и тучными пастбищами благоприятствовали скотоводческому хозяйству. Несмотря на большие потерн, случавшиеся при каждом стихийном бедствии и эпизоотии, у калмыков всегда был скот, обеспечивавший население молоком, мясом, шерстью и сырьем для домашнего производства и ремесел. Об этом можно судить по нижеследующим цифровым данным: всех видов скота в 1803 г. было 1232808 голов, в 1863 г. -1090588, в 1909 г.—1073897 и в 1913 г.—965981 голова.

Официальные данные не отражали действительного количества скота, которым располагали калмыки. Следует отметить также, что цифровые материалы, которыми пользуются исследователи, относятся только к калмыкам Астраханской губернии. По мнению Номто Очирова, судить по официальным данным об увеличении или сокращении калмыцкого скотоводства невозможно, ибо богатые калмыки всегда скрывали количество своего скота, стремясь уменьшить сумму налога и число повинностей, исчислявшихся тогда, исходя из количества скота. Пересчитать многочисленные табуны лошадей и стада овец не было никакой возможности, а указать точное количество путем расспроса соседей трудно.

Массовое разведение скота было возможно при условии содержания его на подножном корму. Для большого количества скота, которое имели калмыки, нужны были обширные незаселенные пространства, пригодные для летних и зимних пастбищ. По мнению Л. П. Потапова, для содержания одной головы скота в зимнее время требуется примерно 8—10 га естественных пастбищ среднего качества. Пригодные для пастьбы участки не всегда находились рядом. Поэтому калмыки совершали периодические перекочевки с места на место со стадами не только летом, но и в остальное время года. Судя по данным, относящимся еще к XVIII в., зимой они останавливались на Черных землях (Хара газар). П. С. Паллас пишет, «что калмыки со стадами своими зимою кочуют в полуденной стороне Волжской степи и вдоль берега Каспийского моря, но всегда в некотором отдалении от реки Яика, при которой тогда кочуют киргизы (казахи —У. Э.)... При Каспийском море имеют они довольно камышу для употребления вместо дров, и снегу там выпадает столь мало, что скотина сама находят себе корм на полях. По наступлении весны подаются они помалу к северу и стараются в то время, когда Волга уберется в свои берега и оставляет в лощинах богатый корм, сыскать холмистые и ключами обильные места в средней степи». Академик И. И. Лепехин (XVIII в.) сообщает о том, что современные ему калмыки много «...содержат скота, и в зиму для оного ничем не запасаются, к чему служат их привольные и обширные степи, лежащие между Уралом и Волгой, начиная от Каспийского моря даже до Самарской линии. Степь сия служит им обиталищем в летнее время, а в осень перебираются за Волгу, где кочуют по Кубанской степи, начиная от самой Волги даже до реки Кумы, а вверх до царицынской линии».

Перегон скота на Черные земли и обратно происходил по строго установленному маршруту, по местам, где имелись сочные травы и хорошие водопои.

Переход многочисленного стада затрудняли переправы через водные преграды, в частности через Волгу, при которых гибли животные, особенно молодняк. Поэтому в приволжских улусах организации переправ уделялось большое внимание. Судя по сведениям середины XIX в., переправа через Волгу происходила в тихую погоду так: «Калмыки приготовляют для этого собственные дощанки, на которые вводят верблюдов, коров, овец и маленьких жеребят и переправляют на противоположный берег; что же касается конных табунов, то их косяки вместе с подросшими уже жеребятами, двухгодовалыми и третьяками, пускают через реку вплавь... Дети и жены перебираются по реке на дощанках или на лодках, которые перетаскивают из одной реки в другую волоком, по гривкам, не залитым водой». Калмыки, как и монголы, сооружали для переправы через реку плоты из связок камыша, к которым прикреплялись надутые воздухом цельные шкуры овец и крупного рогатого скота. Молодые мужчины переправлялись вплавь, придерживаясь за хвост или за седло плывущей лошади. В конце XIX в. Черные земли продолжали служить зимним пастбищем. II. Житецкий писал: «Всякое, более или менее крупное скотоводческое хозяйство степей с востока от берегов Волги, с северо-востока Эргенских гор, стягивается к зиме на так называемые «Черные земли», где сгруппируется со всех концов степи огромное количество скота со всеми пастушескими хотонами, а на лето весь этот скот расходится по разным углам степи». Начиная с XVIII в. Черные земли постоянно использовались для зимнего выпаса скота.

Калмыки междуречья Волги и Дона постепенно выработали определенный порядок чередования пастбищ, методы и приемы выпаса скота. Они имели постоянные зимовки, откуда население уходило на весенние и летние пастбища. В Хошеутовском улусе калмыки проводили осень и зиму на правом нагорном берегу Волги, занимая пастбища, простиравшиеся на юге до современного п. Нарын Худук, а ранней весной они переправлялись на левый волжский берег, где были богатые луга. Скотоводы Эркетеневского улуса зимовали вблизи Состинских озер, в Мочагах, преимущественно в районе Белого озера, где находилась зимняя ставка улуса, а летом они уходили на северо-запад и располагались вблизи худуков (колодцев): Балбарха, Меклета, Адык, Санзыр, Яшкуль и вплоть до балки Элиста. Население Икицохуровского улуса зимовало около Можарской соляной заставы: по ильменям и разливам р. Кумы, а после 1860 г., когда, согласно новой границе, к Ставропольской губернии отошли лучшие земли, оно располагалось на зиму близ озера Яшкуль, вокруг Состинских озер и по долине Восточного Маныча. Летом этот улус кочевал около озера Джамтыр или Шара-Олгота, далее к северу до озера Цаган-Нур и по балкам восточного склона Ергеней.

«Кочевники Харахусо-Эрдниевского улуса занимали земли для пастбищ к востоку от Икицохуровского улуса вплоть до берегов р. Волги, а в зиму проводили по займищам р. Волги и в Мочагах: часть их оставалась в степи около худуков. Калмыки Багацохуровского улуса зимовали большей частью на луговой стороне р. Волги, в ее займищах и на волжских островах, покрытых кустарниками и лесом; летом они переходили на правый нагорный берег, где кочевали между русскими казачьими станицами Ветлянской и Копановской, в урочище Кюрягин-Боро или Эмчин-Боро. Население Яндыко-Мочажного улуса оставалось в течение всего года по берегам ильменей, заливов волжской дельты и на западном берегу Каспийского моря, за исключением скотоводов Багутовского аймака, остававшихся постоянно в степи».

Такие же переходы (цоволгон) совершали калмыки Малодербетовского, Большедербетовского улусов и Области Войска Донского. Бывший в детстве пастухом О. И. Городовиков писал: «Кочевье — это вечная погоня за кормом для скота. Весной он (скотовод) гонит свое стадо на пастбище на север, где и проводит с ним все лето до поздней осени, здесь много корма для скота.

К зиме степь становится суровой. На ее открытых просторах разгуливают ветры. Трава за лето выгорает, и скоту нечем питаться. Надо подаваться на юг, где еще есть трава, и кочевник начинает перекочевывать к Манычу, и дальше, к низовьям Терека и Кумы». Сообщения об этом мы находим и в трудах других авторов. Радиус кочевок был невелик. В зависимости от состояния пастбищ он колебался в пределах 7—18 км. Только перегоны скота на зимние пастбища были большими — до 200 км (Черные земли).

Но не все калмыки пользовались Черными землями. Бедные и даже зажиточные семьи в Малодербетовском улусе проводили весну, лето и значительную часть осени в пределах Ергенинской возвышенности. Известно, например, что скотоводы, жившие на территории нынешнего Чапаевского сельсовета Малодербетовского района, снимались с зимовок, расположенных вокруг озера Хан, и уходили со своими стадами на запад, занимая своими кочевьями верховья рек Сал и Онт, а также часть территории современных Садовского и Уманцевского сельсоветов. Скотоводы Абганеровского аймака (нынешнего Приозерного района) проводили зимовку у подножья Ергеней, известного под названием Салвру, откуда ранней весной уходили в горные части с тем, чтобы сохранить от потравы свои зимние пастбища. Благодаря такому традиционному порядку стравливания, пастбища получали отдых в течение нескольких месяцев и были всегда в хорошем состоянии.

Большинство калмыцкого населения почти до начала второй трети XIX в. не строило помещений и не вело заготовку кормов для скота. По традиции, на зиму калмыки выбирали более низкие места — в балках, лощинах, котловинах на берегах Сарпинских и других озер, а также у рек Маныч и Кума, в камышовых зарослях, где скот был защищен от холодных ветров и степных буранов. О. И. Городовиков рассказывает, что «среди камышовых зарослей в любую погоду можно было легко укрыть овец, куда пастух, табунщик и чабан торопились загнать свои стада во время зимних буранов, где овцы сбиваются в кучу», тогда как рогатый скот и лошади пасутся, беспрерывно бродя в камышах, не отрываясь от стада, друг от друга. Во время снежных бурь которые нередко заставали стада на открытых степных просторах, скот, сбившись в кучу, двигался по ветру, а пастух всеми силами старался, чтобы ни одно животное не отстало от стада, и направлял их до ближайшего естественного укрытия.

У калмыков веками складывалось неписаное правило тебе невки для домашних животных в период выпадения глубоких снегов. Вперед пускали табуны лошадей, которые разгребали копытами снежный покров, поедая верхушки трав, за ними следовал крупный рогатый скот, а затем шли овцы и козы, съедавшие траву до корней.

В степях Калмыкии часто бывали суровые зимы. Глубокие снега, гололедицы и порожденная ими бескормица наносили огромный урон калмыцкому скотоводству. Костенков писал: «Ежегодно гибнет у калмыков по нескольку тысяч голов скота от болезней, шурганов и бескормицы, только в страшную зиму 1798 г. погибло более полумиллиона голов скота». Не успев оправиться от этой тяжелой потери, в начале тридцатых годов прошлого столетия калмыки снова лишились почти половины своих стад. Посетивший тогда Калмыцкую степь профессор Казанского университета А. В. Попов приводит официальные данные, извлеченные из архива Управления калмыцким народом.

В течение десяти лет, 1827 по 1837 гг. произошло резкое снижение поголовья скота. В 1833 г. из-за гололедицы и связанной с ней бескормицы скот был изнурен, вспыхнули эпизоотии, вследствие чего в одном только Малодербетовском улусе погибло 13025 лошадей, 2881 верблюд, 44218 овец и коз и 13900 голов крупного рогатого скота. Потери скота в других улусах были также исключительно велики.

Подобные катастрофические потери, очевидно, явились причиной появления калмыцкой поговорки: «Чтоб убить богатыря, достаточно одной пули, а разорить богача — одной стоянки» (зимней).

Массовый падеж скота в течение короткого времени, с одной стороны, и пример соседнего русского населения, у которого скотоводческое хозяйство меньше зависело от случайностей, — с другой, привели к тому, что в традиционном ведении кочевого скотоводческого хозяйства произошли большие изменения. Так, с 30-х гг. XIX в. калмыки начали заниматься сенокошением и заготовлять на зиму сено, чтобы во время бескормицы подкармливать скот. В литературе отмечено, что после 1833 г. в Малодербетовском улусе многие калмыки занимаются сенокосами и запасают на зиму столько кормов, что их хватает не только на период зимовки, но даже остается избыток. В Хошеутовском улусе на зиму заготовлялось около трех миллионов снопов сена разного веса, но не менее 7 фунтов каждый. По словам П. Небольсина, в XIX в. многие калмыки связывали заготовленное сено в снопы, которые складывались в стога, состоявшие из 1000 снопов. Если же их было более тысячи, то эта кладка называлась ометом. По данным 1909 г., вес хозяйства Калмыцкой степи уже имели запасы кормов: сена — 9086844 пуда, камыша — 923106 и. соломы — 677015 пудов (всего 10686964 пуда). Причем наибольшие запасы были сделаны в Манычском (2997632), Малодербетовском (2737978) и Икицохуровском (1493760) улусах.

Мужчины косили сено обыкновенными русскими косами (литовками), которые назывались у калмыков «шалга» («хаджи»). Скошенное сено сгребалось при помощи деревянных граблей, («маджур»). Калмыки жали траву для кормления мелкого скота неподалеку от хотона серпами («хадур»). В первой четверти XX в. в богатых хозяйствах вошли в употребление сенокосилки, конные грабли, которые приобретали в собственность или брали у русского населения напрокат. В 1908 г. в Икицохуровском улусе у Согатых калмыков было уже 22—27 сенокосилок. Заготовленные корма подвозили летом к зимним стоянкам и складывали в скирды. Пользование сенокосами не было урегулировано законом. И нередко оно было основано на праве сильного, вследствие чего лучшими сенокосными угодьями пользовались только богачи.

В 1897 г. попечитель Эркетеневского улуса писал: «...косить травы можно было на любом месте степи». При таких условиях, беднякам доставались самые худшие неурожайные сенокосы. Несколько иным был порядок в Малодербетовском и Манычском улусах, где номинально существовало паевое деление сенокосных угодий. В этих улусах избранная на общем сельском сходе комиссия делила сенокосные угодья по жеребьевке, исходя из количества и качества луговых трав. Однако и здесь лучшие покосы оказывались в руках богатеев. Видимо, это явление отражало общий процесс развития кочевых народов. Подобные факты перехода к стойловому содержанию скота имели место в Туве.

Крупный рогатый скот больше нуждается в стойловом содержаний, так как он не может добывать себе корм даже из-под, незначительного снежного покрова, молодняк требует продолжительного и внимательного ухода.

Крупный рогатый скот пасся стадами вольно, без специальных пастухов, а телята под присмотром детей выгонялись в противоположную от выпаса коров сторону. К вечеру коровы по необходимости сами приходили к стоянкам. Осенью калмыкам часто приходилось верхом на лошади отправляться за скотом и подгонять его к жилью. В зимнее время (в XX в.) крупный рогатый скот держали в открытых холодных загонах, а молодняк — в крытых помещениях. Телят и дойных коров подкармливали лучшим сеном, отделив их от остального стада, особенно на ночь; в полуоседлых улусах их загоняли в зимнее время в теплое помещение. В снежную зиму скотоводы делали из сугробов валы вокруг загонов, чем создавалось некоторое затишье. За высокими снежными заборами животные спасались от холодных ветров. Корм давали скоту прямо на землю, под ноги. В местах, где не было рек и проток, поили скот из глубоких колодцев, возле которых обычно стоял вкопанный в землю журавль, но иногда доставали воду ведрами вручную. В ергенинских улусах поили скот из речек или родников, а в июле и августе — из копаней. Весной скот довольствовался талой водой, которая стекала с высоких мест в низины, балки, озера. Летом и осенью поили скот три раза, а зимой — два раза, утром и вечером. После дождя в степи образовывались лужи («цандыг»), которые также нередко использовались для водопоя.

Важнейшей отраслью скотоводческого хозяйства калмыков было разведение крупного рогатого скота. О количестве его можно судить по нижеследующим цифрам. В 1863 г. калмыки имели 143345 голов, 16 в 1909 г. - 206363, в 1916 г. - 252581 голову скота. Более 70 процентов этого поголовья было сосредоточено в Ергенях и приергенинской низменности, особенно в Малодербетовском и Манычском улусах. Здесь находилось 59,6 процента всего количества крупного рогатого скота калмыцкой породы.

Быстрый рост поголовья крупного рогатого скота, конечно, не был случайностью. Будучи важнейшим источником благосостояния в условиях степи, скот, кроме того, стал пользоваться все растущим спросом на всероссийском рынке и за границей. Особенно ценилось так называемое «мраморное» мясо.

Несмотря на неблагоприятные условия содержания, калмыцкая порода скота была признана одной из лучших в России. По сведениям Оренбургского научно-исследовательского института молочно-мясного скотоводства, хозяйств Сальского округа и записям племенных книг довоенного времени калмыцкий скот имел весьма хорошие показатели: живой вес импортной коровы шортгорнской породы равнялся 373,5 кг, казахской - около 350, калмыцкой - 425 кг. Рекордные экземпляры достигали даже 655 -776 кг. Вес туши составлял 393-463, сала - 51-67 кг.

Эти положительные качества скота калмыцкой породы обусловили довольно широкое распространение его в Нижнем Поволжье и на Северном Кавказе.

Калмыцкий скот отличается высокими рабочими качествами. К. Костенков и другие авторы писали, что «русские чумаки и земледельцы всегда отдавали предпочтение неприхотливым относительно корма и водопоев выносливым калмыцким быкам». Поэтому можно считать, что калмыцкий скот был преимущественно мясо-рабочего направления.

Несмотря на пастбищное содержание и отсутствие какой-либо подкормки суточный удой с новотельной коровы колебался от 6 до 15 литров. Жирность молока достигала 4,2-4,8%, что еще сильнее подчеркивает ценность животных этой породы. По данным Калмыцкой зоотехнической станции, 10 калмыцких коров показали среднегодовой удой от 876 до 2180 кг. Трудно найти другую породу, которая могла бы так хорошо оплачивать скудный и грубый корм, какой давался скоту калмыцкой породы. Малейшее улучшение условий содержания приводило к заметному увеличению среднесуточного привеса молодняка.

Калмыцкая порода скота сохранена и улучшена многовековым кропотливым и повседневным трудом калмыцкого народа.

Одной из главных отраслей калмыцкого скотоводческого хозяйства было овцеводство. Овцы составляли до 70,6% всего скота. Так, если в 1803 г. калмыки имели 767398 овец, то в 1863г. их поголовье составило 803941, т.е. на каждую душу населения приходилось почти по 7 овец. Правда, к 1913 г. количество овец уменьшилось до 709470 голов. По-видимому, это было следствием большого забоя овец в те годы. Только в одном Икицохуровском улусе в 1909 г. было продано и заколото 62825 овец. В большом количестве разводили овец в Малодербетовском, Манычском и Икицохуровском улусах, где было сосредоточено 59,1% всего поголовья дореволюционной Калмыкии.

Наиболее распространенной породой была калмыцкая курдючная овца. Характерные признаки ее — высокорослость и большая голова с повислыми ушами. Длинные ноги делали калмыцких овец способными к передвижениям на большие расстояния и тебеневке на степных просторах. Именно поэтому их разводили в условиях кочевого и полукочевого скотоводства. Это были овцы мясного направления. Живой вес курдючной овцы составлял 4—6 пудов, а иногда более 7 пудов. Вкусовые качества калмыцкой баранины чрезвычайно высоки. Ценным продуктом являлось и сало (от 25 до 50 фунтов с туши). Шерсть овец калмыцкой породы длинная, толстая, грубая и вьющаяся. Стригли овец два раза в год (в начале лета и осенью), предварительно выкупав в глубокой проточной воде. Если поблизости ее не было, овец обмывали водой из колодцев. При летней стрижке с каждой овцы получали 3—5 фунтов шерсти. Осенняя шерсть ценилась выше, чем летняя: она короче и мягче. Поэтому осенняя шерсть, как правило, шла на удовлетворение собственных хозяйственных нужд, тогда как летняя поступала в продажу.

Наряду с овцами калмыцкой породы (в связи с проникновением в Калмыкию товарно-денежных отношений) богатые калмыки в большом количестве начали разводить овец других пород. По официальным данным, в 1886 г. у астраханских калмыков было 3057 тонкорунных овец, но в 1891 г. их количество уменьшилось до 2100 голов. Кроме того, калмыки разводили волошских овец с широким хвостом и белой шерстью и так называемых «русских» овец длинно-тощехвостой породы. В 1863 г. в Хошеутовском улусе, например, насчитывалось волошских овец около 900 голов.

Количество тонкорунных овец неуклонно увеличивалось с каждым годом. В 1904 г. на территории Большедербетовского улуса было 74794 головы тонкорунных овец. В 1912 г. астраханские калмыки имели 23088 голов тонкорунных овец.

Разведение мериносов связано, несомненно, с развитием товарного скотоводства, со стремлением богатых скотоводов к производству шерсти на продажу.

Из всех видов скота мелкий рогатый скот, особенно овцы калмыцкой породы, лучше всего приспособлены к существованию на подножном корму. Они находили его там, где не могут найти прочие виды домашних животных, добывали себе пропитание даже при наличии значительного снежного покрова. Неприхотлив и молодняк. Так, например, ягнята после окота требуют лишь двух-трехдневного ухода, а затем могут свободно передвигаться за отарой. Следует отметить, что калмыцкие овцы, в отличие от крупного рогатого скота, находились под постоянным надзором чабанов не далее 4-6 км от жилищ, к вечеру их пригоняли к стоянке, в жаркое время года - на водопой.

Начиная со второй половины XIX в., зимой овец стали содержать в крытых загонах — саманных катухах, никогда не убиравшихся крытых помещениях с недостаточной вентиляцией и плохим освещением. В этих катухах под ногами животных накапливался к весне слой помета, который использовался как топливо.

Коз калмыки держали очень мало, это было отмечено Палласом еще в XVIII в. Цифровые данные подтверждают это наблюдение. В 1827 г., например, коз было 13144. В 1844 г. общее поголовье коз равнялось 35694, в 1863 г. уменьшилось до 12712, что составляло 1,1% общего поголовья всех видов скота. По официальным данным, поголовье коз в 1891 г. увеличилось до 13573. В статистических данных начала XX в. нет сведений о поголовье коз. Такая малочисленность коз в Калмыцкой степи объясняется плохим качеством козьего мяса и малым весом туши. Козья шерсть и шкура почти не употреблялись в хозяйственных целях. В снежную зиму козы плохо выдерживали тебеневку. Коз разводили чаще в бедняцких и батрацких хозяйствах ради молока и приплода, так как козы быстро размножались. Ежегодно уже в годовалом возрасте они приносили по козленку, иногда по 2 и более. Коз пасли в одном стаде с овцами хотона или поселка: в бедных хозяйствах они находились рядом с поселениями под присмотром детей. Зимой их помещали вместе с овцами или телятами, кормили сеном.

Видное место в калмыцком крестьянском хозяйстве принадлежало лошади, необходимой прежде всего для верховой езды. Огромные степные просторы легко преодолевались на коне. В нем нуждался пастух в условиях полукочевого и кочевого, скотоводства. Калмыки использовали лошадей как упряжное животное для езды на телеге, при перевозке грузов. Кроме того, лошадь давала мясо, молоко, конский волос, из которого калмычки изготовляли прочные веревки. Конская шкура шла на изготовление кожаной посуды, различных ремней, конской, воловьей и верблюжьей сбруи, из жил делали нитки. Поэтому каждый калмык стремился иметь лошадь, причем бедняк предпочитал содержать кобылицу, которая являлась не только средством передвижения, но и обеспечивала потребности семьи в молоке и приносила приплод.

В конце XIX —начале XX вв. у многих скотопромышленников были огромные табуны, предназначенные для продажи казне, т. е. для снабжения кавалерийских частей царской армии. Князь Д. Д. Тундутов на комплектование драгунских и других полков царской армии ежегодно направлял по 600—700 лошадей. Коневодство было ведущей отраслью товарного направления, лишь в хозяйствах немногих богачей. Так, в 1909 г. 6 хозяйств владели 76,6% всех лошадей.

Коневодство в Калмыкии на протяжении ряда веков оставалось одной из ведущих отраслей хозяйства. Обратимся к цифровым данным прошлого. В 1803 г. на 1232808 голов животных приходилось 238330 лошадей, или 19,3%, в 1863 г. поголовье последних составляло 114690, в 1916 г. в связи с резким увеличением торговли лошадьми для военных нужд их количество уменьшилось до 87037 голов.

В основе калмыцкой породы были лошади, приведенные предками калмыков в Россию в начале XVII в. Они упомянуты во второй половине XVIII в. П. С. Палласом. Позже наиболее крупные и лучшие экземпляры калмыцкой лошади подвергались скрещиванию с породными типами верховых лошадей: башкирской, казахской, кабардинской, донской, англо-арабской и орловской. В Элисте существовала государственная конюшня племенных жеребцов, которых брали коннозаводчики для улучшения породы своих лошадей. Хороших производителей для своих животных стремились достать и богатые и рядовые калмыки. В этом выражалась забота большей части населения об улучшении породы.

В течение всего года лошади паслись табунами на подножном корму под присмотром табунщиков, бродя круглые сутки по степи. Правда, в начале XX в., при больших снегопадах, те, у кого было немного лошадей, подкармливали их хорошим, доброкачественным сеном. Верховых и рабочих животных подкармливали сеном, смешанным с ржаной мукой, овсом и ячменем. Такую заботу о лошадях проявляли в скотоводческо-земледельческих хозяйствах Малодербетовского, Манычского, Большедербетовского улусов и у донских калмыков. Во всех остальных улусах, где земледелием занимались мало, лошади находились круглый год на подножном корму.

В бедняцких и середняцких хозяйствах вышеназванных улусов и на Дону лошадей на ночь переводили в теплое крытое или полукрытое помещение, сено давали под ноги или в ясли, сделанные из досок, камыша.

Значительную роль в калмыцком хозяйстве играли двугорбые верблюды. Они употреблялись для верховой езды и в транспортных целях. Наличие у них двух горбов облегчало верховую езду. Они давали много мяса, которое использовалось в пищу, особенно зимой. Из их шкуры изготовлялась кожаная посуда, различные ремни и сбруя рабочих животных. Верблюды давали хозяевам молоко и шерсть, из которой делали нитки, веревки. Излишки шерсти продавали государству, производившему закупку в связи с введением в царской армии форменных башлыков из верблюжьей шерсти. Шерсть снимается у верблюдов в конце мая или в июне в период их линьки способом простого обирания. Стрижка производилась очень редко. За неимением цифровых материалов конца XIX — начала XX вв. приведем данные начала второй половины XIX в. В 1863 г. калмыками Астраханской губернии было снято верблюжьей шерсти до 7 тыс. пудов, из которой третья часть была продана государству, а остальное израсходовано для собственного употребления. Калмыки поставляли верблюдов в царскую армию, где их использовали в обозах. В период русско-турецкой войны 1828—1829 гг. царским правительством было куплено у калмыков для 2-й действующей в Молдавии армии 1000 верблюдов с войлочными попонами и полным снаряжением для вьюков и 300 верблюдов для транспорта кавказского отдельного корпуса. В 1840 и 1854 гг. калмыки поставили в царскую армию новые партии верблюдов.

По нескольку верблюдов держали в середняцких хозяйствах, очень редко держали верблюдов бедняки, и в основном для транспорта, ради получения молока и шерсти. Верблюды как транспортные животные могли использоваться в более тяжелых природных условиях (в пустынях, полупустынях и сухих степях). Они довольствуются самой скудной пищей, поедают разнообразную растительность, в том числе солянку, полынь, кустарники, колючки, могут пить всякую воду — соленую, застоявшуюся, испорченную и даже обходиться без воды в течение нескольких дней. Однако они требуют большего, по сравнению с другими видами скота, ухода, не могут добывать себе из-под снега корм в условиях холодной и снежной зимы. В этот период их приходится держать в попонах и подкармливать. Поэтому верблюдоводство приносило значительно меньший доход, чем остальные отрасли животноводства.

Верблюды размножаются весьма медленно матка носит детеныша тринадцать месяцев и, как правило, приносит одного верблюжонка в два года. Появляется он на свет совершенно беспомощным, требует специального и заботливого ухода. Калмыки ухаживали за верблюжатами, как за детьми. Во всех улусах летом верблюды паслись круглые сутки в степи без всякой охраны, вблизи населенных пунктов. В жаркие дни они сами приходили на водопой. На ночь хозяева по очереди пригоняли их, обычно этим занимались подростки. Богатые скотоводы нанимали людей, которым поручали пасти стадо верблюдов. Верблюдоводство получило значительное развитие у русского населения соседних с Калмыкией сел и деревень Области Войска Донского, Астраханской, Саратовской и Ставропольской губерний.

В целом состав калмыцкого скота примерно такой же, как у других кочевых народов.

Под влиянием соседнего русского населения калмыки начали разводить свиней и домашнюю птицу. Свиноводства как самостоятельной отрасли хозяйства у калмыков не было. Однако имеются данные, указывающие на наличие свиней у калмыков Астраханской губернии. В 1841 г. у них была 281 свинья, в 1842г.-351, 1843 г.- 659, а в 1844 г. количество свиней уменьшилось до 337 голов, в 1879 г. их стало 436. В 1904 г. калмыки Большедербетовского улуса имели 1295 голов свиней, у астраханских калмыков поголовье свиней продолжало падать. В 1912 г. их насчитывалось 260 голов.

Птицеводство никогда в прошлом не играло сколько-нибудь заметной роли в хозяйстве. Некоторые калмыки держали домашнюю птицу, прежде всего кур, таких же, как у соседнего русского населения. Как свиньи, так и куры содержались без особого присмотра и ухода.

С проникновением элементов капитализма в Калмыкию и в связи с переходом к оседлости и полуоседлости происходит изменение в структуре калмыцкого скота, что видно из таблицы 3.

Из данных, приведенных в таблице 3, можно сделать ряд выводов: во-первых, во второй половине XIX - начале XX вв. несколько стабилизировалось общее поголовье скота. Если в 1863г. всего скота было 1090588 голов, то в 1909 г.- 10748114, что по-видимому, объясняется переходом калмыков к оседлому и полуоседлому образу жизни. Они стали заготовлять корм на зиму, вводить стойловое содержание животных. Во всех улусах, расположенных по Ергенинской возвышенности, по берегам Волги и Каспийского моря, имелись животноводческие помещения (открытый хлев для крупного скота и крытые катухи для мелкого скота) и сложенное в скирды сено. Согласно полевым материалам, даже в кочевых улусах встречались зимние стоянки, состоявшие из открытых, иногда крытых построек, заготовленного на зиму запаса сена, возле которых зимой калмыки ставили свои кибитки. Запасы сена были довольно значительны. По данным 1909 г., полученным путем подворного обследования, для содержания действительного количества скота требовалось корма 134461900 пудов, фактически было заготовлено 10686964 пуда разных видов корма. В отдельных аймаках и улусах корм скоту заготовляли в достаточном количестве. В Малодербетовском улусе, по данным 1909 г., в каждом хозяйстве было кормовых запасов в пудах: в Северном аймаке — 465, в западных — 414, в Абганеровском — 721, в восточных — 682, в центральных — 388, в При­волжском— 458, в пос. Кегульта — 264 и по улусу — 520. Иначе говоря, на одну голову скота приходилось кормовых запасов: в Северном аймаке — 31, в западных — 27, в Абганеровском — 45, в восточных —30, в центральных — 29, в Приволжском — 40, по улусу—35 пудов. По ныне существующим нормам на одну условную овцу требуется 200 кг, т.е. 12 пудов грубого корма. Следовательно, можно считать, что скот Малодербетовского улуса был вполне обеспечен кормовыми запасами для успешного проведения зимовки.

В отдельных хозяйствах были излишки, которые продавались на сторону. В Малодербетовском улусе восточные аймаки продавали сено калмыкам западных аймаков и населению соседних русских сел, а отдельные калмыки принимали на зиму скот соседнего русского населения. Нередко встречались скирды сена, оставленные после зимовки в качестве запаса. По сообщению экспедиции 1909 г., в общем количестве кормов большое место занимали неиспользованные остатки от предыдущих лет. В 1908 г. в Манычском улусе они составляли 43,6% от общего количества заготовленного корма. Даже в кочевых улусах обнаруживались остатки сена от прошлых лет. В том же 1909 г. в Харахусовском улусе осталось от предыдущих зим 53246 пудов сена, в Багацохуровском этот остаток составил до 40% всего заготовленного на 1909 г. запаса корма.

Таким образом, во-первых, оседлый и полуоседлый образ жизни и стойловое содержание скота в течение зимних месяцев, несомненно, оказали благоприятное воздействие на сохранение поголовья.

Во-вторых, произошли заметные изменения в структуре калмыцкого скота. С 1803 по 1909 г. уменьшилось количество верблюдов с 60453 до 26228, составляя 2,44% стада вместо 4,9; число лошадей за это же время сократилось с 238330 голов до 83635, то есть до 7,8%. В то же время поголовье крупного рогатого скота увеличилось на 39617 голов, т. е. с 13,5% до 18,2%, а количество овец осталось примерно на уровне начала XIX в. Таким образом, увеличилось количество крупного рогатого скота, связанного с оседлым образом жизни и товарно-капиталистическим хозяйством России, и сократилось число лошадей и верблюдов, характерных для кочевого скотоводства, основанного на подножном корму. Эта тенденция хорошо прослеживается на материалах двух скотоводческо-земледельческих и двух чисто скотоводческих улусов (табл. 4) .

Увеличение удельного веса крупного рогатого скота и уменьшение верблюдов в общем поголовье сельскохозяйственных животных характерно не только для Калмыкии, но и для всех кочевых скотоводческих народов России, вступивших на путь капиталистического развития и переходивших к полуоседлому и оседлому образу жизни. Например, у алтайцев также преобладающую роль в хозяйстве играл крупный рогатый скот. Эту тенденцию в развитии скотоводства горных алтайцев Л. П. Потапов склонен объяснить тем, что крупный рогатый скот, маралы и овцы связаны с товарным производством. По мнению Ф. Фиельструпа, у оседлых казахов-бедняков, живших по течению Эмбы, крупный рогатый скот являлся основой хозяйства; также в стадах полуоседлых племен тама и алимов крупному рогатому скоту принадлежало первое место, за ним шли овцы, лошади, последнее место занимали верблюды.

Из приведенных фактов видно, что сокращение поголовья верблюдов наблюдается именно в оседлых и полуоседлых улусах, где скотоводство сочеталось с земледелием. По полевым материалам, в оседлом Большедербетовском улусе и в станицах донских калмыков роль верблюдов в хозяйстве была еще меньше, их количество уменьшалось с каждым годом. Известно, что в улусах оседлых и полуоседлых основным рабочим животным был вол. С его помощью молотили собранный урожай, производили заготовку сена, кочевали с одного пастбища на другое на больших воловьих подводах (мажарах). Основным верховым животным была лошадь, которую запрягали в повозки для быстрых поездок. Правда, нередко запрягали верблюдов в повозки или ездили на них верхом, но их рабочая роль была весьма незначительной. В восточных районах Калмыкии, в которых население вело кочевой образ жизни и страдало от отсутствия воды, больше всего разводили верблюдов. Такого же мнения придерживается профессор Ф. Фиельструп в отношении казахов, кочевавших южнее р. Эмбы в неблагоприятных условиях. Они разводили главным образом верблюдов, овец и лошадей. Экологические факторы не играли сколько-нибудь заметной роли в уменьшении количества верблюдов у калмыков. Это и доказывается тем, что верблюды, согласно археологическим материалам, были распространены на территории Калмыкии и в смежных с ней районах еще с глубокой древности. В кургане на реке Маныч найдена бронзовая поясная пряжка с изображением верблюда. Об этом же свидетельствуют античные письменные источники. То же самое наблюдается в более позднее время. В XV—XVI вв. н.э. ногайцы разводили наряду с другими животными верблюдов и перевозили свои крытые войлоком юрты на двухколесных арбах, запряженных верблюдами.

Таким образом, в Нижнем Поволжье, в частности в Прикаспийской низменности и в бассейне реки Маныч, верблюдоводство имеет многовековую традицию, по крайней мере она известна нашему региону с рубежа новой эры, с сарматской эпохи.