Матео уже готов воспротивиться, но я поднимаю вверх
указательный палец и быстро пресекаю его порыв.
Потом бросаю велик на землю, и мы
лезем в дыру в заборе из
сетки-рабицы. Здесь и ржавые трубы, и битком набитые мусорные
мешки, воняющие тухлятиной и дерьмом, и следы почерневшей
жвачки, обвивающей таксофоны. А еще здесь граффити:
бутылка
пепси насмерть избивает бутылку кока-колы. Я фотографирую его,
выкладываю в инстаграм и отмечаю Малкольма, чтобы он знал, что в
свой Последний день я думал о нем.
— Тут как будто кладбище, — говорит Матео и поднимает с земли
пару кроссовок.
— Если там внутри пальцы ног, валим, — говорю я.
Матео исследует содержимое кроссовок.
— Пальцев или других частей тела не наблюдаю. — Он роняет
обувь на землю. — В прошлом году я встретил на улице одного парня
без обуви. У него из носа шла кровь.
— Бездомного?
— Нет. Причем наш ровесник. Его избили, а потом у него отняли
кроссовки. Я отдал ему свои.
— Ну разумеется, — говорю я. — Таких, как ты, на свете больше
нет.
— Да не, я не напрашивался на комплимент. Прости. Любопытно
просто, как у него сейчас дела. Хотя сомневаюсь, что узнал бы его. У
него все лицо было в крови. — Матео мотает головой, как будто хочет
прогнать воспоминание.
Я наклоняюсь и рассматриваю один из лежащих на боку
таксофонов.
Синим маркером на том месте, где раньше была
телефонная трубка, написано:
«Я СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ, ЛИНА. ПЕРЕЗВОНИ».
Лине вообще-то сложновато перезвонить тебе, Человек, если
самого телефона нет.
— Какая безумная находка, — говорю я и весь сияю, переходя к
следующему таксофону. — Я чувствую себя Индианой Джонсом.
Матео молча улыбается, глядя на меня.
— Что?
— Я эти фильмы запоем смотрел, когда был ребенком, — говорит
он. — Но только сейчас об этом вспомнил. — И он рассказывает мне,
как его папа прятал сокровище в квартире. А сокровище всегда было
одним и тем же: банкой с двадцатипятицентовиками,
которые они
использовали в прачечных. Матео надевал ковбойскую шляпу из
костюма шерифа Вуди, а вместо лассо использовал шнурок. Каждый
раз, когда он подбирался ближе к банке,
его папа надевал
мексиканскую маску, которую ему подарил сосед, и швырял Матео на
диван для грандиозной битвы.
— Как круто! По рассказам твой папа клевый.
— Мне повезло, — говорит Матео. — Однако я затмил твой лучик
радости. Извини.
— Не, все нормально. Это ведь не какое-то событие вселенского
масштаба. Я ж не собирался разразиться пламенной речью о том, что
исчезновение таксофонов с улиц —начало всемирного разлада или еще
какой-нибудь чепухи. Просто смотрится охрененно. — Я делаю
несколько фото на телефон. — Но все же удивительно, да?
Платные
таксофоны скоро перестанут существовать. А я не знаю ни единого
номера наизусть.
— Я помню только номера папы и Лидии, — говорит Матео.
— Хорошо хоть я не за решеткой, было бы совсем отвратно. А так
знаю я чей-то номер или не знаю — уже не важно. Нам никогда не
оказаться в двадцати пяти центах от звонка кому-нибудь. — Я
поднимаю телефон. — Я даже пользуюсь не настоящим
фотоаппаратом. Пленочные камеры тоже скоро исчезнут с лица земли,
вот увидишь.
— А за ними почтовые отделения и написанные от руки письма,
— говорит Матео.
—
Кинопрокаты и DVD-плееры, — добавляю я.
— Городские телефоны и автоответчики, — продолжает он.
— Газеты, — подхватываю я. — Настенные и наручные часы.
Уверен, кто-нибудь сейчас разрабатывает девайс, с помощью которого
мы могли бы автоматически знать время.
— Бумажные книги и библиотеки. Они исчезнут еще не скоро, но
в конечном счете это все равно произойдет, так ведь? — Матео
замолкает, наверное, думает о тех книжках про Скорпиуса Готорна,
которые упомянул в своем профиле в приложении. — И
нельзя
забывать о животных, находящихся под угрозой исчезновения.
О них-то я как раз и забыл.
— Ты прав. Совершенно прав. Все проходит, всё и вся сходит на
нет. Человечество в дерьме, чувак. Мы думаем, мы такие неубиваемые
и вечные, потому что мыслим и можем о себе позаботиться в отличие
от таксофонов или книг, но, держу пари, динозавры тоже думали, что
вечно будут у руля.
— Мы не действуем, — говорит Матео. — Мы только реагируем,
стоит нам осознать, что часики тикают. — Он показывает пальцем на
себя. — Экспонат номер один.
— Думаю, потому мы следующие в списке, — говорю я. — И
исчезнем раньше, чем газеты, настенные и наручные часы и
библиотеки. — Вместе с Матео я пролезаю
обратно через забор и
оборачиваюсь. — Но ты ведь в курсе, что и городскими телефонами
никто уже не пользуется?
Достарыңызбен бөлісу: