532
ной науке, но также и прежде всего перед лицом самого опыта истории, не направляемого более
никаким знанием о путях к спасению. Но преодолевая понятие объекта и объективности познания
в направлении сопринадлежности субъективного и объективного, мы лишь следуем
необходимости самого дела. Сама критика эстетического и исторического сознания вынудила нас
к критике понятия объективного и принудила нас освободиться от картезианского обоснования
современной науки, восстановив в своих правах моменты истины, присущие греческой мысли. Мы
не можем, однако, просто следовать за греками или за философией тождества немецкого
идеализма: мы мыслим из среды языка.
С этой точки зрения понятие принадлежности определяется уже не как телеологическая
соотнесенность духа с сущностным строением сущего, каковым оно мыслилось в метафизике. Что
способ осуществления герменевтического опыта носит языковой характер, что между преданием и
его интерпретатором имеет место разговор,— все это представляет собой нечто принципиально
иное. Решающим является то, что здесь нечто свершается (geschieht). С одной стороны, сознание
интерпретатора не властно над тем, что доходит до него как слово предания; но, с другой, то, что
здесь совершается, не может быть описано как прогрессирующее познание того, что есть, как если
бы некий бесконечный интеллект содержал в себе все то, что вообще может сказать предание в
целом. С точки зрения интепретатора, свершение (Geschehen) означает, что он не отыскивает спой
предмет в качестве познающего, не «выведывает» посредством своих методов, что, собственно,
имелось в виду и как, собственно, обстояло дело, хотя бы его и сбивали с толку его собственные
предрассудки. Это лишь внешний аспект собственно герменевтического свершения. Он
мотивирует необходимость строжайшей методической дисциплины интерпретатора по
отношению к себе самому. Однако все это лишь создает возможность собственно
герменевтического свершения, того именно, что слово, которое дошло до нас как предание и к
которому мы должны прислушаться, действительно достигает нас, и причем так, как если бы оно
именно к нам и обращалось, именно нас и имело в виду. Выше мы разрабатывали эту сторону дела
как герменевтическую логику вопроса и показали, каким образом спрашивающий становится
спрошенным и как в диалектике вопроса осуществляет себя герменевтическое свершение. Мы
напоминаем об этом теперь, чтобы правильно, в соответствии
Достарыңызбен бөлісу: |