Когда рушится дом, трудно сказать, какая балка упала первой. Еще труднее выяснить, кто первым выстрелил в битве, продолжавшейся четыре года, во время которой стреляло, в общей сложности, свыше 50 миллионов вооруженных людей.
У многих, однако, возникнет любопытный вопрос:
— Как же фактически началась Великая война? Кто первый увидел врага, кто произвел первый выстрел?
И вот, после войны, чтобы удовлетворить это любопытство, штабы различных государств занялись отыскиванием первых «виновников» войны.
Работа была чрезвычайно трудная. От многих полков уцелело по несколько человек. Показания свидетелей были противоречивыми, единственно, что облегчило этот кропотливый труд, были данные относительно времени первой стычки: она произошла на австро-сербской границе между Белградом и Земуном.
* * *
Глухая, темная ночь. 28 июля. Яркие звезды изредка показываются из-за невидимых облаков, быстрой чередой набегающих на них. Молодой серп луны еще не показался.
По каменистому берегу Савы осторожно, крадучись, пробирается дозор Первого сербского пехотного полка. Мягко ступающих стрелков почти не видно. Шагов не слышно. Опытные в войне и горных переходах, сербы ходят, как кошки, каким-то особым чутьем угадывают невидимый камень, готовый покатиться, ополосканную водой ветку, которая может хрустнуть.
Впереди дозора — бравый сержант Милан Милойкович. Он еще подтянут, сапоги его едва запачканы, кокарда защитного кепи сидит прямо над переносицей, — война еще не тронула его.
Уже далеко за полночь. Над рекой начинает подыматься туман, предвестник грядущего рассвета, рассвета первого дня войны.
— Тсс!
Милойкович настораживается. Протянутой назад рукой он останавливаете ближайшего за ним стрелка. Прислушивается.
Откуда-то издалека, с противоположного берега Савы, доносится ритмичный звук — ра-аз, два! Ра-аз, два! Ра-аз...
Сомненья нет. Кто-то гребет, кто-то плывет по реке, по которой запрещено всякое движение. Ровно работают весла в уключинах, мягко отдается удар обмотанного войлоком дерева о тонкое, листовое железо.
— Австрияки! Ложись!
С легким бряцанием манерок солдаты рассыпаются редкой цепью, бросаются на камни, щелкают предохранителями винтовок. Милойкович кому-то что-то приказывает. Кто-то бежит назад, вдоль берега, — несет донесение командиру роты: на середине течения Савы обнаружены неприятельские понтоны ...
Милойкович всматривается в туман. Старается подсчитать количество сил приближающегося врага, но туман застилает зрение. Он чувствует на воде движение, слышит уже приглушенные голоса, прикидывает даже расстояние, но приближающегося десанта еще не в состоянии различить.
— Прицел постоянный!
Вот! Милойкович увидел. Понтоны. Один, два, шесть. Полные людьми. Австрийцами.
— Пачками справа, слева и с середины... начинай!
Милойкович первым взбрасываете винтовку, и резкий выстрел, как удар хлыста, сверкнув мгновенной молнией, пронзает тишину ночи и многократным эхом раскатывается по камням, холмам и противоположному берегу. В ту же минуту слева от него нестройным хором вспыхивают винтовки стрелков, покрывая грохотом и визгом первый вскрик первого раненого. Милойкович видит, как стоявшая на корме головного понтона чья-то темная фигура, взметнув руки, падает навзничь, а выпущенное кормовое весло с плеском шлепается в воду.
Выстрелы грохочут. Несмотря на огонь сербов, австрийцы поспешно гребут, их понтоны в свою очередь мечут огонь, тарахтят непрерывными выстрелами, но вперед продвигаются медленно, очень медленно: то один, то другой гребец падаете в лодке безжизненным трупом...
Неожиданно становится ослепительно светло. Милойкович машинально оборачивается и видит, как со стороны сербских укреплений красивой лиловато-белой дугой подымается ракета. За ней другая, третья, и скоро Сава на целые километры освещена мерцающим, мертвым, похожим на лунное освещение, светом.
Приближаются шаги поспешно бегущих людей. Покосившись, Милойкович видит, что это спешат к месту первой стычки солдаты его роты. Он закидывает на ремень винтовку, спешит к ним навстречу, отыскивает своего командира, чтобы отдать рапорт, но тот отмахивается, показывает куда-то назад и высоким от волнений голосом отдает солдатам команду рассыпаться по берегу.
Минута, — и на сербской стороне грохот ружейного огня усиливается еще больше. Еще минута, и новая рота припадает к земле правее первой. Милойкович ищет уже батальонного командира, но и это поздно, потому что вдоль берега Савы залег уже весь полк.
Сержант возвращается к своему взводу. Кто-то из его ребят сдержанно стонет, сжимая рукой раненое плечо.
— Ничего, ничего, братушка, — ободряет раненого Милойкович. — Гляди, австрияки уже удирают! Потерпи.
И действительно. Огонь сербов столь силен, что австрийский десант не выдержал обстрела и повернул. Понтоны быстро удаляются, на них видны замешательство, беспорядок. Один из понтонов неожиданно начинает крутиться вокруг своей оси и беспомощно несется вниз по стремительному течению реки...
Это было на сербской стороне.
А на австрийский, через несколько минут после того, как сержант Милойкович заметил движение десанта, пал первый раненый.
В понтоны погрузились саперы 7 венгерского полка. Вслед за ними, так же как и сербы стараясь не шуметь, разместились стрелки 68 австрийского пехотного полка. Солдаты нервно сжимали винтовки, офицеры револьверы. Каждый ожидал, что сербы их вот-вот откроют, а годы муштры мирного времени еще не давали оснований знать, что именно может в действительности случиться в этот момент.
На головном понтоне стоял во весь рост рулевой Франц Балла. За спиной его был карабин, в руках длинное весло, которым он старался удержать перегруженный понтон поперек течения.
С сербской стороны мелькнула молния. С визгом ударила в воду пуля Милойковича. Балла машинально сжал весло еще крепче. Вторая пуля ударила в железо. С понтона ответили. Новая пуля вонзилась в весло. Балла машинально присел.
— Не отпускай весла, дурак! — злобно крикнул лейтенант.
Балла пристыженно поднялся и почти в тот же момент осел снова, слабо вскрикнув и схватившись за грудь.
Он был первым раненым Великой Войны. Его перевезли в Bену. По дороге в госпиталь девушки бежали рядом с носилками и засыпали цветами прикрывавшегося голубой шинелью молодого, красивого венгра, улыбавшегося им из-под тонкого штриха подбритых усов блестящими, как жемчуг, зубами.
Франц Балла и Милан Милойкович были первыми героями войны. Умерли они недавно, всего только летом 1937 года, причем судьба снова отметила их своим перстом.
В июле, чуть ли не в годовщину начала военных действий, Балла умер от разрыва сердца. Двумя днями позже однополчане и родные проводили прошедшего через всю войну подпрапорщика запаса Милана Милойковича до места его последнего успокоения...
Достарыңызбен бөлісу: |