Поэма ростов на -дону 2014 г действующие лица

братина** – сосуд для питья, ковшик с короткой ручкой или с двумя, обычно плавает в ушате или ведре, или подвешивается на них. Иногда из братины пьют спиртное по кругу, для закрепления договоров. Братины сохранились до сих пор в виде сувенирного набора.

Кружки на цепочках у баков с питьевой водой, у колодцев, аллюминиевые и эмалированные ковшики ещё плавают в бачках и вёдрах, но их уже братинами никто не называет.

У лесных, или придорожных родников, зачастую ещё можно встретить подоржавевшую вскрытую консервную банку, надетую на сухую ветку, воткнутую в землю.

По этой банке можно отыскать сам родничок с ломящей зубы прозрачной водой.

Если оставить на месте консервной банке, что-нибудь поприличнее, через какое-то время, там будет опять консервная банка. Вот такая братина!

бобыль*** – неженатый человек

деркач**** – дергач, дергун, коростель, луговая птица, обладающая скрипучим голосом и быстро бегающая, шныряющая, в степи, в поле, в зарослях трав или хлебов. При беге вытягивает шею вперёд. Близкий родственник болотного, водяного коростеля, который известен так же, как водяная, чортова курочка, названную так за то, что очень хорошо перемещается в зарослях камыша и болотных трав и «обманом водит собаку», - пишет Даль.

Я ещё могу похвастаться, что видел коростеля свободного в его естественных условиях, и слышал его скрипучий голос. Отец в детстве специально останавливал молоковозку, на которой тогда работал, и показывал коростеля. А для того, чтобы мы увидели дрофу, он возил нас, меня и братьев, за Бутово (не московское), делая круг. Мы искали и нашли тогда гнездо, ямку в степи, прикрытую и умощенную пухом кой-как. Дрофа, распустив крыло, притворялась раненной, хотела увести от гнезда. Мне неизвестно выжили ли луговые коростели и дрофы, но водяную курочку неожиданно встретил в камышах сточной речки Медведки (притока речки Темерник) ниже женского монастыря иконы Иверской Божьей Матери (г. Ростов-на-Дону) Я приветственно взмахиваю ей рукой при встрече. Она не замечает, не пугается, привыкла к близости людей и не ожидает подвоха.

касаточка**** – касатка, ласточка. Маленькая чивикиющая чёрно-белая птичка с красной грудью, появляющаяся в Средней России по весне и исчезающая к осени. Воду пьёт на лету, на землю не садится, точнее, садится только для того, чтобы возле воды набрать земли для лепки гнезда. Сам видел. Скачущая на земле ласточка выглядит непривычно. Землю касатка смачивает клейкой слюной и вылепливает исключительно уютные гнёзда, прилепливая их под стрехами сеней. В Китае, видел, готовят блюда из ласточкиных гнёзд. У нас, на Белгородчине считалось, что если разорить гнездо ласточки, сгорит дом, видимо из-за окраски грудки.

Однажды, на теплоходе «Волго-Балт- 221» в былые времена мы очень долго простояли под грузовыми операциями в порту Белгород-Днестровский (Украина). Ласточки начали лепить гнездо под крышей, на левом крыле капитанского мостика. Тогда я служил в должности грузового (второго) помощника капитана. Как я только не пытался уговорить ласточек не делать этого. Мы ушли, когда гнездо было готово и уже утеплено пухом, и уже ласточка (она) подолгу сидела в гнезде, но яичек отложить ещё не успела. Эта пара провожала нас, отчаянно чивикая, до самого моста на выходе из залива, может быть и дальше, но я ушёл отдыхать после моста, так как вахта моя закончилась, а до этого мне довелось провести достаточно напряжённые сутки, заканчивая погрузку теплохода.

кирпочка****** – кирпатый (ая), значит курносый(ая), можно понять, как курносочка, куроносенькая

знахарка** - производное от слова «знать». Знахарка, ведунья – не ведьма, хотя граница отделяющая одно понятие от другого весьма зыбка, может быть единственный критерий,

это то, что ведьма всегда связана со злом.

Иногда знахарок, в отместку за неудачные опыты лечения обиженные пациенты несправедливо считают ведьмами. Справедливее, может быть, будет следующее. По одну сторону по степени умений применения знаний: травницы, бабки-шептухи, знахарки, ведуньи, а по другую колдуньи, ведьмы, крепко повязанные с нечистой силой.

шурин*** - родной брат жены. В песне В.С. Высоцкого жена говорит мужу, что «вон тот на шурина похож», а муж ей: «Ты, Зин, не трогай лучше шурина,/ какой ни есть, а всё ж родня…». Это место у Высоцкого всегда меня огорчало своей неточностью. Сестра не называет своего родного брата шурином, разве, что можно предположить, если в ссоре, может попрекнуть, дескать, что ж ты делаешь, он же шурин тебе! А уж муж тем более

не ответит так жене (сестре) о своём шурине (родном брате жены).

Все неродные братья жены есть сваты, сватовья. В нынешнее время от семейного уклада остались без путаниц: жених, невеста, муж, жена, тесть, тёща, сваты, кумовья. Обо всех остальных путаница.

Невнимание к деталям семейного быта и уклада, это стремительный и невозвратимый

рывок к разрушению семьи, как первоосновательной ячейки общества. Невольно с уважением думаешь, о тех, живших до нас, кто считал, что эволюция общества исключит

из жизни семью, как социальный институт. Это и происходит на свете, с разной скоростью. Уже ясно одно: семья – обречена на гибель. На её месте возникает новая форма, что-то вроде, договорного сожительства.

Мода закрепления браков, через религиозные обряды, не оказывает влияния на крепость семьи. Воспитательные функции делегируются обществу через различные специальные учреждения, как коллективные, так и приватные. В Сказочной Руси семья ещё крепка и хорошо работает на выживание людей внутри семьи. Выжатые за пределы семьи изгои обречены на гибель, сначала духовную.
СТР. 8.
меделянский* – порода собак видимо широко распространённая в прошлом, так как до сих пор на Белгородчине, употребительны ругательства: «Кобель (сука) медолянский (ская)» встречается однажды у Гоголя в «Мёртвых душах», Ноздрёв пытается подарить

Чичикову щенка меделянской породы.

зеньки** – ругательно: глаза

воры*** – разбойники, плуты, мошенники, сволочь, негодяи, мятежники. Вообще, люд преступный, противозаконный. В глубокую старину, восходящую к существованию Сказочной Руси ворам выжигали на лбу клеймо в виде буквы «В». Прожжённый вор, выжига, жжённый распознавался по метке. Попытки вывести клеймо, оставляли на его месте шрам. Понятие вор тогда было шире. Человека дерзнувшего взбунтоваться, поднять

руку на закон, так же называли вором. И клеймили и в каторгу его!

Я убеждён, что воровство часть человеческой натуры, во всемирном её понимании, так же как и ложь. Человек не может не восставать против существующего порядка вещей, просто мера восстания у каждого своя. Вот крайние примеры этого явления и называются воровство.

Цинизм этого убеждения очевиден. Недобросовестно понявший его, вполне вправе объявить меня человеконенавистником и будет неправ.
СТР. 9.
тырят* – воруют

шестеропёрик** – шестеропёр, род холодного боевого оружия, булава.

Бердышек*** – бердыш, протазан, боевой топор с широким удлинённым лезвием, иногда с пикой на ратовище (держаке), здесь: с шипом.
СТР. 10.
кистенёк* – кистень, род боевого холодного боевого оружия: тяжесть с шипами или без оных на ремешке, бечёве или цепочке, либо с короткой ручкой, либо с петлёй, в которую продевалась кисть руки.

Вообще, в руках умелого, особенно оберукого бойца оружие в рукопашном бою страшное. В боевых японских искусствах нунчаки близки по сходству устройства и приёмов обращения.

При неумелом обращении с этим оружием запросто можно покалечиться.

Простейший кистень, применяемый до сих пор, гирька на цепке, солдатский (матросский) ремень с бляхой. Сюда же можно отнести велосипедную цепь, завязанную узлом на конце.

Однако, умелых бойцов нынче единицы, что радует и цинично же огорчает.
валушок** – валух, оскоплённый баран. Для пополнения ругательного словаря по ассоциации можно добавить, что конь-производитель – жеребец, оскоплённый – мерин. Что кабан-производитель – кнур, хряк, свин, оскоплённый – боров. Что бык-производитель – бугай, кугут, оскоплённый – вол. Что оскоплённый петух – каплун.

Приём с козлом (козёл-производитель, кстати, цап) достаточно известен и широко использовался.

Вообще, овцы черезвычайно интересные животные, очень послушные, всегда идут за предводителем. Перед входом в бойню, чуя кровь и смерть, волнуются, упираются, и загнать их трудно. Из чувства сострадания, чтобы избавить овец от преждевременных страхов, ставили вперёд козла-вожака-проводника.

Однако мне известно мнение, что у испуганных овец, кровь и мясо горчат.

Овца очень терпелива и болезнь старается перенести на ногах. Когда ей плохо она тяжко вздыхает, как человек, и плачет. Крупные прозрачные слёзы текут из прекрасных девичьих глаз, опушённых длинными крепкими белыми ресницами. Если болящая овца ляжет, то излечить её, поднять на ноги, уже почти нельзя, никакими лекарствами.

В местах разведения овец в прошлом известна была детская забава с колесом. Тележное колесо, раскатывалось детворой с горки и пускалось в сторону отары. Баран, ближайший, заметивший колесо, угнув голову бросался навстречу. От столкновения с бараньим лбом колесо рассыпалось вдрызг. Колесо гнётся из хорошего пропаренного дуба и ошиновывается железным ободом. Ступица и спицы дубовые тож.

Неумная храбрость барана вызывает восхищение.

Овец подманивают к себе, протянув руку и ласково повторяя.

– Бырь-бырь-бырь.

Но если наклониться низко, то можно пострадать.

Молодой бойкий баран, приняв наклон за вызов, может, разогнавшись, ударить своим крепким лбом, как раз тем местом, где срастаются уже наметившиеся витые рога. Разгоняется баран стремительно, в два-три прыжка, но может хватить и одного. Несмотря на небольшой, относительно, вес, (средний вес упитанного барана примерно равен весу девицы-модели стандартных параметров) соприкосновение обычно жёсткое, звучное и нездорово для человека. Однако известен другой случай, о нём можно узнать из книги российского писателя Юрия Макарова «Ровеньские залепухи».

Прирученных баранов обычно зовут Бырька или Борька, в шалые недавние годы последнее имя было в ходу. Этим именем поназывали по деревням Несказочной Руси и бугаёв, и кнуров, и кобелей, ну, и баранов, более всего, похоже.

Но баран Борька, о котором речь ниже, жил у Юрки Лукинского, друга детства, ныне покойного, ещё до «буржуазного» переворота.

Юрка настолько был связан с природой тайными неизвестными мне ниточками, что всё живое тянулось к нему смалу.

Так и баран Борька. Он с ягнёнка бегал за ним как собачонка. Для того, чтобы Юрка не гнал его от себя, Борька выучился разным проделкам. Он вырос, шерсть его завиток к завитку, переливалась серебристым блеском. И когда становился на задние ноги, то был уже в рост человека.

Когда мужики собирались в кружок у мастерских распить бутылочку-другую, Юрка подзывал Борьку, оттягивал ему губу, вливал туда стакан красного вина, и, потрепав по шее и за ухо, отсылал его сторожить.

– Иди, сторожи, да гляди: не подпускай никого, – говорил Юрка. Борька отходил от мужиков, белки глаз у него краснели, и не было более грозного стража. Он сбивал с ног любого или любую, кто осмеливался перешагнуть невидимую линию, которую Борька определил: близко.

Когда решали, где взять мяса на послепосевной сабантуй, Татьяна, подруга детства, Юркина жена, предложила Борьку. Юрки дома не было, ездил за каким-то чёртом в Вейделевку, наш райцентр. Когда вернулся, под вечер, Борька уже по частям варился и жарился, готовясь к сабантую. Юрка на сабантуй не ходил и два дня после не ночевал, говорят, дома. Где он был, я не знаю.

Потом он умер, ещё молодой. А я у Татьяны, когда бываю дома, всё никак не осмелюсь спросить, какого хрена, ей нужно было резать Борьку? Можно было достать мяса и из совхозного стада.

Нет, я не осмелюсь спросить у неё про Борьку. Их это дело, семейное.

базок*** – баз, отгороженное просторной оградой пространство, обычно для содержания домашней живности на свежем воздухе, отгораживались базы рядом с хлевом, сараем, кошарой.

мясом бараньим****– козёл пьющий водку и заедающий бараньим шашлыком не выдумка.

Вдобавок ко всему всамделишный козёл ещё и лихо курил. Напившись и накурившись, ходил, шатаясь, и падал, где ни попадя спать. Не выдуман и мужик, который пил водку с козлом, правда, в отличие от сказочного Федота, мужик был безбородый. Загадкой остается, о чём и тот и другой разговаривали с собутыльниками, но видимо это так и останется тайной, поскольку все попытки подслушать их беседы заканчивались и в сказке и в жизни одинаково. И козлы и люди молча и немедля лезли в драку, с одинаково налитыми кровью глазами, и попавшийся был бит ими беспощадно и страшно.
СТР. 11.
биточек* – биток, вообще, любая тяжесть, зажатая в кулак. Но бойцы лили битки себе под руку. Если в праздничных боях стенка на стенку у кого обнаруживали в руках биток, того

запросто могли забить до смерти. Даже медный пятак, тогда довольно крупный, мог служить хорошим битком. Прародитель свинчатки и кастета. Кроме того, различаются битки (биты) для дворовых игр, ныне забытых. В «бабки», в «кремушки», в «городки».

акинак** – прямой, короткий скифский меч. Другое дело, что Фимка носил его в ножнах на спине, и поскольку он был оберуким левшой, то драться с ним было затруднительно, то есть он сначала бился, как правша, потом резко менял стойку. То, как он был вооружён, показывает, что с противником он всегда сближался вплотную. То есть, психологически

выигрывал сразу, грубо говоря, Евсей с бердышём, разумнее, но трусоватее Фимки. Хотя «трусоватее» условно, относительно.

углядел.

Вообще следует стараться сбивать с ног так, чтобы, даже на краю сознания у сбитого не возникало даже проблеска желания встать.

схрон** – тайный склад припасов. По нынешнему времени, я даже заколебался, нужно ли объяснять это старое понятие. Но, нет, оказывается, не все смотрят телевизионные новости, в которых, к слову сказать, всё реже упоминается про обнаружение бандитских схронов.

вином*** поить – до сих пор ещё сохранились места, где вином называют всякий род спиртного, исключая самогон и наливки, различая по цвету, белое или красное.

Водка – белое вино, или горькая.

Креплённое вино – красное вино, или сладенькое.

–Веселие Руси – питие есть!

Так воскликнул, сказочный, почти, персонаж: летописец Нестор.

Горькое это веселие, думается мне, а в умелых руках, ещё и оружие психологического воздействия, чем Евдоха инстинктивно и пользовался, хорошо бы только Евдоха и только в пределах сказочной Руси.

ничегошека** – точнее, «ничагушечка», ещё, говорят «ничагушечка с красной ручечкой». Происходит от слова «ничего», на Белгородчине произносят: «ничаго» или «ничаво».

Диалектное, областное, местное произношение до сих пор служит предметом насмешки для людей образованных, прямым образом это справедливо связывается со способом мышления. Местечковый диалект рождает местечковое мышление, местечковое восприятие жизни. Носители правильного русского языка естественно выступают противниками и душителями в том числе и самобытности. Стандарт, может породить только стандарт. Из разнообразия можно вычленить общее, стандартное, но, разрушив многообразие, стандарт разрушает сам себя. Всем понятно: важна мера вещей. Стандарт количества присутствия диалектизмов в стандарте. Оп!
СТР. 16.
Зелен Тугаринович* – сын Тугарина Змеевича, исконного врага Руси, представления о нём восходят к древним мифам о битве добра со злом в образах народного героя и змея, ему в противники. Так, что сам Тугарин, видимо, сын побеждённого Змея. Зачастую потомки побеждённого стремятся к реваншу, по крайней мере, стойкая и явная нелюбовь к победителю живёт веками.

Ошибочный алгоритм решения этой проблемы природа показала нам народами взлелеявшими право кровной мести. Врагов либо следует уничтожать под корень по седьмое колено, либо не заводить вовсе, то есть покориться, что невозможно по условиям жизни. Нераскаявшийся Виталий Калоев, хорош, как иллюстрация ошибки. В Сказочной Руси Иван преодолеет этот важный барьер, предложив забыть об отмщении. Там он победит, встретив неожиданную поддержку Зелен Тугариновича, хотя аргументы у него

совсем другие.
СТР. 18.
шишиги, да кикиморы* – шиш, шишига, из рода домовых, наряду с кикиморой. Однако иногда их считают жителями лесными, да болотными, но не рода лесовиков. Самый известный лесовик это Леший, но он, похоже, выморочный Лесовик. В обутке не на ту ногу, застёгнутый по-женски налево, беспамятен, он и людей путает, кажется, потому, что сам дороги не знает.

Кикимора болотная самостоятельна, замечательно худа, пронзительна голосом, мелочно злобна, но не омерзительна.

Почти весь сонм языческих духов, при всей своей опасности, имеет слабости, знание и использование которых может человека избавить от последствий встречи с ними. Позже с оцерковлением сознания, крест святой и святая вода первые спасители.
СТР. 19.
Колун* – дровокольный топор, плотный, узкий, тяжёлый, на длинной ручке. Чтобы найти сейчас кованый колун надо сильно постараться. Взамен мне приходилось видеть, тяжёлое, толстое зубило, либо толстый стальной заточенный стержень, приваренный к длиной стальной же трубе. Такой инструмент для колки используют совместно с кувалдой.

Прозвище Ефрема связано с его любимым оружием.

кацап* – на окраинных землях так дразнили московских солдат, за их бородатость. «Ка цап», дескать, бородатый, словно козёл. Цап – козёл. Неполиткорректное название русских

хохол** – так дразнили московиты жителей окраинных земель. Те брили головы, оставляя, клок волос. Хохол. Оселедец, который, иногда даже, заправляли за ухо. Неполиткорректное название украинцев.

шукать*** – искать

СТР. 22.
тракт* – хоженая и езженная дорога

портки** – порты, штаны

шайка*** – обычно, деревянный таз, своего рода короткий ушат, позже, шайкой стали называть любой таз, чаще помывочный.
СТР. 23.
шайка* – обычно негативный оттенок: круг людей собравшихся вместе, с дурными намерениями.

ямщик** – извозчик на дальние расстояния, перевозящий по почтовым трактам, пассажиров и почту. На почтовых трактах, через расстояние (т.н. перегон), которое может пройти лошадь без ущерба для здоровья, обустраивались ямы: постоялые дворы, с конюшнями, с запасом кормов для лошадей, и сменными лошадями. Отсюда ямщик. Фигура песенная. Длинны были тогда дороги.

коренник*** – средняя лошадь в упряжке: тройка. Крайние – пристяжные. Коренник, обычно, вожак, покрепче и в пристяжке, лошади поплоше. В упряжке: пара, также различаются коренник и пристяжка. Коренник – справа.
СТР. 24
полотно по лугу выстелила* – полотно, сотканное по зиме, весной выстилали для отбеливания. Технология отбеливания была достаточно сложна и трудоёмка. У нерадивой хозяйки и полотно нечистого цвета.
СТР. 25.
ледник* – либо отдел в погребе, либо отдельный погреб, уложенный напиленным зимой льдом, для сохранения скоропортящихся продуктов. Холодильник того времени. Экологически чист. В моём детстве ледники существовали у каждого молокозавода, для

хранения продукции.

– Для крепости, – поясняют продавцы.

Человек, выпив такую настойку, не пьянеет даже, а дуреет. И на похмелье его мучают жесточайшие головные боли.
СТР.32.
курная изба* – изба, которая отапливается очагом. Крыша такой избы выше, чем избы с печью, дым очага уходит в отверстие в самой крыше. Само пространство под крышей, своего рода открытый чердак, над полатями заполнено дымом.

Кое-где ещё сохранились, курные бани, которые топятся «по-чёрному», они могут дать слабое представление о курных избах.

Мне встречать курных изб уже не доводилось, но я знаком с людьми, которые первые зимы детства провели на полатях в курной избе. Это при том, что уже в Сказочной Руси полным ходом очаги заменялись печами.

Плясать от печки!

Строить дом начинали выкладывая фундамент под печь, она же и делила пространство избы на половины, чистую горницу, зимой прохладную и, по возможности, нежилую и переднюю часть жилую, бытовую.

Конец жизни домашних печей предрешён внедрением газового отопления, но кажется мне, что долго ещё на неприбранных просторах России то там, то там, будут видны дымы столбами поднимающиеся в морозное небо.

Сладок и приятен нам горький дым Отечества! – хочется воскликнуть вслед классику.
СТР. 33.
разбойничком Сенька-то был* – здесь Проня Зык озвучивает отношение народонаселения Сказочной Руси к богатству. Либо клад достался, стало быть, повезло сволочуге! Либо, чаще всего, перешло по наследству от деда-душегуба.

На честных дорогах богатства нет.

С таким же точно отношением к богатству беда и посейчас.

Неужели и взаправду это так? – лицемерно спрашиваю я.

дроля** – дружочек милый, ухажёр. Значение этого слова понятно, однако найти его в словарях у Даля и Ожёгова мне не удалось. Скорее всего в словарях местных происхождение его становиться более понятным.

вершок** – погонная мера, 16 на аршин, 4 на четверть, верх пальца (по длине)

Тюрьма это европеизированный острог, поскольку само слово, занесено в Россию немцами, это место, где одни люди, пока ещё не осужденные, стерегут других людей, уже осужденных.

Общая обречённость большей части народа как Сказочной, так и Несказочной Руси по поводу того, что от тюрьмы отрекаться не стоит, основана, видимо, на долгом жизненном опыте. Опыт этот безнадёжен и неизжит. Большая часть мужского населения в глубине сознания заражена убеждением, что если кому-то, более сильному, понадобится посадить его в тюрьму, то так и будет. О женской части населения сказать, что-либо затруднительно, но мне кажется, что женщины меньше способны ощущать себя перманентно виноватыми. (Весьма дурацкое слово «перманентно», означающее: «постоянно, неизменно», употреблено мной здесь из вредности)

Убеждение это является, кажется, следствием того, что каждый мужчина (шире: человек), проживая жизнь, не раз преступал черту закона, для каких-либо своих надобностей, по большей части для удовлетворения своих желаний, в том числе и низменных, никак по-иному удовлетворёнными быть не могшим. Либо для защиты личных или семейных интересов. Что тут стоит вперёд чего, лучше всего известно судьям, уставшим от единообразия причин и уж точно знающим, что нет человека, которому нельзя вменить преступление, потому что в иных случаях, лучше вменить, ибо вменят тебе.

Примечание в примечании: Автор не открывает здесь своего настоящего отношения к тюремной проблеме, по своим, никому неинтересным причинам.
СТР. 47.
кондёр* – густой суп с пшёнкой или жидкая пшенная каша на сале и мясе
СТР. 48.
в головах ищутся* – при той скученности и тесноте, в которой жили, несмотря на любовь к баньке, одним из праздных времяпровождений было искаться в головах друг у друга.

Хорошо сказано у Даля: Известное чужеядное насекомое Pedikulus; на человеке водятся три вида ея: головная, платяная и тельная, площица.

– Вот так!

Мать рассказывала, когда умер пан Галушка, арендовавший у графьёв Паниных земли и основавший мою малую родину, хутор, так и названный его именем, и доживавший дни свои в пьянстве, вшей на нём, на мёртвом, вылезло, столько, что он как бы был укрыт шевелящимся покрывалом.

В детстве я был убеждён, что вши заводятся от тоски, так я случайно услышал от взрослых. Сейчас, время от времени, слышу, жалуются, дескать, в элитный садик дитя устроили, денег кучу уплатили, глядь, по дитю вошь ползёт!

нукер** – телохранитель

дежевой**– дежа, большая бочка. В таких бочках, поставленных на колёса, возили воду. К бочке приставлялся человек. Дежевой: водовоз.

сердюк*** – знаменосец, обычно отыскивался среди высоких, стройных, спокойных «лыцарей».

турзучилось и куликало**** – можно прочесть, как: шевелилось и попискивало

мониста**** – монисто, ожерелок, бусы
СТР. 50.
кликуша* – обычно женщина, одержимая бесами, больная истерией или падучей.

В эпохи перемен, количество кликуш увеличивается соразмерно с масштабностью перемен. Хрупкое здоровье не выдерживает психологических нагрузок. Кликуши воют, рычат, матерятся на разные голоса, пророчат беды!

Неизвестно откуда влетела мне в память эта тульская жемажурочка, в значении, почти совпадающим: жемажурочка озорной танец с эротическими телодвижениями, забытый нынче, вероятно, и на родине.

В Сказочной Руси, ещё танцуют те танцы, которые рождаются тут же, где люди живут. Дальние расстояния не позволяют ещё такого скорого заимствования, какое бытует в наше, тоже, кстати, сказочное для наших потомков время.

барабан восьмиспицый** – дхамма чакра, колесо о восемь спиц, буддийский молитвенный инструмент. Приблудные надо полагать были буддистами.

дошло до нас.

Цыркунивка он прожил в сиротах по хатам, пока не убил местного писаря, у которого по очереди кормился, за то, что тот назвал неизвестную мать Михайлы гулящей. С этого и начались его мытарства по жизни.

Ходили слухи по селу, будто мать его и была та самая Катерина, которая нагуляла его от москаля, а когда всё открылось, тот москаль, ротный командир расквартированного неподалёку полка, отпёрся от знакомства с ней. Родные от неё отказались. Она собралась

всё ж таки идти за своим «любым», который был переведён от греха в другое место, но по дороге её застала зима. Зарывшись в сугроб, она родила Михайлу и, видя безвыходность свою, оставила его на обледенелых ступеньках сельской церквушки, а сама пошла вниз к реке, свести счёты с неудавшейся жизнью. Река, покрытая льдом, её не приняла. А сверху пожалели. И она обратилась в плакучую иву, которая до сих пор роняет свои ветки-слёзы в чистую воду одного из притоков Северского Донца.

Мытызуркой его стали звать, когда он, ещё отроком, выбежавши по нужде на двор,

увидел, как пробравшийся в закут волк терзает козу. Козу хозяин сдуру привязывал в ночь «мотузком» (тонкая верёвка), так что коза сбежать от волка не смогла. Михайло сильно испугался и в хату вернулся в полуспущенных штанах, крича: «Ой-ой! Там вовк мытызурку дэрэ! (Там волк мытызурку дерёт!)». Наверное, это слово вместило в себя и мотузок и козу и ужас увиденного.

После того, как мытызуркины хлопцы ушли от Евдохи, Михайло, сызмалу не отличающийся здоровьем, сильно заболел.

– Лэгэсенький и худэсэнький як кошэнятко! (Лёгенький и худенький как котёночек!) – говорил Мыкола Алтын укладывая Михайлу на повозку. Михайло горел, его знобило и трясло. На третий день, в ночь, когда они были неподалёку от тех мест, где Михайло родился, он уснул, но спал недолго. Очнувшись, он вдруг приподнялся, опершись на руки и уже никого не видя, уставился широко открытыми глазами в темноту.

–Нэнько, мамо моя риднесенька, за що ты мэнэ кынула? – Были его последние слова, первая жалоба за всю свою клятую жизнь. – Я ж тэбэ так кохаю! (Мамочка, мама моя родненькая, за что ты меня бросила? Я же тебя так люблю!)

СТР. 73.

Кроме того, поскольку зайцы приносят потомство в конце зимы и в начале весны, то издавна в это время не охотятся. Так что, лыкодёры вдвойне браконьеры. Хозяин постоялого двора их просто пожалел, так как, весенняя шкурка никуда не годна, время линьки, зайцы сбрасывают зимние одежды.

Помню, в детстве, можно даже было опознать, под каким кустом залег заяц. Выдаёт нечаянный клок шерсти, трепещущий под южным ветерком.

Это время, когда основное таяние уже прошло, выгон, пригорки и склоны яров уже попросохли, а по лесопосадкам и по оврагам ещё лежит снег. Остатний снег тает, и ручьи талой воды бегут вниз по склонам, с тихим шуршащим звуком, который в полной тишине сочетается с первыми трелями, уже прилетевшего и трепещущегося в вышине жаворонка. Вода в ручье прохладна, без ломоты, чиста, как слеза, но напиться ею трудно.

Лишённая минеральных солей, она не утоляет жажды.

Сейчас, я так понимаю, пить талую воду уже негоже, из-за сильной загрязнённости атмосферы, на частицах этой загрязнённости рождается в небе снег.

Лыко сейчас дерут единицы-кустари. Оно заменено другими, искусственными материалами, но деревьям от этого не легче

шкалик** – кабацкая мера питья, осьмушка, косушка, мерзавчик.

штоф*** – кабацкая мера питья, кружка, по восемь, или десять на ведро. Осьмериковый штоф содержит 16 чарок, десятериковый – 12 чарок. Дед Бенедиктыч перегибает палку, обещая одним разом выпить через нос целый штоф, ему справедливо не верят.
СТР.74.
Полевой* – один из славянских языческих духов. В доме – домовой. В поле – полевой. В лесу – лесовик. В воде – водяной. Православная религия видит в них бесов, имя коим легион. Вот так!
СТР. 80.
алтын* – трёхкопеечная монета. По-турецки: алты – шесть. Не было ни гроша, да вдруг – алтын! – гласила пословица, когда шкалик стоил много полторы копейки.
СТР. 88.
Свадьбу гулять* – справлять, играть. Сейчас говорят почти так же, но я уже слышал, как говорили, что-де сыну свадьбу отметили (не справили, не отыграли!).

Происхождение «свадьба» ведёт от слова «свести». В досказочные времена весь обряд свадьбы, тогда ещё языческой, имел сакральное (любят это слово просвещённые умы!) значение.

Играли, справляли обряд. Считалось, традиционно, «аки прияхом от пращуров родных», но на самом деле, в каждом роду с отступлениями, и каждая свадьба, при всей схожести, разнилась одна от другой. Причины этих отступлений весьма разнообразны.

Филологи, фольклористы и дипломированные писатели прошли через описание традиционных народных гуляний. Всякое описание деталей быта из-за внимания к деталям, многословно и чтение описаний утомляет нелюбопытного и нелюбознательного читателя.

Но есть ряд основных примет хорошо разъясняющих суть свадебного обряда.

Один род брал в себя человека из другого рода.

Муж брал себе жену.

Но мир был заселён природными духами, причём зачастую одни и те же духи покровительствовали одному роду и чинили препятствия другому.

Всех их следовало запутать, так, чтобы в дальнейшей жизни не случилось зла от них.

Поэтому свадьба начиналась с прощания с девушкой. С ней прощались её подружки, родня, её обмывали, обряжали в одежды траурных, белый с красным, цветов. Делали вид, что она умерла. Ей закрывали лицо накидкой, являлся жених и увозил её.

– На погост! – так, должно быть, думали духи-хранители рода. Для них она умирала. Возврата назад ей не было. Вот эту безвозвратность и оплакивали девушка и её подружки на девичнике.

Домой жених привозил невесту (неведомую). Невесть кого! Незнакомую, неизвестную для духов своего рода особу, без покровителей, открытую для дурного дела, беззащитную.

Имя она оставляла в прежнем своём месте, и, безымянная, она терпеливо ждала, своего возрождения уже в ином качестве жены, весты, хозяйки, которую переодевали в праздничную одежду взрослой замужней женщины и давали другое имя.

Всё, что пелось и творилось вокруг, уточняло суть обряда.

Но уже в Сказочной Руси, суть эта затушевалась в человеческой памяти, свой вклад внесла церковь, которая по-другому поступить не могла, так как вводила свои обряды, накладывая их на языческие, там, где не удавалось обряд извести до забвения.

Напор церкви, государства и времени сделали своё, и от свадебного обряда, остались ножки, да рожки, зачастую от разных видов, плохо подходящие друг к другу.

К слову сказать, в некоторых местах Несказочной Руси существовали ярмарки невест. В упрощённом варианте, уже на памяти моих родителей, в слободе Белый Колодезь, Белгородской области, на Покрова, подросших девушек, уряжали, сажали в сани и везли вдоль по длинным улицам.

– Па-аспела-а-а! – Распевно кричал время от времени отец, который и правил лошадью, либо лошадьми, тут уж, кто как. – Па-спела-а!

Потеряв цельность увода девушки из своего рода навсегда, свадьба превратилась в не очень весёлый обряд, а в городе, где свадьбой руководит тамада, часто человек, нанятый за деньги, необразованный, не знающий и не желающий знать о сути обряда, в свадебный вечер.

Тамада ведёт не обряд свадьбы, а свадебный вечер.

И строит свою программу на этом.

Массовики-затейники, вот кто диктует свою волю на нынешних свадьбах, а не природная стихия, неизбежная в своём добре и зле, не подчиниться которой, не выполнить волю которой, значило остаться без защиты перед её неумолимостью.

Но поскольку сейчас семья, меняет свою форму, прекращая работать, как первооснова общества, которое в свою очередь, меняется и становится не обществом социальных групп, а обществом одиночек, имеющих друг перед другом различные обязательства, но существующих, только ради самих себя, старающихся забрать себе возможно больше прав и оставить как можно меньше обязанностей, то разговоры о сути отживших древностей имеют всё меньше и меньше смысла.

А свадьба Ивана да Елены была, в самом деле, отыграна по бытовавшему в то время обряду, исправленному в позволенных пределах, для приспособления под царские нужды.

Свадьба получилась светлая и лёгкая. Елена была нежна и мила, а Иван весел.

Не омрачила свадьбу даже выходка Егора-бобыля, это, когда гуляли в деревне.

Егор-бобыль в первый день ел и пил с усердием, почти не поднимая глаз на то, что творилось вокруг, а на второй день встал и, указывая на Ивана заскорузлым пальцем, заявил, что у «жаниха цвяты не таки».

–Каки таки не таки? – возмутилась Афиногеновна. – Цвяты, как цвяты, белаи, вон, нежнаи. А то може табе и жаних не такой.

– Каки белаи? – не отступился Егор-бобыль. – Да и жаних какой-сь не такой…

Ну, тут уж многие с мест повставали.

–Сам сморчок-сморчком, Ивана хаишь!

– А ты падайди паближе, глянем, кто сморчок, а кто нет. Да ни спяши саседей смяшить, чё падаишь? Тожа мне свальбу учинили. Цвятов таких найтить не могуть! – стоял на своём Егор, сам уже видевший, что взворошил всю свадьбу.

Побили Егора не сильно, Иван заступался, а против него, чертяки-бугая, куда рыпнешься.

Егора связали, продержали в чулане кильдимчика (избёнка, где собирались посиделки) до вечера и отпустили. Егор за столы не сел. Заглотнул большую чарку белого, оттерзал гусиную ногу и ушёл.

Дома он забрался на печку, доел ногу, окропляя её слезами, и долго ещё плакал, пока не уснул.

Разбудила его пьяненькая баба Груня, не наша, которая в почётных гостях, на почётном месте на свадьбе гуляла, а та, которая в Верхнем Среднепоречном жила. Разбудила и лезет к нему с лаской. Егор от неё в угол.

–А? Что? – спросонок. – Что ты, бабуся?

А та ему.

–Я, что ль, бабуся? Я кака тебе бабуся? Я пока ишшо люблюся!

И как Егор не крутился, сладили. Рано, рано тогда в старики людей зачисляли. И так они сладили, в такую ладную пару притёрлись, что любо-дорого.

Утром Егор-Бобыль вышел во двор, сел на завалинку, сплюнул в сторону свадьбы Ивановой.

–Мы тож, не в грязь лицом! – Засмеялся. – Я тож ишшо унуков вынянчу.

Маня Городская, вернулась со свадьбы довольная, Иван её приветил и сам Царь за ручку в ручейке (игра) водил. Её выбрал!

–И-и, милаи падружки, – восхищённо пела Манюня. – Нявеста уся у белам, а тут и тут краснаи палосы, а накидка светлая да лёгкая. А жаних статнай, да красивай! А на сталах!

Ды усе сталы пазаставлены. Тут табе и пиражки с рисам да яйцом, и пиражки с капустой, и пиражки с картохой, да вот таки-та вот! – показывала Манюня, отчёркивая одной рукой полруки другой, – и блянцы у масле, и без масла у мяду, а ки-се-лю-ю-ю-ю!!!

Киселя и вправду было много.

Вишнёвого.

–Эх-х, люблю!

1. Идея: симфоническая сказка-поэма

2. СЮЖЕТНЫЕ ЛИНИИ:

1) ДЕД и БАБА – волшебное обретение и горькая потеря сына. Ранняя смерть Ивана. В чём причина смерти Ивана? Для юных и не очень современников сказочный герой – больше не герой. Гибель сказочной Руси? – Точно ли это так?

2) ИВАН – хождение во власть и власть земли, нереализованность божьего промысла, кому много дано, да не дано точки приложения сил. Где родился – там и пригодился? Знай сверчок свой шесток?

3) ИВАН да ЕЛЕНА – чистая музыка любви, сладкий идеал семьи, который сейчас, считай, уничтожен. Горькая лирика. Грёзы о прошлой жизни.

4) ЗЕЛЕН ТУГАРИНОВИЧ, да ФОТИНЬЮШКА-ЛЮБУШКА, да их ДЕТЁНЫШ, – страсть ломающая природные преграды, рождение нежной любви, материнская любовь к своему дитятку, каким бы уродцем оно, грешным делом, не оказалось. Чужое русскому уму понимание о вседозволенности тёмных телесных хотений. Какие уродцы родятся, и что вырастет из нынешних стремлений, так называемых, передовых цивилизаций к раскрепощению телесных извращений, обратной стороной которых, считается раскрепощения ума от ненужных уже человеку цивилизованному религиозных табу?

5) ЕВДОХА И ЕГО ВАТАГА – Народный растерянный бунт. Разгадка жестокости народных бунтов в растерянности разума. Подтверждается жизнью, люди засыпали во время карательных фашистских расстрелов. Мозг отключал сознание. Сон разума порождает чудовищ. А кого бить-то? Бить-то кого? – Не правда ли современный и своевременный вопрос?

И завершается эта линия исходом растерянных бунтовщиков из родных мест в страну Муравию, где молочные реки, кисельные берега и правда и справедливость и всё. (Ну, чем не Крым, утянувшийся в Россию?)

Так и не поняв, что и туда они унесут свой растерянный ум, свою мятущуюся душу, в которой нет опоры, даже такой поганой, как любовь Фотиньюшки-любушки.

6) МИТЯЙ ВОРОВАЙКО – Воровская правда и есть ли другая правда? Сколько правд на свете? И какие они? Потеря смысла существования. Смириться с тем, что человек рождается в этот свет, для того, чтобы вырасти, окрепнув, произвести себе подобное существо и умереть – не каждый способен. МИТЯЙ – слеп, глух и нем, человеческое погибло в нём и точкой его духовной гибели – свадьба на ещё худшем слепо-глухо-немом существе, на своего рода модели, победительнице конкурса красоты, внутри которых нет человека, тёмное бездушье.

7) СЕНЬКА – тёмная душа, которой явился смысл. Вернуть его назад в его прошлое невозможно. Редкий сможет вырваться из-под власти денег, ещё более крепкой, чем власть родной земли. Сенька – счастливец!

КАМАРИНСКАЯ существует в трёх (грубо) видах:

1) Наигрыш – музыкальная обработка от одиночной балалайки и гармони до оркестровых обработок.

2) Мужские частушки, делятся в свою очередь на те, в которых о том, что мужик не желает работать на барыню Марковну, то есть социальный протест. И на те, в которых кроме кабацкого разгула и разлюли-малины голяцкой – нет ничего.

3) Женские частушки – о любви, эталон исполнение Лидии Руслановой.

Правильное соотнесение этих видов КАМАРИНСКОЙ с текстом важный пункт идеи музыкального сопровождения.

Дополнительные музыкальные мотивы по сюжетам точно в сцене драки у реки Акульки музыкальный наигрыш – ПОД ДРАКУ, например Псковский Скобарь, остальные возможны на усмотрение постановщика.

Хотелось бы, чтобы моя идея о музыкальном сопровождении была правильно понята. Музыка, как стержень, должна поддерживать происходящее, но ни в коем случае не выпирать на первый план, но вопрос гармонизации музыки и текста, конечно, зависит от качества постановщика и тесного безамбициозного сотрудничества постановщика и автора.

Приношу глубокие извинения за вышеизложенное, которое при невнимательном прочтении может показаться попыткой навязать своё мнение театру, в то время как я только изложил своё видение на предлагаемый проект.

Надеюсь на Вашу заинтересованность,