Поэмах «Илиада» и«Одиссея» ив поэмах Гесиода «Труды и дни» и

Буржуазные философы-идеалисты пытаются скрыть мате­риалистические взгляды Аристотеля и выпячивают его идеа­лизм. В. И. Ленин указывает, что в изложении философии Ари­стотеля у Гегеля «скрадены все пункты колебаний Аристотеля между идеализмом и материализмом», в частности «все скрадено, что говорит против идеализма Платона...». Ле­нин отмечает, что Гегель прибегает ко всяческим идеалистиче­ским подделкам и ухищрениям для того, чтобы подделать Ари­стотеля под идеалиста XVIII—XIX вв.

Аналогичную позицию занимают историки философии и ло­гики Целлер, Прантль и др. Так, например, И. Ремке с явной натяжкой утверждает, что Аристотель не преодолел трансцен­дентности общего, которая заключалась в теории идей Платона. Когда Аристотель критикует теорию идей Платона за то, что она принимает самостоятельное существование общих понятий и противопоставляет этому свой материалистический взгляд, что общее существует лишь во многих единичных вещах, то это, по Ремке, только одни «прекрасные слова», а на деле Аристо­тель продолжает по-платоновски мыслить общее трансцендент­ным по отношению к материи и единичным вещам. По мнению Ремке, общему (форме) в системе Аристотеля принадлежит полное совершенное бытие до того, как оно осуществляется в единичных вещах, ибо общее есть вечное бытие, временно осуще­ствляющееся в единичных вещах. Противоречия, имеющиеся у Аристотеля в учении об общем, обусловленные его колебанием между материализмом и идеализмом, Ремке использовал для «подделки» Аристотеля под идеализм.

По учению Аристотеля, логический процесс, двигаясь от ме­нее общих понятий к более общим, завершается так называемы­ми категориями. Исходным пунктом логического процесса обоб­щения являются разнообразные единичные данные чувственного восприятия, конечным же результатом этого логического про­цесса является определенное ограниченное число самых общих понятий, не сводимых ни друг к другу, ни к единому наивысше­му понятию.

В сочинениях «Категории» и «Топика» дается таблица деся­ти категорий (возможно, по образцу пифагорейской таблицы). Однако Аристотель в отдельных случаях сокращает это число (исключаются обладание и положение в первой книге «Второй Аналитики» и в V книге «Метафизики»; в XIV книге «Метафизики» принимаются три категории: сущность, состояние ,и отно­шение) .

Таблица десяти категорий дается в четвертой главе «Кате­горий», где говорится, что при употреблении слов вне предло­жения каждое слово обозначает или сущность (субстанцию), или качество, или количество, или отношение, или место, или время, или положение, или обладание, или действие, или стра­дание. Далее Аристотель поясняет примерами смысл каждой ка­тегории.

Так, человек или лошадь есть субстанция; величиной в два локтя — количество, белый — качество; двойной, половинный, большой —отношение; в Ликее, на площади — место; вчера — время; сидит, лежит — положение; обут, вооружен — обладание; режет, жжет — действие; его жгут, его режут — страдание.

Как в учении о суждении, так и в учении о категориях Ари­стотель ищет логику в грамматике, стремясь извлечь логические формы из грамматических.

Основная мысль исследований Тренделенбурга, что по своему происхождению категории Аристотеля связаны с грам­матическими отношениями и что они возникли из расчленения предложений, является правильной. Эту мысль оспаривали Рит-тер, Целлер и Шпенгель.

Суть их возражений сводится к тому, что объяснение, давае­мое Тренделенбургом,— не в духе Аристотеля, так как история грамматики показывает, что части речи, с которыми сравнива­ются категории, были установлены после Аристотеля.

Ясно, что это возражение бьет мимо цели. Ведь оно не каса­ется того, что именно изучение языка привело Аристотеля к от­крытию логических категорий. Не теория языка была для Ари­стотеля источником при создании его учения о категориях, а изучение самого языка. Но правильнее и точнее было бы ска­зать, что категории установлены Аристотелем через изучение грамматических отношений, а не выведены из последних. И хотя сам Аристотель ничего не говорит о происхождении своего учения о категориях, все же существует органическая связь между логическими категориями Аристотеля и грамматическими кате­гориями. Кант в «Критике чистого разума» говорит, что катего­рии Аристотеля «нахватаны», а Гегель в своих «Лекциях по истории философии» утверждает, что они представляют собой просто некое «собрание» (Sammlung).

Но упреки Канта и Гегеля в произвольности построения таб­лицы категорий у Аристотеля и в отсутствии в ней всякой си­стемы несостоятельны хотя бы потому, что противопоставляемые аристотелевской таблица категорий Канта и саморазвитие ка­тегорий у Гегеля являются в большей мере произвольными, чем основанная на анализе языка система категорий Аристотеля. Последняя носит эмпирический характер, тогда как системы ка­тегорий Канта и Гегеля являются априорными. Притом и Кант и Гегель включают в свои системы главные категории Аристо­теля: качество, количество, отношение, субстанцию.

Что касается самого термина «категории», то это слово у Аристотеля встречается в более широком и специальном смыс­лах. Во втором случае этот термин употребляется Аристотелем для обозначения предиката. Модальности (возможность, необ­ходимость и т. д.) также иногда обозначаются выражением «ка­тегории». Стоики в грамматике предикативную часть предложе­ния обозначали термином «категорема» (катцуорщла).

Тренделенбург в своей «Истории учения о категориях» гово­рит, что слово «категория» впервые у Аристотеля стало специ­альным для обозначения предикации в суждении и предложении. Бэн пишет, что термин «категории» был введен не с целью классификации вещей, но скорее для обобщения предикатов, анализа родов предикации. Он говорит, что Аристотель постро­ил учение о категориях по следующему плану: имеется какая-ли­бо единичная вещь, возникают вопросы: «Что мы можем выска­зать о ней в качестве предиката? Каков конечный анализ родов предикации?». Первоначальной целью Аристотеля, по мнению Бэна, было просто дать исчерпывающий перечень возможных пре­дикатов о единичном предмете. Таким образом, по Бэну, учение Аристотеля о категориях представляет собою анализ основного значения процесса присоединения сказуемого к подлежащему. Дж. Ст Милль придерживается такого же взгляда на смысл уче­ния Аристотеля о категориях и при этом заявляет, что аристоте­левские категории лишь в понимании схоластиков стали упо­треблять для классификации вещей.

Другие, напротив, выдвигают на первый план онтологиче­скую природу категорий Аристотеля. Так, Целлер настаивает на том, что учение Аристотеля о категориях относится к онтоло­гии — науке о сущем. Минто тоже утверждает об онтологиче­ском характере категорий Аристотеля. Напротив, Тренделен­бург требует строгого отграничения категорий Аристотеля от онтологических принципов. Он говорит, что путь, ведущий к кате­гориям, открылся лишь с того времени, когда была поставлена проблема деления понятий и их размещения по родам, но Пла­тон, тоже занимавшийся этой проблемой, дал мало для логиче­ского учения о категориях ввиду того, что у него общие понятия получили онтологическое значение, и только Аристотель явился подлинным создателем логического учения о категориях.

Большинство историков логики вслед за Тренделенбургом ви­дит в категориях Аристотеля высшие родовые понятия и относит аристотелевское учение о категориях к логике, а не к онтологии Этот взгляд, по нашему мнению, правилен, но при этом необхо­димо учитывать связь аристотелевского учения о категориях и с грамматикой, и с онтологией. Ввиду наличия этой связи отдель­ные исследователи обращают внимание на разные аспекты в аристотелевском учении о категориях. Рассмотрим точку зрения Брентано, которая сводится к следующим положениям

Категории Аристотеля суть различные значения бытия, наи­высшие роды сущего. Категории — наивысшие предикаты пер­вой субстанции и различаются они по их отношению к первой субстанции. Это и есть принцип деления в классификации кате­горий. Категории различаются способами предикации. Число и различие того, что и редуцируется о первой субстанции, равно числу и различию категорий. Одно и то же понятие не может прямо попадать под две различные категории. Но различие категорий не есть необходимо реальное различие. Сам Аристо­тель дает примеры, показывающие возможность реального тож­дества вещей, принадлежащих к разным категориям.

Брентано полагает, что возможно дедуктивное доказатель­ство деления категорий у Аристотеля (по различию способов су­ществования их в первой субстанции). Это дедуцирование ка­тегорий должно начинаться с различения между субстанцией и акциденцией. Последнюю можно разделить на абсолютные ак­циденции и отношения, абсолютные акциденции в свою очередь можно разделить на виды и подвиды, но это значит редуциро­вать одни категории к другим. Но тогда все категории уже не яв­ляются самыми высшими родами, а представляют собой лестни­цу из пяти различных степеней общности, причем наивысшей общ­ностью обладает категория «бытие», следующую степень общ­ности имеют категории «субстанция» и «акциденция». Подоб­ную редукцию одних категорий к другим Прантль находит у са­мого Аристотеля. По этому поводу Брандис замечает, что такая редукция разрушает все учение о категориях

Надо думать, что все попытки дедуцирования категорий Аристотеля не принадлежат ему самому, а являются плодом собственного измышления позднейших авторов

Рассмотрев основные взгляды на учение о категориях Ари­стотеля, выскажем свое мнение.

Исходя из положения, что понятие, образующее предикат в суждении, по своему объему шире, чем субъект суждения, Ари­стотель в целях отыскания самых общих понятий изучает роды сказуемых. Установление родов сказуемых в суждении приводит в сущности к установлению классификации суждений еще по од­ному основанию — то роду сказуемых. В этом заключается вклад в теорию суждения, вносимый учением о категориях. Но непо­средственной основной задачей аристотелевского учения о ка­тегориях является нахождение системы наивысших понятий. А поскольку логика Аристотеля есть, как указывает В. И. Ле­нин, в своей основе объективная логика, то самые высшие поня­тия логики являются также наивысшими родами всего сущест­вующего

Поскольку Аристотель впадает в объективный идеализм, для которого нет различия между бытием и мышлением, у него наи­высшие понятия и наивысшие роды бытия совпадают.

Вопрос о том, насколько оригинален Аристотель в своем уче­нии о категориях, спорен. Если Тренделенбург находит у пред­шественников Аристотеля только наметки этого учения, то А. Герке в статье «Происхождение аристотелевских категорий» и защищает положение о «платоновском происхождении категорий», что еще раньше было высказано Валентином Розе. Дейст­вительно, у предшественников Аристотеля, главным образом у Платона, встречается большинство тех абстрактных понятий, ко­торые вошли в таблицу категорий Аристотеля, однако учение Аристотеля о категориях является вполне оригинальным. Нельзя говорить о платоновском происхождении учения Аристотеля о категориях, потому что в основе своей это учение направлено про­тив учения Платона.

По мнению Герке, приписываемое Аристотелю учение о кате­гориях было выработано в Академии Платона, и Аристотель приводит это учение уже в одном из самых ранних своих произ­ведений— в «Топике». Аристотель, по мнению Герке, использо­вал платоновское учение о категориях в целях критики плато­новского учения об идеях. Так, в «Никомаховой этике» Аристо­тель открывает внутреннее противоречие в одинаковом отнесе­нии к категориям понятий «субстанция» и «отношение», посколь­ку субстанции присуще первичное бытие, а отношению — вто­ричное, производное. Далее Герке ссылается на критику Аристо­телем Платона, учившего, что идея относится исключительно к первой категории (субстанция). Против этого Аристотель гово­рит, что идеи могут подпадать под различные категории. Так, прежде всего идея блага подходит под разные категории: благо в себе есть субстанция; благо как добродетель есть качество; благо как симметрия есть количество; благо как польза есть от­ношение и т. д.

Отсюда получается несостоятельность теории идей для тех, кто принимал учение о категориях как отличающихся друг от друга обособленных родах. Но субстанция, качество, количест­во, время и место уже в платоновских диалогах трактовались как наивысшие понятия. И вот Аристотель, по мнению Герке, нападает на Платона при помощи его же собственного оружия: он разрушает платоновскую теорию идей платоновским учением о категориях. Герке полагает даже, что у Платона учение о ка­тегориях было выработано раньше его теории идей. Непонятно, пишет Герке, как мог мыслитель между наивысшими понятиями, которые не допускают никакого высшего единства, поместить такие пары соотносимых понятий, как пассивность и активность, положение и обладание. Ведь ясно, что над этими парами поня­тий должно предполагаться одно высшее понятие. Это можно объяснить, думает Герке, только тем, что Платон при составле­нии своего учения о категориях не избежал влияния пифагорей­ской школы (пифагорейской таблицы 10 противоположностей). Герке говорит, что Аристотель, принимавший в «Топике» де­сять категорий платоновской школы, позже отказался от некото­рых из них. В конечном итоге Герке присоединяется к мнению Прантля, Шпенгеля, Боница и Розе, что сочинение «Категории» не могло принадлежать Аристотелю и что оно является подложным. Герке говорит, что Аристотель не внес абсолютно ниче­го в разработку учения о категориях. Герке игнорирует ту но­вую постановку вопроса о категориях, которая была дана Ари­стотелем, и не замечает той борьбы против платонизма, которой проникнуто аристотелевское учение о категориях.

Аристотель проводит существенное различие между сужде­ниями, в которых высказываются о субстанциях их виды и роды, и суждениями, в которых предикаты относятся к остальным ка­тегориям. В первых суждениях высказывается о субстанциях их сущность, в остальных — акциденции. Это различие Аристотель характеризует таким образом: в первом случае высказывается имя и понятие, во втором — только имя, но не понятие в собст­венном смысле.

Первая субстанция — субстанция в собственном смысле сло­ва — определяется Аристотелем отрицательно, как то, что никог­да не может быть предикатом, а бывает только субъектом, о ко­тором высказываются всевозможные предикаты. Вторые же субстанции (общее, родовое и видовое, представляющее сущ­ность первых субстанций) могут быть и субъектами и предика­тами в суждении.

О первых субстанциях Аристотель говорит, что они могут принимать в себя противоположности. Отдельный человек мо­жет становиться то хорошим, то дурным, то белым, то черным, то теплым, то холодным. Первая субстанция — это постоянное в изменении.

Кроме первой субстанции, все остальные категории (а также вторые субстанции) не существуют самостоятельно. Они реально существуют в первых субстанциях и абстрагируются от них в нашем познающем мышлении.

Образование понятий Аристотель мыслит как процесс абстра­гирования, который отвлекает общее, содержащееся во многих сходных предметах. Этот процесс абстракции состоит, так ска­зать, в вылущивании общего из единичного, в котором оно объ­ективно содержится.

Общее есть объективно существующая реальность (форма материи), а не создание человеческого мышления или разума, которые могут только познавать эту объективную реальность, интуитивно ее созерцая.

Первая категория — это, во-первых, субстанция как само­стоятельно существующая вещь и, во-вторых, сущность, или по­нятие в узком смысле. То, что в вещах имеется, кроме сущно­сти,— акциденции, которые или необходимо связаны с сущно­стью, или не имеют необходимой связи с ней, т.е. случайны.

Аристотель стремится резко отграничить первую категорию от остальных. В отличие от первой категории (субстанции), все остальные категории являются акциденциями (а о категории от­ношения можно сказать, что она есть акциденция акциденций).

Однако ко второй субстанции не подходит характеристика субстанции как того, что существует самостоятельно само по себе и не находится ни в чем другом.

Роды и виды единичных субстанций Аристотель не считает качественной характеристикой единичных вещей, но придает им относительную субстанциальность (тут у него уклон к идеализ­му). Отличая эти вторые субстанции от категории качества, Аристотель говорит, что качество может принадлежать вещи в большей или меньшей степени, а род или вид могут или принад­лежать ей или не принадлежать, тут различия по степени быть не может.

Тренделенбург остроумно замечает по этому поводу, что если качество имеет степени, то это можно распространить и на род и вид. Так, если взять пример вида у Аристотеля: «Человек есть разумное животное» — и сопоставить его с примером каче­ства: «Человек — бел»,— то никакого различия в указанном отно­шении не будет. Ведь люди бывают и более и менее разумными, подобно тому как тело бывает более и менее белым. Если суб­станция как таковая не допускает никакой градации по степе­ням, то вторые субстанции не являются субстанциями, а скорее должны быть включены в категорию качества.

Категории у Аристотеля называются «категориями сущего». Они представляют собой различные определенности бытия. Но не все определенности бытия суть категории. Например, движе­ние и изменение не являются у Аристотеля категориями.

Аристотель различает троякого рода бытие: 1) то, о чем вы­сказывается в суждениях как об истинном в отличие от ложного (небытия); 2) бытие со стороны его развития от возможного к действительному и 3) бытие, как оно выражается разными категориями.

Понимая категории как самые высшие роды, которые не имеют над собой ничего высшего и не могут быть выведены из одного наивысшего, Аристотель полемизирует с Платоном, ко­торый над всеми понятиями ставил единое наивысшее – идею блага.''

Аристотель показывает, что благо имеет много разных значе­ний и в каждой категории оно определяется на особый лад. Каж­дая категория имеет свой масштаб, свою меру, которой она определяет все, входящее в нее.

Категории, по учению Аристотеля, не могут превращаться ни друг в друга, ни во что-нибудь более общее.

Учение Аристотеля о категориях возникло в борьбе против идеализма Платона, но суть расхождения Аристотеля с Плато­ном в данном вопросе часто истолковывалась неправильно.

Так, Аристотеля ошибочно считали родоначальником сред­невекового номинализма, признававшего понятия чисто субъ­ективными образованиями и отрицавшего реальность общего. На самом же деле Аристотель признает реальность общего и видит в понятиях выражение этого общего. Если для номина­листов «универсалии — после вещи» (universalia post rem), а для реалистов «универсалии — раньше вещи» (universalia ante rem), то для Аристотеля универсалии находятся в самих ве­щах (universalia in re).

Сущность есть прежде всего сущность единичных вещей, она раскрывает, что такое есть по своей природе та или иная еди­ничная вещь. Но вопрос о сущности может быть поставлен не только относительно первых субстанций — единичных вещей.

Если мы имеем понятие о людях, что они суть разумные жи­вотные, то законно поставить вопрос: а что такое есть живот­ное, какова его сущность? Таким образом, от сущности первых субстанций мы переходим к сущности этой сущности и т.д. В этом более широком смысле область понятий охватывает все, что относится к первой категории, включая все роды и виды, входящие в первую категорию.

Но и этим область понятий не исчерпывается. Об отношении рода и вида можно говорить не только относительно первой ка­тегории (категории субстанции), но и относительно всех ос­тальных. Может быть поставлен вопрос, что такое «белое», в чем его сущность, и мы получим его определение: «белое» есть цвет, имеющий такое-то видовое различие, отличающее его от всех остальных цветов. Оно относится к категории качества. Возьмем некоторое отношение, например пропорцию. Поставим вопрос, что такое пропорция, в чем ее сущность? Ответом должно быть определение пропорции, т.е. понятие о пропорции.