Посвящается Ирвину

Мортенсон готовился к своему выступлению в магазине туристических товаров. В помещении, которое отвела дирекция для встречи Грега с покупателями, желающими его послушать, вдоль стен стояли складные кресла. Их надо было разложить и расставить между тюками теплых спальных мешков, рюкзаков и витринами с электронными навигаторами, альтиметрами и поисковыми устройствами. В большинстве церквей, колледжей и магазинов, где он проводил свое слайд-шоу, ему всегда кто-то помогал. Но в Эппл-Вэлли, штат Миннесота, все сотрудники магазина занимались подготовкой к большой распродаже после Рождества, поэтому Грегу пришлось работать в одиночку.

Он быстро раскладывал кресла и расставлял их по местам. Грег старался действовать быстрее: часы показывали без четверти семь, до встречи оставалось всего 15 минут. Он работал так же энергично, как при строительстве моста в Корфе.

Мортенсон быстро вспотел. Последнее время он стал болезненно относиться к набранному весу, поэтому не расставался со своей просторной бесформенной фуфайкой. Особенно полезна она будет в помещении, где скоро появится множество настоящих спортсменов. Последние кресла он установил в ровно в семь часов, затем быстро прошел по рядам, раскладывая по сиденьям буклеты Института Центральной Азии. К каждому был приложен конверт для пожертвований с почтовым адресом ИЦА в Боузмене.

Урожай, который приносили эти конверты, делал выступления Мортенсона полезными. Поскольку средства фонда постоянно истощались, каждую неделю, проведенную в Соединенных Штатах, Грег обязательно где-нибудь выступал. Это было нелегко, но даже в самые плохие дни удавалось собрать несколько сотен долларов для пакистанских детей. И это заставляло его снова и снова отправляться из боузменского аэропорта в разные концы страны.

Он проверил старый проектор, который только что починил с помощью скотча, убедился, что слайды выставлены в нужном порядке, похлопал себя по карманам, посмотрел, на месте ли лазерная указка, — и повернулся лицом к залу.

Перед ним стояли пустые кресла.

Мортенсон расклеивал плакаты в кампусах⁵⁶ местных колледжей; умолял редакторов городских газет разместить объявление о встрече; рано утром выступил в радиопрограмме для водителей. Он ожидал, что соберется полный зал. Теперь же оставалось только ждать. Он прислонился к груде туристических рюкзаков и постарался расслабиться.

В зале появилась женщина с длинными косами. На ней была оранжевая спортивная куртка. Мортенсон заулыбался, но она извинилась, осмотрела ярко-желтый спальный мешок и потащила его к кассе.

В половине восьмого Мортенсон все еще стоял перед рядами пустых кресел. Покупателей, рыскающих по магазину в поисках товаров с рождественскими скидками, призвали занимать места в зале: «Ребята, к нам забрел альпинист мирового класса, который собирается показать вам отличные слайды вершины К2! Давайте же послушаем его!»

В последнем ряду появились два продавца в зеленых жилетах, которые уже успели закончить работу. «Что мне делать? — спросил Мортенсон. — Начинать выступление?»

«Вы будете говорить о восхождении на К2?» — спросил молодой парень с бородой и гривой светлых дредов.⁵⁷

«Что-то вроде того», — ответил Мортенсон.

«Классно, парень! — обрадовался продавец. — Ну, валяй!»

Мортенсон показал все слайды К2 и подробно рассказал о своей неудачной попытке восхождения, предпринятой семь лет назад; затем неловко перешел к основной части выступления. Он рассказал о восемнадцати построенных с помощью его фонда школах и показал их фотографии. Особое внимание уделил последним — двум школам в долине Гултори, построенным прямо в пещерах, чтобы дети не пострадали от взрывов. Ведь перестрелки продолжались и после официального окончания Каргилского конфликта. Но даже это не мешало тысячам крестьян восстанавливать свои разрушенные дома и отправлять детей в школы.

Показывая снимки Фатимы, Наргиз и их одноклассниц в новой школе для девочек из Гултори, Мортенсон заметил в зале мужчину средних лет, напоминавшего университетского профессора. Покупатель внимательно рассматривал витрину с многофункциональными часами. Мортенсон улыбнулся ему. Мужчина опустился в кресло и стал смотреть на экран.

Обрадованный тем, что его аудитория все же увеличилась, Мортенсон страстно выступал еще полчаса. Он рассказывал об ужасающей бедности, в которой живут дети Каракорума, говорил о планах строительства новых школ на севере Пакистана возле афганской границы.

«Нам удается налаживать отношения с местными общинами и убеждать этих людей вкладывать в наши проекты землю и труд. Мы можем строить и содержать школы для целого поколения. В одной школе тысячи детей получат образование всего за двадцать тысяч долларов. Это вдвое меньше, чем потратило бы на строительство той же школы правительство Пакистана, и в пять раз меньше суммы, которую потратил бы на тот же проект Всемирный банк».

Свое выступление Грег завершил любимой цитатой — словами матери Терезы. «То, что мы пытаемся сделать, может показаться каплей в океане, — сказал он, улыбаясь слушателям. — Но без этой капли океан был бы гораздо меньше».

Аплодисменты трех слушателей доставили Мортенсону истинную радость. Он выключил проектор и начал собирать буклеты ИЦА с пустых кресел. Продавцы подошли помочь и пообщаться. «Скажите, вы принимаете добровольцев? — спросил бородатый парень с дредами на голове. — Я работал в строительстве и мог бы поехать туда заколотить несколько гвоздей».

«ТО, ЧТО МЫ ПЫТАЕМСЯ СДЕЛАТЬ, МОЖЕТ ПОКАЗАТЬСЯ КАПЛЕЙ В ОКЕАНЕ, — СКАЗАЛ ГРЕГ, УЛЫБАЯСЬ СЛУШАТЕЛЯМ. — НО БЕЗ ЭТОЙ КАПЛИ ОКЕАН БЫЛ БЫ ГОРАЗДО МЕНЬШЕ».

Мортенсон объяснил, что бюджет ИЦА весьма ограничен («А сейчас ограничен больше, чем когда бы то ни было», — прибавил он про себя), а отправлять американских добровольцев в Пакистан очень дорого. Он посоветовал парню обратиться в другие некоммерческие организации, набирающие людей для работы в Азии.

Бородатый парень с дредами полез в карман и протянул Грегу десять долларов. «Я собирался выпить пива после работы, — сказал он, переминаясь с ноги на ногу. — Но вы понимаете…»

«Спасибо», — искренне ответил Грег, пожимая парню руку. Он взял банкноту и положил ее в пустой конверт, приготовленный для сбора пожертвований. Затем собрал последние буклеты и сложил их в свою сумку. Немалый груз пришлось ему тащить на другой конец страны, чтобы заработать десять долларов…

На кресле, стоящем рядом с витриной с многофункциональными часами, Мортенсон увидел буклет, из которого торчал конверт. Внутри лежал чек на двадцать тысяч долларов…

НА КРЕСЛЕ, СТОЯЩЕМ РЯДОМ С ВИТРИНОЙ С МНОГОФУНКЦИОНАЛЬНЫМИ ЧАСАМИ, МОРТЕНСОН УВИДЕЛ БУКЛЕТ, ИЗ КОТОРОГО ТОРЧАЛ КОНВЕРТ. ВНУТРИ ЛЕЖАЛ ЧЕК НА ДВАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ.

Не каждую неделю Мортенсону приходилось выступать перед пустыми залами. Спортсмены Тихоокеанского побережья приняли его очень тепло — достаточно было лишь распространить информацию о своей деятельности. В феврале 1999 года о Мортенсоне написала газета «Орегониан» — крупное американское издание. В ней известный писатель Терри Ричард привлек внимание читателей к тому, как успешно бывший альпинист «взял новую вершину». «В этой части мира, — писал Ричард, — американцам не доверяют, а зачастую и ненавидят их. Но это не относится к 41-летнему жителю Монтаны Грегу Мортенсону, который посвятил жизнь строительству школ в удаленных деревнях горного Пакистана».

Ричард рассказал своим читателям о миссии Мортенсона и объяснил, что благотворительность на другом конце земного шара оказывает более сильное влияние на жизнь рядовых американцев, чем они могут себе представить.

«Сельский Пакистан — это регион политической нестабильности. Именно здесь растут террористы, преисполненные ненависти к Америке, — писал Ричард. — Неграмотные мальчишки часто оказываются в лагерях боевиков». А затем он привел слова Грега: «Повышая уровень грамотности, мы значительно снижаем уровень напряженности».

«Работа Мортенсона в одном из самых нестабильных регионов мира уже приносит свои плоды», — так Терри Ричард завершил свою статью.

В следующем месяце материал с информацией о предстоящем выступлении Мортенсона в Сан-Франциско опубликовал редактор газеты «Сан-Франциско Икземинер» Джон Флинн. Рассказав о необычной судьбе американца, он закончил свою статью словами: «Подумайте об этом, когда в следующий раз будете спрашивать: „Что может сделать один человек?“».

Той зимой, когда Мортенсон устраивал свои слайд-шоу в Портленде и Сан-Франциско, организаторам выступлений приходилось отказывать сотням людей, которые просто не помещались в переполненных залах.

К 2000 году большинство известных американских альпинистов принимали участие в работе Мортенсона и его Института Центральной Азии. Соседом и другом Грега был один из самых известных и уважаемых покорителей вершин Алекс Лоуи. В октябре 1999 года он погиб под лавиной в Непале. Но до этого он помог Мортенсону выступить на благотворительном вечере в Монтане. «Пока большинство из нас пытается покорить новые вершины, — сказал Лоуи собравшимся альпинистам, — Грег в одиночку берет одну высочайшую высоту за другой. То, чего он достиг своей настойчивостью и упорством, просто невероятно. Нам всем следовало бы совершать подобные восхождения».

Слова Лоуи нашли отклик в мире альпинизма. «Многие из нас думали о том, что следовало бы помочь жителям высокогорья, но только Мортенсон сделал это», — говорит знаменитый альпинист Джек Такл. Он пожертвовал двадцать тысяч долларов, чтобы Институт Центральной Азии смог построить начальную школу для девочек в Джафарабаде, в долине Шигар.

Но чем сильнее любили Мортенсона в Пакистане и чем больше восхищались им альпинисты, тем больше страдали люди, которые работали с ним в Америке.

Когда он не колесил по пыльным дорогам Пакистана и не носился по всей стране со слайд-шоу, то всего себя отдавал семье или запирался в подвальном офисе.

«Даже когда он был дома, мы часто не получали известий целыми неделями, — говорит бывший член совета директоров ИЦА Том Воган. — Он не отвечал на звонки и электронные письма. Мы в совете директоров обсуждали вопрос о том, как заставить его отчитываться о потраченном времени, но поняли, что это бесполезно. Грег делает то, что хочет».

«Нужно было подготовить нескольких „Грегов-младших“, — говорит вдова Эрни, Дженнифер Уилсон, — то есть людей, которым он мог бы поручать какие-то проекты. Но он отказывался делать это, говорил, что у нас слишком мало денег, чтобы снять офис или нанять сотрудников. А потом целиком сосредоточивался на одном проекте и забрасывал все остальные. Вот почему я решила дистанцироваться от ИЦА. Грег многого достиг. Но я чувствовала, что мы могли бы добиться гораздо большего, если бы он согласился относиться к нашей организации более ответственно».

«Давайте будем честны с самими собой, — говорит Том Воган. — ИЦА — это Грег. Без Мортенсона ИЦА не может существовать. Я понимаю, что в той части света он очень рискует — это часть его работы. Но меня начало раздражать то ужасное небрежение, с каким он относился к себе. Он перестал заниматься альпинизмом и физическими упражнениями, перестал спать. Он так поправился, что уже никто не принял бы его за альпиниста. Я понял, что Грег решил целиком отдаться работе. Но если у него случится инфаркт, кому от этого станет лучше?»

Мортенсон с неохотой согласился взять себе помощницу. Кристин Слотер стала каждый день по несколько часов работать в его офисе. Она сумела навести порядок в его бумажных делах. Но зимой 2000 года Мортенсон был очень встревожен сокращением бюджета фонда. На банковском счету Института осталось меньше ста тысяч долларов. Поэтому Грег выступил категорически против расширения работы ИЦА в Америке.

«Я знал, что за двенадцать тысяч долларов могу построить школу, в которой будут учиться несколько поколений деревенских детей, — говорит он. — Большинство наших сотрудников в Пакистане были счастливы заработать четыреста-пятьсот долларов в год. Мне было трудно платить намного более высокую зарплату американцам, когда я понимал, что значат эти деньги для Пакистана».

Зарплата самого Мортенсона составляла 28 тысяч долларов в год. Тара работала на полставки клиническим психологом. Семья еле сводила концы с концами. Но в ситуации, когда ИЦА столкнулся с серьезным финансовым кризисом, Грег просто не мог согласиться на повышение оклада, которое ему не раз предлагали члены совета директоров.

Мортенсон задумался над тем, чтобы найти одного богатого спонсора, который решил бы все проблемы Института одним росчерком пера. Богатые люди не склонны разбрасываться деньгами, Грег усвоил это со времен эпопеи с 580 письмами. Но Жан Эрни показал ему: в этом мире существует возможность получить на большое и благое дело хотя бы одно крупное пожертвование.

Когда в офис ИЦА начала звонить богатая женщина из Атланты, Мортенсон насадил наживку и забросил удочку.

«Я всю жизнь откладывала деньги, — по телефону объясняла Грегу семидесятивосьмилетняя вдова Вера Курц. — Мое состояние исчисляется шестизначной цифрой. Когда я прочитала про вашу работу, то поняла, что копила деньги именно для этого. Приезжайте в Атланту, чтобы мы могли обсудить мое пожертвование».

В зале прилета международного аэропорта Хартсфилд Мортенсон включил мобильный телефон и получил сообщение Веры Курц с инструкциями. Он немного проехал на автобусе, добрался до нужного ему отеля и направился к месту стоянки автомобилей.

Там стоял старенький «форд-фэйрлейн», за рулем которого сидела госпожа Курц. Заднее сиденье машины было забито старыми газетами и консервными банками. Грегу пришлось забираться в грязный салон и сидеть, держа сумку на коленях.

«Она устроилась возле отеля, чтобы не платить несколько долларов за парковку в аэропорте. Когда я понял, что она не может расстаться даже с газетами и консервными банками, мне следовало развернуться и улететь домой, но слова о ее шестизначном состоянии все еще звучали в ушах. Они заставили меня сесть в машину и захлопнуть дверцу».

Вера Курц лихо сорвала машину с места и понеслась по встречной полосе, грозя кулаком водителям, которые возмущенно гудели. Грег в ужасе вцепился в ручки своей сумки…

ВЕРА КУРЦ ЛИХО СОРВАЛА МАШИНУ С МЕСТА И ПОНЕСЛАСЬ ПО ВСТРЕЧНОЙ ПОЛОСЕ, ГРОЗЯ КУЛАКОМ ВОДИТЕЛЯМ, КОТОРЫЕ ВОЗМУЩЕННО ГУДЕЛИ. ГРЕГ В УЖАСЕ ВЦЕПИЛСЯ В РУЧКИ СВОЕЙ СУМКИ…

Дом вдовы был построен в 50-е годы. Тут тоже повсюду громоздились стопки газет и журналов. Они пробрались на кухню. В засоренной раковине стояла жирная грязная вода. «Она открыла несколько маленьких бутылочек виски, какие дают в самолетах, налила по рюмке и подарила мне букет старых роз, — вспоминает Мортенсон. — Цветы побурели и выглядели совершенно завядшими».

После традиционной светской беседы Грег попытался повернуть разговор в нужное русло — поговорить о пожертвовании Институту Центральной Азии. Но у хозяйки была своя программа. Она рассказала о планах на ближайшие три дня: сходить в художественный музей, прогуляться по ботаническому саду и посетить три лекции — в местной библиотеке, в колледже и туристическом клубе. Никогда еще предстоящие семьдесят два часа не казались Грегу столь унылыми. Он еще раздумывал, стоит ли соглашаться, когда раздался стук в дверь. Это пришел массажист.

«Вы так много работаете, Грег, — сказала Вера Курц, пока массажист раскладывал свой стол посреди гостиной. — Вы заслужили массаж».

«Она ожидала, что я разденусь прямо там, — вспоминает Мортенсон, — но я извинился и прошел в ванную, чтобы подумать. Я решил, что до сих пор сделал для ИЦА недостаточно и поэтому должен выдержать все, что Вера запланировала на ближайшие три дня. Особенно, если впереди маячила перспектива крупного пожертвования».

Грег перерыл всю ванную комнату, чтобы найти, во что можно было бы завернуться. На большинстве полотенец красовались поблекшие логотипы отелей. Все они были слишком малы. Грег вытащил из бельевого шкафа серую простыню, тщательно обмотал ее вокруг талии и отправился на массаж…

Мортенсон ночевал на продавленном матрасе. Вера Курц настояла на том, чтобы он спал в ее постели, а сама устроилась на диване. В два часа ночи зажегся свет, и Грег проснулся. Перед ним стояла семидесятивосьмилетняя Вера в прозрачном пеньюаре. Картина была поистине фантасмагорической.

«Она стояла прямо передо мной, — вспоминает Мортенсон. — Я был слишком шокирован, чтобы хоть что-то сказать».

«Я ищу свои носки», — объяснила старая женщина, спокойно роясь в ящиках комода. Мортенсон натянул подушку на ухо и попытался заснуть.

Возвращаясь в Боузмен с пустыми руками, Мортенсон понял, что его хозяйка и не собиралась делать никаких пожертвований. «Она даже не задала мне ни единого вопроса о моей работе или о пакистанских детях, — вспоминает Грег. — Это была просто одинокая женщина, которой захотелось пригласить кого-то в гости. Я понял, что в будущем нужно быть умнее».

И все же он продолжал выискивать богатых благотворителей. После выступления на альпинистском кинофестивале в Банфе⁵⁸ Мортенсона пригласил к себе богатый канадский подрядчик Том Ланг. Он пообещал сделать большое пожертвование и предложил на следующий день организовать благотворительный вечер в своем поместье для сбора средств в фонд ИЦА.

Интерьер своего огромного дома Ланг проектировал лично. Стены большой гостиной были выкрашены под мрамор. По обе стороны от громадного камина сидели трехметровые гипсовые пудели. Гости бродили по просторному залу с бокалами дешевого вина, которое так часто подают в очень богатых домах.

Ланг демонстрировал Мортенсона гостям с той же гордостью, с какой показывал новое оборудование в ванной и пуделей возле камина. Хотя Грег выложил на буфетный стол большую стопку буклетов ИЦА, к концу вечера он не получил ни от гостей, ни от хозяина дома ни цента. Наученный горьким опытом общения с Верой Курц, он стал настойчиво расспрашивать Ланга о его пожертвовании.

«Мы обсудим это завтра, — отмахнулся Ланг. — А теперь давайте покатаемся на собачьих упряжках». (Дело было зимой.)

«На упряжках?»

«Вы же не можете вернуться домой из Канады, не прокатившись на собаках!» — ответил хозяин.

Мортенсону пришлось проехаться по темному лесу на упряжке из лаек, а потом они с Лангом заночевали в теплом лесном домике. Большую часть следующего дня Грег выслушивал рассказы хозяина поместья о том, как простой подрядчик сумел завоевать строительный рынок Банфа только благодаря настойчивости и упорству.

Неудивительно, что Грег снова вернулся в Монтану с пустыми руками.

Вместе с Мортенсоном в Канаде была его мать, Джерена. Но за три дня она почти не видела сына.

«Мне было больно смотреть, как Грег обхаживает этих богатых парней, — говорит Джерена Мортенсон. — Они должны были проявлять к нему всяческое уважение, но относились к сыну легкомысленно, как к диковинному гостю».

К весне 2000 года Тара Бишоп устала от постоянных разъездов мужа — то по США, то по Пакистану. Она была на седьмом месяце беременности, когда решила серьезно поговорить с ним.

«Я сказала Грегу, что с уважением отношусь к его работе, — вспоминает Тара. — Но напомнила, что есть обязательства и перед собой, и перед семьей. Ему нужно было больше спать, заниматься физическими упражнениями и проводить больше времени дома, с нами». До этого разговора Мортенсон уезжал в Пакистан на три-четыре месяца в году. «Мы договорились ограничить эти поездки двумя месяцами, — рассказывает Тара. — За такой срок у нас дома накапливалась масса дел, с которыми мог справиться только мужчина». Грег пообещал жене разумнее планировать время.

Совет ИЦА каждый год выделял Мортенсону небольшую сумму, чтобы он мог прослушать курсы менеджмента, строительства и политологии Центральной Азии. Но получаемых знаний ему было мало.

«Я все свои личные деньги тратил на книги, — вспоминает Мортенсон. — Людям казалось, что я сижу в подвале и ничего не делаю, но я читал специальную литературу. День начинался в половине четвертого утра. Я старался разобраться в финансировании строительных работ и стать эффективным менеджером».

Но в Каракоруме он понял, что есть вопросы, ответов на которые в книгах не найти. Поэтому разработал для себя собственную программу обучения. Он понял, что лучшие строительные проекты в сельских районах были осуществлены на Филиппинах и в Бангладеш. Собравшись с духом, уехал из Боузмена, но на этот раз не в Пакистан, а в Юго-Восточную Азию.

В Кавите,⁵⁹ в часе езды к югу от Манилы,⁶⁰ Мортенсон посетил институт сельского развития, которым руководил Джон Ригби, близкий друг Лайлы Бишоп. Ригби научил его организовывать малые предприятия для бедняков, которые могли работать, к примеру, велорикшами или продавцами в сигаретных киосках. При минимальных инвестициях люди могли получать постоянный доход.

В Бангладеш, стране, которая когда-то называлась Восточным Пакистаном, Мортенсон посетил Ассоциацию сельского развития. «Многие называют Бангладеш подмышкой Азии, — говорит Мортенсон, — потому что это очень бедная страна. Однако образование для девочек поставлено здесь на очень высокий уровень. Я стучался во все двери и посещал все неправительственные организации, которые уже давно занимались этими программами. Видел удивительных, сильных женщин, которые выступали на собраниях и работали, чтобы дать будущее своим дочерям».

«Эти люди исповедовали ту же философию, что и я, — продолжает Мортенсон. — Идея нобелевского лауреата Амартии Сена, которая состоит в том, что можно изменить культуру, дав девочкам возможность получить образование и самим определять свое будущее, всегда была мне близка. После этого я стал еще большим приверженцем женского образования в Пакистане».

На пути из Дакки⁶¹ в Калькутту⁶² Грег не обращал внимания на воздушные ямы — настолько погрузился в свои мысли. Он был единственным иностранцем на борту самолета. Стюардесса устроила его в первом классе, где его соседками стали пятнадцать симпатичных девушек из Бангладеш в ярких новых сари. «Они были юны и прекрасны, — вспоминает Мортенсон. — И не умели застегивать привязные ремни. Когда самолет сел, я беспомощно наблюдал, как заранее подкупленные полицейские провели их в обход таможни. Я не мог ничего для них сделать. Я мог только представлять, насколько ужасной будет жизнь проституток в этой стране».

Из газетных заголовков в калькуттском международном аэропорту Мортенсон узнал о смерти женщины, перед которой всегда преклонялся. После долгой болезни умерла мать Тереза. У него было немного времени до вылета в США, и он решил отдать дань уважения великой монахине: посетить ее миссию.

«Гашиш? Героин? Девочку? Мальчика? — поинтересовался таксист, подхватывая Мортенсона под руку. — Чего хотите? Все, что угодно, за ваши деньги!»

«Только что умерла мать Тереза, — сказал предприимчивому индийцу Мортенсон. — Вы можете отвезти меня к ней?»

«Без проблем», — ответил таксист, взял сумку Мортенсона и направился к машине.

«ТОЛЬКО ЧТО УМЕРЛА МАТЬ ТЕРЕЗА, — СКАЗАЛ ПРЕДПРИИМЧИВОМУ ИНДИЙЦУ МОРТЕНСОН. — ВЫ МОЖЕТЕ ОТВЕЗТИ МЕНЯ К НЕЙ?»

Водитель безостановочно курил и сильно высовывался из окна своего старого черно-желтого такси. За время дороги Мортенсон в полной мере оценил, насколько Калькутта забита чудовищными автомобильными пробками. Они остановились возле цветочного рынка. Мортенсон дал водителю рупий на десять долларов и попросил купить подходящий к случаю букет. «Он вернулся через полчаса с огромной охапкой гвоздик и роз, — вспоминает Мортенсон. — Мы еле разместили их на заднем сиденье».

На закате возле миссии матери Терезы собрались сотни скорбящих людей со свечами. Многие приносили фрукты и благовония.

Таксист вылез из машины и громко забарабанил в металлические ворота. «Сахиб приехал из Америки, чтобы отдать последнюю дань! — кричал он на бенгали. — Открывайте!» Пожилой индус, охранявший ворота, куда-то ушел и вернулся с молодой монахиней в синем одеянии. Она внимательно посмотрела на запыленного путешественника-американца с грудой цветов в руках и сделала знак впустить его. Следом за ней Мортенсон прошел в темный зал, где раздавались приглушенные голоса людей, читающих молитвы. Монахиня указала ему на ванную комнату.

«Вы не хотите сначала умыться?» — спросила она по-английски со славянским акцентом.

Мать Тереза лежала на постаменте в центре светлой комнаты, где было установлено множество мерцающих свечей. Мортенсон осторожно отодвинул другие букеты, освобождая место для своих цветов, и сел у стены. Монахиня ушла, оставив его наедине с матерью Терезой.

«Я сидел в углу и не знал, что делать, — вспоминает Мортенсон. — С самого детства она была для меня героиней».

МАТЬ ТЕРЕЗА ЛЕЖАЛА НА ПОСТАМЕНТЕ В ЦЕНТРЕ СВЕТЛОЙ КОМНАТЫ. МОРТЕНСОН ОСТОРОЖНО ОТОДВИНУЛ ДРУГИЕ БУКЕТЫ, ОСВОБОЖДАЯ МЕСТО ДЛЯ СВОИХ ЦВЕТОВ, И СЕЛ У СТЕНЫ.

Мать Тереза была этнической албанкой. Она родилась в македонском городе Скопье, в семье преуспевающего подрядчика. Тогда ее звали Агнес Гонджа Бояджиу. Уже в двенадцать лет она почувствовала стремление помогать бедным и начала готовиться к миссионерской работе. В подростковом возрасте вступила в ирландский Орден сестер Лоретанской Богоматери, потому что там активно занимались женским образованием. В течение двадцати лет мать Тереза преподавала в женской школе Святой Марии в Калькутте. Со временем стала директором школы. Но в 1946 году она услышала голос Бога, который направил ее служить «беднейшим из бедных». В 1948 году мать Тереза получила от папы Пия XII благословение на самостоятельную работу и основала в Калькутте под открытым небом школу для бездомных детей.

В 1950 году она получила от Ватикана разрешение на организацию собственного ордена — Ордена Милосердия. Главной задачей новой организации, по ее словам, была забота о «голодных, раздетых, бездомных, убогих, слепых, прокаженных — обо всех тех, кто чувствует себя нежеланным, нелюбимым и ненужным обществу».

Мортенсон, который всегда был преисполнен сострадания к отверженным, восхищался готовностью этой женщины служить несчастным. Еще в Танзании он узнал о ее работе за пределами Индии. Тогда мать Тереза создала хоспис⁶³ в Дар-эс-Саламе.⁶⁴ В 1979 году ей была присуждена Нобелевская премия мира. Слава матери Терезы помогала функционировать Ордену Милосердия, сиротским приютам, хосписам и школам во всем мире.

Мортенсон не раз слышал критику в адрес этой женщины. Он читал, как она отстаивала свое право получать пожертвования из «неблаговидных» источников. Деньги ей давали наркодилеры, преступники и коррумпированные политики, которые таким образом пытались купить себе спасение. Грегу было очень нелегко собирать деньги для работы в Пакистане, и он прекрасно понимал мать Терезу. В свое время она заявила: «Мне не важно, откуда эти деньги. Все деньги чистые, если идут на служение Богу».

ДЕНЬГИ МАТЕРИ ТЕРЕЗЕ ДАВАЛИ НАРКОДИЛЕРЫ, ПРЕСТУПНИКИ И КОРРУМПИРОВАННЫЕ ПОЛИТИКИ. В СВОЕ ВРЕМЯ ОНА ЗАЯВИЛА: «МНЕ НЕ ВАЖНО, ОТКУДА ЭТИ ДЕНЬГИ. ВСЕ ДЕНЬГИ ЧИСТЫЕ, ЕСЛИ ИДУТ НА СЛУЖЕНИЕ БОГУ».

«Я сидел в углу и смотрел на хрупкое тело в саване, — вспоминает Мортенсон. — Она казалась такой маленькой. Помню, подумал тогда: как удивительно, что такая маленькая женщина смогла оказать такое огромное влияние на человечество».

В зал входили монахини, чтобы отдать дань уважения матери Терезе. Они опускались на колени и прикасались к ее ногам. Мортенсон видел, что кремовый муслин савана потемнел от прикосновения сотен рук. Грег опустился на колени на холодный каменный пол и положил свою огромную ладонь на крохотную ручку великой монахини. Она полностью скрылась под его рукой.

Вернулась женщина, которая провела его внутрь. Она увидела, что американец стоит на коленях, и кивнула, словно спрашивая: «Готовы?». Мортенсон поднялся, следом за монахиней прошел по темным коридорам и вышел в жаркий и суетный город.

Таксист сидел на корточках у входа и курил. Увидев своего клиента, он вскочил. «Успешно? Успешно? — тараторил он, таща задумавшегося американца по улице, забитой рикшами, к своей машине. — А теперь, может быть, массаж?»

Зимой 2000 года в своем подвальном офисе Мортенсон не раз вспоминал о времени, проведенном рядом с матерью Терезой. Он поражался тому, как она прожила свою жизнь: не отдыхала от людских несчастий и страданий, не набиралась новых сил, чтобы продолжить борьбу. Той зимой Грег чувствовал себя совершенно обессиленным. Когда-то в горах он повредил плечо, которое так и не восстановилось. Он пытался лечить его йогой и акупунктурой, но безрезультатно. Иногда боль была такой сильной, что приходилось принимать по 15–20 таблеток обезболивающих, чтобы хоть как-то сосредоточиться на работе.

Мортенсон никак не мог привыкнуть к роли общественного деятеля. Все больше людей хотели выжать из него хоть что-то — и он замыкался в своем офисе, не брал трубку и не отвечал на сотни электронных писем.

К нему обращались альпинисты с просьбами помочь им организовать восхождения в пакистанском Каракоруме. Они обижались, что он ничего не делал, чтобы помочь им. Журналисты и телевизионщики хотели сопровождать его в поездках в Пакистан. Этим людям нужны были контакты, сложившиеся у Грега за семь лет. Они надеялись с его помощью попасть в удаленные регионы страны и опередить своих конкурентов. Физики, сейсмологи, этнографы и натуралисты писали длинные письма, требуя детальных ответов на научные вопросы, связанные с Пакистаном.

Тара посоветовала мужу обратиться к знакомому психоаналитику в Боузмене. Мортенсон стал регулярно посещать сеансы, пытаясь понять причины своей замкнутости, которая проявлялась только в Америке. Ему нужно было научиться справляться с гневом на тех, кто хотел получить от него больше, чем он мог дать.

Дом тещи Лайлы Бишоп стал для него убежищем. Особенно хорошо он чувствовал себя в подвале, где находилась библиотека Барри Бишопа. Он часами читал книги о миграции народа балти из Тибета или перелистывал том с редчайшими черно-белыми снимками К2 и других гор.

Только когда вся семья собиралась в столовой на обед, Мортенсон отрывался от книг. К тому времени Лайла Бишоп уже поняла тревогу дочери. «Мне пришлось признать, что Тара была права: с „мистером Совершенство“ что-то происходит», — вспоминает Лайла. Как и дочь, она почувствовала, что этот огромный немногословный мужчина, который жил рядом с ней, сделан из другого теста.

«Как-то зимой мы устроили барбекю. Я попросила Грега выйти на улицу и перевернуть рыбу на гриле, — вспоминает Лайла. — Через минуту я выглянула во двор и увидела, что он босиком стоит на снегу и спокойно переворачивает рыбу, словно это совершенно нормально. Думаю, для него это так и было. Тогда я поняла, что он — необычный человек».

Всю зиму Мортенсон изучал информацию о гуманитарной катастрофе, происходящей в северных регионах Афганистана. Более десяти тысяч афганцев, преимущественно женщины и дети, были вынуждены уходить на север, отступая от приближающейся армии талибов. Эти люди оказались почти на границе с Таджикистаном. Беженцы жили в глинобитных хижинах на островах посреди Амударьи. Они голодали. Им приходилось питаться травой, которая росла на берегах реки.

Люди болели и умирали. А солдаты талибов развлекались тем, что запускали ракеты прямо в лагеря беженцев. Ракеты разрывались посреди поселков, сея ужас и разрушения. Люди пытались укрыться в Таджикистане, переплывая реку на бревнах, но тут их расстреливали пограничники.

«Когда я начал работать в Пакистане, то стал мало спать, — вспоминает Мортенсон. — Той зимой я почти не спал. Всю ночь мерил шагами офис, стараясь найти способ помочь этим людям».

Он разослал письма редакторам крупных газет и членам Конгресса, пытаясь заручиться их поддержкой. «Но никому не было до этого дела, — вспоминает Грег. — Белый дом, Конгресс и ООН не откликнулись. Я начал даже подумывать о том, чтобы взять автомат, поручить Фейсал Байгу собрать мужчин и отправиться в Афганистан защищать беженцев».

«Я понимал, — продолжает Грег, — что проиграл. Не смог привлечь внимание к этой проблеме. Тара скажет вам, что жить со мной было ужасно. Я думал только о замерзающих детях, которые зажаты между двумя армиями, которые умирают от дизентерии, напившись грязной речной воды, или от голода. Я чуть не сошел с ума. Удивительно, что Тара не бросила меня той зимой».

«Во время войны, — говорит Мортенсон, — лидеры различных сообществ — христиане, евреи и мусульмане — говорят: „С нами Бог!“ Но это не так. Во время войны Бог на стороне беженцев, вдов и сирот».

Настроение улучшилось лишь 24 июля 2000 года. В тот день Тара должна была рожать, у нее начались схватки. Новая акушерка, Вики Кейн, предложила ей рожать в воде. Ванна оказалась слишком мала, и акушерка принесла большой голубой пластиковый бассейн. Его установили на кухне и наполнили теплой водой…

«ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ ЛИДЕРЫ РАЗЛИЧНЫХ СООБЩЕСТВ — ХРИСТИАНЕ, ЕВРЕИ И МУСУЛЬМАНЕ — ГОВОРЯТ: „С НАМИ БОГ!“ НО ЭТО НЕ ТАК. ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ БОГ НА СТОРОНЕ БЕЖЕНЦЕВ, ВДОВ И СИРОТ».

За два часа до рождения сына Мортенсон впервые за много месяцев ощутил прилив радости. А когда на его ладонь легла крохотная головка младенца, понял, что абсолютно счастлив.

Сына Грег и Тара назвали Хайбером.

За три года до этого, накануне открытия школы в Корфе, Грег взял жену и годовалую дочку с собой в Пакистан. Тогда они увидели Хайберский перевал. На рождественской фотографии того года супруги Мортенсон в национальных пакистанских одеждах стоят на афганской границе, держа в руках автоматы «АК-47». Под фотографией красовалась надпись: «Мир на земле».

Мортенсон завернул новорожденного сына в теплое одеяльце и принес Хайбера в детскую комнату к Амери. Девочка осторожно трогала крохотные пальчики своего братца — Грег неловко держал малыша в своих огромных руках и счастливо улыбался.

«Он такой маленький и сморщенный, — сказала светловолосая четырехлетняя малышка. — А он станет большим, как мы?»

«Иншалла», — ответил Мортенсон.

«Что?» — переспросила девочка.

«Надеюсь, дорогая, — сказал Грег. — Надеюсь!»