Посвящается Софи Кристине де Шастенье и Жан-Мишелю Бегбедеру, без которых не родилась бы эта книга
жүктеу/скачать 344.5 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- XXXVII Сентиментальный циник
- XXXVIII Переписка (III)
- XXXIX Неуклонно вниз
- XL Разговор в пятизвезднике
- XLII Трогательный маневр
- XLIII Пошлая сцена
- XLIV Переписка (IV)
- II Три года спустя на форментере
XXXVI Free-Lance[Журналист "на вольных хлебах" (англ.)] Я привыкаю к ожиданию. Даже хорошо: успокаивает. Заполняю свою пустыню Тартари чем придется. Вот, например, перепало: требуется "сигнатура" для раскрутки женских духов "Гипноз Дэвида Копперфильда", Лас-Вегас. Платят пятьдесят тысяч новых франков (половину, если идея не продается). Нужна короткая, задорная, хлесткая фразочка, которая вместила бы выгоды потребителя и одновременно выразила в позитивной манере "reason why". To есть внушить, что эти духи дадут возможность женщинам (цель) пленять мужчин (цель цели), причем не на одну ночь - на страсть вечную и прочную, что есть исключительно заслуга производителя. Я размышляю неделю и прихожу со следующим списком: Не выходите замуж, лучше пользуйтесь "Гипнозом Копперфильда". "Гипноз Копперфильда". Это не духи, а фокус. "Гипноз Копперфильда". Духи на сегодняшний вечер, и на завтрашний вечер, и на все остальные вечера. "Гипноз Копперфильда". Флакон с двойным дном, в котором скрыта история любви. Пользуйтесь "Гипнозом" - действие гарантировано на всю жизнь. "Гипноз Копперфильда"- не просто духи. Пузырек "Гипноза"отшибает память. "Гипноз Копперфильда". Когда все произойдет, притворитесь, будто ничего не помните. Совещание проходит скверно. Все недовольны, и я в том числе. Выслушав их, я в тот же день уезжаю из Парижа в Вербье (Швейцария), на горнолыжный курорт Вале. Оттуда, после трех недель работы, я посылаю факсом слоган, который вы уже знаете и благодаря которому этот товар на целый год стал мировым лидером среди ароматов: БЕЗ "ГИПНОЗА КОППЕРФИЛЬДА" ЛЮБОВЬ ЖИВЕТ ТРИ ГОДА. XXXVII Сентиментальный циник Я сижу, как и каждый вечер, в уголке все того же кафе, в поисках выхода. Сколько я ни повторяю "я умер, я умер", а все равно живу. Я много раз мог умереть: под колесами машины (но вовремя отскочил), выпав из окна (но уцепился за дерево), заразившись вирусом (но надел презерватив). Как жаль. Умереть - меня бы это устроило. До сошествия в ад я боялся смерти. Сегодня она была бы освобождением. Я даже не могу понять, почему люди так убиваются, умирая. У смерти припасено для нас больше сюрпризов, чем у жизни. Я теперь жду дня моей смерти с нетерпением. Я буду счастлив покинуть этот мир и узнать наконец, что же потом. Те, кто боится смерти, нелюбопытны. Моя проблема в том, что ты - ее решение. Сильнее всех влюбляются самые отъявленные циники и пессимисты: это им на пользу. Мой цинизм только и ждал, чтобы жизнь его опровергла. Отрицают любовь как раз те, кто больше всех в ней нуждается: в каждом Вальмоне скрыт неисправимый романтик, которого хлебом не корми, дай забренчать на мандолине. Ну вот, готово дело, опять начинается, западня захлопнулась, адский механизм сработал. Я опять мечтаю о большом доме с садом, залитым солнцем, или о стуке дождевых капель по крыше, мечтаю собрать букет фиалок, уединиться с ней подальше от города, чтобы любить друг друга снова и снова, пока не лопнем от счастья, пока не заплачем от блаженства и будем утешать друг друга ласками, что же делать, если нам так хорошо вместе, и дыня со льда и пармская ветчина, где Парма, там и Флоренция, Милан, если останется время... XXXVIII Переписка (III) Третье письмо к Алисе: "Милый страус!
Как и следовало ожидать, Алиса позвонила мне в понедельник. Она призналась, что сходит по мне с ума, и обещала, что больше мы никогда не расстанемся. Я медленно и нежно раздел ее в квартире, которую предоставил мне один друг. Сказать, что встреча была радостной, - значит ничего не сказать. Эти полдня блаженства могли бы стать метрическим эталоном в Севре[В Севре находится Международная палата мер и весе] по разделу "высшее сексуальное наслаждение у двух человеческих существ взаимодополняющих полов". После этого, вопреки своему обещанию, она покинула меня около девяти вечера, еле живая, и я опять остался встречать наступающие часы в одиночестве. XXXIX Неуклонно вниз Лучше предупредить вас сразу: не гарантирую, что эта история завершится "хэппи эн-дом". Последние недели входят в число самых печальных и чудесных воспоминаний моей жизни, и у меня нет оснований думать, что такая ситуация не продлится еще долго. Не получается у меня переломить судьбу, не из того она теста, которое легко лепить. Конец света наступил на прошлой неделе. Алиса позвонила мне и сообщила новость: она уезжает отдыхать с Антуаном, чтобы попытаться склеить разбитую чашку. На этот раз все действительно кончено. Она повесила трубку, я тоже, мы даже не попрощались. Моя любовь - Хиросима. Видите, до чего страсть может довести человека: я почти цитирую Маргерит Дюрас[Маргерит Дюрас (1914-1996) - французская писательница, автор сценария к фильму Алена Рене "Хиросима, любовь моя"]. Я смотрю, как муха бьется в окно моей комнаты, и думаю, что она совсем как я: между ней и действительностью - стекло. Двойная жизнь - роскошь для шизиков. Алиса ухитряется и рыбку съесть, и на кол не сесть: запретная страсть со мной, уютное гнездышко с мужем. Зачем иметь только одну жизнь, когда можно - несколько? Она меняет мужчин, как каналы по ящику (надеюсь хоть, что я - "Евроспорт"). Все кончено. В.С.Е. К.О.Н.Ч.Е.Н.О. С ума сойти: я так легко написал эти десять букв, а принять их смысл не в состоянии. У меня иногда случаются приступы мегаломании: раз я ей не нужен, уговариваю я себя, так я ее больше не люблю! Она не стоит Меня! И тем хуже для этой дуры! Но гордость взыг-рывает во мне ненадолго - инстинкт самосохранения недостаточно развит. Я прошу меня извинить, писатели - люди нудные, надеюсь, я вас не слишком достал своими страданиями. Писать - значит жаловаться. Нет большой разницы между романом и рекламацией в Министерство связи. Если бы я мог иначе, то не сидел бы в четырех стенах, стуча на машинке. Но у меня нет выбора: все равно я никогда не смогу говорить ни о чем другом. Посмотрите, в кого я превратился... Я пишу такую же книгу, как все... Любовная чехарда... Мужчина бросает женщину ради другой, которая бросает его... Да что же это со мной? Где мои декадентские вечера? Я погряз в душещипательных историях, имеющих местом действия квартал Сен-Жермен-де-Пре... Какое-то новое французское кино... Расскажем о проблемах людей, у которых нет проблем... Но я впервые ощущаю такую физическую потребность писать... Раньше, когда мне говорили об этой самой "необходимости", я делал вид, будто понимаю, но даже не представлял, что это такое... Даже в этом самобичевании я далеко не первопроходец (спасибо, Дрие, спасибо, Нурисье...[Пьер Дрие ла Рошель(1893-1945) -французский писатель; Франсуа Нурисье (род. 1927)- французский писатель])- Мне не о чем больше рассказать... Рано или поздно это должно было из меня попереть... Пока ты не написал роман о своем разводе, считай, что ничего не написал... А может, не так уж и глупо считать свой случай закономерностью... Если я банален, значит, всечеловечен... Надо бежать от оригинальности, держаться вечных сюжетов... Осточертели интерпретации... Учусь искренности... Я чувствую: в недрах моего горя словно течет река, и, если бы мне удалось пробиться и дать выход ее водам, я оказал бы услугу "отдельным счастливцам", стоящим на краю аналогичной пропасти. Я бы их предупредил, объяснил бы им все, чтобы их не постиг такой же удар. Я возьму на себя эту миссию и благодаря ей сам смогу лучше во всем разобраться. Но не исключено, что река так и останется подземной... XL Разговор в пятизвезднике Жан-Жорж никогда не видел меня таким. Он отчаянно пытается оживить беседу, словно протягивает руку помощи утопающему. Мы сидим в баре роскошного отеля, уже не помню какого - мы посидели во всех. Я спрашиваю его: - Скажи, ты веришь, что любовь живет три года? Он смотрит на меня с жалостью. - Три года? Ну ты и хватил! Какой ужас! Трех дней больше чем достаточно! Откуда ты взял эту чушь, стригунок? - Кажется, это гормональное или биохимическое, что ли... Через три года все кончается, и ничего не попишешь. Печально, ты не находишь? - Нет, пупсик. Любовь живет столько, сколько ей положено, мне это безразлично. Но если ты хочешь, чтобы она прожила подольше, думаю, тебе надо научиться как следует скучать. Надо найти человека, с которым хотелось бы подыхать от скуки. Поскольку вечной страсти не бывает, пусть хоть скучается с удовольствием. - Да, возможно, ты прав... Как ты думаешь, у меня когда-нибудь это пройдет, я перестану гоняться за химерами? - Да, цыпленок. Ты подходишь к проблеме не с того конца. Чем больше жаждешь увлечься, тем сильнее разочарование, когда все кончается. Нет, надо стремиться скучать, тогда будешь приятно удивлен, если вдруг окажется, что еще не обрыдло. Страсть не может быть "институционной", нормой должна быть скука, а страсть - вишенкой в пироге. Знаешь, кто боится скуки... - ...Тот не в ладу с собой. Знаю, ты мне сто раз повторял... Пфф... Как посмотрю на друзей с женами, которые ненавидят друг друга, скучают, гуляют на сторону, лаются и не расстаются только ради сохранения семьи, - не жалею, что развелся... У меня, по крайней мере, остались прекрасные воспоминания о моем браке. - Нет, шалунишка, я не Анну имею в виду, а Алису. Ты нафантазировал о ней с три короба, а ведь совсем ее не знаешь. Вот она, твоя болезнь: ты любишь сам не знаешь кого. Думаешь, ты бы выдержал, если бы тебе пришлось с ней жить? Вряд ли: вас ведь то и возбуждает, что вы не можете быть вместе. Лично я на твоем месте позвонил бы Анне. - Жан-Жорж? - Что, пупсенок? - Не мели ерунды. Еще по стаканчику? - О'кей, если платишь ты. - Жан-Жорж, можно, я задам тебе один вопрос? - Валяй. - Ты когда-нибудь страдал от любви? - Нет, ты же знаешь. Я никогда не влюблялся. Это мое самое большое несчастье. - Иногда я тебе завидую. Я вот никогда не влюблялся НАВСЕГДА, это хуже. Он молчит, и я начинаю жалеть, что задал этот вопрос. Его глядящие в сторону глаза подергиваются пеленой. Голос звучит на октаву ниже: - Прекрати путать роли, охламон. Это я тебе завидую, и ты это прекрасно знаешь. Я-то страдаю с рождения. А ты сейчас впервые узнал боль, которую хотелось бы испытать мне. Давай сменим тему, пожалуйста. Ну вот, мое несчастье к тому же заразно. Теперь мы оба в миноре, с чем нас и поздравляю. - Ты думаешь, я негодяй? - Да нет же, нет. Ты еще только учишься, ты всего лишь любитель, мой сладкий. У тебя еще все впереди. А вот... - Что - вот? - А вот на самом деле ты - блудливый гомик, и я тебе сейчас в эту дырку засажу! С этими словами он, шельмец, хватает меня в охапку, мы скатываемся на пол, опрокинув стол, стаканы, кресла, и ржем вовсю, а бармен тем временем лихорадочно ищет в телефонном справочнике номер скорой психиатрической помощи больницы Святой Анны. XLI Домыслы Ну вот, произошла ужасная вещь: я перестал снимать на ночь носки. Надо что-то делать, а то, глядишь, скоро начну пить собственную мочу. Я ворочался в постели, из головы не шли слова Жан-Жоржа. А что, если он прав? Надо позвонить Анне. В конце концов, если Алиса не хочет жить со мной, может, я зря развелся? Еще не все потеряно: многие снова влюбляются в своих бывших на другой день после развода. Взять хотя бы Аделину и Джонни. Нет, плохой пример. Ну-у... Лиз Тейлор и Ричарда Бартона. Тоже не лучше. Я могу вернуть Анну. Мне нужно вернуть Анну. Все еще поправимо. Мы не все испробовали. Мы испробуем все. Мы ни о чем не говорили, щадя друг друга, так и расстались, ничего друг другу не сказав. Мы снова будем вместе, и еще посмеемся, вспоминая наш разрыв. Подумаешь, невидаль! Нет, если подумать, то как раз невидаль. Раньше браки было не разрушить такими интрижками. Сегодня браки СТАЛИ интрижками. Общество, в котором мы родились, основано на эгоизме. Социологи называют это индивидуализмом, хотя есть объяснение попроще: мы живем в обществе одиночества. Нет больше семей, нет деревень, нет Бога. Наши предки избавили нас от всего лишнего, а взамен включили телевидение. Мы предоставлены самим себе и не способны заинтересоваться чем бы то ни было, кроме собственного пупа. Все же у меня родился план. Я очень надеялся, что не придется прибегать к этой крайней мере, но отъезд Алисы с мужем требует ответного удара ядерной силы. На сей раз спрячем подальше чувство собственного достоинства. Мой план - позвонить Анне. Я берусь за телефон с улыбкой - дьявольской, хотелось бы верить, а на самом деле - всего лишь смущенной. XLII Трогательный маневр - Сколько же мы не виделись? - спросил я Анну, потянув на себя столик, чтобы она смогла сесть на банкетку. Раньше в этом же ресторанчике мы любили ужинать, сидя рядышком, но раньше - это раньше, а сегодня мы сидим друг против друга. Она с любопытством смотрит на меня, прежде чем ответить: - Четыре месяца, одну неделю, три дня, восемь часов и (она говорит это, глядя на часы) шестнадцать минут. - И сорок три секунды, сорок четыре, сорок пять... Поначалу мы говорим о чем придется, обо всем, что позволяет избежать главного: о нашей работе, о наших друзьях, о наших воспоминаниях. Как будто всего, что произошло, просто не было. Но Анна не слепая, видит, что мне плохо, и ей тоже плохо оттого, что не она этому причиной. Она нервничает и за десертом начинает меня потихоньку доставать. - Ну ладно, ты ведь не для того меня пригласил, чтобы посплетничать о старых друзьях. Что ты хочешь мне сказать? - Ну... Дома остались твои вещи, я подумал, может, ты бы зашла их забрать. А заодно мы могли бы провести вместе уик-энд и посмотреть, вдруг... - Чего? У тебя что, с головкой плохо? Мы развелись, забыл? Я отлично вижу, что ты влюблен не в меня, и потом, черт, я тебе не кукла, захотел - поиграл, захотел - бросил! - Тс-с! Не так громко... Я обращаюсь к соседям по столу. - Мы разведены, я предложил ей куда-нибудь съездить на уик-энд, а она отказалась. Вот так, теперь вы все знаете. Можете больше не слушать? Или вам с этой мымрой, что сидит напротив, так дерьмово живется, что обязательно слушать про чужую жизнь? Сосед вскакивает, я тоже, наши женщины нас растаскивают, в общем, какой-никакой экшн в этой книжке есть. Потом я расплачиваюсь по счету, и мы выходим из ресторана. На улице еще темнее, чем раньше. Мы идем и смеемся. Я прошу у нее прощения. Она говорит: ничего. Похоже, ей этот разрыв дался легче, чем мне. - Марк, слишком поздно. Ничего уже не вернуть. Я люблю другого человека, ты тоже - нам больше нечего делать вместе. - Знаю, знаю, я смешон... Я думал, что мы могли бы еще раз попробовать... Ты точно не хочешь, чтобы я тебя проводил? - Нет, спасибо, я возьму такси... Марк, я дам тебе один совет на будущее. В отношениях с женщинами тебе надо научиться ставить себя на их место. А потом, когда уже пора прощаться, вдруг прошибают эмоции. Мы сдерживаем слезы, но они все равно льются, только внутри, под нашими лицами. Ее детский смех - больше я его не услышу. Тот, другой, будет слушать его вместо меня, если ей с ним весело. Анна стала чужой. Мы расстаемся, чтобы идти разными путями, каждый в свою сторону. Анна садится в такси, я тихонько захлопываю дверцу, она улыбается мне из-за стекла, и машина трогается... В хорошем кино я побежал бы за ее такси под дождем, и мы упали бы в объятия друг другу у ближайшего светофора. Или она вдруг передумала бы и умоляла бы шофера остановиться, как Одри Хэпберн- Холли Голайтли в финале "Завтрака у Тиффани". Но мы не в кино. Мы в жизни, где такси едут своей дорогой. Мы покидаем сначала родительское гнездо, а потом, бывает, и свое первое семейное гнездо тоже, и всегда при этом ощущаем одну и ту же боль, потому что чувствуем себя навсегда осиротевшими. XLIII Пошлая сцена Супруги ужинают, любовники обедают. Если увидите парочку в бистро в полдень, попробуйте щелкнуть фотоаппаратом - нарветесь на неприятности. Попробуйте сделать то же самое с другой парочкой вечером - вам улыбнутся и примут картинные позы под вашей вспышкой. Вернувшись после супружеских каникул, Алиса позвонила мне. Хорошенько поставив себя на ее место, вообразив, что происходит в ее головке, я холодно предложил вместе пообедать. - Я принесу проектор для слайдов. Она не нашла меня забавным, и слава богу, потому что я не собирался ее забавлять. Едва придя, она клянется мне, что это было ужасно, уверяет, что они ни разу не занимались любовью, но я перебиваю ее: - У меня все прекрасно. Уезжаю на уик-энд с Анной. Мы-то знаем, что это неправда, все знают, кроме Алисы, которая метко поражена баллистической ракетой. - А... - Ну, - как-ни-в-чем-не-бывало-продолжаю-беседу-я, - как съездили? Алиса дает мне пощечину, но почему-то сама разражается рыданиями. Я в последнее время прямо-таки коллекционирую застольные мелодрамы. Удачно вышло: здесь у нас нет соседей. Неудачно вышло: и Алиса убежала. Скучно теперь будет в ресторане. Я могу сколько угодно смаковать свою месть, все равно "я остался один, с сердцем, полным подаяний" (Поль Моран[Поль Моран (1888-1976)-французский писатель]), и опять принимаюсь пить гектолитрами, так что вскоре уже на ногах не стою, да и не сижу. Пообедал, называется, опять ни крошки во рту. Месть - блюдо несъедобное. Не то удивительно, что наша жизнь - пьеса, а то, что в ней так мало действующих лиц. XLIV Переписка (IV) Последнее письмо к Алисе: "Любовь моя! Уик-энд с Анной ничего не дал. Не будем больше об этом. Как и ты, я хотел определиться, быть уверенным в том, что сделал правильный выбор. Прости, что так обидел тебя. Еще мне хотелось, чтобы ты почувствовала, как сильно я страдал, когда ты уехала. Это глупо, я понимаю. Потому что ты никогда не узнаешь, как больно ты мне сделала. Алиса, мы с тобой созданы друг для друга. Это просто жуть. Все с тобой прекрасно, даже я. Но мне страшно, что тебе страшно. Невыносимо, что я не единственный мужчина в твоей жизни. Я ненавижу твое прошлое, оно застит мое будущее. Хотелось бы, чтобы от всей этой боли был хоть какой-то прок. Почему ты мне не доверяешь? Потому что я шальной? Не принимаю упрека, ты ведь тоже шальная. Ты думаешь, мы любим друг друга исключительно потому, что это сложно? В таком случае надо расстаться. Лучше быть несчастным без тебя, чем с тобой. Наша любовь неискоренима, в голове не укладывается, как ты этого не понимаешь. Я твое будущее. Я здесь, я существую, и ты не можешь жить дальше так, будто меня нет. Уж извини. Как говорят "Незнакомцы"["Незнакомцы" - группа французских комиков]: "Это твоя Судьба". Мы не имеем права отказываться от счастья. Большинству людей такого везения не выпадает. Они нравятся друг другу, но не влюбляются. Или влюбляются, но у них не клеится в постели. Или в постели все хорошо, но им нечего сказать друг другу потом. А у нас с тобой все есть, вот только нет ничего, потому что мы не вместе. То, что мы делаем, - непростительно. Хватит терзать друг друга. Это преступление - не поспешить быть счастливыми, когда представляется наконец такая возможность. Мы чудовища по отношению к самим себе. Сколько можно? Ради кого? Бесчеловечно так мучить себя и других просто так, за здорово живешь. Никто нас не упрекнет за то, что мы не упустили свой шанс. Это действительно будет мое самое последнее письмо. Я не могу больше играть в кошки-мышки. Я сокрушен, раздавлен, я жду у твоих ног - добей меня. Есть такой предел боли, когда теряешь всякую гордость. Я пишу не для того, чтобы просить тебя прийти, - я пишу, чтобы предупредить: я всегда буду ждать. Дашь знак - и мы начнем разводить страусов. Не дашь - я все равно буду здесь, поблизости, на одной с тобой планете, ждать тебя. Я люблю тебя до безумия, ты одна мне нужна, я думаю только о тебе, я принадлежу тебе душой и телом. Твой Марк, который плакал, когда писал это письмо". XLV И вот И вот я берусь за перо, чтобы сказать, что люблю ее, что у нее самые длинные на свете волосы и моя жизнь утонула в них, а если тебе это смешно, мне жаль тебя, ее глаза для меня, она - это я, я - это она, и когда она кричит, я тоже кричу, и все, что я в жизни сделаю, я сделаю для нее, всегда, всегда я буду отдавать ей все, и до самой смерти не будет ни одного утра, чтобы я встал с другой мыслью, кроме мысли о ней, и буду любить ее так, чтобы она любила меня, и целовать снова и снова ее руки, ее плечи, ее груди, и тогда я понял, что человек, когда он влюблен, пишет слова, которым нет конца, и некогда ставить точки, надо писать, писать, бежать впереди собственного сердца, и фраза тянется и тянется, в любви нет пунктуации, и страсть истекает слезами; когда любишь, обязательно пишешь и не можешь остановиться; когда любишь, обязательно воображаешь себя Альбером Коэном[Альбер Коэн (1895-1981) -швейцарский франкоязычный писатель; его роман "Право первой ночи" считается лучшим романом о любви во франкоязычной литературе XX века], Алиса со мной, Алиса бросила Антуана, она ушла, наконец-то, наконец, и мы взлетели, в переносном смысле и в прямом, первым самолетом в Рим, конечно, куда же еще, отель "Англетер", пьяцца Навона, фонтан Треви и вечные желания, прогулки на "веспе"; когда мы попросили шлемы, парень из проката мотороллеров все понял и сказал: слишком жарко, любовь, любовь без остановки, три, четыре, пять раз на дню, конец уже болит, никогда вы не ловили такого кайфа, все начинается заново, вы больше не одиноки, небо розовое, без тебя я был ничем, наконец-то я дышу, мы идем, не касаясь ногами мостовой, в нескольких сантиметрах над землей, никто этого не замечает, кроме нас, мы на воздушных подушках, мы улыбаемся римлянам просто так, без причины, нас принимают за даунов, за сектантов, мы из секты Улыбающихся в Левитации, все стало теперь так легко, шагаем левой-правой, и это счастье любовь жизнь томато-моцарелла залитые оливковым маслом "паста" с пармезаном, никогда не доедаем, оставляем на тарелках, слишком заняты смотрим в глаза друг другу гладим друг другу руки опять хотим, кажется, мы не спали уже десять суток, десять месяцев, десять лет, десять веков, солнце на пляже Фреджене поляроидные снимки как тот что нашла Анна в сумке в Рио, дышать и смотреть на тебя, больше ничего не надо, это навсегда, на всю жизнь и навеки, просто не верится, с ума сойти, как радость жизни нас распирает, со мной никогда такого не было, а ты чувствуешь то же, что чувствую я? Ты никогда не полюбишь меня так, как я тебя люблю, нет, это я люблю тебя сильнее, чем ты меня, нет, я, нет, я, ладно, мы оба, как это здорово стать полным идиотом, бежать к морю, ты создана для меня, какими словами выразить нечто столь прекрасное, это как будто, как будто мы вышли из непроглядно черной ночи на ослепительный свет, как балдеж под экстази, который никогда не кончится, как боль в животе, которая вдруг прошла, как первый глоток воздуха, который вдыхаешь, вынырнув из воды, как один ответ на все вопросы, дни пролетают, словно минуты, забываешь обо всем, рождаешься каждую секунду, не думаешь ни о чем плохом, мы живем минутой вечно, страстно, сексуально, изумительно, неотразимо, над нами ничто не властно, мы знаем, что сила нашей любви спасет мир, о, мы просто до ужаса счастливы, тебе надо подняться в номер, подожди меня в холле, я сейчас, ты вошла в лифт, а я помчался вверх по лестнице, прыгая через ступеньки, и кто же встретил тебя у лифта - я, ох, мы чуть не плакали, расставаясь всего на три минуты, когда ты надкусила спелый-преспелый персик сладкий сок потек по твоим загорелым ляжкам о черт я хочу тебя все время, снова и снова, смотри что я наделал тебе на лицо, о Марк, о Алиса, я кончаю, до-оолго, здооорово, мы не видели ни одного памятника в этом городе, готово дело ее одолел смех, да что я такого сказал смешного, это нервное, я потрясающе кончила обожаю тебя, любовь моя, а какой сегодня день? II Три года спустя на форментере жүктеу/скачать 344.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|