Появление свободы в современном мире

“Ни епископа, ни короля”

Иакову (VI) I, несмотря на то, что он прибыл из пресвитерианской страны, пуританство и пресвитерианство были совершенно не нужны. По его мнению, они представляли серьезную угрозу абсолютной монархии, которой он был полностью предан. Этот очень эрудированный, хотя и педантичный король написал книгу - “Basilikon Doron”, - превознося неограниченные полномочия абсолютного монарха над всей плотью как неоспоримое Божье требование. Его сын, Карл I, придерживался тех же абсолютистских взглядов на «божественное право». И Иаков и Карл Стюарт считали, что богоправые епископы являются необходимой правительственной поддержкой богоправых королей. Думая так, они не отличались от большинства других европейских монархов их времени. Когда Иаков I ругал пуританских лидеров на хэмптонском судебном совете в 1604 году (между королем и его англиканскими епископами с одной стороны и пуританскими лидерами с другой), выкрикнув ставшее афоризмом “ни епископа, ни короля”, он говорил логически (относительно его собственной позиции) и, в определенном смысле, пророчески. Современные противники монархии Стюартов – и особенно оппоненты Карла I – быстро указали на небиблейское и лишенное общего права основание их абсолютистского правления. Такая критика принимала различные формы, но, возможно, ничто не оказало большее действие, как заявление о том, что Стюарты разрушили древние свободы, которые гарантировало общее право Англии, через нововведенные централизующие суды, долю в которых имели епископы.

Английское общее право: истина и миф
С середины правления королевы Елизаветы до свержения Карла I пуритане – и многие другие, особенно, в среде растущих торговых классов, сельского дворянства и юристов – утверждали, что корона и ее епископы разрушили систему древнего общего права, чтобы помешать реализации свобод народа в интересах увеличенной централизованной власти с помощью таких инструментов, как Высокополномочный Суд. Хилл объясняет:

Верховный Суд начал действовать как обычный суд с 1580х годов, когда Правительство стало серьезно воспринимать угрозу со стороны пуританских радикалов... (Архиепископ Уитгифт в 1583 году) сказал... что суд необходим из-за сплоченности пуритан и их влиятельной поддержки, по крайней мере, в некоторых областях; а присяга по должности весьма важна, потому что процедуры общего закона недостаточно для преодоления трудности сбора достаточных улик для вынесения приговоров...

Основные полномочия такого суда для иерархии были бесценны. К концу правления Елизаветы епископы пытались получить отдельные полномочия для своих епархий в качестве средства для проведения наказания; за неимением их они часто передавали дела Верховному Суду, чтобы быть уверенным в успешном судебном преследовании.¹

Однако эти новые своевольные порядки столкнулись с сильной оппозицией и в конечном итоге доказали свою непродуктивность для королевской власти:

Сопротивление Верховному Суду, таким образом, было странным соединением интереса и принципа. Специалистам по общему праву, пуританам и печатникам не нравился Высокополномочный Суд, как и многим богатым тяжущимся сторонам, которые ощущали на себе проволочки закона. Но ему также противостояло растущее мнение мирян, которых возмущала нравственная компетенция церковников, церковная цензура, большие штрафы или все вместе.²

Таким образом, законные нововведения со стороны королевской администрации были одним из главных факторов, которые привели к окончательному конфликту между короной и Парламентом. Важную роль в этом конфликте сыграл сэр Эдвард Кок (1552-1634), великий систематик английского закона:

[Кок] систематизировал английский закон и в процессе сохранил и расширил требование буквального его понимания и приложения к нуждам торгового общества. Этим он бросил вызов... произвольному обложению налогом и своевольному аресту, излишне мелочному контролю над экономической жизнью страны... Что привело к конфликту общего закона с прерогативой и ее судами, Церковью и ее судами; естественно и не могло быть иначе, что Кок обратится за поддержкой в Палату Общин, когда не смог достигнуть своих целей в правительстве.³

Хилл показал, что в борьбе специалистов по общему праву и пуритан против королевского управления была большая доля вымысла (к примеру, создание Коком положений «Великой Хартии вольностей» насчет экономического либерализма было совершенно анахроничным).⁴ И Розеншток-Хьюсси показал, что многое из того, что утверждалось, к примеру, древняя англосаксонская процедура, было просто общим средневековым европейским христианским наследием церковного правосудия, основанного на Библии.⁵ Тем не менее, в вымысле было достаточно правды, чтобы сыграть главную роль в свержении трона в предстоящей английской Гражданской войне.

Король: революционер?
Противоречия по поводу низложения личных свобод из-за попирания правительством общего закона выдвинули со стороны юристов по общему праву, пуритан и торговых классов следующее обвинение против короны и ее администрации: король вел себя как революционер против народа. Конечно, смысл этого обвинения состоял в том, что такие королевские действия нуждаются в ограничении мерами, которые теоретически считаются консервативными, антиреволюционными (хотя нет необходимости говорить, что такое толкование не было принято сторонниками двора и большей частью Европы).⁶

События, постепенно подготавливающие английскую

Гражданскую войну
После объединения корон Англии и Шотландии в 1603 году пуритане питали большие надежды на лучшее обращение под властью Иакова I, чем при правлении Елизаветы.

Когда [Иаков VI (I)] вступил во владения своим новым королевством, угнетаемые пуритане представили ему прошения о помощи или терпимости... Главным из них была «Тысячная петиция», названная так... из-за того, что ее подписали почти тысяча (в действительности около 800) служителей... Она была написана на почтительном и спокойном языке, и ее мольба о помощи не допускала ни малейшей опасности для церкви...⁷

Результатом этого прошения стала хэмптонская судебная конференция, состоявшаяся в 1604 году, на которую Иаков I пригласил четырех ведущих пуританских ученых и служителей вместе с архиепископом Уитгифтом, восемью епископами и другими представителями Англиканской Церкви. Вместо того чтобы быть «спокойным судьей», он, как говорит Митчелл, стал «ревностным приверженцем». Он обращался к пуританам «с высокомерием и грубостью» и сильно их обидел.⁸ Он обвинил их в «стремлении к шотландской пресвитерии, которая так же согласуется с монархией, как Бог с дьяволом. Там соберутся заурядные люди и по своему желанию будут судить меня и мой совет».⁹ Наконец, он пригрозил д-ру Рейнольду из Оксфорда и другим пуританским ученым: «Я заставлю их подчиниться, или в противном случае выкину из королевства, или сделаю еще хуже - повешу их, т.е. всех». Однако из этой неутешительной конференции появилось основание для создания классического английского перевода Библии, известного как «авторизированная» или «версия короля Иакова».

Король Карл I (правил в 1625-49 гг.) не знал, или, возможно, не интересовался, как его отец Иаков I, глубокими стремлениями большей части своего народа. Он продвинул грубый отцовский абсолютизм в церкви и государстве даже с большей строгостью, особенно, после назначения крайне антипуританского и антикальвинистского архиепископа самой Высокой Церкви Лода Кентерберийского в 1663 году. Карл I, искренне веря в божественное право абсолютной монархии, не был эффективным политиком (хотя, следует признать, он находился в условиях, которые были трудны для большинства совершенных государственных деятелей). Прошло немного лет, прежде чем все ясно поняли, что бескомпромиссность Карла и жестокие преследования Лода, далекие от достижения целей подавления пуритан, приводя к обратным результатам, поднимали массовое сопротивление и тем самым окончательно решали судьбу королевского абсолютизма. Конечно, с точки зрения Карла I, он просто защищал национальное религиозное единство и установленное Богом королевское право. Такие находящиеся противостоящие друг другу позиции можно было урегулировать только с помощью войны.

В 1628 году Карл I распустил Парламент и «в течение двенадцати лет пытался править без совета Палат. Для этого без всякого основания приписал большую власть своему тайному совету... и подчинился руководству умелых, но беспринципных людей, которые намеревались осуществить в Англии политику, успешно проведенную Ришелье во Франции, и сделать абсолютной власть своего хозяина... (Эти люди) любили своего хозяина, ведущего уединенный образ жизни, и не сознавали сил, которые выстраивались против них».¹⁰

Архиепископ Лод в течение многих лет «был самым доверенным советником короля в государстве и в делах Церкви... Он пользовался властью своего высокого положения и судов Звездной палаты и Высокого Полномочия с суровостью и невиданной жестокостью».¹¹ Начиная с 1628 года, растущее братство колонии Массачусетс Бэй эмигрировало из Англии. Их число сильно увеличилось после назначения Лода в 1633 году, который начал систематически преследовать пуритан.

Шотландские события и английский парламент
Ни одно из действий Карла I и Лода не имело таких разрушительных последствий для дела, которое они защищали, как их злополучная попытка навязать пуританам и пресвитерианской Шотландии литургию «Высокой Церкви». Негодование в Шотландии уже достигло наивысшей точки из-за навязывания Иаковом I епископов сильно не желающему этого пресвитерианскому народу несколькими годами ранее. Возможно, многие в Шотландии в конечном итоге могли бы оказать предпочтение Англиканству, если бы оно им не навязывалось извне. Но получилось, что пресвитерианство естественно считалось патриотическим, а англиканское прелатство рассматривалось как чуждая тирания.

Свидетельства подтверждают правоту историка шотландской церкви Дональда МакЛина, который заметил, что в Шотландии народное пресвитерианское движение было в значительной степени религиозным явлением, тогда как соответствующее английское движение, будучи до некоторой степени религиозным, одновременно мотивировалось несколькими политическими факторами (как мы только что обсудили): «Кроме того, мотивы шотландцев и англичан различались по источнику и по своей конечной цели. Основание шотландского спора было полностью религиозным, а английский спор возник из-за вопросов о форме правления и конституционной политики».¹²

В течение следующего десятилетия английская история в значительной степени зависела от отношения поддерживающего пуританство парламента и армии к возрожденным шотландским пресвитерианам. Шотландское возрождение, известное как Вторая Реформация, было мощным событием, оказавшим большое влияние на историю западного мира. Как и ранняя протестантская Реформация, она оказывала сильное сопротивление статистическому абсолютизму. (Американские колонии и позднее Соединенные Штаты Америки можно считать наследниками свобод, полученных в равновесии государства-церкви, достигнутом во время Второй шотландской Реформации.)

Как абсолютистская монархия «божественного права» в конечном счете основывалась на естественноисторических принципах, так религиозные и гражданские свободы Второй шотландской Реформации основывались на противоположной философии: сосредоточенный на Боге подход к жизни, коренящийся в спасении, согласно библейским принципам превосходящего закона, высшего для природы и, таким образом, являющегося судьей для политических построений человеческого разума.

Когда в 1637 году английские гражданские власти пытались силой навязать Церкви Шотландии англиканский тип литургии, ретроспективно, реакция понятна. Мятежи закончились Эдинбургом. Говоря словами Митчелла, «как сказал ранее король Иаков, «он не знал вкусов этого народа», и, возможно, не думал о том, к какому огромному пожару приведет ряд действий, за которые он взялся».¹³

Гетерингтон коротко описывает реакцию:

Попытка вызвала мгновенное и решительное сопротивление. Большая часть знати, почти весь средний класс, все служители и почти весь народ, объединенные священным национальным договором в защите своих религиозных свобод, решили скорее подвергнуть жизнь опасности... чем подчиниться грозящему насилию над совестью. Король поднял армию, чтобы покорить их силой, но уклонился от рискованной схватки и составил уклончивое перемирие. Эта неудавшаяся попытка почти истощила его казну и вынудила неохотно созвать Парламент, от которого он надеялся получить содержание.¹⁴

Как продолжение действий, развязанных литургическими мятежами в Эдинбурге, за которыми последовало подписание Национального Договора в феврале 1638 года, в конце 1638 года в г. Глазго собралась возрожденная всеобщая Ассамблея Церкви Шотландии. На ней было много пресвитериан, антиангликанских делегатов из прелатов, которые избрали председателем собрания Александра Хендерсона (позднее ставшего одним из шести шотландских уполномоченных на Вестминстерской Ассамблее). Эта ассамблея – вопреки неудовольствию короля – упразднила епископов в Шотландии, удалила из документов епископальное законодательство и восстановила пресвитерию. За этим последовала первая Война Епископов, в которой король сделал безрезультатную попытку захватить Шотландию, чтобы заново подчинить ее Церковь. Говоря простым языком, армия шотландских ковенанторов была больше и лучше. После простой видимости сражения, военные действия закончились «Бервикским Примирением, по условиям которого ковенанторы соглашались распустить свою армию, взамен на обещание Карла назначить собрание ассамблеи в Эдинбурге в августе 1639 года, за которым сразу же последует собрание Парламента. Неохотно он согласился с исключением епископов из ассамблеи, но убеждал их подать новое выражение отказа и уверил в своем намерении восстановить их, когда сможет».¹⁵

Однако Карл вместо того, чтобы выполнить свое обещание, сделал роковой шаг и созвал английский Парламент, который, как он надеялся, будет финансировать вторую Епископскую войну против Шотландии.

«Короткий» Парламент оказался неподатливым и был распущен в течение месяца. Пользуясь затруднениями короля и устав от постоянных перерывов в работе, шотландский Парламент собрался вопреки королю и его специальному уполномоченному в июне 1640 года и утвердил постановления ассамблеи (т.е. Глазго)... В августе армия ковенанторов перешла Твид и заняла Нью Касл и Дарем, вынуждая, таким образом, короля созвать роковой «долгий» Парламент (ноябрь 1640 года). Сильно пуританский и пресвитерианский в своих симпатиях...¹⁶

Долгий Парламент

С самого начала Долгий Парламент назначил четыре комитета для решения, как считалось, самых важных вопросов времени: религиозные жалобы, дела Шотландии и Ирландии, гражданские жалобы, папизм и папистские интриги. Огромное количество прошений со всей страны, подписанные тысячами граждан, стали стекаться в Парламент, настаивая на разного рода помощи и преобразованиях. Вероятно, самым заметным было письмо из Лондона, подписанное 15 тысячами людей и известное как «Основательное прошение» о выражении из молитвы, а именно, что «вышеупомянутое управление со всеми его пристройками, коренным образом может быть упразднено».¹⁸

После раскрытия заговора против Парламента был принят законопроект о том, «что существующий Парламент не будет закрыт, отсрочен или распущен без его собственного согласия». Вскоре Парламент сделал важный шаг, подготавливая основание военной силы «ради безопасности своей свободы и протестантской религии».¹⁹

Назначили еще один комитет по религии с десятью епископами, двадцатью светскими пэрами и пуританскими министерскими советниками для изучения нововведений в доктрине и вопроса о требнике, но из этого комитета ничего не получилось. Законопроекты, принятые в 1641 году, упраздняющие Высокополномочный Суд и Звездную Палату, были подписаны королем. Архиепископ Лод и правая рука короля антипуританин Стаффорд были заключены в Лондонский Тауэр. Национальный Договор (похожий на договор в Шотландии) был подписан Парламентом в мае 1641 года и разослан для подписания по всему королевству, заверяя в дальнейшей протестантской Реформации и искоренении папства. (Это было сделано за два года до более поздней и более известной «Торжественной Лиги и Завета», предложенного Шотландией.)

В декабре 1641 года Палата Общин представила королю «Большой протест», который указывал на религиозные жалобы и просил собрания «общего синода из самых авторитетных, благочестивых, ученых и здравомыслящих священнослужителей этого острова, которым помогут представители других сфер, открыто признающие ту же религию, что и мы; которые смогут продумать все необходимое для мира и хорошего управления Церковью и представить результат своих совещаний для признания и утверждения, и получить печать власти».²⁰ Хотя Большой Протест должным образом был представлен королю, Розеншток-Хьюсси считает, что он содержал исключительно важное политическое новшество, которое определяло направление для будущего: «(В) Большом Протесте... нижняя палата впервые в истории обращалась «вниз» к народу, а не «вверх» к королю...».²¹

Король отказался признать собрание этого предлагаемого синода, после чего Парламент превратил законопроект в указ, который своей собственной властью созвал ассамблею 12 июня 1643 года.

Вестминстерская Ассамблея
Указ ясно гласит, что это не обычная церковная ассамблея или синод, а скорее консультативный орган для Парламента. Как ее описывает шотландский уполномоченный Роберт Байли, «это не ассамблея в собственном смысле слова, а собрание, созываемое Парламентом для совета в том, о чем их просят».²² Гетерингтон объясняет, почему в политических условиях той эпохи Вестминстерская Ассамблея предполагала такую особую зависимую от государства форму:

Это не был синод (т.е. англиканский), или пресвитерианский собор или генеральная ассамблея; она не могла быть ни одним, ни другим, потому что прелатская форма церковного управления была упразднена, а другой еще не существовало. Истинная теория о Вестминстерской Ассамблеи включает две главных составляющих: в Англии была христианская церковь, но она не была вполне организованной; и гражданская власть, открыто признающая христианство, созвала ассамблею священнослужителей для совместного совещания по тем вопросам управления и порядка, которые для полной своей эффективности требуют санкции гражданских властей. Такую Ассамблею могла созвать только христианская гражданская магистратура и только в переходном состоянии Церкви, когда она дезорганизована или еще не основана должным образом. В таком положении дел предстояло решить следующую проблему: на каких условиях могла основываться национальная церковь, так чтобы не посягать на гражданскую свободу, как делали папские и прелатские церкви, и не уступать те неотъемлемые духовные права, привилегии и свободы, которые необходимы для Церкви Христа?²³

Каррутерс так обобщает положение членов Вестминстерской Ассамблеи: «Служители были простыми советниками, лишенными церковных полномочий или власти. Они были уполномочены обсуждать вопросы управления и должным образом предлагать свой совет».²⁴

Тем временем, произошли политические и военные события, которые отразились на церкви и заставили Парламент приказать ассамблеи прекратить работу по 39 Статьям, чтобы подготовить исповедание веры для церквей трех королевств. Между английским и шотландским Парламентами и генеральной ассамблеей Церкви Шотландии уже существовала большая связь, но без каких-либо явных результатов. Однако теперь, когда Парламент с военной точки зрения отставал в споре с королем, помощь Шотландии была необходима. Дж. А. Р. Марриотт, находясь на английской стороне, утверждал, что «у Байли были все основания доверять шотландцам в том, что они придут на помощь разрушенному делу» (в комментарии о Байли в «Letters and Journals», 2:99-100).²⁵ Уорфилд так излагает позицию шотландцев:

Шотландцы, в действительности, ничего не получали из предлагаемого им союза, если не имели гарантии безопасности для своей Церкви от будущего английского вмешательства; в то время как с другой стороны, вступая в него, они рисковали всем, что вернули себе такой высокой ценой. Их собственные свободы они уже приобрели; исход же дела Парламента Англии, напротив, был неясен. То, что в этом кризисе они связали свою судьбу с Парламентом, действительно было актом высокого рыцарства, не называя это более высоким именем.²⁶

Сначала английские и шотландские уполномоченные подходили к предполагаемому союзу с разных точек зрения. Байли говорит: «Англичане были за гражданскую лигу, мы – за религиозное соглашение».²⁷ Желая религиозного договора,

шотландцы требовали только то, чтобы Парламент, открыто признавая, ясно придерживался курса, которому должен следовать, и который уже объявил в указе, к примеру, созывая себе в помощь консультативный совет священнослужителей, как цель, которую он ставил перед собой в перестройке английской церкви. Фактически, все, что требуется от Парламента, таким образом, это придание большей точности и связывающей силы по санкции торжественного договора неоднократно заявленной цели.²⁸

Английские уполномоченные согласились с этим «предложением Сэра Гарри Вана о том, что можно очень хорошо объединить две идеи и, поэтому обязательство союза между двумя странами было составлено так, чтобы охватить оба предмета, и получило название «Торжественной лиги и завета»».²⁹

Этот документ был составлен председателем генеральной ассамблеи Церкви Шотландии Александром Хендерсоном, который вскоре стал одним из влиятельных шотландских уполномоченных Вестминстерской Ассамблеи. «Торжественная лига и завет» является одновременно теологическим и политическим документом. Его богословие — это сосредоточенный на Боге кальвинизм с особым приложением к большим проблемам, влияющим на жизнь отдельного человека и всего общества в то время. Он вдохновлен смыслом Божьей славы, провидения, благодати и святых требований и в то же время отличается открытым признанием греховности человека, недостойного ответа спасенных (статья VI) и необходимости из послушания Богу предпринимать особые и немедленные индивидуальные и совместные действия.³⁰

Следует отметить, что в истории мышления такое кальвинистское богословие, сосредоточенное на Боге, вело к соотношению индивидуальной и национальной свободы, гражданских прав и необходимой государственной власти. Самуэль Рутерфорд, другой шотландский уполномоченный Вестминстерской Ассамблеи, написал важную работу «Lex, Rex», показывая, что король (rex) всегда находится под законом Божьим (lex).

Важно, что (протестантскими) врагами кальвинистов – особенно, в Англии – были арминиане, чье богословие было более сосредоточено на человеке, не акцентируя высшую власть Бога.³¹ Практические результаты арминианства для политики (хотя, конечно, не являвшиеся намерением арминиан) были подобны результатам южно-европейского гуманизма Возрождения, когда роль Бога не акцентируется, государство возводится на престол, а человек склонен лишиться свободы постольку, поскольку он может не соглашаться с текущей политикой государства. В Англии арминиане имели склонность идти рука об руку с монархическим абсолютизмом (арминианином был Лод). Джон Лейт хорошо описал их взаимоотношение: «Арминианство также отождествляется с более свободным отношением к теологии и порядку христианской жизни. Более того, оно было связано с епископальной системой церковного управления и божественным правом королей».³² Напротив, в Шотландии – а позднее, в Англии – кальвинизм был связан с борьбой за гражданскую и религиозную свободу. Это объясняет сильную динамику, сопутствующую подписанию «Торжественной лиги и завета» в Шотландии, а затем и в Англии.

«Торжественная лига и завет» обязывали тех, кто ее принимал, «поддерживать протестантскую религию в Церкви Шотландии... преобразование религии в королевствах Англии и Ирландии в доктрине, богослужении, порядке и управлении, согласно Слову Божьему и примеру лучших протестантских Церквей... чтобы Божьи церкви в трех королевствах могли прийти к самому тесному объединению и единообразию в религии, исповедании веры, форме церковного управления, руководстве для богослужения и катехизисе». Это означало, что английский Парламент отвечает за объединение и единообразие между церквями Англии и Шотландии в четырех аспектах: исповедание веры, форма церковного управления, руководство для богослужения и катехизис. Уорфилд суммирует следствия такого обязательства: «Значение «Торжественной лиги и завета» состояло, таким образом, в том, что она связывала два народа обещанием единообразия в их религиозных устоях и единообразия по образцу, уже существующему в Шотландии».³³