Так сказывалось благое воспитание и так Промыслу Божию угодно было с самых ранних лет предназначить Марфу в руководительницу молитвенниц и подвижниц. С возрастом все больше росла в Марфе любовь к постнической и подвижнической жизни. Мир тяготил ее своей суетой и не раз со слезами умоляла она мать свою отпустить ее в монастырь, но тщетно. "Ходи в церковь, молись Богу: тот же будет монастырь для тебя", – так отвечала мать на просьбы дочери. И девица-подвижница жила в родном семействе, ничем не отличаясь от прочих членов его, кроме того, что носила черное платье и по временам, с позволения матери, ходила в ту или другую обитель. Исполненная любовью и кротостью нрава, Марфа-труженица, часто тайно от матери и родных, исполняла работы слуг. Мало того: если случалось, что кто-либо из слуг разобьет какую-нибудь посуду, и домашние начинают, бывало, разыскивать кто это сделал, то, Марфа скажет: "Простите, это сделала я" и тем самым избавит людей от наказания и водворит вновь мир в доме. За это слуги питали к ней особенную любовь и служили ей с особенной готовностью не из страха, а из признательности. Не меньшую любовь и уважение приобрела Марфа и вне своего семейства в городе. Она обладала в высшей степени даром совета и утешения. Несколько человек, по ее совету и подражая ее жизни, отреклись от мира и постриглись в разных монастырях и после приходили к ней с изъявлением благодарности. Глубоко уважая Марфу, многие из приходящих давали ей деньги, и она тотчас же раздавала их бедным. К этой благотворительности она убеждала и домашних своих, всегда прибавляя: "Милосердный Бог и по милостыням от грехов избавляет". Ревнуя о славе Божией и благолепии святых храмов, она сама испрашивала из разных церквей к себе ризы с икон, священные одежды и разную утварь, чистила их, шила одежды на престол и для священнослужителей и в этой работе находила особое утешение. В свободное же от работ время, особенно по вечерам, она читала для домашних жития святых и беседовала о разных спасительных предметах. Так жила блаженная Марфа при жизни матeри!
По смерти матери, поприще подвижнической и благотворительной деятельности блаженной Марфы сделалось еще обширнее. Она удержалась от своего намерения скрыться в обители, потому что нашла ее в собственном доме, где незаметно для себя, по воле Божией сделалась руководительницей и наставницей других, искавших спасения, в безмолвии содеваемого. И первее всего – родная сестра ее, девица Пелагея, давно уже решилась подражать ее высокому трудничеству и разделять навсегда с нею жизнь отшельницы. Затем вокруг сестер отшельниц скоро собралось достаточное семейство девиц, искавших уединения, трудов и молитвы, а главное - желавших неразлучно жить с блаженною Марфою, наслаждаться ее духовными советами и наставлениями. Таким образом, скоро, по смерти матери Марфы и Пелагеи, составилась маленькая обитель (или богадельня) из жен и девиц-тружениц: все они подклонились под руководство и покровительство Марфы, жили и водились ее духом, научаясь подражать высокому образу ее жизни.
Благочестивая наставница Марфа, руководившая и одушевлявшая это семейство произвольных тружениц, полюбила своих питомиц, как детей, утешалась их желанием подражать в подвигах поста и молитвы. Впрочем, кроткая, любвеобильная Марфа не приняла на себя должности постоянной надзирательницы и настоятельницы этого собравшегося к ней семейства девственниц. Должность эту она передала сестре своей Пелагеи, а сама постоянно предпринимала благочестивые странствования по святым местам и славившимся своею духовною жизнью обителям, изучая в них высокие образцы христианского подвижничества. Не раз бывши в Тихвине, она возымела особенное христианское усердие к чудотворной иконе Божией Матери Тихвинской, и благословила этой иконой общество своих питомиц, а сама продолжала странствовать. По преданию в одно из путешествий к киевским святыням, она приняла там тайно пострижение, с именем Маргариты. Затем, в свободное от далеких странствований время, Марфа попеременно жила то в Кирсанове, близ своих питомиц, то в Тамбове, в доме своего брата Сергия.
Между, тем телесные силы подвижницы видимо истощались. Марфа чувствовала этот постепенный упадок сил, и потому первее всего позаботилась о дорогой для ее сердца Кирсановской обители. Чтобы насажденное ее сожительство, после ее смерти, не рассеялось, она призвала одну из ближайших и любимых учениц своих Татьяну Пахомовну (впоследствии настоятельницу Кирсановской общины) и заклинала ее именем Божиим принять общество сестер под свое руководство. На родную сестру свою Пелагею она не имела крепкой надежды, так как последняя слаба была здоровьем. Вместе с тем, чтобы сообщить характер настоящей женской обители маленькому общежитию (о чем она не раз предсказывала сестрам, что "в Кирсанове будет монастырь"), она завещала питомицам в точности соблюдать правила устава общежительной Саровской пустыни. Это было перед последним отъездом Марфы из Кирсанова в Тамбов и незадолго перед ее переселением из сей жизни. Старица предчувствовала свою кончину; она непременно желала умереть в Тамбове, о чем не раз говорила и прежде, почему и настоящий отъезд ее имел для нее особенное значение.
Она собиралась теперь в Тамбов с какою-то особенною торжественною таинственностью... В последний раз собрала она теперь к себе сподвижниц и сказала им: "Не плачьте, сестры! Когда будет у вас монастырь, то и я, по воле Божией, буду жить с вами, если не телом, то духом. Умоляю вас, не оставляйте правил послушания и любите друг друга. Почитайте вашу начальницу, как мать, и помогайте ей молитвами и трудами. В трудах будьте терпеливы и призывайте на помощь Пресвятую Богородицу: Она ваша покровительница".
По прибытию в Тамбов, около Успенского поста, Марфа говела и причащалась святых Таин. Затем она вызвала из Кирсанова любимую ученицу свою Татьяну и так заболела, что окружавшие ее сестры (тамбовского Вознесенского монастыря) ни на минуту не отходили от нее, читая постоянно молитву архангельского приветствия: "Богородице Дево, радуйся...". Больная еще раз приобщилась святых Таин и постепенно, тихо приближалась к кончине. Минуту кончины блаженной старицы Господу угодно было ознаменовать особенным чудным знамением, которое видела неотлучно сидевшая при ней монахиня Мавра, читавшая над умирающей молитву архангельского поздравления, и передавала потом свое видение всем и каждому. По сказанию сестры перед самой кончиною Марфы, какой-то чудный облак осенил умирающую, и виден был лик Спасителя, благословляющего ее десницею, другую же руку держащего горе. Затем сестра узрела несказанной красоты юношу, который подавал прекрасную ветвь в руку умирающей. Тогда великой радостью воссияло лицо старицы, и она испустила дух.
То было 1-го сентября (по ст. ст. – сост.) 1800 года. Сколь великой подвижницей была блаженная Марфа, особенно ясным для всех сделалось после ее кончины. Прежде всего на теле почившей увидели "железные вериги" и на груди "железный крест". Вериги заперты были замком, от которого не нашли ключа. Еще при кончине старицы эти вериги замечены были на ней одною, сидевшей при ней сестрою, но больная заклинала сестру не говорить никому о веригах, что и было исполнено. Другая особенность, замеченная по кончине: прибывшие из тамбовского монастыря сестры одели почившую в схимонашеское одеяние, сказав недоумевающим: "так должно".
Едва не весь город собрался, без повесток, на похороны почившей Марфы. Священники разных церквей, тоже без зову, приходили со своими причтами, чтобы отслужить панихиду по умершей. Тело почившей отпето было в церкви Вознесенского девичьего монастыря, а похоронено на кладбище Воздвижения Креста Господня, при деревянной церкви по левую сторону алтаря. Старица, при жизни, сама указала для себя это место: на этом месте она завещала похоронить себя, потому что здесь же похоронен был высоко уважаемый ею, ее духовный отец, г.Тамбова Архангельской церкви иерей Гавриил. Теперь вполне объяснилось и желание покойной Марфы умереть в Тамбове, где она пребывала только по временам, а не в Кирсанове, где она жила постоянно, где покоился прах ее матери и где насадила она, с благословения Божия, рассадник учениц-подвижниц.
Община, основанная Марфой не имела отдельного, самостоятельного значения, а держалась всюду уважаемым авторитетом своей руководительницы. В то время общество не было собственно богадельнею. Так наименовано оно с 1814 г., и существовало под этим именем до 1846 г. В этом году Кирсановская богадельня была Высочайше переименована в "женскую общину", а с 1849 года существовала, как общежительный женский монастырь.
(Священник Иоанн Сладкопевцев. Сказание о жизни и кончине Марфы Петровны Апариной первоначальницы женского монастыря в г. Кирсанове.)
В настоящее время могилка старицы Марфы почти позабыта, а ведь еще в начале нашего века дорожка к этой могиле не зарастала. Православные, посещая Воздвиженское кладбище, считали священным долгом подойти к этой могилке и помолиться на ней. Часто жители города приходили к блаженной старице Марфе, читали акафисты, служили панихиды. По вере приходящих и молитвам блаженной Марфы, получали облегчения в скорбях и исцеления в болезнях.
Преподобный Назарий
"Сей старец, Игумен Назарий, – говорилось в одном из жизнеописаний, – от юности хранитель девства и целомудрия, был одарен от Бога обильным духовным рассуждением. Братию и всякого к нему приходившего поучал с удивительным благоразумием, а особенно смирению, кротости и послушанию. К согрешающим без презрения оказывал любовь и желание спастися им, всячески стараясь советами искоренить гнездящиеся в них страсти. Был кроток, смирен и сердце его пылало любовию к Богу, так что он ни в какое время не переставал творить молитву Иисусову...".
Игумен Назарий (в миру Николай) родился в селе Аносове Кадомского уезда Тамбовской губернии. В 1752 году совсем еще юным он пришел в Саровскую пустынь. Через восемь лет в Астрахани принял постриг и рукоположение от епископа Мефодия. Только в 1765 году Назарий снова возвращается в Саровскую обитель, где еще через 11 лет становится иеромонахом.
В конц.18 - нач.19 вв. Саровская пустынь стала рассадником монашества. Из ее стен вышли строители множества русских монастырей, пришедших в упадок вследствие антимонашеской политики многих российских правителей 18 столетия. По желанию Санкт-Петербругского митрополита Гавриила, указом Св.Синода, иеромонах Назарий направлен в Валаамский монастырь для устройства там общежития и порядка по примеру Саровской пустыни.
В Валаамской обители Назарий, возведенный в 1785 году в сан игумена, ввел строгий устав для трех форм монашеской жизни: общежительной, скитской и пустынной. По прошествии времени состояние монастыря настолько улучшилось, что слава о подвижническом служении его насельников, находящихся под управлением прозорливого и многоопытного старца, распространилась даже за пределами России.
В 1801 году, после увольнения на покой, игумен Назарий поселился в пустынной келлии, где занимался молитвой и рукоделием. Через три года было удовлетворено и его прошение о переводе в Саровскую пустынь. Здесь, в лесу на речке Саровке, в уединенной келлии он подвизался около пяти лет и служил истинным светильником веры и духовным утешением для братии, искавшей от него слов назидания.
"Исполненный маститых дней, – писал жизнеописатель старца, – и совершенно истощенный в телесных своих силах, он преставился волею Божиею, на вечный покой 23 февраля 1809 года, на 72 году своей жизни." Письма и духовные наставления старца Назария и ныне составят драгоценное сокровище всякого ищущего спасения и жизни вечной во Христе Иисусе.
Преподобный Марк Саровский
Схимонах Марко родился в 1733 году в Курске от родителей звания купеческого и при св. крещении наименован Михаилом. В теплое время года отрок любил уединенные прогулки по окрестностям родного города: любил он одиноко бродить по полям, теряться в чаще леса, в созерцании красот природы нередко забывал о пище и доме родительском. Родители всячески воспрещали ему подобные безвестные отлучки, казавшиеся им пустым бродяжничеством. Покорный им отрок умел и дома среди семьи своей сохранить безмолвие. В дальнем углу дома за печью было обычное его место: там сиживал он в задумчивости, мало принимая участия в занятиях и беседах своей семьи. По собственному признанию его впоследствии, сидя однажды глубоким вечером на обычном месте своем за печью, в состоянии среднем между бодрствованием и дремотою, имел он духовное видение страшного суда Божия. Ощущение видения было так сильно, что он целые сутки оставался без слов, как бы в оцепенении. С этих пор единственным его желанием и целью всей его жизни было избегнуть лютой участи грешников, им виденной духовно. Он решился посвятить жизни свою на служение Богу в чине иноческом. На 24 году возраста своего Михаил оставил дом родителей своих и, пространствовав по св. местам русским, в 1757 году прибыл в Саровскую пустынь и поступил в число ее братии.
Вступив в недра святой обители, юноша Михаил вначале подвизался на поприще св.послушания, безропотно и со смирением исполняя волю строителя и старцев, и неленостно трудясь в работах монастырских, нередко весьма тяжелых. Отличаясь совершенным послушанием всем и каждому, Михаил еще в то же время начал проявлять в некоторой степени многотрудный в истинном своем значении дар юродства. Благодушно принимал он поношения и изгнания из обители, и удалялся в окружающий ее лес, не желая далеко отлучаться от Богом дарованного ему места для подвигов иноческих. Жительствуя довольно долгое время вне обители, терпением своим и подвигами пустынными вынуждал он братию пустыни Саровской принимать его снова в свою среду. Но обычно недолго пребывал он там, ибо юродством своим, под которым скрывалась нередко благодатная прозорливость, вскоре возбуждал он против себя преследования, оканчивавшиеся новым изгнанием его из обители. 20 лет провел таким образом пустыннолюбивый Михаил и, не быв еще иноком по званию, жизнью и сокровенными, единому Богу ведомыми подвигами своими, достигал уже совершенства иноческого. Все более начала обнаруживаться в усеченных и прикровенных его речах благодатная прозорливость, привлекшая к себе вскоре внимание благоговейного строителя Саровского старца Пахомия. Он дал ему особую келлию в самой обители Саровской и вскоре облек его в мантию, наименовав Мефодием.
С благословения строителя Пахомия, отошел он вскоре опять на пустынножитие в глубину лесов Саровских. Стужу зимнюю и зной лета с одинаковым терпением переносил подвижник Божий. Как безплотный, нечувствителен оставался он к укушениям насекомых лесных, изъязвлявших до крови его лицо, руки и босые ноги, ибо весьма редко, лишь зимним временем, носил он убогую обувь. Летом и зимою покрывал он свое тело ветхим многошвенным рубищем, под коим носил на голом теле тяжелые вериги. Впоследствии, когда подвиги его пустынные начали привлекать к нему братию и посетителей пустыни Саровской, усердствующие к старцу-отшельнику упросили его позволить им построить для него теплую деревянную келлию в одной версте расстоянием от обители, где принимал он приходивших к нему за советом духовным. В келлии своей старец не имел самого необходимого: все имущество его состояло из ветхой рогожки и деревянного обрубка, служивших ему ложем, двух выдолбленных тыкв для пищи и воды, и нескольких орудий для возделывания небольшого имевшегося у келлии его огорода и делания серных спичек, что в зимнее время служило ему келейным занятием. В странствованиях своих по лесу старец носил на груди своей икону Пресв.Богородицы, единственное сокровище свое и богатство, в руках же толстый посох с крестиком на верху. Водрузив посох в землю, он на него ставил носимую с собою икону Божией Матери и пред нею совершал свои пустынные молитвословия. Во все двунадесятые праздники приобщался он неопустительно Святых Христовых Таин, иногда же приступал к ним и в простые дни по внутреннему влечению Боголюбивой своей души. Видя высокое духовное преуспеяние отшельника, игумен Нифонт облек его в великий ангельский образ – св. схиму, наименовав Марком.
Летом в келлию свою старец приходил обычно к полудню, вкушал в ней пищу, трудился в своем огороде, принимал посетителей и на ночь опять уходил в лес. Летние ночи проводил он всегда вне келлии, ходя по лесу и тихо распевая стихиру: "Воскресение Христово видевше". Старец говаривал, что чувствует особенную неземную радость в это время, когда безмолвствует вся природа, и что никогда молитва не возносится так легко к Богу, как в это время всеобщего покоя и тишины.
Благодатный старец, достигший великого преуспеяния в молитве, помогал ею и другим ко благу душевному; прозорливым же оком своим проникал иногда в глубину сердечную людей, искавших от него назидания и благословения. Однажды посетили его два странника-богомольца. Старец встретил их на пороге своей келлии, дал приложиться к висевшей на груди его иконе, и потом, оторвав лоскут своей ветхой многошвенной одежды, дал его одному из посетителей, сказав: "отмахнись, батюшка, от комаров, чтобы не туманили они тебе голову". Выйдя от старца, этот посетитель поведал своему спутнику, что действительно непотребные помыслы весьма стужали ему во всю дорогу, как шли они к старцу, но только что исполнил он совет прозорливого старца и обмахнулся данным ему лоскутком, как тотчас же ощутил мир и прекращение мысленной брани: помыслы злые рассеялись, как комары, и причиняемое ими смущение заменилось спокойствием души.
Один из иноков Саровских, пустынножительствовавший в лесу, при уединенных подвигах своих предался неумеренному посту, от которого пришел в крайнее изнеможение, так что надлежало ожидать плачевного окончания подвига его, принятого подвижником не по разуму и без совета старческого. Духом прозорливости познал великий Марко искушение, постигшее собрата. Он пришел к изнемогшему пустыннику в пустынническую его келлию и принес с собою кусок хлеба и овощей с своего огорода. Правою рукою приподняв жезл свой, а левою подавая снедь брату, Марко с угрозою говорил: "Ешь, ешь!" – Брат, убоявшись жезла и угроз старца, вкусил пищи и несколько укрепился. Потом, внимая совету старца, осудившего неразумный его подвиг, он оставил свой подвиг благовременно, и тем избежал дурных последствий.
В конце октября 1817 года старец разболелся в своей пустыннической келлии и был приведен братиею в обитель Саровскую для напутствования в вечность. Все более и более ослабевая в силах телесных, подвижник просил духовника своего принять от него исповедь и причастить его Св. Христовых Таин, после чего совершено было над ним соборне таинство Елеосвящения. После соборования старец погрузился в молитвенное молчание и в таком состоянии пробыл до самой кончины. В Воскресение 4 ноября 1817 года, утром, в промежутке времени между раннею и позднею литургиею, предал он мирно душу свою в руце Божии.
(Из книги: Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков. Ноябрь. М. 1910. Печатается в сокращении)
Преподобный Серафим Саровский
Великий подвижник Серафим, в миру Прохор Исидорович Мошнин, родился 19 июля 1759 года в г. Курске. Достигнув семнадцатилетнего возраста, получил благословение от киевского прозорливого старца Досифея подвизаться в Саровской пустыни Тамбовской губернии, где и остался на всю жизнь.
После болезни, продолжавшейся около трех лет, от которой он ничем не лечился и был исцелен явившейся к его одру Богоматерью, подвижник в августе 1786 г. был пострижен с именем Серафим, а в следующем году был рукоположен во иеродиакона. Однажды во время богослужения он сподобился видеть Спасителя, окруженного небесными силами. От этого видения Серафим изменился в лице и простоял неподвижно около двух часов. В 1794 г. Серафим посвящен во иеромонахи и удаляется в затвор на берегу р. Саровки, пребывая в великих молитвенных и постнических трудах.
После тридцати лет затвора, сподобившись от Господа многих чудных даров, Серафим стал выходить в Саровскую обитель. Огромное число людей со всех концов России приходило к Батюшке Серафиму, чтобы исцелиться от недугов, принять его благословение и услышать спасительное поучение. Каждого приходящего к нему подвижник встречал ласковыми словами: "Радость моя, Христос воскресе!", старался угостить хотя бы сухариком. Никто не уходил от него неутешенным. Беседы старца отличались большой духовной опытностью и задушевностью, его слова, простые и сердечные, производили неотразимое впечатление на слушающих. Подвижник превосходно знал Священное Писание и жития святых, и нередко подробно рассказывал по памяти примеры из жизни святых.
Глубокую заботу Серафим проявлял о сестрах находящейся неподалеку Дивеевской обители, для которых он был мудрым советником, помогал он им материально – деньгами, холстом, свечами и т.п., а еще более – в духовно-нравственном отношении.
К наиболее известным случаям чудес, совершенным по молитвам святого, относится исцеление помещика Мотовилова. Этот же помещик удостоился быть слушателем замечательной по своей глубине беседы о цели христианской жизни, которая, по словам преподобного, заключается в "стяжании Духа Святаго". Во время этой беседы изумленный помещик увидел Серафима преображенным, в лучах нетварного фаворского света, и ощутил неземное благоухание.
К концу жизни великий подвижник удостоился чудесного посещения Божией Матери, явившейся в его келью с ангелами и святыми. Очевидицей этого явления стала благочестивая монахиня, которой в тот день Серафим приказал прийти в его келью. Богоматерь сказала святому, что скоро он будет на небе.
Скончался старец 2 января 1833 г., на коленях перед иконой Божией Матери. На погребение подвижника прибыло множество народа. И после кончины великий святой продолжает помогать всем призывающим его в своих скорбях, нуждах и болезнях.
Блаженный Иларион, затворник Троекуровский
Родился Иларион во второй половине XVIII в. в селе Зенкино Раненбургского уезда Рязанской губернии, родителей его звали Мефодий и Феодосия. С детских лет почувствовал Иларион горячую любовь к Богу. Эту любовь поддерживал и укреплял в нем его дед, который вел очень строгую жизнь в отдельной избе. Родители считали, что кроткий и молчаливый Иларион не сможет стать хорошим помощником в хозяйстве, и дед взял его к себе. Тут и начались первые подвиги подвижника. Уже ничто не мешало ему молиться и поститься: пищей на целую неделю служили ему два калача. Не раз внук и дед бывали на богомолье, в том числе - в Троице-Сергиевой и киево-Печерской Лаврах.
Со смертью деда Илариону пришлось вернуться к родителям, но решение о всецелом посвящении себя Богу было уже принято им. Юноше приходилось у отца трудно, особенно когда тот надумал его женить. В самый день брака Иларион скрылся из дома и стал путешествовать по монастырям, терпел холод, голод и нищету. Возвратившись в родные места, он был радушно принят священником в селе Головщине, который и стал его духовным наставником. Иларион поселился в пещерах, которые вырыл неподалеку от села в местечке "Воловий овраг". Выходил он только на литургию в ближайшее село. Смиряя себя постом и молитвенным трудом, нередко в знойный день на поляне под открытыми лучами солнца он полагал по три тысячи земных поклонов. Все его пропитание составляла редька, которую он сам и выращивал. Воды вблизи не было, приходилось пить дождевую воду и летом в ожидании дождя он мог оставаться без воды по десять дней. Однажды во время Великого поста за литургией в храме подвижник упал в обморок, потому что ничего не ел 18 дней. Тогда на нем увидели тяжелые вериги и сорочку из медной проволоки, от которых все его тело было изранено. Обуви Иларион не носил, и его босые ноги от ветра и холода были изрезаны глубокими кровавыми рубцами. Всю его одежду в любое время года составляли длинная холщовая рубаха и халат.
Большую скорбь приносил подвижнику местный управляющий, который запрещал ему жить здесь и в конце концов уничтожил вырытые им пещеры.
О подвижнике стала распространяться молва, к нему пошли люди, искавшие его молитв и духовного утешения. Многолюдие отягощало Илариона, и иногда, чтобы остаться наедине с Богом, он влезал на деревья в гуще леса, оставаясь на несколько дней без пищи. Когда к Илариону присоединилось еще трое подвижников, недостаток воды стал особенно ощутимым. Воду найти не удавалось, но однажды, после долгой молитвы, старец заснул, а проснувшись, увидел рядом с собой прекрасные цветы, которых раньше не было видно. На этом месте и был открыт чистый родник с водой, обладавшей целебными свойствами.
Достарыңызбен бөлісу: |