Преподобный Матфей Черниевский. Преподобный Иосиф Козловский

Стараниями помещика Раевского в 1824 г. подвижник переселяется в Тамбовскую губернию, в село Троекурово Лебедянского уезда. Здесь Иларион ведет затворническую жизнь. Ежедневное молитвенное правило он совершает с часу ночи до полудня, прерывая его ранней литургией, которую служили в сельском храме. Вечернее правило продолжается с трех часов дня до девяти вечера. Остальное время подвижник посвящает чтению духовных книг и приему посетителей. Пищу он вкушает только по воскресениями и четвергам, в прочие дни довольствуясь куском антидора и чашкой кофейного напитка.

К Илариону отовсюду стекался народ, чтобы получить благословение и услышать благодатное слово утешения. Наружность старца поражала своим благообразием. Среднего роста, со впалой грудью, изможденный от постоянного поста, он имел тонкие черты лица, нос с небольшой горбинкой и темно-голубые глаза, излучающие любовь. Лицо его было худое, прозрачное и небыкновенно белое. На губах часто была видна светлая улыбка. Очевидцы говорили, что подвижник походил на Ангела Божия. Будучи уже старцем, он казался юным – его озаряла редкая красота души.

Бывали у Илариона и тамбовские епископы, например, Николай и Арсений, беседуя с ним о духовным предметах.

Священник, близко знавший Илариона, рассказывал: "Скорбь ли домашняя, или сторонняя, налетит как туча, недоумение ляжет камнем на сердце – и пойдешь к Батюшке. Лишь только отворишь двери, отец Иларион уже встает с места; и положим оба по три поклона пред иконами. Затем я поклонюсь ему в ножки – и он взаимно. Я поцелую его ручку – и он взаимно. Никогда не просил он садиться, и сам стоя начинал беседу, большею частью иносказательно, открывая те помыслы, с которыми придешь к нему. Тихая приветливая речь, светлый взор старца, исполненный небесного спокойствия, любви и смирения, мигом разгонят тучу скорбей и сообщат душе благодатное умиротворение. Идешь к нему с тяжелым бременем, а от него летишь будто на крыльях".

Сразу по прибытию в Троекурово подвижник горячо пожелал устроить женскую обитель, о чем ясно говорил некоторым лицам. Так, вдове Анне Масловой на вопрос, в какой монастырь ей лучше поступить, он ответил, чтобы она никуда отсюда не уходила, так как здесь скоро будет монастырь, что и действительно исполнилось. Многие люди жертвовали средства на устроение этого монастыря. Заботился Иларион и о других храмах и обителях, например, подарил в Троицкий Лебедянский монастырь богатую серебряную ризу. Подвижнику достаточно было сказать лишь слово кому-либо из известных ему состоятельных людей, как они тотчас спешили исполнить его желание и жертвовали на церковные нужды. Оказывал Иларион посильные жертвы и вдовам, нищим, сиротам, убогим и всем беднякам, которые приходили к нему за помощью. Странникам и богомольцам он давал на дорогу деньги, обувь и одежду. В особенности милость оказывалась им перед великими церковными праздниками; в это время его внимание обращалось по большей части на заключенных в тюрьмах, куда он отсылал разные съестные припасы.

Иларион удостоился от Господа великих даров врачевства и прозорливости. Так, купец Рыхлеев, страдавший раком, исцелился после того как по совету старца помазался маслом из лампады перед Владимирской иконой Божией Матери, находившейся в его келье. Купеческой дочери А. Парудиной, за которую сватались два жениха, он сказал, что она не выйдет ни за одного из них, и что через год ее возьмет богатый жених. Женихам было отказано, а ровно через год девушка скончалась. Дворянка Александра Голдобина пришла в келью старца с мыслью – зачем ему кланяться, ведь он не Бог? Лишь только она вошла и стала делать ему поклоны, подвижник сказал ей: "не кланяйся мне, ведь я не Бог!"

Наконец, пришло время старцу окончить земную жизнь. После непродолжительной болезни он скончался на девяностом году жизни, 5 ноября 1853 г., а 10 ноября тело его с подобающей честью опустили в назначенную им самим могилу. На погребение его стеклось множество народа. День кончины старца Илариона очень почитался жителями Лебедянского края, и к этому дню к месту его погребения собиралось большое число людей не только из Тамбовской, но и из соседних губерний.

Блаженный Иоанн, затворник Сезеновский

Родился Иоанн 24 июня 1791 г. в с. Горки Коротоякского уезда Воронежской губернии, у дворового крестьянина Луки Ивановича Быкова. Младенец этот с самого рождения являл собой нечто дивное и необычайное для этого возраста. Грустное выражение его личика поражало всех, кто видел его. Взоры Иоанна были постоянно устремлены к иконам, в святой угол. Когда он подрос, то отличался особым незлобием и кротостью, не принимал участия в детских играх и забавах и больше всего любил одиночество.

Единственным другом-сверстником Иоанна был его молодой барин Василий Федорович. Очень часто они работали вместе. На свободе, с плугом в руках, они предавались молитвенному воздыханию. Их нежно-стройное пение уподоблялось голосу небожителей. Крестьянин, заслышав сладостное пение, оставлял работу и все свое внимание обращал в ту сторону, откуда слышались чудесные юные голоса.

Будущий подвижник часто совершал паломничества, особенно - в Киево-Печерскую Лавру, где он даже прожил два года послушником. Еще юношей Иоанн начал проявлять черты Христа ради юродства - мнимого безумия, с помощью которого скрывал от окружающих свои подвиги. Окружающие объясняли это ленью, нежеланием работать, однако Иоанн, втайне работавший одному Богу, не старался привыкнуть ни к какому ремеслу. Много укоризн и побоев получил он за это, но душа его стремилась к иному, вышнему миру. Естественно, помещику, в собственности которого находился юноша, все это не нравилось. Местный священник пытался смягчить его гнев, говоря: "Это – не твой раб, а Христов". Пользуясь расположением благочестивого священника, юноша нередко ходил к нему по ночам, черпая в его советах и наставлениях духовную силу и мужество. Особенно Иоанн любил молиться перед образом святителя Димитрия Ростовского. Как-то раз, когда Иоанн в очередной раз ночью пришел в дом священника помолиться, тот был разбужен сладостным пением. Заглянув в замочную скважину, он увидел коленопреклоненного юношу, ярко озаренного небесным сиянием, падавшим на него от образа свт. Димитрия.

Однажды помещик за долгую отлучку избил Иоанна, заковал в железные цепи и запер в амбаре, запретив давать заключенному пищу и питье. Через три дня священник, который почитал юношу, пришел к нему в амбар, взяв с собой немного еды. Он опасался помещичьей стражи и злых псов. Войдя во двор к помещику, он застал караульных спящими, а свирепые псы ласкались к нему, как кроткие овечки. Беспрепятственно дойдя до амбара, он тихо кликнул раба Божия. "Митенька пришел, – отозвался Иоанн, имея в виду св. Димитрия, – ему и псы повинуются, не только видимые, но и невидимые. Митенька, голубчик, Митенька желанный пришел ко мне в гости", – продолжал с детской радостью подвижник и с любовью облобызал образ святителя Димитрия. Затем он, коснувшись железных пут, свободно снял их с себя чудесным образом и начал духовную беседу о блаженной награде за терпение скорбей. Слова эти относились в священнику, который незадолго до этого безвинно претерпел многие неприятности и находился теперь в скорбном раздумье. Глубокое спокойствие воцарилось от слов Иоанна в душе священника, и он с благоговением внимал мудрым его речам.

Вскоре после этого в поместье приехал Василий Федорович, друг детства Иоанна, и освободил подвижника из заключения. Получив долгож-данную свободу, Иоанн некоторое время странствует, питаясь милостыней, а потом знакомится со старицей Дарией Димитриевной Кутуковой. Когда они вместе прибыли к преп. Илариону Троекуровскому, известному своей духовной жизнью старцу, он благословил Иоанна начать затвор в селе Сезеново Тамбовской губернии.

И вот – помещику села Сезеново, князю Ф. Несвицкому, снится сон. Он сидит в гостиной, в то время как из висящего на стене Корсунского образа Божией Матери выходит большой младенец, назвавшийся Иоанном, и умоляет дать ему какое-нибудь место для молитвы. Князь долго не соглашается, говоря и о своем недостоинстве, и о том, что для молитвы необходимо уединение, которого он дать не может, но в конце концов младенец выпрашивает себе старенькую баньку на отшибе, и князь сам относит его туда на руках.

Вскоре к Несвицкому приходят два путника – старица Дария и тот самый младенец. Иоанн действительно несколько напоминал ребенка. Лицо он имел смуглое, волосы темные и длинные, бороды и усов у него не было, в чертах его лица проглядывал мир и благодатное настроение души.

Здесь начинаются затворнические труды Иоанна. Пред иконами теплится лампада, едва освещая убогую келью, слышится Херувимская песнь, особенно любимая подвижником... Как истинный воин Христов, подвизаясь в борьбе со страстями, он не щадит собственного тела, изнуряя его постом, принимая пишу раз в два-три дня, а то и раз в неделю, железными веригами, весившими более семи килограммов, чугунными четками и железными башмаками. На теле затворника были раны, которые он не лечил и даже не перевязывал, а закладывал деревянными щепками, что только усугубляло боль от них. В келии своей подвижник занимался молитвою, чтением священных книг. Полагал в сутки по 1000 земных поклонов, иногда переписывал священные изречения и молитвы. Замечено было, что в девятом часу вечера затворник обычно пел тихим сладким голосом Херувимскую песнь, иногда звуки его голоса при этом пении были грустные и прерывались рыданиями, иногда же имели отголосок радостный и торжественный.

Но не всем был по душе этот смиренный подвижник. Особенно усердствовал в брани против него местный диакон. Сам Иоанн только радовался клеветам и оскорблениям, и как-то на вопрос о том, как же он терпит все эти унижения, святой ответил своему ученику: "Дурашка, да если бы не было у нас врагов, то как бы мы вошли в Царство Небесное?" Вскоре этот диакон занемог, все уже прощались с ним, как с умирающим. Больной стал умолять одного из своих близких поспешить к затворнику и испросить у него прощения. Подвижник, и не державший зла на обидчика, дал корень какого-то растения и велел, отварив в квасе, омыть этим отваром голову больного. Когда это было в точности исполнено, диакон получил облегчение от своего недуга. Скоро, совершенно выздоровев, он пришел к затворнику и в слезах просил у него прощения, раскаивался и благодарил за свое исцеление.

Подвижник неоднократно проявлял прозорливость. Незадолго до половодья затворника вздумал посетить священник Иоанн Кириллов. В это время морозы были так сильны, как в глубокую зиму. На дороге он стал зябнуть и боялся, что замерзнет. Кое-как доехав до Сезенова, он получил от затворника совет ехать как можно скорее домой, иначе, если замедлит, то не доедет. Священник, веря словам затворника, после чаю тотчас поехал и едва мог доехать до внезапно открывшегося половодья.

Иоанн часто говорил иносказаниями. Однажды, собираясь с крестьянином Иваном Бирюковым в лес, он попросил его взять с собой топор, а уже в лесу приказал вырубить и заострить кол. Потом сам вбил его в землю ближе к селу, говоря: "Здесь будут звонить колокола, здесь будет стоять монастырь, но потом его разрушат". Потом, указывая на расположенный неподалеку сад, подвижник продолжал: "Эти деревья потопчут, ворота будут распахнуты, и кругом будет много народа". Женский монастырь в Сезеново был построен уже после смерти Иоанна, а пророчество о его разрушении исполнилось спустя много лет, после кровавых событий 1917.

Скончался Иоанн Сезеновский 14 декабря 1839 г. Для того, чтобы похоронить его в церкви, потребовалось разрешение тамбовского архиерея, и до 12 января 1840 г., т.е., месяц, гроб стоял в жарко натопленной келье, и не только не было видно следов тления, но тело имело вид только что уснувшего. Несмотря на духоту, все присутствовавшие явственно ощущали благоухание, исходящее от останков святого. Во время отпевания на челе почившего выступили обильные капли маслянистой благоуханной жидкости, от которой больные, помазав пораженные части тела, получали исцеление. В день погребения праведника многие больные и бесноватые получили полное освобождение от своего недуга. С тех пор гроб приснопамятного затворника Иоанна стал усердно посещаться благочестивыми паломниками, которые узнавали о его святой жизни и знамениях благодати Божией, являемых по молитвам Иоанна.

Преподобная Дария, старица Сезеновская

Послушание ей дали в трапезной. Служила она сестрам с великим смирением и за все семь лет, которые она там пробыла, никто не слышал от нее ни одного слова, кроме "прости" и "благослови". Она точно дала обет молчания. Все ее полюбили, и старица вполне удостоверилась в том, что откровение ей было именно о ней. Но необходимость выхлопотать паспорт заставила ее вернуться на родину. В семье встретили ее с величайшей радостью и изумлением. Она объявила всем, что хочет поступить в монастырь, и отец паспорт ей выхлопотал. Она стала ходить по святым местам, но Бог не привел ей нигде долго остаться: Он предназначал ее к другому пути. Кончилось тем, что отец построил Дарье келлию в селе Головщине, где она поселилась и стала заниматься печением просфор.

Ей было тогда 35 лет. Так прошло 12 лет. Порой она ходила на богомолье, и в Задонском монастыре у старца Агапита она встретила молодого еще, очень бедно одетого человека, по имени Иоанн, который показался ей очень несчастным, и она мысленно решила поместить его в Троекурове у старца Илариона. Не успела она еще подумать об этом, как старец Агапит велел ей взять Иоанна с собой к старцу Илариону. К ее большому изумлению, старец Иларион принял Иоанна с почетом и сказал, что Иоанн старее его, и что не Иоанн ему, а он Иоанну должен служить.

В Сезенове князь Несвицкий построил для Иоанна келлию, в которой он и затворился до самой своей кончины. Блаженный Иоанн, Сезеновский затворник, был одним из величайших сокровенных подвижников 19 века. Под видом убожества он таил в себе величайшие дары Божии – молитвы, прозорливости и чудотворения. Старица Дария, сама высокого духовного устроения, всецело отдала себя под его благодатное руководство. В Сезенове она построила себе келлию и до самой кончины праведника служила ему. По его кончине она окончила начатое им строение Казанского семипрестольного храма, и сама создала трехпрестольный храм во имя Рождества Христова. Келлию затворника она преобразовала в Преображенский храм.

Некоторое время она управляла создавшейся в Сезенове женской общиной. Но когда был открыт Сезеновский Иоанно-Казанский монастырь, она, по преклонности лет, ушла на покой, не переставая, однако же, трудиться в пользу любимой обители. На ее место была назначена ее верная помощница Евфимия, ставшая игуменией Серафимой.

Старица Дария имела до конца жизни твердый и решительный характер, со всеми была ласкова и весела. Доступ к ней был открыт всем, кроме часов ее келейной молитвы. У нее были высокие благодатные дары, особенно прозорливости и любви к людям, всем она внушала не только любовь к себе, но и особый благодатный страх.

Скончалась она после недолгой болезни в глубокой старости 28 июля 1858 года.

(Из книги Монахиня Таисия. Русское православное женское монашество 18-20 вв., Изд. Свято-Троицкого монастыря, Джорданвилл. 1985.)

Преподобная Серафима, старица Сезеновская

В селе Нижне-Ломове Рязанской области жил со своим семейством крестьянин Ефим Семенович Моргачев. Благочестивый, добродетельный, ласковый со всеми – он считался лучшим человеком в селе. Он сам старался отыскивать бедных, чтобы им помогать. Особенно любил его приходской священник и часто посещал его для духовных бесед.

14 сентября 1806 года у него родилась дочь Евфимия. Росла она кроткой и уступчивой девочкой, избегала детских игр и, вместо них, предпочитала с 12 лет ухаживать за своим новорожденным братом Игнатом, даже когда по праздникам мать ей предлагала играть с детьми. Замуж она отказалась идти, и родители ей не мешали.

Ей шел 18-й год. Весной она пошла на богомолье в Киев. Прозорливый затворник Сезеновского села, Иоанн, к которому она зашла за благословением в путь, посоветовал ей не оставаться в Киеве, говоря, что вскоре разведутся куры и цыплята, и она должна будет их караулить. Этим он предсказал ее настоятельство в будущей Сезеновской обители. Когда ей стали предлагать остаться в Киевском монастыре, она, помня его совет, отказалась. По возвращении она выучилась грамоте и стала в свободное время читать Священное Писание, особенно Псалтирь. Брата Игната она не оставляла. Родители чувствовали, что она предназначена для духовной жизни и ей не препятствовали. Руководил ею приходской священник Петр и Сезеновский затворник Иоанн.

В это время собаки так сильно искусали ей ноги, что даже не надеялись, что она поправится. Раз, когда вся семья работала в поле, а она лежала в амбаре одна, явился ей неизвестный человек, сказал ей, чтобы она выздоравливала, и скрылся. Она тут же почувствовала облегчение, а когда родные ее вернулись, они нашли ее здоровой.

В 1825 году односельчане Моргачевых решили переселиться на новые места в Самарскую область. Записались и они. Евфимии переселяться туда не хотелось: с одной стороны, она привыкла к уединенной жизни, но с другой – ей было грустно расставаться с семьей. Затворник сказал ей: "Оставайся тут, ты здесь нужна". И она решила остаться. Но родители боялись оставить такую еще молодую девушку без своей помощи. Настала решительная минута. Евфимия стала со слезами молиться, и неведомы голос сказал ей: "Не бойся!" В эту минуту пришел отец Петр служить напутственный молебен, и он посоветовал оставить Евфимию на попечение Божие. С сердечной грустью послушались родители своего духовного пастыря. Евфимия проводила семью до города Козлова и, безутешная от разлуки, пошла в Сезеново. Там затворник встретил ее с радостью и велел идти жить в родное село.

Там родным ее домом уже владели чужие, и крестьяне срубили ей небольшую келлию. Но печь почему-то ей поставить до весны не могли, и она зиму провела без печи. Наконец, весной келлия ее была устроена. Оставляла она ее лишь ради богослужений, для посещения затворника и для чтения Псалтири по покойникам. У себя она молилась и читала, а для пропитания своего вязала и пряла для односельчан, не требуя платы, а брала, что дадут. Иногда отец Петр и другие приносили ей пищу. Летом она по ночам тайно жала и связывала в копны хлеб. Когда открыли – кто эта бескорыстная работница, односельчане стали ее еще больше любить и уважать. Так жила она до 1833 года, пока не выстроила себе другую большую келлию и взяла жить к себе одну старушку, с которой прожила до 1840 года.

В 1838 году затворник Иоанн заложил в Сезенове семипрестольный храм в честь Казанской иконы Божией Матери, заботы о построении его возложил на старицу Дарию, жившую в Сезенове, а Евфимии поручил собирать на храм, для чего выхлопотал на ее имя сборную книгу. Через год он скончался. А Евфимия осенью 1840 года переселилась в Сезеново в маленькую келлию, получила увольнение для поступления в монашество и начала свой страннический путь со сборной книгой. Ей было тогда 34 года.

Ее любили все – и бедняки, и вельможи – за ее простоту, прямоту и одинаковое ласковое ко всем отношение; назвали ее "наша Фимуша". Желание ее было законом для всех, что очень помогло быстрому устройству обители. В ней уже стала проявляться прозорливость. Так, в Козлове она часто бывала в доме вдовы Придорогиной. У нее была дочь Анна двадцати лет. Ее Евфимия называла своей "казначейшей" и, отдавая собранные в мешке деньги, говорила ей: "На, милая моя казначейша, сочти деньги и спрячь!" Через 13 лет, в 1855 году Анна Придорогина поступила в Сезеновский монастырь и все время настоятельства Евфимии была при ней казначеей, а потом стала настоятельницей Троекуровского монастыря. Монашеское ее имя было Анфиса.

По хлопотам Евфимии об открытии в Сезенове монашеской общины, она была открыта в 1849 году, а в 1853 году переименована в Иоанно-Казанский монастырь. Бог видимо помогал Евфимии в ее трудах. Так, когда Дария поручила ей заказать иконы для иконостаса лучшим художникам, у Евфимии было всего 30 рублей ассигнациями. Однако же, она в короткое время прислала 70 больших икон художественной работы. Потом нужна была церковная утварь, а денег не было. Евфимия отобрала необходимую утварь в магазине и попросила подождать, пока не соберет нужную сумму. На другой день она случайно проходила мимо этого магазина, и хозяин предложил ей взять эти вещи, так как вслед за ней, накануне, пришел какой-то господин и отдал за них деньги.

Быть настоятельницей монастыря старица Дария отказалась, и избрана была Евфимия. Ее постригли в мантию с именем Серафимы, утвердили игуменией и пожаловали ей наперсный крест. Она основала в монастыре Свято-Троицкий храм в два этажа над колодцем, устроенным старицей Дарией по благословению затворника Иоанна. В нижнем его этаже погребены затворник Иоанн и старица Дария; здесь же погребли потом и мать Серафиму. Храм окружали келлии сестер, трапезная и сиротский приют с курсом начальной школы, где дети учились также и ремеслам. За оградой устроены были две большие гостиницы.

На мать Серафиму была возложена великая и трудная обязанность: в монастыре она никогда не жила, а должна была не только внешне создать обитель и храмы. но и установить монастырские правила и поселить между сестрами любовь и послушание. Своей кротостью она сумела приучить всех к должному послушанию, так что каждая сестра несла свои обязанности не только без ропота, но и с видным удовольствием. Мать Серафима выражала любовь свою как сестрам обители, так и всем: горе всякого оплакивала, стараясь всякого утешить, а бедняку помочь. Постничество свое она скрывала, а когда оно ее изнуряло и делалось заметным, то говорила: "Со мной недуг приключился". С четками она не разлучалась, и умная молитва почти не сходила с уст ее. Заведет, бывало, разговор о своих предприятиях, а сама углубится в умную молитву и уже не слышит ни разговоров, ни советов. С 6-ти часов вечера ей читали жития святых, а если она не была у вечерни, то и вечерню. В 12 часов ночи ей вычитывали правило. Затем она оставалась одна и молилась целыми ночами. Часто она ходила молиться у гробов затворника Иоанна и старицы Дарии.