Преподобный Матфей Черниевский. Преподобный Иосиф Козловский

Сестры Вознесенского монастыря к памяти Миропии относятся с большою любовию и почтением. В день ее кончины, 14 декабря, ежегодно в монастыре совершается торжественное поминовение ее служением накануне заупокойного всенощного бдения, а в самый день - заупокойной литургии и панихиды.

Не тщетно Господь хранил память монахини Миропии. Эта видимая любовь к ней сестер и сторонних почитателей есть плод истинно монашеского ее жития, результат тех трудов и молитвенных подвигов, которые совершала она в тиши своей келии.

В 1801 году некие причины (называли и нездоровье, и неприятие придворной жизни) заставили Анну Федоровну уехать в Швейцарию, где она проживала тихо и уединенно. 20 марта 1820 года Императорским Манифестом объявлялось о расторжении брака "по вниманию к домашнему положению Великого Князя Цесаревича в долговременном отсутствии Супруги Его, Великой Княгини Анны Федоровны, которая... по крайне разстроенному состоянию Ея здоровья, как до ныне к Нему не возвращалась, так и впредь по личному Ея объявлению, возвратиться в Россию не может". В 1857 году появилось сообщение о посещении Анны Федоровны Вел. Князем Константином Николаевичем и В.К. Марией Николаевной, а 8 августа 1860 года при Императорском дворе был наложен траур на 14 дней по случаю кончины Анны Федоровны. Такова официальная история жизни женщины, которая при ином стечении обстоятельств могла стать матерью наследника Российского Престола. Однако...

"20 октября 1859 года, - сообщает известный историк-краевед И.И. Дубасов, - в Тамбовский Вознесенский монастырь привезли старушку лет 70-ти и сдали ее монастырскому начальству под строгий надзор. Документов при ней не было никаких. Одета она была по монашенски, в рясу с белым апостольником, и с первого же разу произвела на весь монастырь сильное впечатление своею почтенною наружностью, изящными манерами и сдержанностью в обращении, доходившею на первых порах до полного молчальничества. Весь монастырь пришел в весьма понятное волнение. Всем хотелось знать, кто эта таинственная приезжая старушка.

В монастырь привезли ее под именем коллежской ассесорши Анны Ивановны Степановой, но этому имени никто не придавал никакого значения, считая его невольным псевдонимом приезжей... Даже власти тамбовские, губернатор и архиерей, не знали настоящего ее имени и звания. Для всех окружавших ее несомненно было только то, что она привезена под надзором полицейского чиновника из женского Кирсановского монастыря, в котором жила с 8-го сентября 1858 года; что еще раньше она содержалась в Усманском Софийском монастыре, куда ее привезли по распоряжению шефа жандармов графа Орлова в июле 1852 года, и что она носила монашескую рясу по праву, приняв схиму во время своего пребывания в старом Иерусалиме.

Немногие лица, пользовавшиеся ее доверием, впоследствии рассказывали, что старушка Анна Ивановна Степанова была хорошо известна самым высокопоставленным лицам нашей аристократии, как светской, так и духовной, и что некоторые из них отзывались о ней с величайшим уважением и считали ее своею благодетельницею.

По разговору ее можно было догадываться, что она не русского происхождения, потому что по-русски говорила хотя и правильно, но с сильным немецким акцентом, и что, во-обще она была женщина очень образованная и замечательно умная, отличавшаяся разнообразием самых солидных знаний и обширною житейскою опытностью. Вместе с тем, она была чрезвычайно богомольна и имела на всех окружавших ее самое благодетельное нравственное влияние. Были такие случаи, что люди самые легкомысленные в религиозном отношении, поговорив с нею, нравственно перерождались и делались людьми самого строгого религиозного направления. Впрочем, с монастырскими послушницами матушка Анна была очень строга и требовательна, так что угодить ей было делом далеко не легким. Все служанки, прежде чем явиться к ней, должны были вымыться холодной водой, и при малейшей неисправности или неловкости, получали от нее самые строгие выговоры, сопровождаемые весьма резкою бранью.

Обстановка ее келии в тамбовском монастыре была простая, но изящная. Множество цветов на окнах, редкая опрятность пола и мебели, чистый воздух, - все это производило на посетителей, которые, конечно, бывали у нее очень редко, вследствие ее исключительного положения, весьма приятное впечатление и свидетельствовало о принадлежности хозяйки к самому лучшему обществу.

Старушка Анна Ивановна проживала в Тамбове совершенно уединенно, занимаясь хозяйством и молитвой. Она сама стирала белье, мыла полы и готовила кушанье, причем отличалась особенным умением печь великолепные хлебы...

Некоторые любопытные собеседники иногда в разговоре спрашивали ее: "кто она такая?" и это, при всей ее скрытности, не только не оскорбляло ее, но даже доставляло ей видимое удовольствие. На подобные вопросы она обыкновенно отвечала: "я арестант". Если же кто-нибудь относился к ней с особенною почтительностью или же за что-нибудь хвалил ее и льстил ей, то она не обращала на это ни малейшего внимания. Вскоре после ее приезда в Тамбов, тамбовская игумения Евгения, сначала относившаяся к ней с особенным уважением и даже страхом, распорядилась было, чтобы при полиелее монахини подходили с поклоном и к "матушке Анне Ивановне"; но эта честь немедленно была отклонена ею: каждой монахине она откланивалась низким поклоном, почти до земли.

Матушка Анна прибыла в Тамбов с серым говорящим попугаем, к которому относилась с большою нежностью. Попугай этот жил в большой посеребренной клетке и приводил в изумление всех обитателей монастыря своею ученостью...

В средствах приезжая не нуждалась и любила помогать бедным вещами и небольшими деньгами.

С особенным уменьем ходила Анна Ивановна за больными и действительно помогала многим из них. Усманский аптекарь Конусевич чуть было не лишился руки и ни один док-тор не мог помочь ему. Тогда он обратился за помощью к Анне и через одного из ее друзей получил от нее пластырь, который радикально в 6 дней исцелил его руку. "Пусть только - велела она передать своему пациенту - не скупится он для бедных и дает им лекарства даром".

Несомненно было, что матушка Анна много путешествовала и во время своих путешествий успела побывать в разных европейских и азиатских странах, а также в самых отдаленных пунктах нашего Отечества. По свидетельству одного лица, пользовавшегося особенною ее доверенностью, она 13 лет странствовала пешком по Святым местам, 8 лет прожила в Иркутске, где и управляла женским монастырем, полгода провела сиделкой в петербургской Мариинской больнице и несколько времени жила в Одессе. Как особа в полном смысле слова бывалая, она была известна очень многим значительным лицам в России и за границей. Под именем иерусалимской игуменьи ее знал митрополит Филарет, а от иерусалимского митрополита Мелетия она получила в подарок икону, изображенную на голгофском камне..."

Весной 1861 года, по указу Св.Синода, монахиню Анну в сопровождении солдат и полиции отправили в Пензенский Троицкий женский монастырь. Провожать старицу вышли все монахини и послушницы монастыря, больные смотрели на процессию из окон, многие плакали. На поклоны сестер обители при проезде, старица также отвечала низкими поклонами из окон кареты. Увезли ее в самое половодье, в с.Паиме около суток она оставалась в воде (сидя в карете) и приехала в Пензу совершенно больной. Предчувствуя кончину, за три дня до смерти старица отправила одному близкому человеку телеграмму: "Простудилась - умираю". Завещание старицы Анны заключалось только в просьбе игумении Надежде сделать простой гроб, но внутри непременно обить его белым атласом. Кончина последовала на Пасху 1861 года. Игумения поскупилась на атлас - изготовили гроб обитый коленкором, но он не годился - и короток, и узок. Пришлось в точности исполнить желание покойной. Среди имущества почившей матушки был найден наперсный крест с надписью: "Царевна Анна". Перед выездом из Тамбова своему крестнику старица послала карманные часы с такою же надписью...

Похороны состоялись на другой день после кончины - 23 апреля 1861 года в Троиц-ком монастыре при большом стечении народа. На могиле ее положена была чугунная плита с надписью: "Старица Божия Анна".

Личность старицы Анны до сих пор остается загадкой, но народная молва упорно считала ее Великой Княгиней Анной Федоровной...

(Составлено по статьям И.И.Дубасова, А.Н.Норцова, А.И.Самоцветова в вып.56 ИТУАК)

Святитель Николай, епископ Тамбовский и Шацкий

Местом рождения епископа Николая (мирское имя - Никанор Васильевич Доброхотов) стала Орловщина. Он происходил из духовного сословия (отец служил диаконом) и родился 4 августа 1800 года. Образование дети священнослужителей того времени могли получить в духовных учебных заведениях. Никанор Доброхотов обучался в Орловской Духовной Семинарии, после чего преподавал в Севском Духовном училище.

Смерть невесты заставила Никанора отказаться от мысли вступить в брак. Он продолжил обучение в Киевской Духовной Академии и принял монашество с именем Николай. Долгие годы были отданы преподавательскому труду: профессор словесности Могилевской, ректор Пензенской, Ярославской Духовных Семинарий. В 1836 году он возглавил Санкт-Петербургскую Духовную Академию, а 14 апреля 1841 года стал епископом Тамбовским и Шацким.

По свидетельству протоиерея Г.В. Хитрова, "физиономия его лица с выразительными чертами, отличалась суровостью, которая с первого взгляда внушала страх и отталкивала от него людей, доколе они не узнавали, какое сердце скрывалось под суровою наружностью...". Тамбовская паства оценила сердечную доброту своего архиерея и отвечала ему любовью.

Богослужения, совершаемые епископом Николаем, отличались многолюдством. Архипастырь "держал себя просто и естественно, но простота его была величественна". Славу епископа Николая составили его проповеди, за которые его иногда называли "Златоустом". Его слово часто служило одним вразумлением, другим обличением, третьим наставлением.

"Все сирые, бедные и убогие, - замечает о владыке Николае протоиерей А.Е. Андриевский, - имели в нем любвеобильного защитника и помощника". Действительно, нестяжательность его была редкая. "К праздникам Рождества Христова и Пасхи в Тамбовском духовенстве едва ли был кто беднее его" - владыка раздавал все до последней копейки. Однажды у него не нашлось денег на поездку в Синод для присутствия (теперь уже самого епископа выручил благотворитель).

Очень много успел сделать епископ Николай за годы управления епархией. Он разви-вал духовное образование (множество школ и училищ открыты при его помощи), способст-вовал открытию новых и благоустройству уже существовавших монастырей, провел рефор-му приходских штатов, содействовал строительству храмов.

Тяжелая болезнь заставила Преосвященного Николая уйти в 1857 году на покой. Уезжая, при прощании владыка сказал: "Я еду умирать, не забудьте меня". Он поселился в Иоанно-Предтеченском Трегуляеве монастыре. Первоначально епископу удавалось ходить на прогулки, но болезнь и старость брали свое: ноги совсем ослабли, он потерял голос. Владыка постоянно находился в келии и читал (чтение и раньше было его любимым занятием во время отдыха), ночью молился, сидя в кресле (перед ним стоял аналой). В церковь он мог пойти только с помощью проводников и во все время богослужения вынужден был сидеть. "Чем более слабею телом, - говорил епископ Николай, - тем более бодрею духом". Но даже при таком состоянии здоровья ему удавалось посещать Тамбов и служить панихиду у гробницы святителя Питирима. За три дня до смерти он принял схиму с именем Филарет. Огромное число горожан и крестьян пришли 25 октября 1864 года в Трегуляев монастырь, чтобы помолиться у гроба архипастыря. Он был похоронен у северной стены Предтеченской церкви обители.

Коротенькие истории о епископе Николае, его острые ответы, фразы еще при его жизни передавались из уст в уста. Вот некоторые из них.

Епископ Николай делает замечание чиновнику: "Вы сегодня не были в церкви". "У меня церковь в сердце", - горделиво заявляет тот. "А колокольня Ваша где?" - Интересуется владыка. Чиновник смутился.

Одна госпожа среди разговора у владыки в доме сетовала о потере, которую понесла паства в связи с тем, что епископ Николай не говорит проповеди. Владыка спросил: "А мое молчание разве не поучительно? Многие многому учились у молчальников, только жаль мое молчание не произвольное". "Но жаль, что мы не слышим в храме проповеди", - заметила госпожа. "Проповеди говорят в одной здешней церкви, за раннею литургиею", - ответил епископ. "За ранней литургией? - Возразила госпожа. - Кто же их слушает, дураки разве?" "Нет, дураки долго спят", - последовало пояснение владыки.

Диалог с дьячком.

Диалог с прихожанами.

По поводу воспитания: "В старом букваре дети читали: "А" - ангел; "Б" - Бог, а по нынешней методе: "А" - арап; "Б" - бык".

"От строгости близко до жестокости, а за нею неминуемы неправды и грехи, вопиющие на небо".
Протоиерей Стефан Авраамович Березнеговский

В ряду исследователей прошлого Тамбовского края имя протоиерея Стефана Авраамовича Березнеговского по праву можно поставить первым. Собственно его трудами местное краеведение и началось. Жизненный выбор мальчика, родившегося 27 декабря 1797 года в с. Мосоловке Усманского уезда "от диакона (впоследствии священника - сост.) Авраамия Егорова и жены его Марии Васильевой", определила его принадлежность к духовному сословию. В 1809 году, продолжая служение деда (название места, службы которого - с. Березнеговка - явилось производным для фамилии) и отца, Стефан поступил в Тамбовскую семинарию, где обучался до 1820 года. В круг предметов, подлежавших изучению семинаристов того времени, помимо церковно-практических, богословских, входили древние и новые языки, история, физика, математика, медицина, сельское хозяйство. Окончивший учебу третьим по списку (что традиционно означало и соответствующее место среди выпускников), Стефан в том же году был рукоположен во священника к больничной Александро-Невской церкви города Тамбова. До конца своих дней о.Березнеговский совмещал непро-стое пастырское служение с широкой общественной деятельностью. По замечанию биографа, "церковные и государственные награды не обошли о.Стефана, как впрочем, и служебные неприятности".

Депутат Городской Думы, директор Тамбовского губернского попечительного о тюрьмах комитета, член Духовной Консистории, эконом семинарии, член строительных комитетов - о.Стефан успевал заботиться о заключенных, утешать страждущих, выполняя требы в холерных больницах, совершать богослужения и проповедовать Слово Божие. "В характере его, - сообщает биограф, - общительном и благодушном, не было излишней идеальничающей сентиментальности, но зато преобладала чисто житейская практичность", которая, видимо и привлекала церковных и гражданских администраторов.

Но было у о.Стефана одно "непрактичное" желание, исполнению которого он посвятил немалую часть своей жизни: "...указать современным описателям Тамбовской губернии (да и жителям края - сост.), что она в древнейшие времена много представляла и представляет интересных событий, без помещения которых всеобщая Русская История не может быть полна, ясна и отчётиста". Свои труды о.Березнеговский, как некогда древнерусские книжники, оценивает весьма скромно: "Живя в Тамбове более сорока лет постоянно, я старался узнавать о старом быте Тамбова, достал о нем рукописную летопись, и, основываясь на этих фактах, от нечего делать (это при его-то загруженности! - сост.), решаюсь передать мною собранное другим. Конечно, мой рассказ о Тамбове не полон; но, по крайней мере, не все поглотит ненасытное время; а может быть, будущий историк Тамбова найдет в нем что-нибудь нужное для себя".

В местных изданиях на протяжении многих лет появляется галерея публикаций, иллюстрирующая широту исследовательских интересов автора, его эрудицию, знакомство с историческими трудами современников и предшественников. Березнеговского привлекает история края и епархии, "начало расколов и ересей", астрономические и природные явления, местная топонимика и историческая география, архитектурные сооружения и развитие духовного образования. И в каждой работе заметно желание опереться на факты, ввести в поле зрения читателей неизвестные документы, предварительно сопоставив их, рассказать о событиях по возможности точнее.

Церковно-исторические темы занимают большое место в творчестве Березнеговского. Это статьи о Тамбовской семинарии, Спасо-Преображенском кафедральном соборе, полемические заметки о месте ранения и кончины священномученика Мисаила, архиепископа Рязанского. Первым среди краеведов о.Березнеговский пишет "Историю Тамбовской епархии", в которой пытается проследить исторический путь Православия в Тамбовском крае от начальных шагов Христианства на Русской земле. А так как, по мнению о.Стефана, "история Тамбовской епархии неразрывно соединена с историей народов, вошедших в состав ея", то перед читателем - своеобразный очерк истории края. Убежденный противник сектантства, о.Березнеговский на страницах Епархиальных ведомостей публикует очерк "О начале ересей и расколов в Тамбовском крае", в котором выступает более как историк-исследователь, нежели как апологет-полемист.

Стремление "сберечь необходимую связь происшествий" отличает "Некоторые исторические и статистические замечания о Тамбовской губернии", опубликованные в 1843 году в Тамбовских Губернских Ведомостях, и др. работы по гражданской истории. Среди них особый интерес представляет заметка "Где находилась Онуза, в которой останавливался Батый". Березнеговский относит местонахождение летописного городка Онузы на реку Польной Воронеж (ныне восток Тамбовской области). Именно отсюда, как сообщают летописцы, хан Батый отправил послов к рязанским князьям с требованием дани.

Конечно, современная академическая наука найдет в трудах протоиерея Стефана Березнеговского множество недочетов и даже ошибок, но, тем не менее, значимость его работ для местного краеведения сохраняется и по сей день. Своим критикам о.Стефан вполне мог бы ответить латинской поговоркой: сделал что мог, пусть другой сделает лучше.

В октябре 1867 года протоиерей С.А. Березнеговский вышел за штат, а 14 апреля 1868 скончался. К сожалению, могила его на Воздвиженском кладбище Тамбова не сохранилась.

Иеромонах Августин

Смерть супруги разорвала его связи с внешним миром, и он тотчас осуществляет свою детскую мечту - в 1842 году поступает в Иоанно-Предтеченский Трегуляев монастырь. Только через четыре года его постригают в монашество с именем Августин, а в 1854 году он становится иеромонахом.

По близкому расположению к городу, Трегуляев монастырь часто принимал паломников-мирян, которые иной раз жили подолгу. Многие из них, ища духовного руководства, обращались к иеромонаху Августину, видя в нем опытного проводника на пути христианского делания и спасения души. Нелегкое бремя пастырских обязанностей о.Августин нес с достоинством, сознавая великую ответственность, возложенную на него. Число его духовных чад возрастало, а вместе с тем умалялось то, что он искал с раннего возраста - уединение. Да и настоятель с братией все больше выражали недовольство тем, что порядок обители нарушается постоянным присутствием почитателей старца. Иеромонах Августин решает удалиться в пустынь. В трех верстах от монастыря, среди лесной чащи, в лощине, он вырыл себе пещерку, а рядом с ней колодец. Здесь он и жил, предаваясь подвигам поста и молитвы. Но невозможно было сокрыть этот "светильник, горящий и светящий", при свете которого многие "хотели малое время порадоваться" (Иоанн. 5,35).

Слава о подвижнике Трегуляевского леса стала распространяться, сюда потянулись вереницы людей. Настоятель монастыря архимандрит Никодим, завидуя славе старца, запретил ему жить в пещере. Иеромонах Августин со смирением принял это повеление и вернулся в обитель. На его просьбы о возвращении в пустыньку следовал неизменный отказ. Все же о.Августин иногда тайно посещал пещерку для уединенной молитвы. Узнав об этом, архимандрит в наказание отправил иеромонаха Августина "в черные работы" на год в Санаксарский монастырь. Через год ссыльный вернулся с отзывом: "Такого старца беспокоить ни в коем случае не следует". После этого о.Августин оставался на жительстве в Трегуляевской обители, исполняя священническую череду и по прежнему тайно посещая свою пустыньку. Противодействие настоятеля не прекратилось: время от времени он присылал рабочих для разрушения пещерки, так что иеромонаху Августину приходилось ни один раз восстанавливать место своих подвигов. Архимандрит Никодим был человеком не монашеского духа и не понимал подвижника. Прожив с таким старцем в одной обители 30 лет он, когда его спрашивали каково ему в монастыре, отвечал: "Скучно, не с кем поговорить. Ни одного умного человека нет".

Строго исполняя монашеские обеты, старец Августин был совершенно нестяжателен. Все деньги, которые к нему попадали, он сразу же раздавал нуждающимся. После смерти у него не нашли ни копейки. Он всегда готов был прийти на помощь любому, часто отдавая все, что у него было. Особенно старался утешить молодых иноков, которые, не выдерживая искушений, собирались покинуть монастырь. Часто те, кого о.Августин предостерег от опрометчивого шага, становились достойными своего монашеского звания, идя трудным путем высокой духовной жизни. Правда, встречались и такие, что пользовались простотой о.Августина, стремясь получить от него что-либо, но он не позволял чувству обиды овладеть собой.

Всякий раз при чередном служении, о.Августин служил молебен с акафистом перед иконой Божией Матери "Скоропослушница", которую он получил с Афона. Позже, уже после его смерти, находившиеся в скорбях и бедах, обращаясь с усердной молитвой к Богоматери именно перед этим образом, получали скорую помощь. Образ стали чтить как чудотворный.

Господь сподобил верного раба Своего дара прозорливости и духовного рассуждения, о чем свидетельствовали многие. Так, насельнице Кирсановского Тихвино-Богородицкого монастыря Софии, до поступления в обитель сильно желавшей выйти замуж, старец предсказал монашество, что и исполнилось.