Проблемы поэтических образов в творчестве Джалолуддина Руми 10. 01. 03 Литература народов стран зарубежья

В первом параграфе рассматривается вопрос о духовном изображении Творца в произведениях Джалолуддина Руми.

В мистических источниках Бог именуется различными именами – Худо (Бог), Хак (Истина), Мутлак (Абсолют), Вохид (Единственный), Якто (Единственный), Якин (Несомненный), Бечун (Несравненный), Холик (Творец), Маъбуд (Почитаемый), Бори (Творец), Илахи (Аллах), Кирдигор (Творец), Парвардигор (Заботливый), Сохиб (Господин), Шох (Владыка), Раб(б) (Господин), Ёр (Друг), Ахад (Единственный) и др., распространённые особенно в речи простых людей.

Высококультурные мистики и последователи суфизма иногда обращались к Богу с выражениями «Чон» (Душа) и «Ёр» (Друг). Джалолуддин Руми относится к числу тех поэтов, которые в своих произведениях чаще всего применяют последнее выражение – «Ёр», чем подчеркивается интимность своей близости к Творцу и доступность его для тех, кто стремится к нему.

В диссертации приводится много примеров, подчеркивающих именно такое душевное состояние Джалолуддина Руми. Так, в бейте:
ای یار من، ای یار من، ای یار بیزینهار من!

ای، دلبرو دلدار من، ای محرم و غمخوار من.

Эй дилбару дилдори ман! Эй мањраму ғамхори ман.¹²

(О мой друг! О мой друг! О мой беспечный друг!

О любимый, возлюбленный друг! О защита и покровитель мой)

Джалолуддин Руми – убеждённый певец любви Единственного, и твёрдо можно констатировать, что «В большинстве его газелях отчётливо звучит зов о любви к Богу».¹³

В диссертации данная тема рассматривается подробно и более аргументированно.

Второй параграф главы отводится рассмотрению Человека с точки зрения Джалолуддина Руми.

Понятие «Одам» («Человек») в суфийской мистической литературе выражается различными эпитетами, но всякий раз творец воспринимает его как первопричину акта сотворения вселенной.

В большинстве произведениях, как прошлого, так и нового периодов, как показывает процесс исследования, внешний и внутренний облик, чувства и поведение Человека предстают предметами художественного воплощения как образы суфийской мистики. Мавлоно Джалолуддин тоже придерживается концепции, выраженной Наджмиддином Рози:
ای نصخه نامه الهی، که توی، و ای آینه جمال شاهی که توی،

بیرون ز تو نیست هرچه در عالم هست، از خود بطلب، هر آن چه خواهی که توی.

Эй нусхаи номаи Илоњї, ки туї,

В-эй ойинаи љамоли шоњї, ки туї,

Берун зи ту нест, њар чї дар олам њаст,

Аз худ биталаб, њар он чї хоњї, ки туї.¹⁴

(О список Божьего начертания, коим есть ты,

И о зеркало царского лика, которым есть ты,

Нет на свете ничего за пределами тебя,

Ищи в себе всё, что угодно тебе: это ведь ты).

Поэт всеми возможными способами стремится втолковать ему, что он не так далёк от Бога, как ему кажется. Но человеческое «Эго» слишком погрязло в мирских соблазнах. Так:

Он ною нўш ёд намеоядат, ки ту

Хуш мехўрї зи дасти яке дев сангсор?¹⁵

(Разве ты забыл тот пир и флейты переливы,

Теперь так вносимо тебе удар камней из рук какого-то дива?)
«Див», побитый камнями - это вездесущий Сатана, не раз побитого камнями. Этот Сатана, вечный соблазнитель рабов Божьих, властвует над утробами слабовольных людей, ставший причиной изгнания Человека из рая. Человеческая натура, которую в других стихах сравнивает с лютым волком, подвержена обманам многоликого Сатаны:
گرگ درندست نفس بد، یقین، چه بهانه می کنی بر هر قرین؟

جمله قران شرح خبث نفس هاست، بنگر اندر مصحف، آن چشمت کجاست؟

Чї бањона менињї бар њар ќарин?..

Љумла Ќуръон шарњи хубси нафсњост,

Бингар андар мусњаф, он чашмат куљост?!¹⁶

(Лютый волк – похотливый плот, поистине,

Чего сваливаешь всё на своих близких?..

Весь Коран – объяснение мерзостей плота;

Взгляни на книгу, где твои глаза?!)

Более действенное средство просвещения он видит в притягательной мистике. Джалолуддин Руми добился небывалого в опыте персидской литературы успеха. И делал он это глубоко осознанно, ибо он сам говорил, что «Маснави» видится им «Средством очищения человеческой натуры»¹⁷.

«Любовь» мистика – это сгусток чувств, который в этом мире не знает сосуда, равного себе по размерам страстей, которые бы были в состоянии удовлетворить его желания. Поэтому она постоянно держит своего «неистовствующего» носителя в состоянии безысходности. Джалолуддин Руми находит ей весьма удачное и ёмкое определение;

من دوش نام دگرت کردم که "درد بی دوا"

Эй ишќ, пеши њар касе ному лаќаб дорї басе,

Ман душ номи дигарат кардам, ки «дарди бедаво»¹⁸

(Любовь! Много названий и имён тебе дали другие,

А я намедни придумал тебе новое имя: «неизлечимая болезнь»)

عاشقی گر زاین سرو گر زان سر است، عاقبت مارا بدآن سر رهبر است.

Ишќ устурлоби асрори Худост.

Ошиќї гар з-ин сару гар з-он сар аст,

Оќибат моро бад-он сар рањбар аст.¹⁹

(Болезнь влюблённого – особого рода болезнь,

Любовь – астролябия тайн Творца.

Любовь, с какой бы стороны она не пришла,

В конце концов, к Богу указывает нам путь она)

В первом параграфе главы рассматривается вопрос об аллегории и искусстве сотворения аллегорий.

Значение слова «рамз» в творческом обиходе поэтов – мистиков до Джалолуддина Руми и, включая его век, воспринималось как завуалированное, но носящее глубокую смысловую нагрузку и высокую художественную потенцию. Поэтому оно по преимуществу использовалось в виде изящных и содержательных уподоблений. В современном литературоведении такие фигуры иногда называют «эстетическими знаками». Но по функциям эта поэтическая фигура близка к аллегории. Поэтому мы впредь для удобства будем называть её этим определением.

Суфийско–мистическая аллегория представляет собой некоторое завершающее совпадение смысла в словах и важнейшим поэтическим средством в поэзии суфиев–мистиков. Подавляющее большинство источников творчества Джалолуддина Руми созданы на основе этой поэтической фигуры.

В диссертации данное положение подробно рассматривается на многочисленных примерах из произведений поэта. Это обстоятельство и делает наиболее занимательным притчу о флейте «Маснави» Джалолуддина Руми. «Най» (флейта) в поэзии Джалолуддина Руми олицетворяет того же суфия, идущего по пути воссоединения со своим началом.

Второй параграф третей главы посвящён рассмотрению пантеистического воззрения в творчестве Мавлоно Джалолуддина.

Эта линия проповеди суфизма явилась одной из самых удачливых и продуктивных. Но до того, как вобрать духовность, просвещенность, философию ислама, она успела достаточно густо обрастать мистико–культурными, философскими учениями других народов исламского Востока.

В генетическом отношении суфизм фактологически доказывает своё происхождение на древнеиранской почве, хотя и мировоззренчески нивелированные различные племена Востока, побуждённые эмоциональными и националистическими страстями при возникавших фанатических ситуациях, часто провозглашали себя первопроходцами этой стези. Но арийский стиль мышления и творчества сохранил свои неоспоримые первокорни на почве этого воззрения. Когда же речь заходит об исламском, или же арабском суфизме, опять перед взором встают, главным образом, лики тех же мистиков арийского происхождения, которые, распространяя зёрна этого учения, нередко расплачивались своими жизнями.

В распространении учения о единстве сущего мысли и воззрения суфийских мистиков нашли отражение в проповедях и просветительских выступлениях выдающихся авангардов данного течения, Боязида Бастоми, Мансура Халлоджа, Абдуллоха Ансори, Абубакра Шибли, Фахриддина Ироки, Наджимиддина Кубро, Шахобуддина Сухраварди, Джунайда Багдоди, Шайха Абусаида Абулхайра, Мухийиддина ибн Араби, которые в восприятии сущности мистики следовали принципам и теоретическим положениям Зуннуна Мисри, а в познании божественной любви– опирались на престиж Робии Адавии и некоторых других знаменитостей эпохи.

Теоретические посылки корифеев почти всех мистических течений и орденов приводят к тому, что познание Божественной любви направляет духовную сущность Человека на постижение действительности, а в конечном счёте наделяет его инстинктом поиска. Человек, вступивший на путь поисков Истины, по её постижению начинает многотрудное шествие по пути духовного совершенствования – тарикат. В этом процессе его мысли и чувства заняты лишь именем Творца, а заветная цель, которую он преследует, также заключается в растворении в его священной сущности. Так, стремясь к Нему сам, Мавлоно Джалолуддин зовёт за собой и всех других влюблённых.
خیزید عاشقان که سوی آسمان رویم،

دیدیم این جهان را تا آن جهان رویم.

نی! نی، که این دو باغ اگرچه خوش است و خوب،

زاین هردو بگزریم و بدآن باغبان رویم.

Дидем ин љањонро, то он љањон равем.

Не! Не, ки ин ду боғ агарчї хуш асту хуб,

З-ин њар ду бигзарему бад-он боғбон равем...²⁰

(Вставайте, влюблённые, чтобы к небу стремиться!

Видели этот мир, чтобы к другому миру идти.

Нет, нет! Как бы хороши не были эти два сада,

Оставим обоих и отправимся к тому садовнику...)

Искусство переворачивать действительность, реальность наизнанку является одним из древнейших творческих приёмов, создающих возможность для решения тупиковых, неразрешимых вопросов, встающих перед человеком. В персидско-таджикской литературе метафоризация являлась весьма распространенным творческим методом. Джалолуддин Руми и Хафиз Ширази относятся к числу наиболее успешных поэтов в искусстве метафоризации.

Большая часть творений Джалолуддина Руми, можно с уверенностью сказать, входит в число наиболее выдающихся творений метафорического изображения. «Куллиёт» и «Маснави» в этом отношении не имеют себе равных.

Своими метафорическими творениями Джалолуддин Руми устанавливает контакт между Человеком, реальной действительностью и Богом путём раскрытия тайн посредством разума, излагая руководящее наставление и мудрость для самосовершенствования при преодолении мистического тариката. Так, в метафорической притче «Ответ Лисы Ослу» поэт от имени Лисы молвит:

آینه ی بی نقش شد یابد بها، ز آن که شد حاکیم جمله ی نقشه ها.

Њар ки бе ман шуд, њама манњо худ ўст,

Дўст љумла шуд, чу худро нест дўст.

Ойина (й) бенаќш шуд, ёбад бањо,

З-он, ки шуд њокими љумла (й) наќшањо.²¹

(Тот, кто избавился от «я», все «я» - это он,

Стал другом всех, не имея собственного друга.

Зеркало, лишившееся узоров, становится дороже,

Оттого, что стёрлись на нём все следы).

В диссертации данное обстоятельство рассмотрено на многочисленных аргументах из произведений самого поэта.

Гениальный мистик искренно убеждён, что вселенная без всяких оговорок является творением воли Бога. Все материальные тела в этой действительности существуют по воле того же Бесподобного мастера.

Согласно теории Джалолуддина Руми, все вещи в природе духовно взаимосвязаны между собой. Раскрытие этой тайны мироздания ведёт к раскрытию более значительного духовного явления - тайны «единства сущего».

Согласно мировоззренческой концепции Джалолуддина Руми, человек также является частицей дикой природы. Познание человеком окружающего мира происходит посредством чувств, которые в процессы формирования вещей и взаимосвязей между ними в общих чертах начинают осваивать с внешних их параметров. Более глубокие процессы познавания предметов начинают происходить в связи с движениями, происходящими в человеческом сознании.

Реальный мир в человеческом восприятии разворачивается в особом естественном порядке, который находится в зависимости от воли беспредельной силы Творца. Как происхождение или зарождение предметов, так и дальнейшее их существование в движении, зависит от воли того же Творца:
هر جمادی که کند رو در نبات، از درخت بخت او روید حیات.

هر نباتی که آن به جان رو آورد، خضروار از چشمه حیوان خورد.

باز جان رو چون سوی جانان نهد، رخترا در عمر بیپایان نهد
Њар љамоде, ки кунад рў дар набот,

Аз дарахти бахти ў рўяд њаёт.

Њар наботе, к-он ба љон рў оварад,

Хизрвор аз чашмаи Њайвон х(в)арад.

Боз љон рў чун сўи љонон нињад,

Рахтро дар умри бепоён нињад.²²

(Всяк неживое, обратившееся к растение,

Древо его судьбы жизнь может породить.

Всякое же растение, тянувшееся к душе,

Хизру подобно, из Источника живой воды испробует влаги.

И, когда же душа устремится к возлюбленному,

Обоснуется на бесконечной жизни).

В диссертации данный вопрос, аргументированный на творческих образцах Джалолуддина Руми, рассмотрен всесторонне.

Отношение человека к догадкам естествознания уже в древнейших источниках Ирана, Индии, Греции и других античных источников притягивает своё внимание с самого зарождения человека и формирования его сознания. Но нас в данном случае больше всего интересует отношение человека к реальному миру в таких произведениях, как «Маснави» и «Куллиёт» Джалолуддина Руми.

Прежде чем действительность, её часть, или какая -нибудь деталь естественности становится объектом изображения, творец образа взвешивает их сущность в своём воображении, фантазирует с ними, разбирает различные их грани в мыслях, а затем только выражает в словах их сущность, познавательные заключения. Но во всех случаях, как известно, значение изучения природы начинается с сущностного познавания земли и пространства, отчего зависит начало формирования всего материального мира.

Земля и небо в восприятии Джалолуддина Руми, прежде всего, имеют некую зависимость от корня любви, аллегорически, небо выражает сущность влюблённого (мужчина), а земля - возлюбленной (женщины). При этом небо носит свойство умножения, а земля–свойство рождения. Эта тайна в мистической концепции Джалолуддина Руми находит своё отражение в образе девяти сфер мироздания, каждая из сфер которого особым путём служит средством общения сотворённых с Творцом. Это положение и всесторонне рассматривается в диссертации.

Изображая животных и предметов, растений и небесных тел, Джалолуддин Руми прежде всего думает о судьбах человека. Поэтическими отходами от реальности, выраженными в символах и аллегориях, уподоблениях и намёках, баснях и притчах, великий мудрец обращается к человеческому существу, внимательно изучая его поведение в различных обстоятельствах. Этого, в принципе, и требует природа художественного творчества.

Если поэт говорит от имени животных, растений, или же неодушевлённых предметов, то этим образам он придаёт способности мыслить и выражать свои мысли в прямой речи. Иначе говоря, отношение мистики Джалолуддина Руми ко всем существам и предметам действительности в рамках его мистической концепции не отличается от других элементов природы. Но метафорический творческий подход поэта действует по творческим законам. Олицетворение для поэта является средством творческого акта. Наделяя речью живых и мёртвых элементов, фантазия поэта не приходит в противоречие с «фантазией» Творца.

«Интерес Мавлави, - пишет исследователь Аннамори Шимель, - не ограничивается крупными животными, он охватывает все сотворённое, в использовании мельчайших насекомых в своей образной метафоре он пользуется дозволением Корана: разве Священный Коран не пользуется пчелами и муравьями для показа всемогущей воли Творца и вдохновляющей мощи Бога?»²³ О божьем промысле поэт помнит всегда.

آن چه حق آموخت کرم پیله را، هیچ پیلی داند آن چون حیله را؟

Он набошад шеррову гурро...

Он чї њаќ омўхт кирми пиларо,

Њељ пиле донад он чун њиларо?²⁴

(То, что Истина наставила пчеле,

Но доступно ни льву, ни онагру...

То же, что Истина внушила шелковице,

Может ли знать то искусство слон какой-то?!)

Джалолуддин Руми придерживается мнения, что животные и насекомые тоже наделены способностью восприятия воздействия окружающей действительности, какого-нибудь человека к себе.

«Обмен веществ» - взаимозависимость жизней в живой природе не вызывает никакого удивления в поэте:

خلق آبی را بود دریا چو باغ، خلق خاکی را بود آن مرگ و داغ.

Нисбаташ бо одамї бошад мамот

Халќи обиро бувад дарё чу боѓ,

Халќи хокиро бувад он маргу доѓ.²⁵

(Яд змеи - жизнь для той змеи,

Но для человека - он значит смерть.

Для обитателей вод море равно саду,

Но для земных жителей оно-смерть и огонь).

Джалолуддин Руми относится к числу тех поэтов, чьё творчество является благородным жемчугом не только сокровищницы мистической поэзии, но и общечеловеческой культуры, которое, находясь в центре внимания ученых всего мира, с каждым днем все больше и больше привлекает внимание представителей как Восточной, так и Западной цивилизации.

Творчество Джалолуддина Руми является важнейшим пособием для исследования Человеческой натуры, отличается оригинальными идеями и положениями относительно философии гуманизма в моральном, психологическом, познавательном, социальном и мировоззренческом аспектах.

Гуманистические идеи Джалолуддина Руми облачены в картинах существующего мира, отражающие единство всего сущего, преданности и искренности Человека природе и реалиям жизни, стремлении Человека к самопознанию, которое идентифицируется как главная жизненная потребность разумного творения Создателя.

Концепция Джалолуддина Руми в познании бытия и форм его проявления, анализа познавательных потенциалов человека и их соотношений с социальными атрибутами зиждется на познании истоков мистики и поэтического искусства, стремящегося к анализу основ духовного учения о Творце, Человеке и мироздании.

Источником вдохновения Джалолуддина Руми в создании системы поэтических образов являются, прежде всего, познание Творца, мироздание, и творение Человека и всего сущего. При этом мистический суфизм как особое художественно – философское мыслительное течение и другие категории концепции познания служат инструментарием в распознавании тайн «единства сущего», которые и являются объектом мистических суфийских изысканий великого поэта и мыслителя.

Фундаментальным образов в творчестве Джалолуддина Руми следует признать образ Человека, который в своих исканиях и изысканиях по пути самопознания и богопоклонения пользуется тарикатом, являющееся трассирующим указателем к своему исходу, каковым является божественная суть и любовь Творца.

Образ единства (единения) присущ Создателю, который представляет собой луч, свет и в мастерстве созидания не нуждается в Учителя. Этот образ в творчестве поэта преподносится как «Исключение» и является объектом почитания и любви всего сущего, прежде всего Человека, который ищет в нем свое отражение и стремится к его лицезрению.

Созданный поэтом образ высокоморального Человека на фоне его стремлений к самопознанию и исканий божественного существа имеет теснейшую связь с миром органическим и неорганическим, представители которого с помощью тамсил и других поэтических приемов очень часто становятся главными фигурами в морально-этических концепциях великого мыслителя.

Особого внимания требует тот комплекс идей Джалолуддина Руми, который основан на концепцию «единство всего сущего», синтезирующее многие религиозно-мистические идеи и учения, касающиеся вопросов самопознания и познания божественной сути. Вся эта связь и многоаспектный сеанс между Творцом и Человеком характеризуются ментальным притяжением и стремлением Человека к самосовершенствованию и растворению в своей первоначальной субстанции.

С точки зрения Джалолуддина Руми образ является художественным стрежнем любого произведения. Возникновение каждого существа объясняется актуальностью определенной силы, и образ Создателя в подобных случаях является той актуальностью, которая, несомненно, является Творцом всего сущего, в том числе тех четырех элементов бытия, которые присутствуют во всем и отражают божественные атрибуты.

Духовное богатство творчества Джалолуддина Руми основывается на широком и умелом использовании всех поэтических приемов и фигур, изящных образных средств выражений и идиоматических фраз, морально-религиозных сентенций и притч, тесно связанных с концепцией распознания существующего и морально-этического исследования Человека.

Эстетика и учение о познании красоты в творчестве Джалолуддина Руми охватывает большое пространство, начиная от тонкостей человеческой натуры до полной палитры красок природных явлений, особенно обнаруживающиеся в единстве противоположностей, в отображении красок и свойств дерева и листьев, факела и пепла, неба и звезд и т.д., которые тем или иным образом зависят от Солнечных лучей и Солнечного сияния.

Описание красот природы, которое находятся в полной гармонии с внутренним миром Джалолуддина Руми, является важной составной частью его системы поэтических образов, в центре которой находится Человек, считающийся чудесным созданием Творца в его макромире.

На основе анализа творчества Джалолуддина Руми следует подчеркнуть тот факт, что его мысли и образы имеют широкий и разнообразный комплекс источников и в истории гуманистических учений не имеют себе равных своей оригинальностью.