Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем

вдовы и вдовцы, отставники и пенсионеры. Кроме того, год назад я был в
окружении Джакуа и Бауэрмана; на этот раз они оба были заняты.
Я оказался один.
Спустя  полчаса  моего  доклада  перед  тридцатью  испуганными  лицами,
сверлившими  меня  взглядами,  я  предложил  сделать  перерыв  на  обед.  В
прошлом  году  перед  обедом  я  раздавал  копии  финансового  отчета  «Блю
Риббон».  В  этом  году  я  решил  повременить  и  вручить  отчет  после  обеда.
Это не помогло. Даже на полный желудок с шоколадным печеньем цифры
выглядели  плохо.  Несмотря  на  объем  продаж  в  размере  3,2  миллиона
долларов, наш чистый убыток составил 57 000 долларов.
Разбившись  на  несколько  кластеров,  инвесторы  стали  совещаться
между  собой,  пока  я  пытался  обращаться  ко  всем  присутствующим.  Они
указывали на эту тревожную цифру — 57 000 долларов, повторяя ее снова
и снова. В какой-то момент я упомянул имя Энн Керис, молодой бегуньи,
чье фото только что появилось на обложке «Спортс  иллюстрейтед».  Она
была одета в кроссовки «Найк». Мы прорываемся, люди!  Никому  не  было
до  этого  дела.  Их  волновал  лишь  сухой  остаток.  Причем  даже  не  вообще
наш сухой остаток, а их собственный.
Я  подошел  к  концу  своей  презентации.  Спросил,  есть  ли  у  кого
вопросы.  Вверх  взметнулись  тридцать  рук.  «Я  очень  разочарован
услышанным»,  —  сказал  один  пожилой  человек,  поднимаясь  с  кресла.
«Есть  ли  еще  вопросы?»  Вверх  поднялись  двадцать  девять  рук.  Еще  один
человек выкрикнул: «Я расстроен».
Я  сказал,  что  сочувствую.  Мое  сочувствие  лишь  подогрело  их
раздражение.  И  они  имели  на  это  полное  право.  Они  отнеслись
к Бауэрману и ко мне с доверием, и мы их подвели. Мы никогда не могли
предвидеть  предательства  со  стороны  «Тайгера»,  но  этим  людям  было
больно,  я  видел  по  их  лицам,  и  я  должен  был  взять  ответственность  на
себя.  Исправить  положение.  Я  решил,  что  было  бы  справедливо
предложить им концессию.
Их  облигации  имели  конверсионный  коэффициент,  который  ежегодно
увеличивался. В течение первого года коэффициент конвертации равнялся
1  доллару  за  акцию,  на  второй  год  —  1  доллару  50  центам  и  так  далее.  В
свете  прозвучавших  плохих  новостей  я  сообщил  им,  что  сохраню
конверсионное  соотношение  неизменным  в  течение  полных  пяти  лет,  в
течение которых они будут оставаться владельцами своих облигаций.
Их это умиротворило, слегка. Но покидал я Юджин в тот день, зная, что
их  мнение  обо  мне  и  о  «Найке»  никудышное.  Уезжая,  я  также  думал,  что
никогда-никогда  не  сделаю  свою  компанию  акционерной.  Если  тридцать

человек  смогли  вызвать  такую  изжогу,  то  я  представить  себе  не  мог,  как
быть подотчетным тысячам акционеров.
Нам было лучше получать финансирование через «Ниссо» и наш банк.
То  есть  если  было  что  финансировать.  Как  мы  и  боялись,  «Оницука»
подал против нас иск в Японии. Теперь нам надо было быстро подать иск
против  них  в  Соединенных  Штатах  за  нарушение  условий  контракта  и
незаконное использование торговой марки.
Я передал ведение дела в руки своего кузена Хаузера. Особой дилеммы
в  этом  не  было.  Разумеется,  здесь  сыграл  фактор  доверия.  Кровного
родства  и  тому  подобное.  Хотя  он  был  всего  на  два  года  старше  меня,
кузен  Хаузер  казался  гораздо  более  зрелым.  Он  держал  себя  с
поразительной уверенностью. В особенности перед судьей и присяжными.
Его отец был торговцем, причем хорошим, и кузен Хаузер научился у него,
как подать своего клиента наилучшим образом.
Вдобавок  он  еще  был  цепким  конкурентом.  Когда  мы  были  детьми,
кузен Хаузер, бывало, играл со мной в бадминтон на участке за его домом
—  это  были  безжалостные,  марафонские  партии.  Однажды  летом  мы
провели  ровно  116  встреч.  Почему  116?  Потому  что  кузен  Хаузер
разгромил  меня  115  раз  подряд.  Я  отказался  уходить,  пока  не  одержу
победу. И он без труда понял мою позицию.
Однако  главная  причина,  почему  я  остановил  свой  выбор  на  кузене
Хаузере,  заключалась  в  отсутствии  у  меня  средств.  У  меня  не  было  денег
на  оплату  юридических  услуг,  и  кузен  Хаузер  убедил  свою  фирму  в  том,
чтобы заняться моим делом «по результату», с условной оплатой.
Почти  весь  1973  год  пришлось  провести  в  конторе  кузена  Хаузера,
читая  документы,  роясь  в  служебных  записках,  чувствуя,  как  тебя
передергивает  от  собственных  слов  и  действий.  На  мою  служебную
записку  о  найме  шпиона,  предупредил  кузен  Хаузер,  суд  наверняка
взглянет косо. А то, как я «позаимствовал» папку с бумагами из портфеля
Китами?  Сможет  ли  судья  охарактеризовать  это  иначе,  чем  кражей?
Вспомнился  генерал  Макартур.  Вас  запоминают  по  тем  правилам,

жүктеу/скачать 1.74 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: