Бейбарс промолчал. Он любил эту странную женщину и не хотел подвергать ее опасности, но в тоже время не мог пойти против султана. Ведь Айбек тоже был мамлюком

– Где султан? – спросил он, подойдя.

– Султан с утра выпил много вина и теперь играет с евнухами в шары.

– Надо остановить его, – сказал Бейбарс.

– Зачем? – удивился Кутуз.

– Ты что-то знаешь, – изменился в лице Кутуз. – Говори.

– Мы погибнем, если не будем держаться вместе.

– Да, ты прав, – согласился Бейбарс. – Мы родились под одной звездой. Надо спасать султана.

Но было уже поздно. Когда они пришли на поляну для игры в шары, Айбек, задыхаясь, корчился в предсмертных судорогах.

Бейбарс так и не сказал Кутузу, что это Шеджерет подговорила евнухов отравить султана, но они под пытками выдали ее имя.

Шеджерет заключили в красную башню, и Бейбарс услышал ночью пронзительный женский крик:

– Будь ты проклят!

– Я хочу, чтобы ты привел ко мне на аркане старца горы.

– Сова не может кричать днем. Это не птица, а мангус. Убей ее!

– Я не хочу тебя видеть, – произнес хан, и Китбуга молча удалился.

– Ты зря теряешь время, – сказал краснобровый перс из Хоросана, которого тумань взял к себе в советники. – Карматы не боятся смерти. Они служат черному Хасану, а тот уже давно продал душу Иблису.

– Расскажи мне о карматах, – попросил Китбуга, и старый перс произнес, вздыхая:

– Я почти ничего не знаю о них. Карматы тайно вступают в свое братство, тайно вершат зло, и, погибая под пытками, хранят тайну своих деяний. Они всегда действуют под покровом ночи. Когда на небе загорается голубая звезда Зухра, карматы вылазят из своих горных убежищ и убивают ради собственного удовольствия.

– Зачем они это делают? – спросил Китбуга.

– Черный Хасан обещает райскую жизнь на небесах тем, кто больше убьет людей, – ответил перс и замолчал, напряженно глядя, как собаки рвут на куски окровавленное сердце федаина. Спустя немного добавил: – В Испахане один кармат, притворяясь дервишем, заманивал правоверных в засаду, где их убивали.

Китбуга вспомнил этот разговор, направляясь к расшитой темными крестами кибитке Буха-заарина, которая стояла чуть в стороне от других.

– Я творил молитву и бросал кости, – сказал священник вместо приветствия. – Архаты поведали мне, что нам не видать победы, если мы не усмирим злого шумнуса.

– Старец горы обладает большой силой, – продолжил священник, – но вещество, которое я приготовил из печени изюбря, убьет его. Мы выступаем завтра на рассвете, и ты сделаешь все так, как я скажу тебе.

– Хорошо, – согласился Китбуга.

Ночью поднялась метель, и все дороги и тропы занесло снегом.

Китбуга и Буха-заарин с трудом продвигались по обледенелому перевалу.

Священник сказал, что Черный Хасан живет не в крепости, а в юрте у слепой вдовы. Это он, сговорившись с Гал Нурманом, вызвал метель, и теперь надо держать лук и стрелы наготове. Старец горы находится где-то рядом и внимательно наблюдает за нами.

Китбуга удивлялся Буха-заарину. Священник совсем не чувствовал усталости, хотя он был намного старше рыжебородого потрясателя Вселенной, чья звезда уже давно ушла в закат.

На перевале раздался страшный грохот, и сквозь метель Китбуга с трудом различил огромное, с бычьим туловищем и лошадиным хвостом чудовище, которое заслонило собой белесое небо.

Тумань натянул лук, но чудовище стало резко уменьшаться в размерах, а скоро и вовсе исчезло. Сначала он не понял, что случилось. Однако немного погодя увидел, как Буха-заарин шепчет молитву. На снегу валялся пустой кунган, в котором священник приготовил сильнодействующее вещество из печени изюбря, положившее конец власти злого шумнуса.

Метель улеглась, и на перевале сделалось необычно тихо.

– Я благодарю Тебя, Отец Вечно синего Неба, что Ты дал мне силы победить злого шумнуса! – воскликнул Буха-заарин и стал медленно оседать на землю.

– Не дай уйти Черному Хасану.

– Кто ты? – спросил Китбуга.

– Анастас, раб Божий, – ответил монах.

Китбуга с интересом присматривался к монаху. Лицо его заросло густым седым волосом. Были видны только глаза: большие, черные, непонятно о чем скорбящие.

– Это место проклято Богом, – сказал монах.

– Тогда почему ты здесь?

– Хочу вымолить у Бога прощение, – вздохнул монах. – Видишь… – Он показал рукой на большой каменный куб, который стоял на помосте из черного базальта, украшенный луками, стрелами и фигурами тигра, кабана и слона: – Раньше Ливан был подлинным раем. Он утопал в исполинских кедровых лесах, но Каин погубил его.

Китбуге сделалось душно. Он расстегнул тугой ворот тэрлика, и Анастас увидел на могучей груди туманя почерневший от времени кипарисовый крестик.

– Откуда это у тебя? – спросил Анастас.

– Не забывайся, монах, – грубо оборвал его Китбуга.

Анастас понял, что сказал лишнее и отошел в сторону. Туманю стало жаль его. Сказал, подойдя к нему:

– Меня крестили монахи из Диарбекира.

– Чему ты смеешься, монах? – резко спросил Китбуга.

– Я давно ждал тебя, – ответил Анастас.

Ему хотелось признаться монгольскому туманю, что тот является его крестником, но вместо этого Анастас сказал, вытирая рукою слезы:

– Свершилось!.. Свершилось!.. Господь сподобил меня увидеть того, кто освободит Святой град от нечестивых агарян.

– Откуда ты родом? – поинтересовался Китбуга.

– Из Византии, – сказал Анастас. – Орел Зевса уронил над моей Родиной жертвенного быка. Великому Константину было повелено основать город знамением креста, явившимся в облаках над скутарийскими холмами.

– Ты хочешь вымолить у Бога прощение, чтобы Он вернул жизнь в долину мертвых, – задумчиво произнес Китбуга. – Но разве можно повернуть время вспять?

– Господь милосерден, – улыбнулся монах, перебирая блестящие черные четки. – На все Его воля…

– Возьми. Это все, что у меня есть.

– Спаси Христос, – поклонился Анастас. – Но я не могу принять твое подношение.

– Почему? – удивился Китбуга.

– За грехи тяжкие я наложил на себя строгий пост, – сказал Анастас.

Китбуга попрощался со стариком и направился в лощину, где оставил хулэга. Пройдя несколько шагов, он спросил, обернувшись:

– Откуда ты знаешь, что я освобожу Святой град?

– Мне было видение, – ответил монах. – Но для этого нужно много молиться. Ты придешь завтра?

– Да, – пообещал тумань.

– Они не знают пощады…

– Герцог пошел против воли Совета, – сурово произнес магистр Тевтонского Ордена благородный Ульрих фон Гауфштафен. – Монголы – наши союзники, а Жюльен вероломно напал на них и убил много людей. Это может привести к большой войне. Я требую наказать Жюльена.

– Нужно выдать его монголам, – воскликнул могучий и бесстрашный Вильгельм Силезский. – Он поставил под удар все наше братство.

Вильгельма Силезского уважали и боялись. Не раз случалось, что он в одиночку бросался на толпы сарацин и обращал их в бегство.

От страха Жюльен вжал голову в плечи. Сейчас его могли спасти только те, кому до начала рыцарского Совета он успел заложить развалины Сидона. Герцог не ошибся в своих расчетах.

– Бороться с магометанами с такими союзниками, как монголы, тоже, что изгонять беса силою Вельзевула, – зашумели тамплиеры.

– Если сюда придут монгольские черти, они найдут слуг Христа готовыми к бою, – поддержали их братья Ордена Святого Иоанна Иерусалимского.

– Но в рядах монголов много армян и греков, – возразил князь Антиохии Боумэнд У1. – Они горят желанием освободить гроб Господень.

– О чем ты говоришь, доблестный Боумэнд? – рассмеялись тамплиеры. – Греки хуже агарян, а армяне уже давно продали душу дьяволу. Разве ты забыл, что они не признают Папу?

Боумэнд, догадываясь, что госпитальеры и храмовники уже обо всем договорились между собой, пристально, словно бы желая найти этому подтверждение, посмотрел на Клермона-де-Малэ, но тот спокойно выдержал его взгляд, и князь невольно позавидовал выдержке гроссмейстера Ордена Тамплиеров.

– Я слышал, что греки выгнали наших братьев из Константинополя, – вступил в разговор граф Омонт Нормандский.