Психическое развитие ребенка



бет8/14
Дата25.06.2016
өлшемі0.89 Mb.
#157459
түріКнига
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   14

Первые четко различимые эмоциональные реакции ребенка, реакции страха, связаны именно с резким воз­буждением лабиринта при падении. Равным образом все другие эмоции, пусть каждая по-своему, соответствуют

118


изменениям тонуса как висцерального, так и мышечного. Следовательно, они происходят из постуральной функ­ции, в которой Шеррингтон объединил все, что является тоническими проявлениями. А если все эмоции имеют общий источник, то не обратимы ли они друг в друга? Некоторые психологи, как например Уотсон, стремились объяснить разнообразие эмоций воздействием обсто­ятельств, которые соединяют основное ядро эмоций с раз­личными раздражителями и реакциями. Но в действи­тельности онтогенетическая специфичность эмоций не­оспорима. Каковы бы ни были этапы развития эмоций в истории рода, каждая из них зависит от характерных для нее автоматизмов, возникающих в поведении инди­вида в результате функционального созревания. Таким образом, у идиота можно наблюдать целые серии эмоцио­нальных реакций, появляющихся без всякого заметного повода и выполняющихся лишь ради самих себя: позы, выражающие агрессивность, угрозу или страх, а так­же оборонительные или просящие пощады жесты, хотя перед этим с ним обращались хорошо и не обижали.

Эмоции включают системы выразительных движений и поз, которые для каждой из эмоций соответствуют определенному типу ситуации. Эмоциональные установки и соответствующие им ситуации предполагают друг друга, создавая тот глобальный архаический тип реагирования. ' который так часто встречается у детей. Происходит как бы слияние психических предрасположений, ориентиро­ванных в одном направлении, и внешних событий. В ре­зультате этого эмоция часто задает тон реальности. Н& и внешние события приобретают возможность вызывать эмоцию. Эмоция является" своего рода настроенностью, более или менее зависящей от темперамента, от привы­чек субъекта. Но эта настроенность, сосредоточивая во­круг себя без различия все обстоятельства настоящего момента, позволяет каждому из них, даже случайному, вновь вызвать эмоцию позже, как вызывает ее сущест­венный элемент данной ситуации. Синкретический харак­тер эмоций, их сила 'и живость, исключающие все отвле­кающие моменты, способствуют образованию условных эмоциональных реакций1. Появление таких условных реакций может противоречить логике и очевидности

' См. четвертую главу второй части.

119


Именно так образуются аффективные комплексы, не под­дающиеся влиянию рассуждений. Но в то же время на определенных стадиях психического развития и в опре­деленных обстоятельствах, где длительное размышление невозможно или опасно, эмоции придают реакциям необ­ходимую быстроту и цельность.

Явления, с которыми человек устанавливает связь че­рез посредство эмоций,— это материальные события или отношения между индивидами. При этом человеческое окружение пронизывает физическую среду и в большей мере, особенно для ребенка, заменяет ее. Именно эмоции, благодаря их психогенетической ориентации, осуществля­ют первые связи ребенка с его социальной средой и ста­новятся основой для формирования намерения и рас­судочной способности. Эмоциональные позы, звуковые и зрительные проявления эмоций способны вызвать у окружающих большой интерес, а также сходные реак­ции, связанные с той же эмоциональной ситуациеп. Обычно между эмоциональными позициями (attitudes) людей, на­ходящихся в одном и том же поле восприятия и дейст­вия, устанавливаются своеобразные отношения, отнош&-ния солидарности или оппозиции. Контакт между ними возникает благодаря аффективному миметизму или кон­трасту. Именно так устанавливается первое конкретное и прагматическое взаимное понимание, или, вернее, со­причастность. «Заражение» эмоциями — факт, часто от­мечавшийся. Оно зависит от экспрессивной способности эмоций, на которой основывались первые совместные дей­ствия стадного типа и которая в процессе непрерывного общения и, несомненно, коллективных обрядов преврати­лась из примитивных средств выражения в более или менее условную мимику.

Аффективные влияния социальной среды, окружаю­щие ребенка с колыбели, не могут не оказывать опреде­ляющего воздействия на его умственное развитие. Не только потому, что они формируют социальные способ­ности поведения ребенка, особенности его чувств, но и потому, что они затрагивают автоматизмы, форми­рующиеся в спонтанном развитии нервных структур, и через их посредство — глубинные, интимные реакции. Так социальное сливается с органическим.

Примером подобного слияния является улыбка, по по­воду которой исследователи детства сделали столько за-

120

мечаний. Приписывая первым же улыбкам ребенка их полное функциональное значение, Ш. Бюлер утверждает, что они имеют чисто человеческий источник и появ­ляются только в присутствии человеческого лица. Но дан­ные многих авторов противоречат этому утверждению. По-видимому, вначале улыбка связана со стимуляцией кожи вблизи тех мышц, работа которых лежит в основе улыбки: щекотание под подбородком (Dearborn) вызы­вало улыбку на 1-й и 2-й день, щекотание носа и щеки (Scupin)—Ha 2-й день, щекотание носа (Ament)-Ha 3-й день, щекотание щеки (Dearborn) — на 5-й день, при­косновение соска к щеке (Blanton) — на 28-й день, сжи­мание в игре кисти и руки (Major) — на 28-й день. За­тем идут раздражения более общие и имеющие явную аффективную тональность: теплая ванна (Major) вы­зывала улыбку на 4-й день, хорошее самочувствие (Dearborn)—на 6-й или 7-й и 9-й день (Baldwin), от­дых после сосания (Ргеуег)-на 27-й день, дремота после сосания (Moore) — на 5-й неделе, хорошее само­чувствие после сна (8Ыпп)—на 5-й неделе, хорошее самочувствие после обтирания маслом (Shinn)—на 8-й неделе. Несколько позже начинают действовать эк-стеропептивные раздражители: болтовня няни (Valen­tine)—на 10-й день, сияющий свет (Blanton)—на 13-й день, голубая тень на свету (Blanton) — на 16-й день, высокие звуки (Дарвин) —на 6-й неделе. Наконец, суве­ренностью можно говорить о появлении человеческих факторов: улыбающееся лицо (Moore) вызывало улыбку на 20-й день, разговор и мимика (Tiedmann) — на 28-й день, улыбки взрослых (Jones, Gregoire)—на 2-м меся­це, няня, которая качает головой и поет (Piaget),— на 45-й день, ласковые взгляды (Мооге)—на 5-й неделе, вид матери (Дарвин) — на 6-й неделе, подражание взрос­лым, ситуация игры (Gregoire), ласковый лепет матери, улыбающееся лицо, посеребренная погремушка (Dear­born) — на 7-й неделе.



Порядок последовательности появления этих различ­ных видов возбуждения совершенно четок. Сначала это непосредственное возбуждение мышечного тонуса и за­тем общее состояние органического удовлетворения, вы­ражающееся локальной реакцией, потом слуховые восприятия находящегося на расстоянии объекта и, нако­нец, воздействие на расстоянии липа или голоса, выра-

121


жающего и внушающего удовольствие, причем удоволь­ствие, которое имеет уже внешний, а не внутренний источник. Это реакции, из которых возникает аффектив­ное значение улыбки, но им предшествуют реакции, де­монстрирующие лишь физиологические возможности:

способность к сокращению соответствующей мышечной группы, подчинение этой группы экстероцептивным впе­чатлениям. Равным образом, как это показал Инсабато (Insabato), смех, а затем рыдания могут быть механиче­ски вызваны щекотанием, являясь результатом глубо­кого мышечно-сухожильного раздражения. Но эти реакции, будучи сначала следствием и выражением органической аффективности, становятся затем следствием и выраже­нием моральных обстоятельств.

Часто можно наблюдать, что за улыбкой одного че­ловека сейчас же следует улыбка другого, находящегося в той же ситуации. Вероятно, эта реакция вызывается не самой по себе ситуацией и не механизмом условных рефлексов, а в силу функционального родства непосредст­венно стимулируется эмоциональными проявлениями со­седа. Но так или иначе улыбка принадлежит к тем способам реагирования, благодаря которым расширяется сфера восприятия ребенком окружающей социальной среды. В восприятии все полнее воспроизводятся черты этой среды, из которой, однако, ребенок себя не выделя­ет. Это распространение себя на свое окружение, являю­щееся в то же время отчуждением себя в других, под­разумевает вторую, противоположную 'фазу, в которой ребенок овладевает собой, противопоставляя себя дру­гим. Именно тогда начинается развитие его личности. К эмоции возвращается роль фактора, объединяющего индивидов между собой с помощью их наиболее интим­ных органических реакций. Это слияние имеет в каче­стве дальнейших последствий противопоставление и раз­деление, приводящие к постепенному возникновению сознания.

Так, эмоции, являющиеся внешним проявлением аф­фективности, кладут начало таким изменениям, которые стремятся ограничить сами эмоции. На них основывают­ся стадные аффекты, являющиеся примитивной формой общности и общения. Отношения, которые становятся возможными благодаря эмоциям, улучшают средства их выражения, делая их тем самым все более и более спе-

122

циализированными инструментами общения. Но, по мере того как выявление значения этих средств выражения делает их более автономными, они отщепляются от самой эмоции. Вместо того чтобы разлиться, эмоция сдержи­вается этими выразительными средствами, и ее влияние заключается в определенные рамки. Как только мимика становится языком и способом воздействия на других, в ней увеличивается количество нюансов, безмолвных соучастии, намеков, которые становятся более утончен­ными, в отличие от общего аффекта, каким является эмо­ция в чистом виде.



Между эмоцией и интеллектуальной деятельностью имеется то же соотносительное развитие и тот же антаго­низм. Смысл ситуации переживается до всякого анализа благодаря вызываемым ею действиям, предрасположени­ям и установкам. Эта практическая интуиция в психи­ческом развитии задолго предшествует способности раз­личения и сравнения. Она является первой формой по­нимания, еще целиком находящегося под влиянием инте­реса данного момента и ограниченного частными случа­ями. Впервые своего рода контакт и взаимное понимание, полностью зависящие, однако, от потребностей или по­буждений текущего момента, могут осуществиться лишь благодаря согласованности или обоюдности эмоциональ­ных позиций. Образ, служащий для сравнения и предви­дения, может возникнуть из этих практических и кон­кретных связей лишь путем постепенного уменьшения числа постуральпых реакций, то есть эмоций и аффек­тивности. И наоборот, всякий раз, когда аффективные установки и соответствующие эмоции начинают' вновь превалировать, образ теряет свою поливалентность, за­меняется, уничтожается. Это явление обычно наблюдается у взрослых: сознательный контроль или простое интел­лектуальное толкование мотивов и обстоятельств эмоции ведет к ее устранению; в то же время сильная эмоция вызывает искажения умозаключений и объективных представлений. У ребенка процесс перехода от этих лич­ностных, эмоциональных, зависящих от случая реакций к более стабильным представлениям о вещах протекает медленно, с постоянными возвращениями назад.

Изменения в собственно аффективной сфере являются результатом этого конфликта. Интеллектуалистические теории эмоций оказались возможными именно благодаря

123

большому значению интеллектуальных мотивов и обра­зов в области чувств и страстей. Ошибка этих теорий заключалась в том, что они не заметили постепенного сокращения истинного эмоционального аппарата и отож­дествили эмоцию с чувством или страстью, тогда как в процессе развития происходит функциональный пере­ход от эмоций к чувствам. У ребенка он зависит от воз­раста. Но наиболее эмоциональные дети отнюдь не обя­зательно становятся наиболее сильно чувствующими или наиболее страстными. В действительности здесь идет речь о различных типах, которые зависят от разного соот­ношения форм психической деятельности у индивида.



Ребенок, поглощенный чувством, не проявляет по от­ношению к окружающим условиям непосредственных эмоциональных реакций. Его поза сдержанна, и если он смотрит вокруг, то далеким или беглым взглядом, укло­няющимся от всякого активного участия в разворачи­вающихся перед ним отношениях. Стараться вовлечь его в эти отношения — значит вызвать у него дурное настрое­ние; оно возникает благодаря тому, что у ребенка недо­стает способностей и желания участвовать во внезапных контактах с другими. Его впечатления образуют замкну­тый круг. Поглощенный сосанием своего пальца, ребенок замыкается в кругу получаемых при этом ощущений. Этот период возникновения чувства, оборонительный и негативный, может измениться лишь с появлением и развитием мысленных представлений, которые дают мечтам ребенка более или менее связанные с настоящим моментом мотивы и темы.

Страсть ребенка может быть живой и глубокой, но вместе с ней появляется возможность переживать эмоцию молча. Страсть предполагает для своего развития кон­троль личности над собой и следует за осознанным про­тивопоставлением себя другим, которое появляется лишь начиная с 3 лет. Тогда ребенок становится способным тайно питать неистовую ревность, исключительную при­вязанность и честолюбие, еще, быть может, неопределен­ные, но тем более требовательные. В последующем воз­растном периоде более объективные связи с окружающим миром могут умерить эти страсти. Но от этого темпера­мент выявляется в них не менее определенно.

Несомненно, чувство и особенно страсть будут тем более стойкими, упорными, абсолютными, чем более силь-

124


ной аффективностью, содержащей вегетативные эмоцио­нальные реакции, они сопровождаются. При этом дейст­вующая эмоция остается способной к затуханию под влиянием других воздействий. Чувства являются резуль­татом интерференции и даже конфликта между факто­рами, относящимися к органической и постуральной жизни, и факторами, зависящими от представлений, по­знания и личности.

Глава третья ДВИГАТЕЛЬНЫЙ АКТ

Среди способов, с помощью, которых жи­вое существо реагирует на окружающую среду, движение благодаря развитию своей структуры в животном мире и у человека является настолько эффективным и преоб­ладающим способом " реагирования, что бихевиористы считают его единственным объектом психологии. Однако такое ограничение психологического исследования вы­нуждает приписывать движению чрезвычайно различные значения. Действительно, было бы смешно ограничить, например, речевые движения простым фактом фонации или не отличать друг от друга движения, внешне очень сходные, но вызываемые различными ситуациями и при­водящие к различным результатам. Если свести движение к производящим его мышечным сокращениям или к осу­ществляемым при этом перемещениям в пространстве, то оно становится лишь физиологической или механической абстракцией. В таком случае психолог не мог бы выде­лять в поведении целостные действия и разлагать их на составные части — различные движения.

Посредством движения действие включается в теку­щий момент. Если условия и цели действия содержатся в конкретном окружении, тогда это двигательный акт, в собственном смысле слова. Но действие также мо­жет либо направляться на цели, которые в на­стоящее время не могут быть реализованы, либо предпо­лагать средства, не зависящие ни от непосредственных обстоятельств, ни от двигательных способностей субъ­екта. Тогда движение из непосредственного эффективного превращается в техническое или символическое и отно­сится к плану представлений и сознания. Этот переход

125

происходит, по-видимому, только у человека. Совершаясь в ходе онтогенетического развития, он приводит к рез­кому различию между способностями ребенка и способ­ностями животных, наиболее близких к человеку. Само по себе движение развивается по двум линиям: возрастает ловкость его выполнения, часто замечательная у живот­ных, и повышается уровень включающего его действия. Впрочем, между этими двумя линиями имеются зоны, в которых провести такое разграничение очень труд­но. Например, приспособление двигательных структур к структурам внешней среды тесно связано с упражнением нервных центров, которые обеспечивают физиологическое регулирование движения. Однако другим условием этого приспособления является образ предмета, а он может относиться к более или менее высокому уровню перцеп­тивного или интеллектуального представления.



Движения начинаются уже у зародыша. Ведь функции в процессе онтогенеза начинают вырисо­вываться по мере развития тканей и соответствующих органов еще до того, как они могут быть использованы. К четвертому месяцу беременности мать ощущает пер­вые активные движения ребенка. Минковский (в Цюри­хе) изучал последовательные этапы дородовой подвиж­ности у зародышей различного возраста, жизнь которых вне материнского организма поддерживалась насколько это было возможно. Хотя подвижность зародышей падает одновременно с угасанием жизнеспособности, Минков­ский смог обнаружить, что она состоит из более или ме­нее обширных систем движений и положений тела, кото­рые при наличии одного и того же раздражения могут быть нерегулярными и изменчивыми. Такая изменчивость влияния детерминирующих воздействий объясняется, бесспорно, незаконченностью анатомических и функ­циональных структур. Цикл, по которому распростра­няется возбуждение, не имеет еще замкнутых контуров, что позволяет возбуждению легко проникать в другие циклы, имеющие такой же недифференцированный ха­рактер. В то же время реакция, хотя она часто бывает слишком экстенсивной, остается в какой-то мере парци­альной из-за недостатка координации между различными областями или системами организма, который сам пред-

126


ставляет собой комплекс еще слабо связанных друг с дру­гом компонентов.

Изменчивость, вытекающая отсюда, противоположна изменчивости, наблюдаемой при более сложной и более совершенной организации нервной системы. Здесь она есть нечто случайное или, по меньшей мере, отражающее очень общие колебания в органических предрасположени­ях. Изменчивость же второго типа, наоборот, позволяет приспосабливаться к различным условиям и потребностям, когда взаимная интеграция функциональных систем и об­ластей делает возможным избирательное согласование раздражении, имеющих самые различные источники, с разнообразными желаниями и самыми различными реакциями.

После рождения продолжают существовать определен­ные системы движений и положений тела, отвечающие определенным раздражителям. В частности, это шейные и лабиринтные рефлексы Магнуса и Клейна. Одни из них вызываются вестибулярным раздражением, которое яв­ляется следствием быстрого перемещения тела в простран­стве, другие — вращением головы. И те и другие рефлек­сы стоят в определенной связи с положениями головы и конечностей новорожденного. У него, так же как и раньше у зародышей, ожидаемая реакция не всегда сле­дует за соответствующим раздражением, но в основе этого явления лежит иная причина. Этот эффект резче выражается у преждевременно родившегося ребенка или при нарушении некоторых нервных связей вследствие травмы, нанесенной акушеркой. Причина неустойчивости реакций заключается в их случайной задержке центрами торможения, которые даже у нормальных новорожденных еще не полностью подчиняют себе соответствующие реф­лексы. Неустойчивость реакции может, таким образом, зависеть либо от сравнительной незаконченности и недо­статочно четкой детерминации соответствующего цикла, либо, наоборот, от уже начавшегося включении этой реак­ции в более совершенную систему движений.

Спонтанная жестикуляция новорожденного нередко сравнивалась то с неожиданными та. скачкообразными замещениями одних положений тела другими, то с авто-матизмами или фрагментами автоматизмов, которые уже функционируют так, как позже этого может потребовать лишь полностью сформированная функция. В действи-



<27

тельности мышечная деятельность новорожденного еще недостаточно дифференцирована. Быстрая тетанизация мышцы, возникающая при раздражении электричеством, часто сопоставлялась с сокращением мышцы при уста­лости и сближалась с судорогой или спазмой. Иначе го­воря, если интервал между клоническим толчком и кон­трактурой невелик, может легко произойти слияние этих двух основных форм активности мышцы — сокращения и тонуса, т. е. собственно движения и положения тела. Впрочем, должны пройти недели и месяцы, прежде чем' для каждого из них возникнут условия эффективного и дифференцированного осуществления.

Действительно, на мышце сосредоточивается чередую­щееся или комбинированное воздействие различных цент­ров. Одной структуры мышцы недостаточно, для того чтобы объяснить ее сокращение. Согласно Боттаци, два составных компонента мышцы — миофибриллы и сарко­плазма — служат инструментами для осуществления со­ответственно клонической деятельности и тонуса. Так функциональное различие объясняется различием орга­нов. Но тонус — явление далеко не простое. Соответст­вующие ему токи действия, зарегистрированные осцилло­графом, имеют очень изменчивый ритм; различна и роль тонуса в двигательном механизме. Наконец, патология показывает, что тонус выявляется в различных формах контрактуры в зависимости от уровня повреждений, изо­лирующих друг от друга регулирующие его центры. Сле­довательно, в каждый момент тонус представляет собой результат импульсов, приходящих из различных источни­ков, изменяющихся в зависимости от окружающих усло­вий и потребностей.

У ребенка формирование этой сложной тонической функции завершается только через ряд последователь­ных этапов. Нервные центры, от которых она зависит, достигают зрелости не одновременно. Их функциональное равновесие меняется с возрастом. Встречаются даже устойчивые индивидуальные различия. Отсюда следует различие моторных, а также психомоторных типов. Ведь между тонусом и психикой существуют тесные отноше­ния, осуществляющиеся через посредство положений рав­новесия и установок и, следовательно, через посредство связей, которые существуют в среднем мозгу между цент­рами аффективной чувствительности и центрами различ-

128

ных автоматизмов, в которых функции положений тела играют значительную роль. Именно так я смог выделить экстрапирамидные типы — низшие, средние и высшие.



В течение периода детства изменяется не только при­рода тонуса, но и распределение его на периферии тела Гомбургер описал инфантильный моторный тип у субъ­ектов, сохранивших некоторые положения тела, харак­терные лишь для ранних периодов жизни ребенка. Так, низшие конечности новорожденного согнуты кольцеобраз­но, а ступни имеют тенденцию складываться ножницами, предплечья согнуты, ладони повернуты к подбородку, а не к грудной клетке. Позже, когда предплечья распрямляют­ся, ладони поворачиваются назад, а не к оси тела. Раз­гибание большого пальца ноги, нормальное в первые ме­сяцы, интересно тем, что оно уподобляется рефлексу, опи­санному Бабинским в качестве патологического рефлекса у взрослых. Действительно, повреждение пирамидного пути, передающего спинному мозгу двигательные импуль­сы коры мозга, влечег за собой извращение рефлекторно-ю положения, которое принимает большой палец ноги при прикосновении к внешней стороне ступни: он вы­прямляется, вместо того чтобы согнуться к подошве ноги, как при нормальном состоянии. У ребенка распрямл^нпс уступает место сгибанию к 7—8 месяцам, когда идущая сверху вниз миэлинизация пирамидального пучка позво­ляет корковым импульсам доходить до центров нижних конечностей, помещающихся в спинном мозгу. Этот при­мер показывает, как интегрирование одних нервных цент­ров с другими может изменять периферические реакции. Впрочем, часто происходит чередование изменений. На­пример, в течение нескольких часов или даже двух или трех дней после рождения большой палец ноги находится в согнутом состоянии; включение пирамидальных им­пульсов, следовательно, лишь восстанавливает началь­ную реакцию. Итак, один и тот же периферический эф­фект может возникать при различных условиях, в соот­ветствии с той стадией развития, к которой он относится.

Изучение движении, в собственном смысле слова, по­зволяет проверить это положение. Нет, например, ника­ких оснований видеть в поочередном движении ног ново­рожденного уже сложившийся акт ходьбы, поскольку ходьба появляется лишь много месяцев спустя, в течение которых начинают действовать новые нервные центры,

5^/4 Психическое pd ви нс рсоспка

129


что видимым образом изменяет движение нижних конеч­ностей. Невозможно выделить элементарные автоматиз-мы, на которые расчленяется ходьба, из их общего рав­новесия, в котором слияние этих автоматизмов должно происходить беспрестанно и сохранение которого пред­полагает наиболее точную' интеграцию мышечной дея­тельности и регулирующих органов.

В отношении рук происходит то же самое. Когда ре­бенок цепляется за предмет, который касается ладони, то это еще не схватывание, а самое большее — рефлекс хва-тания. Движение ноги в поисках контакта, поддержки, в то время как другая нога только опустилась, скорее является движением лазания, чем ходьбы. Движения, бесспорно, передаются от одного действия к другому, воз­никающему позже, но они видоизменяются уже потому, что интегрируются с другими системами и подчиняются другим потребностям.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   14




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет