Психология смысла природа, строение и динамика смысловой реальности


СМЫСЛ ЖИЗНИ КАК ИНТЕГРАЛЬНАЯ СМЫСЛОВАЯ ОРИЕНТАЦИЯ



бет14/28
Дата09.06.2016
өлшемі3.49 Mb.
#125502
түріМонография
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   28

3.8. СМЫСЛ ЖИЗНИ КАК ИНТЕГРАЛЬНАЯ СМЫСЛОВАЯ ОРИЕНТАЦИЯ

Проблема смысла жизни относится к числу междисциплинарных. Смысл жизни является одной из традиционных проблем философии и теологии, а также художественной литературы и эссеистики, в ко­торых он анализируется преимущественно с содержательной сторо­ны: в чем состоит смысл жизни, какой смысл жизни можно считать истинным, добрым, достойным. В современной социологии рассмат­риваются эмпирические вариации вербально формулируемых смыс­лов жизни у разных индивидов, в разных культурах и социальных ipynnax, их связь с макросоциальными переменными. Вопрос, в чем состоит смысл жизни, не входит в компетенцию психологии. В сферу интересов психологии личности входит, однако, вопрос о том, какое влияние оказывает смысл жизни или переживание его отсутствия на жизнь человека, а также проблема психологических причин утраты и путей обретения смысла жизни. Смысл жизни — это психологичес­кая реальность независимо от того, в чем конкретно человек видит этот смысл. В психологии смысл жизни изучается преимущественно под углом зрения того, как и под влиянием каких факторов происхо­дит формирование смысла жизни в индивидуальном развитии, и как сформировавшийся смысл жизни или его отсутствие влияет на жиз­недеятельность и сознание личности.

Г.Л.Тульчинский (1990) выделяет три аспекта проблемы смыс­ла жизни: 1) смысл жизни как социально-идеологическая модель должного; 2) как объективная направленность жизнедеятельности, которая может и не осознаваться; 3) как субъективно осознаваемый смысл. Иные аспекты выделяются И.Ф.Вединым (1987): 1) объек­тивные основания смысла; 2) реализация этих оснований; 3) пред­ставления о смысле. На уровне индивидуальной личности обе эти схемы сливаются в одну базовую оппозицию: объективная осмыс­ленность жизни — субъективные представления о смысле. Этой оппозиции соответствуют две традиции в понимании процесса об­ретения смысла жизни. Они берут начало из работ, с одной сторо­ны, К.Юнга (Jung, 1934/1972), сформулировавшего понимание смысла жизни как рефлексивной жизненной задачи, на которую человек должен найти ответ, но встает она не перед каждым, и, с другой стороны, А.Адлера (Adler, 1933/1973; 1932/1980), постро­ившего первую развернутую психологическую теорию смысла жиз­ни, исходящую из понимания смысла жизни как психологической структуры, характеризующей объективную направленность жизни,

I"

248 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

которая складывается у каждого человека к 3—5 годам без участия сознания и задает общую направленность дальнейшей жизни чело­века, его жизненные цели и жизненный стиль (подробнее см. раз­дел 1.2.1). Эта оппозиция сохраняет свое значение и в современных исследованиях (Коган, 1984; Немировский, 1990).

В какой-то мере эта оппозиция была преодолена в теории В.Франкла (1990), в которой понятие смысла жизни занимает цен­тральное место. Стремление к поиску и реализации человеком смысла жизни Франкл рассматривает как врожденную мотивацион-ную тенденцию, присущую всем людям и являющуюся основным двигателем поведения и развития личности (об особой потребнос­ти в смысле жизни говорит также К.Обуховский, 1972). Отсутствие смысла выступает причиной многих психических заболеваний, в том числе специфических «ноогенных неврозов», и разных видов отклоняющегося поведения. Фундаментальным психологическим фактом является широкое распространение в нашем столетии чув­ства смыслоутраты, бессмысленности жизни, прямое следствие которого — рост самоубийств, наркомании, насилия и психичес­ких заболеваний, в том числе специфических ноогенных невро­зов — неврозов смыслоутраты (Франкл, 1990).

Хотя смысл жизни каждого человека уникален, существуют и смысловые универсалии — ценности, представляющие собой обоб­щенные типичные смыслы. По Франклу, человек не может лишить­ся смысла жизни ни при каких обстоятельствах; смысл жизни всегда может быть найден. Как показывают исследования, возможностей обрести смысл много. Смысл доступен любому человеку, вне зави­симости от пола, возраста, интеллекта, образования, характера, среды и религиозных убеждений, что подтверждается многочислен­ными эмпирическими данными, полученными В.Франклом и его последователями (Франкл, 1990). То, что придает жизни смысл, может лежать и в будущем (цели), и в настоящем (чувство полноты и насыщенности жизни), и в прошлом (удовлетворенность итогами прожитой жизни) (Леонтьев Д.А., 1992 6). Чаще всего смысл жизни и мужчины и женщины видят в семье и детях, а также в професси­ональных делах (Ebersole, de Vogler, 1981; Lukas, 1982). Вместе с тем это вопрос не познания, а призвания, человек не изобретает или интеллектуально конструирует смысл своей жизни, а находит его посредством конкретных действий.

Последнее положение созвучно пафосу «Исповеди» Л.Н.Толс­того о поисках и обретении им смысла жизни. После нескольких неудачных попыток найти этот смысл и затем строить свою жизнь в соответствии с ним Толстой понял ошибочность самого подхода. «Я понял, что для того, чтобы понять смысл жизни, надо прежде



3.9. заключение по главе 3

249


всего, чтобы сама жизнь была не бессмысленна и зла, а потом уже — разум, для того, чтобы понять ее... Я понял, что если я хочу понять жизнь и смысл ее, мне надо жить не жизнью паразита, а настоящей жизнью и, приняв тот смысл, который придает ей на­стоящее человечество, слившись с этой жизнью, проверить его» (Толстой, 1983, с. 147, 149). Другой пример — драма Родиона Рас-кольникова, который построил образ себя, основанный на интел­лектуально обоснованной идее превосходства. Однако этот образ не выдержал столкновения с реальной жизнью и привел не только к краху задуманного Раскольниковым предприятия, но и к смысло­вому краху.

Таким образом, можно утверждать, что жизнь любого человека, поскольку она к чему-то устремлена, объективно имеет смысл, ко­торый однако может не осознаваться человеком до самой смерти. Смысл жизни, таким образом, можно в феноменологическом аспек­те определить как более или менее адекватное переживание интен-циональной направленности собственной жизни. С психологической точки зрения главным является не осознанное представление о смысле жизни, а насыщенность реальной повседневной жизни ре­альным смыслом. Именно объективно сложившаяся направленность жизни несет в себе истинный смысл, а любые попытки сконструи­ровать себе смысл жизни интеллектуальным актом будут быстро опровергнуты самой жизнью. Вместе с тем жизненные ситуации (или психологические исследования) могут ставить перед человеком за­дачу на осознание смысла своей жизни. Осознать и сформулировать смысл своей жизни — значит оценить свою жизнь целиком.

Возможны четыре варианта отношений между смыслом жизни и сознанием (Leontiev, 1993). 1. Неосознанная удовлетворенность. Это жизнь, протекающая гладко и без рефлексии и приносящая чув­ство удовлетворения, не побуждая к раздумьям о ее смысле. 2. Нео­сознанная неудовлетворенность. Человек испытывает фрустрацию, пустоту, неудовлетворенность, не осознавая причин этого. 3. Осоз­нанная неудовлетворенность. Человек испытывает чувство отсут­ствия смысла и активно, осознанно и целенаправленно этот смысл ищет. 4. Осознанная удовлетворенность. Человек в состоянии дать себе отчет в смысле своей жизни, это осознанное представление не расходится с реальной направленностью жизни и вызывает поло­жительные эмоции. Отдельно следует отметить пятый случай — вытеснение смысла жизни, когда адекватное осознание объектив­ной направленности жизни несет в себе угрозу для самоуважения. Если жизнь человека объективно имеет недостойный, мелкий или, более того, аморальный смысл, то осознание этого ставит под уг­розу самоотношение личности. Чтобы сохранить самоуважение,


250 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

субъект внутренне бессознательно отрекается от истинного смысла своей реальной жизни и заявляет, что его жизнь лишена смысла. На деле за этим стоит то, что его жизнь лишена достойного смыс­ла, а не то, что она не имеет смысла вообще.

С этой типологией перекликается типология, предложенная Ю.В.Александровой (1997), в которой учитываются три варианта соотношения объективного смысла жизни, соответствующего выс­шей мотивации, и субъективного, принятого самим человеком. В первом варианте они соответствуют друг другу, во втором объектив­ный смысл вытесняется из осознания, оставляя переживание ваку­ума, и в третьем он вытесняется из сознания, замещаясь в нем другим — субъективным смыслом, не совпадающим с объективным. В последнем случае мы имеем дело с тем, что В.Э.Чудновский ха­рактеризует как смыслы-эрзацы, которые «как будто дают возмож­ность человеку легко и быстро достичь удовлетворения жизнью, минуя трудности поиска ее подлинного смысла» (1999, с. 75). К та­ким эрзацам относятся, в частности, алкоголизм и наркомания.

Понятие смысла жизни стоит несколько особняком по отно­шению к другим понятиям, рассмотренным в этой главе — лич­ностному смыслу, смысловой установке, мотиву, смысловой диспо­зиции, смысловому конструкту, личностной ценности и динамичес­кой смысловой системе. По своему статусу это понятие не является объяснительным конструктом; оно описывает некоторую принципи­ально важную феноменологию, но в свою очередь нуждается в объяснении. Это следует и из положения В.Э.Чудновского о том, что психологическую основу смысла жизни составляет «структурная иерархия, система больших и малых смыслов» (там же, с. 80). Из­ложенные в данном разделе соображения дают основание предпо­ложить, что смысл жизни представляет собой концентрированную описательную характеристику наиболее стержневой и обобщенной динамической смысловой системы, ответственной за общую на­правленность жизни субъекта как целого.



3.9. заключение по главе 3

Глава 3 посвящена конкретно-психологическому анализу фено­менов и закономерностей смысловой регуляции жизнедеятельности. Первые шесть разделов ее посвящены анализу шести разновидное-* тей смысловых структур личности — личностного смысла, смыс] ловой установки, мотива, смысловой диспозиции, смыслового



3.9. заключение по главе 3

251


конструкта и личностной ценности — под углом зрения их функци­онирования в системе смысловой регуляции жизнедеятельности. За каждой из этих структур стоит содержательная феноменология, по­зволяющая говорить о смысле на языке конкретных, эмпирически наблюдаемых и доступных экспериментальному изучению проявле­ний. Личностный смысл в узком значении слова проявляет себя в феноменах трансформации пространственных, временных и других характеристик значимых объектов в их образе. Смысловая установка проявляет себя в эффектах стабилизирующего, преградного, откло­няющего или дезорганизующего влияния на протекание деятельно­сти. Мотив проявляет себя в феномене направленного побуждения деятельности, механизмы которого имеют, как было показано, смысловую природу. Смысловая диспозиция обнаруживает себя в феномене сохранения смыслового отношения к объекту после за­вершения деятельности как устойчивого отношения, порождающего новые смыслы. Смысловой конструкт проявляет себя в смыслообра-зующем эффекте, не объяснимом ни мотивами, ни диспозициями. Наконец, личностная ценность проявляет себя как стабильный ис­точник смыслообразования и мотивообразования, берущий свои истоки в социокультурном целом, к которому принадлежит субъект. Описание этих структур и их взаимосвязей позволяет говорить о смысловой регуляции не как о частном, локальном феномене, а как об одном из главных компонентов психологической архитектоники человеческой жизнедеятельности.

В разделе 3.7. обосновывается представление о динамической смысловой системе как принципе организации и единице анализа смысловой реальности. Это понятие уже использовалось в психоло­гии, однако предложенная нами трактовка отличается от других, во-первых, широтой контекста, в котором задается это понятие, и во-вторых, конкретностью его определения, допускающей прямую операционализацию этой идеи. Возможности операционализации идеи динамических смысловых систем были подробно проиллюст­рированы на разном материале и в разных проблемных контекстах. В заключительном разделе главы мы обратились к такому важному понятию как смысл жизни. Выполненный нами анализ этого поня­тия дает основание рассматривать смысл жизни как концентри­рованную описательную характеристику наиболее стержневой и обобщенной динамической смысловой системы, ответственной за общую направленность жизни субъекта как целого.



глава 4.

динамика и трансформации смысловых структур и систем

Все хорошее или дурное, Все добытое тяжкой ценой Навсегда остается со мною, Постепенно становится мной.



Д. Самойлов

4.1. внутриличностная динамика смысловых процессов: смыслообразование, смыслоосознание, смыслостроительство

Перед нами теперь стоит задача перейти «от структурно-статич­ного исследования психологической организации личности к процессуально-динамическому» (Анцыферова, 1978, с. 39), или от синхронического к диахроническому (Петровский В.А., 1996). По­нятие о смысловых процессах еще не вошло в язык и понятийный аппарат современной психологии личности, несмотря на то, что концепция личностного смысла — смысловых образований — смыс­ловой сферы личности является на сегодняшний день одним из наиболее продуктивных направлений в психологии личности. В рус­ле смыслового подхода в психологии личности анализ структуры смысловой сферы и актуального функционирования смысловых структур и систем преобладает над попытками рассмотреть их ди­намику, пути и закономерности трансформаций. Другими словами, структурно-функциональный подход действительно преобладает над динамическим. Конечно, в ряде исследований авторы обраща­ются и к смысловой динамике, но чаще всего эта последняя сво­дится к традиционному представлению о смыслообразовании — придании мотивом смысла целям и обстоятельствам деятельности и, соответственно, действиям и операциям (Леонтьев А.Н., 1972). Единственной работой, в которой вопрос о динамике смыслов ставится в оригинальном ключе, является известная монография Ф.Е.Василюка (1984), но и в ней, вводя новаторское понятие смыслостроительства, автор не делает попытки вписать его в систе­му других родственных понятий, довольствуясь развитием своих те-

4.1. ВНУТРИЛИЧНОСТНАЯ ДИНАМИКА СМЫСЛОВЫХ ПРОЦЕССОВ 253

оретических построений. Недостаточное внимание к вопросам ди­намики смыслов особенно удивительно, если учесть общую тен­денцию повышения интереса к динамике личности по сравнению с ее статичной структурой в последние десятилетия в контексте прежде всего таких практических задач как задачи психотерапии и психокоррекции, воспитания и перевоспитания и др.

Для решения этой задачи, исходящей из признания того, что «личность — не столько законченный продукт, сколько процесс» (Allport, 1956, с. 19), смысловой подход видится безусловно адек­ватным, поскольку изменчивость, динамичность заложены в саму природу смысловых структур и систем в отличие, скажем, от лич­ностных черт или диспозиций. Исследователи, описывающие лич­ность на языке последних, сталкиваются с трудностями как раз при попытке объяснить механизмы изменений в личности, для понима­ния которых язык черт явно неадекватен. Методологический анализ этих трудностей был дан Ю.Джендлином: «Если нам надо понять изменения личности, необходимо понять, как могут изменять свою природу ее структурные составляющие... Мы не можем объяснить изменение определенного содержания, если наша конкретная тео­рия определяет личность исключительно как содержание. Такая те­ория может сформулировать, что именно должно измениться, и впоследствии она может констатировать, что же изменилось и во что оно превратилось; однако то, как именно стало возможным такое изменение, останется теоретически необъяснимым до тех пор, пока наше объяснение оперирует понятиями о тех или иных определен­ных содержаниях» (Gendlin, 1964, с. 104). Согласно Ю.Джендлину, избегнуть этого может лишь теория, закладывающая возможность изменения в свои объяснительные структуры (там же).

Этому требованию удовлетворяет смысловой подход, в частно­сти, сформулированное нами выше понимание смысловых структур как превращенной формы жизненных отношений субъекта. Сама эта форма определяется структурой человеческой деятельности и созна­ния, в функционирование которых реальные жизненные отношения вторгаются, принимая форму смысловых структур. Любой структур­ный элемент личности тем самым оказывается включен одновремен­но по меньшей мере в два определяющих его движения: со стороны формы — в непрерывное движение структур деятельности и созна­ния субъекта, в его практику, в которой место и функция любого элемента отнюдь не является неизменным, и со стороны содержа­ния — в более медленное, но вместе с тем и более гибкое движе­ние системы отношений субъекта с миром, более или менее резкие изменения которых в течение жизни субъекта отражаются в более или менее адекватных изменениях системы смыслов. Динамичность



254

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

личностных структур прямо вытекает из их функции — сложной регуляции жизнедеятельности субъекта на фоне постоянно изменя­ющихся условий и ситуаций. Поэтому не будет преувеличением ска­зать, что непрерывное изменение, развитие личности — в тех или иных частностях или затрагивающее ее целиком, плавное или скач­кообразное — является способом ее существования (см. Анцыферо-ва, 1978).

В литературе предлагается различать «большую» и «малую» ди­намику смысловых образований. «Под "большой динамикой" раз­вития смысловых образований понимаются процессы рождения и изменения смысловых образований личности в ходе жизни челове­ка, в ходе смены различных видов деятельности» (Асмолов, Братусь и др., 1979, с. 38). «Под "малой" динамикой развития смысловых об­разований понимаются процессы порождения и трансформации смысловых образований в ходе движения той или иной особенной деятельности» (там же, с. 39). Данный раздел мы посвящаем ис­ключительно механизмам «малой» динамики, несколько расширив при этом ее понимание. Ставя задачу целостного и систематическо­го рассмотрения видов и форм динамики смысловых процессов, мы различаем по меньшей мере три их класса: процессы смыслообра-зования, смыслоосознания и смыслостроительства.

Первой разновидностью процессов «малой» динамики смысло­вых образований являются процессы смыслообразования, достаточно хорошо изученные на сегодняшний день. Мы, однако, несколько расширяем традиционное понятие смыслообразования (Леон­тьев А.П., 1972; 1977). А.Н.Леонтьев рассматривал его как процесс, проистекающий в системе «мотив—цель» или «мотив—условия». Б.А.Сосновский (1993, с. 50, 185) отметил, что смыслообразование не является прерогативой лишь мотива, его осуществляет субъект посредством иерархизированной структуры направленности чело­века, в которой мотив является лишь одним из элементов. О.К.Ти­хомиров, введя понятие операционального смысла, распространил идею смыслообразования «вниз», на систему «цель—условия» (Ти­хомиров, 1969; 1984; Тихомиров, Терехов, 1969). Операциональный смысл элемента проблемной ситуации представляет собой своеоб­разное отражение возможностей преобразования ситуации. Хотя операциональный смысл как таковой никак не характеризует лич­ность, он продолжает цепочку смыслообразующих связей «вниз», характеризуя отношение элемента проблемной ситуации (средства или условия) к стоящей перед субъектом в данной ситуации цели. В.Е.Клочко (1978) рассматривает операциональный смысл в каче­стве аналога личностного смысла на уровне «операции—условия». Б.С.Братусь (1981), в свою очередь, распространил идею смысле-


4.1. ВНУТРИЛИЧНОСТНАЯ ДИНАМИКА СМЫСЛОВЫХ ПРОЦЕССОВ

255


образования «вверх», на иерархические отношения между мотива­ми разной степени общности.

Остается сделать лишь один шаг, чтобы понять смыслообразо-вание как глобальный процесс подключения новых объектов (яв­лений) к существующей цепи или системе смысловых связей, в результате чего эти объекты (явления) приобретают новый смысл, а смысловая система распространяется на новые объекты (явления); в результате эти новые объекты (явления) встраиваются в систему жизненных отношений субъекта или в новую их подсистему и при­обретают новые регулирующие функции (см. раздел 2.2.). Эти про­цессы могут иметь разный масштаб значимости — от возникновения нового операционального смысла шахматной фигуры в свете ново­го замысла, открывающего путь к победе в партии, до классовой ненависти к близким людям, внезапно оказавшимся «врагами» в свете «единственно правильного» учения — но суть их принци­пиально одна. Смыслообразование можно определить на языке психологических механизмов как процесс распространения смысла от ведущих, смыслообразующих, «ядерных» смысловых структур к частным, периферическим, производным в конкретной ситуации развер­тывающейся деятельности. Это и опредмечивание актуальных по­требностей, в результате которого предмет становится мотивом деятельности, приобретая соответствующий смысл (см. раздел 3.3.); что и процессы ситуативного развития мотивации, в которых фор­мируется система смысловой регуляции деятельности, обеспечива­ющая реализацию ее мотива (см. раздел 3.7.); это и окрашивание в сознании личностным смыслом различных фрагментов образа мира, которые выступают как цели либо условия осуществления деятель­ности (см. раздел З.1.). Смыслообразование же в традиционном его понимании (от мотива к цели и условиям деятельности) предстает лишь как частный случай, локальное звено смыслообразования в широком смысле слова. Более того, даже в этом локальном звене обнаруживаются варианты: источником ситуативных смыслов в те­кущей деятельности могут выступать не только мотивы, но и дру­гие смысловые структуры — смысловые диспозиции и смысловые конструкты; соответственно, достаточно четко различаются три механизма смыслообразования на одном этом уровне: мотивацион-ный, диспозиционный и атрибутивный.

В отличие от других видов динамики смысловых процессов, Смыслообразование характеризуется тем, что здесь не происходит содержательная трансформация смыслов. Оставаясь принципиально инвариантным, исходное смысловое содержание находит для себя новые превращенные формы и, перетекая в них и подчиняясь их «формообразующим закономерностям», меняет лишь форму своего


256

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур


проявления в деятельности субъекта. Так, например, смысл денег в известных опытах Дж.Брунера и К.Гудмена (Брунер, 1977) из фор­мы общей смысловой диспозиции переходит в форму личностного смысла, трансформирующего воспринимаемые размеры конкретных монет. В ситуации целеполагания цель принимает на себя «смысло­вой заряд» мотива — целиком или частично, в зависимости от их содержательного соотношения — и приобретает благодаря этому по­будительную силу и т.п. При смыслообразовании, таким образом, происходит лишь расширение сети смысловых связей за счет под­ключения к ней новых и новых элементов. Если со стороны смысло­вого содержания деятельности смыслообразование выступает как фиксация инвариантного смысла в новых превращенных формах, то со стороны предметного содержания тот же процесс выступает как осмысление новых конкретных объектов, явлений и действий в кон­тексте исходных более общих смыслов.

Остановимся на общей характеристике процессов смыслообра-зования.

Во-первых, необходимо отметить общую направленность любых процессов смыслообразования, а именно «сверху вниз», то есть от полюса субъекта деятельности к полюсу ее объекта. Именно этот путь наполнения деятельности осмысленностью как одной из ее фунда­ментальных характеристик отмечают В.П.Зинченко и В.М.Мунипов (1976, с. 53).

Во-вторых, процессы смыслообразования подчинены опреде­ленной логике. В.К.Вилюнас отмечал, что именно «познавательный "слой", отражающий объективную действительность, служит по от­ношению к эмоционально-смысловым процессам субъективного "слоя" своего рода потенциальной схемой, подобно тому, как ка­навки, проложенные садоводом, создают потенциальную схему рас­пространения воды возможного дождя» (1976, с. 134). Эта образная характеристика является во многом верной, но, на наш взгляд, не­полной, поскольку направление процессов смыслообразования оп­ределяется не только рациональным познавательным отражением объективных взаимосвязей объектов и явлений действительности, но и иррациональным отражением иных их взаимосвязей в доминиру­ющей на уровне неосознаваемого психического отражения «иной логике», которой со времен работы З.Фрейда о толковании снови­дений (1913) все чаще уделяют внимание в самой разной связи (см., например, Леклер, 1978; Асмолов, 1996 а; Дмитриев, 1985 и др.). По сути, сама эта «иная логика», носящая метафорический характер, объективированная в мифах и проявляющаяся в сновидениях, и есть логика смыслов, то есть отражения не мира как такового, а мира в его единстве с субъектом (ср. Асмолов, 1996 а, с. 378).



I

4.1. ВНУТРИЛИЧНОСТНАЯ ДИНАМИКА СМЫСЛОВЫХ ПРОЦЕССОВ 257

В таком утверждении содержится опасность тавтологии: дейст­вительно, основой для смысловой динамики становится некая ло­гика, основой которой, в свою очередь, выступает смысловая динамика. Разделение генетического и функционального аспектов рассмотрения позволит нам эту тавтологию преодолеть, предполо­жив, что носителями «иной логики» выступают особые глубинные структуры психики, наиболее адекватным обозначением которых служит, на наш взгляд, термин «схематизмы» (Василюк, 1984, с. 157—161). Различного рода схематизмы, типа «интроектов» З.Фрей­да, «комплексов» К.Г.Юнга, «сценариев» Э.Берна и т.п., форми­руются в раннем онтогенезе (мы намеренно не касаемся здесь дискуссионных вопросов пренатального развития и «архетипов кол­лективного бессознательного») наряду с познавательными структу­рами сознания. В отличие от последних они, однако, конденсируют в себе опыт не познания мира, а отношений с миром, то есть смыс­ловой опыт. В функциональном же плане схематизмы влияют на актуальную смысловую динамику, подчиняя ее своим «формообра­зующим закономерностям» (см. Василюк, 1964, с. 160), направляя течение процессов смыслообразования в сторону от путей, дикту­емых «познавательным слоем» сознания (В.К.Вилюнас). Схематизм как таковой, если он не связан с аффективно заряженной смыс­ловой диспозицией, не порождает новых смыслов; но он как бы «искривляет пространство», в котором протекают смысловые про­цессы, преобразовывая в соответствии со своими «формообразую­щими закономерностями» логику психического отражения в «иную логику», которая и становится потенциальной схемой, определяю­щей развитие смысловых связей, то есть направление процессов с мыслообразования.

Смыслообразование, однако, не сводится к описанному «расто­чению смысла по канавкам». Его результатом нередко становится то, что смысловая структура, приобретая устойчивость, «перерастает» свое исходное место в деятельности и начинает выступать уже в ином качестве. Примером является хорошо известный феномен «сдвига мотива на цель» (Леонтьев А.Н., 1972), предпосылкой ко­торого является приобретение целью смыслового содержания, дос-1аточного для того, чтобы она могла самостоятельно инициировать деятельность, становясь тем самым мотивом. Таким образом, здесь мы имеем дело с трансформацией и самих смысловых структур — их ростом, развитием и переходом в новое качество, питаемым про­цессами смыслообразования.

Вторая разновидность динамики смысловых процессов порожда­ется направленной на них работой осознания. Рядом авторов в свое нремя подчеркивалось, что личностные смыслы и смысловые обра-

9 - 7503

258

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур


зования не изменяются от факта их осознания (Асмолов, Братусь и др., 1979; Асмолов, 1990). Необходимо, однако, различать два прин­ципиально различных, на наш взгляд, процесса: осознание смыс­ловых структур и осознание смысловых связей.

В первом случае речь идет о работе интроспекции (самоанализа), результатом которого является констатация субъектом присутствия в структуре регуляции жизнедеятельности определенных смысло­вых структур — мотивов, диспозиций и др. — оказывающих на его жизнь более или менее существенное влияние. Такое осознание может выступать результатом не только самоанализа, но и приме­нения специальных приемов психологического воздействия (напри­мер, психоанализа или некоторых других психотерапевтических техник), а также спонтанно, в соответствии с механизмами, описы­ваемыми «теорией самовосприятия» Д.Бема (см. Хекхаузен, 1986 б, с. 67—69). В подобных случаях, действительно, сам факт осознания не трансформирует соответствующие структуры ни в содержа­тельном отношении, ни в отношении их действенности. Позитив­ный терапевтический эффект обеспечивается за счет того, что осознание наличия соответствующих внутренних регуляторов от­крывает перед субъектом потенциальные возможности для соз­нательной перестройки своих отношений с миром. Дальнейшее осуществление такой перестройки и трансформация соответствую­щих смысловых структур (или неспособность ее осуществления) прямо не вытекает из факта осознания смысловых структур, кото­рое, повторяем, само по себе не приводит к их изменению.

Совсем иначе предстает процесс осознания смысловых связей. Это направленная не столько на себя, сколько на мир рефлексив­ная работа сознания, заключающаяся в решении особой задачи. «Сознание строится, формируется, — писал А.Н.Леонтьев, — в ре­зультате решения 2-х задач: 1. Задачи познания реальности (что сие есть?); 2. Задачи на смысл, на открытие смысла (что сие есть для меня?). Последняя задача, то есть "задача на смысл", — есть труд­нейшая задача. В своем общем виде это — "задача на жизнь"» (Ле­онтьев А.Н., 1991 б, с. 184). Задача на смысл характеризуется А.Н.Леонтьевым (1977) как задача осознания тех мотивов, которые сообщают смысл тем или иным объектам, явлениям и действиям. Такое понимание, однако, тоже нуждается в расширении, посколь­ку, в соответствии с изложенным выше представлением о смысле-образовании, мы вправе задаться вопросом о смысле мотива в контексте потребностей и ценностей, о смысле потребности в кон­тексте всей жизни человека и даже о смысле жизни — в контексте жизнедеятельности человечества в целом (см. также Братусь, 1985). В наиболее общем виде задача на смысл есть задача определения


4.1. ВНУТРИЛИЧНОСТНАЯ ДИНАМИКА СМЫСЛОВЫХ ПРОЦЕССОВ

259


места объекта или явления в жизнедеятельности субъекта. Она может ставиться по отношению к собственному действию (ради чего я это сделал или делаю или собираюсь делать; какие мотивы за ним стоят, какие потребности или ценности находят реализацию в этом действии и к каким следствиям оно приведет), а также по отношению к объектам, явлениям или событиям действительности (какое место они занимают в моей жизни, в моем жизненном мире, для каких аспектов моей жизни они небезразличны, как могут повлиять на нее, какие иметь последствия).

О ставшей задаче человеку сигнализируют «безотчетные, то есть субъективно беспричинные» эмоции, порождая вопрос: «Что про­изошло, что дало эмоциональный след, эмоциональный тон жизни (настроение)?» (Леонтьев А.Н., 1991 б, с. 185). С.Л.Рубинштейн го­ворит о неосознанных или неадекватно осознанных чувствах там, где причина переживания остается скрытой от субъекта (Рубинштейн, 1959, с. 159—160). Но, строго говоря, неосознанным в этой ситуа­ции является именно смысл, о котором сигнализирует данное про­ектированное в сознании эмоциональное переживание, то есть место объекта, явления или действия, к которому оно отнесено, в жизнедеятельности субъекта. «Осознавать явления и события значит мысленно включать их в связи объективного мира, видеть, воспри­нимать их в этой связи» (там же, с. 158). В свою очередь, осознавать смысл явлений и событий — значит, включать их в систему Смыс­ловых-связей жизненного мира субъекта, видеть их уникальное, ис­ключительное и вместе с тем объективное место в собственной жизнедеятельности.

Решение задачи на смысл, то есть более полное, по сравнению с исходной ситуацией, осознание смысловых связей определенно­го объекта, явления или действия с жизнедеятельностью субъекта в целом (и, далее, с жизнедеятельностью социума и человечества) приводит к изменениям, которые по отношению к исходному смыс­лу выступают как его вербализация, а по отношению к предметно­му содержанию — как расширение контекста его осмысления. Вербализация смысла, то есть его воплощение в значениях, пере­водит его на новый уровень функционирования. Во-первых, он по­лучает некоторое причинное объяснение (Вилюнас, 1976, с. 93). Во-вторых, он становится ограничен определенными рамками, су­жается его объем (Тихомиров, 1969, с. 198). В-третьих, приобретая семантическую определенность, «семантизируясь», смыслы теряют пластичность, свободу взаимодействия между собой: «то, что за­фиксировано в развернутой речи, приобретает стабильность, утра­чивает смутные, зыбкие очертания субъективного переживания, становится надындивидуальным социальным фактором, орудием

ч*


260 глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

общения, "именем" объекта и потому феноменом, ясно осознава­емым. Но за все эти привилегии надо платить. А плата заключается в ущербе, который этими преимуществами наносится способности к легкому установлению новых связей оречевленного смысла с другими смыслами. Сколько приобретается в результате вербализа­ции смысла в его логической завершенности, столько утрачивает­ся, по-видимому, в его потенциях к дальнейшему развитию» (Бассин, 1978, с. 741). Это изменение отражает переход законов взаимодей­ствия смыслов от вневременной и нечувствительной к противоре­чиям (Асмолов, 1996) логики бессознательного к подчинению их более жесткой логике сознания.

Расширение контекста осмысления объектов, явлений и дейст­вий характеризует процесс осознания смысловых связей с несколько иной стороны. Каждый знает по своему опыту, что не­посредственная оценка жизненного смысла объектов, явлений и действий может впоследствии, по размышлении, оказаться поверх­ностной и неадекватной. Оценив какое-либо событие как благопри­ятное с точки зрения сиюминутных нужд, я могу впоследствии осоз­нать его негативный смысл в контексте стратегических жизненных целей и ценностей, в более далекой временной перспективе. Воз­можно и обратное — примеры можно позаимствовать из логотера-певтической практики В.Франкла (1990). Франкл характеризовал совесть как орган смысла, позволяющий в любой ситуации уловить истинный смысл (Frankl, 1975). Поэтому можно сказать, что задача на смысл (применительно к поступкам) — это задача на совесть, а отказ от осмысления, от решения задачи на смысл — это отказ от совести. Ведь ссылка на давление обстоятельств или на подчинение приказу как обоснование неблаговидного поступка есть не что иное как уход от задачи на смысл — в противном случае сохранение самоуважения и душевного равновесия было бы вряд ли возможно. Во всех случаях для осознания истинного смысла через расширение контекста осмысления требуется определенная интеллектуальная работа, которая не под силу человеку, живущему исключительно сиюминутными нуждами и интересами, и не задумывающемуся над стратегической жизненной перспективой. Ярким примером этого служат больные хроническим алкоголизмом (см. Леонтьев, Бузин, 1992) и несовершеннолетние правонарушители (Васильева, 1995; 1997).

Расширение контекста осмысления факта действительности мо­жет осуществляться не только с помощью осознания всей протя­женности смысловых связей от частного к целому, но и с помощью подключения новых смысловых контекстов. Событие, оцениваемое как неблагоприятное, можно переосмыслить, найдя для него дру-



4.1. ВНУТРИЛИЧНОСТНАЯ ДИНАМИКА СМЫСЛОВЫХ ПРОЦЕССОВ

261



гой смысловой контекст, в котором оно будет выступать как благо­приятное. Например, ненастная погода перечеркнула план загород­ной поездки — плохо, но тем самым освободилось время доделать накопившиеся дела, стряхнуть их с себя — хорошо. По сути, здесь речь идет об известном механизме рационализации, с одним лишь уточнением, что рационализация в ее классическом понимании (см. Соколова, 1980) направлена всегда на оправдание свершенного действия или принятого решения либо на дискредитацию помех, пусть даже с помощью довольно искусственного притягивания под­ходящих контекстов. Расширение же контекста осмысления как ме­ханизм осознания смысла, о котором мы здесь говорим, направлен, напротив, на максимально полное осознание всех возможных кон­текстов, хотя влияние защитных механизмов, препятствующих осоз­нанию тех или иных связей, игнорировать при этом нельзя.

Подводя черту под рассмотрением осознания смысловых связей как механизма трансформации смыслов, лишний раз подчеркнем, что даже максимально возможная полнота контекста осмысления не гарантирует его адекватность и безошибочность. Адекватность ос­мысления субъектом тех или иных сторон действительности прове­ряется только его практической деятельностью, практикой. Вместе с тем осознание смысловых регуляторов деятельности обеспечива­ет более высокий уровень овладения субъектом своей собственной деятельностью, контроля над ее протеканием. «Осознание, осмыс­ление биографического, жизненного опыта личности может слу­жить условием ее саморазвития, той базой, опираясь на которую человек ищет и раскрывает смыслы своей жизни» (Каракозов, 1997, с. 258). Тем самым, деятельность зрелой личности приобретает пер­спективную стратегическую направленность, свободу от влияния соблазнов ситуации и сиюминутных импульсивных побуждений.

Итак, смыслообразование по определению порождается самим движением предметности; осознание смыслов осуществляется бла­годаря направленной рефлексии субъектом своих отношений с ми­ром. И смыслообразование и осознание смыслов суть процессы развития смысловой структуры личности, однако они могут обес­печивать это развитие лишь до тех пор, пока противоречия, возни­кающие в объективной системе отношений субъекта с миром, не потребуют осуществления более или менее радикальной смысло­вой перестройки личности. Смыслообразование и смыслоосознание, создавая, как правило, предпосылки для подобной перестройки, не в состоянии ее реализовать, поскольку речь идет о необходимо­сти преобразования не структур деятельности или психического от­ражения, а глубинных личностных структур. Подобные перестройки


262

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур


реализуются особого рода процессами, носящими принципиально неосознаваемый характер — процессами смыслостроительства (Ва-силюк, 1984). Этот третий и последний рассматриваемый нами вид процессов смысловой динамики качественно отличен от обоих опи­санных выше. Процессы смыслостроительства опосредованы «осо­бым движением сознания», его «особой внутренней деятельностью» по соизмерению, соподчинению и упорядочиванию отношений субъекта с миром, в том числе путем творческой перестройки пре­жних связей (Леонтьев А.Н., 1968, с. 33; Сталин, 1983 а, с. 223; Василюк, 1984, с. 120). С внешней стороны подобные перестройки неоднократно описывались разными авторами (Леонтьев А.Н., 1968; 1977; Родионова, 1981; Зейгарник, Братусь, 1980 и многие другие), однако лишь в работе Ф.Е.Василюка (1984) дана развернутая кон­цептуализация психологических механизмов такой перестройки.

Можно выделить три класса ситуаций, в которых мы отчетливо наблюдаем процессы смыслостроительства.



Критические перестройки. Первый из них — это критические ситуации жизни субъекта, характеризующиеся невозможностью ре­ализации им внутренних необходимостей своей жизни (Василюк, 1984). Критические ситуации — стресс, фрустрация, конфликт и кризис — выражаются в нарушении смыслового соответствия со­знания и бытия субъекта. Восстановить это соответствие невозмож­но ни путем предметно-практической деятельности, ни путем познавательной деятельности, осознания. «Подлинная проблема, стоящая перед ним, ее критический пункт состоят не в осознании смысла ситуации, не в выявлении скрытого, но имеющегося смыс­ла, а в его создании, в смыслопорождении, смыслостроительстве» (Василюк, 1984, с. 24). Смыслостроительство осуществляется в осо­бого рода внутренней деятельности — деятельности переживания, которая представляет собой внутреннюю работу, направленную на устранение смыслового рассогласования сознания и бытия, вос­становление их соответствия, и обеспечивающую в конечном счете повышение осмысленности жизни (там же, с. 30).

Реально осуществляемая в подобных ситуациях деятельность переживания может приводить к различным эффектам в зависимо­сти от психологических механизмов, на которых строится эта дея­тельность. Две принципиально различных стратегии описывает Э.И.Киршбаум (1986; Киршбаум, Еремеева, 1999), оперирующий понятием «эксквизитные ситуации». Это понятие содержательно близко понятию критической ситуации (Василюк, 1984), однако обобщает более широкий круг ситуаций (от проблемных до погра­ничных), по отношению к которым оно выступает как родовое. «Эксквизитные ситуации являются тем "перерывом постепенное-



4.1. ВНУТРИЛИЧНОСТНАЯ ДИНАМИКА СМЫСЛОВЫХ ПРОЦЕССОВ

263



ти в регуляции личности, в котором находит свое отражение на­зревшее противоречие и который представляет возможность пере­стройки ранее сложившихся структур деятельности, общения, личностных свойств и выход на иное, более совершенное качество саморегуляции и взаимодействия с миром» (Киршбаум, 1986, с. 6). Подобная перестройка, соответствующая модели «удачного» пере­живания по Ф.Е.Василюку (1984, с. 56—58), является, однако, лишь одной из возможных альтернатив разрешения эксквизитной ситуа­ции. Вторая альтернатива заключается в восприятии конфликта как угрозы внутреннему благополучию и целостности; саморегуляция направляется всецело на снижение уровня эмоциональной напря­женности и осуществляется на уровне психологической защиты (Киршбаум, 1986; Киршбаум, Еремеева, 1999). Переживание в этом случае выступает как «неудачное» (Василюк, 1984, с. 56—58).

Чтобы соотнести эти две стратегии с целью деятельности пе­реживания — восстановлением нарушенного смыслового соответ­ствия между сознанием и бытием — необходимо прежде всего дифференцировать в этом контексте понятие бытия, различая реальные жизненные отношения субъекта и их превращенную фор­му — глубинные смысловые структуры личности. Смысловое рас­согласование, о котором пишет Ф.Е.Василюк, точнее было бы охарактеризовать как рассогласование этих двух компонентов бы­тия, отражающееся в сознании. Перестройка реальных жизненных отношений с целью восстановления их соответствия утратившим адекватность субъективным представлениям о них — нереальная затея, поскольку жизнь не подвластна преобразующим усилиям одного человека, пусть даже располагающего большими возмож­ностями. Реальное разрешение критической (или эксквизитной) ситуации возможно путем трансформации смысловых структур личности в соответствии с трансформировавшимися жизненными отношениями.

Этот конструктивный путь соответствует первой из двух описан­ных Э.И.Киршбаумом альтернатив. Второй альтернативе соответству­ет ситуация защитной перестройки структур сознания. Критическая ситуация бытия при этом устраняется из сознания. Психологичес­кой основой выбора субъектом защитной стратегии переживания критической ситуации, то есть фактического ухода от ее конструк­тивного разрешения, является потребность подтверждения «идеали­зированного Я», сохранения иллюзорной целостности личностной структуры (Хорни, 1997), в то время как предпосылкой конструк­тивной смысловой перестройки личности является положительная дезинтеграция сложившейся структуры (Яценко, 1987). Очевидно, что использование защитной стратегии не снимает критическую


264

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур


ситуацию. Она не исчезает из жизни субъекта и в ряде случаев про­должает обостряться. Фактически психологическая защита — это отказ от необходимого в данной жизненной ситуации смыслострои-тельства, перенос решения конфликта из плоскости реальной жиз­ни субъекта в плоскость его сознания. Вариант защитной стратегии представляет собой поведение, описываемое как «враждебность» в терминах теории личностных конструктов Дж.Келли. Вместо того, чтобы перестроить свои конструкты, так как основанные на них про­гнозы были опровергнуты реальным ходом событий, человек пы­тается переинтерпретировать, переоценить или даже физически воздействовать на события, чтобы заставить их соответствовать его прогнозам: «Если люди не хотят своим поведением подтверждать его прогнозы, он заставит их!» (Kelly, 1955, р. 511).

Даже такие критические ситуации как потеря близкого челове­ка могут разрешаться на основе психологической защиты по типу отражения, о чем свидетельствуют данные клинической психоло­гии (см. Василюк, 1984, с. 73).



Личностные вклады. Как уже упоминалось, критическая си­туация жизни субъекта не является единственной ситуацией, в ус­ловиях которой происходит смыслостроительство, перестройка сложившихся смысловых структур личности. Вторым классом ситу­аций, в которых мы наблюдаем подобную психологическую пере­стройку, являются ситуации контакта и взаимодействия с иным смысловым миром — с другой личностью. В этом случае «толчком к внутренней "работе" личности по переосмыслению себя, своей по­зиции в мире, своего жизненного опыта и т.п., является "встреча" с иной точкой зрения на одни и те же обстоятельства, события, факты и т.п., причем точкой зрения равноценной» (Родионова, 1981, с. 190).

Естественно, что далеко не во всех актах общения взаимодей­ствие его участников носит характер диалога в высшем смысле это­го слова и приводит к обоюдным смысловым перестройкам. Ведь, как и переживание критических ситуаций, смыслостроительство в ситуации диалога включает в себя в качестве необходимого этапа более или менее масштабное разрушение сложившихся смысловых структур, на обломках которых строятся новые смыслы (см. Тульчин-ский, 1986, с. 118). Свойственная в той или иной мере всем людям инерционная тенденция к поддержанию целостности своей лично­сти, к сохранению сложившейся смысловой структуры выступает в роли мощного предохранительного механизма, оценивающего от­крытость личности глубинному диалогу, затрагивающему основы осмысления ею действительности. В большинстве случаев поэтому реальное общение носит монологический характер. В монологе лич-



4.1. ВНУТРИЛИЧНОСТНАЯ ДИНАМИКА СМЫСЛОВЫХ ПРОЦЕССОВ

265


ность закрыта для взаимодействия на уровне смыслов; «образ собе­седника ...является проекцией личностной позиции говорящего, перенесением на "него" того, что фактически значимо лишь "для меня"» (Родионова, 1981, с. 191).

Открытость глубинному диалогу с конкретным другим, допус­кающая возможность изменения меня в ходе этого диалога, обус­ловлена значимостью этого другого для меня, а само наличие реальных изменений может служить критерием этой значимости. Эмпирические исследования показывают ограниченность круга зна­чимых других, способных оказать на личность воздействие, выхо­дящее за пределы актуального взаимодействия и выражающееся в перестройке ее смысловых структур. Согласно данным Е.А.Хоро-шиловой (1984), основанным на косвенных оценках испытуемых, число значимых других, способных оказать реальное влияние на формирование личности любого конкретного человека на протяже­нии его жизненного пути, ограничено универсальной константой, равной 18.

Путь к психологическому анализу конкретных механизмов опи­санного взаимодействия открывает, на наш взгляд, концепция от­раженной субъектности (Петровский В.А., 1985; 1996), являющаяся дальнейшим развитием идеи «личностных вкладов». Отраженная субъектность определяется «как бытие кого-либо в другом и для другого. Смысл выражения "человек отражен во мне как субъект" означает, что я более или менее отчетливо переживаю его присут­ствие в значимой для меня ситуации... отражаясь во мне, он высту­пает как активное деятельностное начало, изменяющее мой взгляд на вещи, формирующее новые побуждения, ставящее передо мной новые цели; основания и последствия его активности не оставляют меня равнодушным, значимы для меня, или, иначе говоря, име­ют для меня тот или иной личностный смысл» (Петровский В.А., 1985, с. 18).

В.А.Петровский выделяет и описывает три основные генетичес­ки преемственные формы проявления отраженной субъектности. Первая форма — запечатленность субъекта в эффектах межиндиви­дуальных влияний — психологически выступает в форме пережива­ния индивидом того влияния, которое непроизвольно оказывает на него данный индивид. Вторая форма — представленность субъекта как идеального значимого другого — проявляется в переживании присутствия «внутри» себя второй, альтернативной смысловой пер­спективы, принадлежащей Другому во мне. При осмыслении жиз­ненных ситуаций во мне обнаруживаются два смысловых фокуса, находящихся в отношении диалога друг с другом. Подобное при­сутствие Другого во мне в виде альтернативной перспективы осмыс-



266

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур


ления действительности не зависит от фактического его присутствия в ситуации (там же, с. 18—20).

Третьей, завершающей формой отраженной субъектности выс­тупает претворенный субъект. Здесь происходит уже полное слия­ние и взаимопроникновение смысловой перспективы Я и Другого (и, соответственно, перестройка смысловой структуры Я). Присут­ствие Другого во мне уже невозможно обнаружить рефлексивным путем; это присутствие нашло свое завершенное выражение в изме­нении моей личности (там же, с. 21).

Завершая рассмотрение динамики отраженной субъектности, приведем слова В.А.Петровского, отчетливо выражающие сущност­ную связь механизмов этой динамики с процессами смыслострои-тельства, в контексте которых мы ее рассматриваем: «Понятие отраженной субъектности выражает особое внутреннее движение сознания и деятельности человека, осуществляющего отражение... Перед нами именно смысловая форма репрезентации одного чело­века другому, выступающая как движение преобразования жизнен­ных отношений к миру последнего» (там же).

Художественное переживание. Перейдем теперь к анализу тре­тьего класса ситуаций смыслостроительства — ситуаций воздействия искусства на личность.

Необходимо сразу оговориться, что воздействие, о котором пой­дет речь, не вытекает автоматически из любого контакта человека с художественным произведением. Мы ограничим наш анализ идеаль­ной моделью полноценного восприятия личностью произведения, не рассматривая специально условий, при которых такое восприя­тие имеет место в действительности.

Можно выделить три теоретических обоснования рассмотрения нами процессов художественного восприятия в контексте динамики смысловых процессов. Во-первых, многими теоретиками подчерки­вается необходимость для полноценного художественного восприя­тия определенной внутренней работы сознания, которая нередко характеризуется как сотворчество читателя или зрителя (Выготс­кий, 1991; Асмус, 1961; Леонтьев А.Н., 1983 б). Эта внутренняя работа несводима к познавательному или эмоциональному отра­жению; она заключается именно во внутренних трансформациях, «переплавке чувств» (Выготский, 1968) и обычно обозначается тер­мином «художественное переживание» (см., например, Целма, 1974; Шор, 1978; 1981). Во-вторых, не что иное как личностные смыслы рассматриваются многими авторами как специфическое содержание художественного произведения, а их трансляция — как основная психологическая функция последнего (см. Леонтьев Д.А., 1998 а). Наконец, в-третьих, сама художественная деятельность


4.1. ВНУТРИЛИЧНОСТНАЯ ДИНАМИКА СМЫСЛОВЫХ ПРОЦЕССОВ 267

часто описывается как форма общения автора (исполнителя) со зрителями (читателями, слушателями), опосредованная художе­ственным произведением (Леонтьев А.А., 1997 и многие другие). Последний момент сближает психологическую ситуацию художе­ственного восприятия с рассмотренной выше психологической ситуацией диалога.

Действительно, если в общении с конкретным телесным Дру­гим я сталкиваюсь с иным смысловым видением мира, иной смыс­ловой перспективой, выражающейся в словах и поступках этого человека, то «общаясь» с художественным произведением, я также сталкиваюсь с выраженным в нем смысловым видением мира, при­сущим его автору. Это «представление о мире в свете отношения к нему человека» (Целма, 1974, с. 10), «мир, пропущенный через дру­гую личность» (Тендряков, 1980, с. 437). «Художник вливает в чув­ственную, говорящую нашему восприятию художественную форму мир своих неповторимо-пережитых смыслов, свое переживание вре­мени» (Печко, 1968, с. 15).

Взаимодействие с этим объективированным в произведении ми­ром автора и представляет собой художественное переживание. «Художественный материал обладает способностью "оживать" в личностном сознании, становится частью реального функциониро­вания этого сознания» (Шор, 1980, с. 35). Внесение (или невнесе­ние) в сознание реципиента нового смыслового содержания и позволяет, собственно говоря, ответить на главный вопрос: состо­ялось или не состоялось реальное восприятие художественного про­изведения (там же, с. 34). Но поскольку два смысла необходимо «должны внутренне соприкоснуться, то есть вступить в смысловую связь» (Бахтин, 1979, с. 219), следующей стадией процесса худо­жественного переживания будет являться соотнесение личного смыслового опыта реципиента со смысловым опытом художника, воплощенном в произведении (Шор, 1978). А.Ф.Лазурскому удалось экспериментально зафиксировать процесс разложения текста сразу мосле его прочтения и комбинирования его элементов с элемента­ми личного опыта реципиента (см. Выготский, 1968, с. 108).

В том случае, если взаимодействие смыслового содержания про­изведения с личным опытом реципиента приводит к реальным трансформациям последнего (Целма, 1974), художественное пере­живание завершается эффектом катарсиса. Преобразование, «очи­щение» эмоций, в форме которого эффект катарсиса переживается субъектом, является отражением процесса глубинной смысловой перестройки, диалектического разрешения на новом уровне внут­реннего противоречия в смысловой сфере личности.

268

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур


Смыслостроительство, происходящее в личности под воздей­ствием контакта с искусством, не всегда протекает в направлении ее развития. Секрет специфической действенности искусства — в художественной форме, которая вводит мир произведения в «непос­редственное и непринужденное» (Натев, 1966) соприкосновение с внутренним миром личности. Однако в эстетически действенную форму может облекаться не только глубокое и возвышенное, но и примитивное, пассивное или циничное мироотношение. «Почему мы возмущаемся бульварным, порнографическим искусством? Если бы его предназначение ограничивалось "развлечением" индивида, отдыхом... то не стоило бы так ополчаться против лжеискусства. Но, пользуясь средствами искусства, оно не просто... развлекает, оно оказывает влияние и на мироотношение человека. Разумеется, лишь тогда, когда оно его затронуло» (Натев, 1966, с. 207). В этом случае смысловые перестройки ведут в конечном итоге не к развитию лич­ности, а к ее деградации.

Как и в критических ситуациях и в ситуациях диалога, условием возможности смысловых перестроек под воздействием искусства яв­ляется готовность субъекта к таким перестройкам, его открытость диалогу с иной смысловой перспективой. Столь же характерна про­тивоположная, защитная установка, обеспечивающая нечувстви­тельность к воздействию искусства. Одной из форм такой защитной установки является эстетская установка; недаром О.Уайльд заметил, что один из способов не любить искусство — это любить его рацио­налистически. Различные варианты такого «частичного» (в противо­положность целостному) восприятия искусства, при котором оно лишается своих сущностных черт и тем самым возможности воздей­ствия на воспринимающего, описаны в статье М.Тимченко (1981).

Попробуем теперь рассмотреть вместе все три описанных выше класса ситуаций, в которых могут происходить процессы смыс-лостроительства. В критической жизненной ситуации имеет место столкновение субъекта (личность которого представляет собой ус­тойчивую иерархию его отношений с миром) с самим миром, в результате чего выявляется противоречие между реальными жиз­ненными отношениями и их смысловой репрезентацией в структу­ре личности. В двух остальных случаях происходит аналогичное столкновение, однако не с самой реальностью мира, а с иной смысловой моделью мира, смысловой перспективой мировосприя­тия, носителем которой выступает в одном случае конкретный Другой во всей своей целостности, а в другом случае — художе­ственное произведение. Возникающее в этом случае противоречие между собственной и чужой смысловой перспективой мировоспри­ятия будет иметь критический характер лишь в том случае, если


4.1. ВНУТРИЛИЧНОСТНАЯ ДИНАМИКА СМЫСЛОВЫХ ПРОЦЕССОВ

269



чужая альтернативная смысловая перспектива будет оценена как более адекватная — либо в силу ее большей обоснованности, либо в силу априорного признания за конкретным Другим (или за авто­ром художественного произведения) высшего авторитета в осмыс­лении мира. Во всех случаях процессы смыслостроительства служат разрешению выявившегося критического противоречия.

Естественно, что необходимым условием выявления смыслово­го противоречия является сама возможность вступления смыслово­го опыта субъекта в непосредственный контакт с чужим смысловым опытом или с самой реальностью бытия, что требует отказа от опи­санных выше психологических защит.

Различия трех описанных ситуаций связаны прежде всего с их критичностью, остротой, насущностью. Критические жизненные ситуации представляют некоторый предел, за который уже нельзя двигаться, не разрешив противоречия. Смысловые перестройки в этих ситуациях абсолютно необходимы, они выступают условием сохранения психологической ценности личности в долгосрочной перспективе позитивной дезинтеграции сложившихся ригидных ре-гуляторных структур и их реинтеграции на новой основе.

Напротив, искусство «есть организация нашего поведения на будущее, установка вперед, требование, которое, может быть, ни­когда и не будет осуществлено, но которое заставляет нас стремить­ся поверх нашей жизни к тому, Что лежит за ней» (Выготский, 1968, с. 322). Смысловые перестройки, происходящие под воздействием контакта с искусством, не являются жизненно необходимыми се­годня, но вооружают субъекта механизмами преодоления реальных кризисов завтра. Субъекту нет необходимости для развития и обо­гащения своего мировосприятия переживать каждый раз новые и новые кризисы в своей жизни. Искусство позволяет сделать это без­болезненно, воздействуя на человека так же непосредственно, как и реальная жизнь, но при этом непринужденно, не заставляя его подчиняться какой-либо жесткой необходимости (Натев, 1966). В развитии, обогащении форм осмысления человеком действительно­сти и заключается основная психологическая функция искусства, приобщение к которому не только не «отрывает» человека от жиз­ни, а скорее наоборот, приближает его к ней (см. Леонтьев Д.А., 1998 а).

Ситуации общения занимают промежуточное положение. С од­ной стороны, они не содержат в себе такой жесткой необходимос­ти, как критические жизненные ситуации; с другой стороны, они не предоставляют и такой свободы в отношении в ним, как ситуа­ции контакта с искусством. Поскольку человек живет в окружении других людей, в обществе ему приходится в большей или меньшей


270

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур


степени согласовывать свое мировосприятие со смысловой перспек­тивой других людей, а также социальных групп и человечества в целом. В сущности, социализация заключается в более или менее успешном преодолении исходной эгоцентрической смысловой пер­спективы. Это привносит в ситуацию общения момент необходимо­сти и критичности, присутствующий в ней наряду с моментом непринужденности.

Подытожим содержание раздела. Поставив проблему перехода от структурно-функционального к динамическому анализу смысловой сферы личности и смысловой регуляции деятельности, мы выдели­ли три рода смысловых процессов: смыслообразование — расшире­ние смысловых систем на новые объекты и порождение новых производных смысловых структур; смыслоосознание — восстановле­ние контекстов и смысловых связей, позволяющих решить задачу на смысл объекта, явления и действия; смыслостроительство — содер­жательная перестройка жизненных отношений и смысловых струк­тур, в которых они преломляются. Процессы смыслостроительства могут порождаться тремя классами ситуаций: критическими (экс-квизитными) жизненными ситуациями, обнажающими рассогласо­вания жизненных отношений и смысловых структур личности, личностными вкладами значимых других и столкновением с ху­дожественно запечатленной реальностью в искусстве. Этот спектр процессов динамики смысловой сферы личности охватывает как эволюционные, так и революционные изменения; как осознаваемые или даже инициированные работой сознания, так и неосознаваемые трансформации; как «синхронические», так и «диахронические» процессы (см. Петровский В.А., 1996, с. 26). Нам представляется, что системный взгляд на смысловую динамику, дополняющий развер­нутые в предыдущей главе структурно-функциональные представ­ления, позволяет поднять смысловой подход на качественно новый уровень.




Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   28




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет