Пташко Иван Исаакович История села Ивангород Давлекановского района Республики Башкортостан

…19 августа 1914 года Кайзеровская Германия объявила войну России. Едва эта весть пришла в Ивангород, Токмак, Алексеевку, Шестаево, Царичанку и другие сёла и деревни Казангуловской волости, как они «загудели» словно растревожен­ные ульи. То в одном месте, то в другом стали собираться кучками угрюмые мужики и обсуждать страшную новость, заголо­сили бабы, которым предстояла скорая разлука - и возможно, навсегда - и с мужьями, сыновьями и братьями.

В «Русском слове» и др. газетах, которые кое-кто получал из грамотных ивангородцев, вскоре появились первые сообще­ния с театров военных действии: «русские армии терпят неуда­чу в Восточной Пруссии»; на другом, Галицынском стратегиче­ском направлении, наоборот — успех: «русские передовые отря­ды вошли во Львов». Казалось, ещё немного, ещё удар и Австро-Венгерская монархия рухнет...

... Но никому тогда ещё не дано было знать, что война эта продлится целых четыре года, что унесёт она во всей Европе 10 млн. жизней, что из немногих уцелевших ивангородцев, вер­нувшихся в родную деревню и оказавшихся (о счастье) при обе­их, ногах и обеих руках, не изъеденного окопными вшами, смер­тельно не уставшего и духовно не опустошенного, и что война эта станет той роковой чертой, за которой Россию ожидает цепь ещё больших потрясений, страданий и жертв длиною в десятилетия…

…В «брусиловском прорыве», в Мазурских болотах, Карпатских горах и лесах полегли многие сельчане. Многим при­шлось пройти через тяготы германского плена. Зиновию Иващуку, Науму Волощенюку посчастливилось бежать. После долгих скитаний и лишений, добрались они до родных мест. Но не все выдерживали ужасы империалистической бойни. Матвей Волощенюк, прибыв с фронта в краткосрочный отпуск, не нашёл в себе сил вернуться туда обратно: утром, в день отъезда, его нашли в риге¹ (постройка для сушки снопов с местом для обмолота. – Словарь русск. яз., гос. Изд-во иностр. И национальн. словарей. М., 1959, т. 3, стр. 949.) повесившимся.

В то время, как на фронтах первой мировой войны гремели залпы орудий, калеча и убивая молодых, здоровых мужиков, здесь, дома, шла другая «война». Вспоминал Назар Филлипович Пташко:

- У меня было много дочерей, на них земли не выделяли. Хлеба не хватало, и семья жила впроголодь. Мы брали землю в аренду и за неё много платили. Но и эту землю самовольно захватили и стали распахивать «сахарянские» богачи Золотухин и Герасимов. Селяне собрали сходку и пошли в поле, чтобы про­гнать захватчиков. Произошла ссора, нас добре избили и про­гнали. Тогда мы послали ходоков в Давлеканово - искать управу на богатеев. В их числе были — Василий Салий, я и ещё один человек. Пришли к земскому начальнику, но он приказал уряднику арестовать нас и посадить в саманную «кандейку». Три ме­сяца морили нас голодом, вши заедали. От истощения мы сильно ослабли, ноги опухли. Видя наше смирение, начальник сми­лостивился и отпустил нас, пригрозив: больше не бунтовать! На том и закончились для нас поиски «управы» на богатых. Правду говорят: с пьяным не водись, с богатым не судись.

... Дважды в неделю бывали базарные дни, и крестьяне с охотой везли в Ивановку, Давлеканово, Каргалы, Буздяк, Языково и Благовар свои излишки продуктов. Из Бирска возами везли яблоки. На базарах было большое изобилие всевозможных по­делок: разного размера кадок, бочонков, горшков и крынок, большой выбор лаптей и хлебных изделий — вязанки бубликов и баранок, пряников и калачей, конфет в красивых обёртках «Петух». Мужики продавали и покупали лошадей, сельхозинвентарь, а бабы - все, что нужно для дома и семьи - одежду, обувь, посуду и пр. Особенно оживлёнными бывали базары по осени, когда приходила пора созревания даров земли. Чего тут только не было, всего не перечесть!

Домой ехали весёлые, с обновами для себя и детей. Часто с купленными гостинцами привозили и «заинькин гостинец» - хрустящую горбушку мягкого, душистого хлеба.

Каждый крестьянин стремился приобрести для своего хозяйства хотя бы две лошади - и в арбу запрячь, и снопы привезти с поля на ток, и вспахать, и посеять, и боронить - везде нужна была пара лошадей. Имевшие двух лошадей считались «середняками», их уважали, как хороших хозяев. Кроме телеги старались обзавестись и тарантасом, да ещё с рессорами и крылья­ми. Такие тарантасы, в большинстве своём, изготовлялись своими же деревенскими умельцами - плотниками и кузнецами. А корзины к ним покупались на базаре, красились в чёрный цвет - получалось красиво. На тарантасах ездили в церковь, в гости, на базар и на свадьбы. В них же весело, с песнями под гармошку катались в праздники. Везде нужна была лошадь - краса природы!

В наших краях в основном выращивали белоостную Давлекановскую пшеницу, которая тут же в Давлеканово вырабатывалась в высокосортную пеклеванную муку под названием : «зелёная», «красная» и др. сортов. Такая мука пользовалась большим спросом не только в России, но и за её пределами. Поэто­му её «затаривали» в специальные мешки-упаковки, приклеивали к ним красочные этикетки и отправляли в другие страны. В Давлеканово из такой муки пекли хлеб, который внутри был белый-белый, даже не верилось, что он испечён из муки. А какие были из неё бублики! ... Они считались большим лакомством.

В Давлеканово в то время были уже построены и оборудованы иностранным оборудованием три мельницы. Их хозяевами были немцы. На р. Дёме была ещё одна мельница. Её владельцами были также немцы - Питерс, Тиннер, Фиссер и Неймус. В 1905 году они закупили у местных крестьян землю и образовали акционерное общество «Якорь». Эти мельницы стоят и поныне, мощность их увеличилась в несколько раз. Однако такой муки, какая вырабатывалась в то время, уже нет.

Много сеяли проса, гречихи. Умело выращивали и чисто, как грядки, пололи. Потому и урожаи получали хорошие. На крупорушке «Эльворти» обдирали просо, гречиху, овёс, ячмень и подсолнечник. Каждая семья ела свою кашу сдобренную душистым подсолнечным, конопляным или льняным маслом. Подсолнечное и льняное масло били на маслобойке, которая находилась в Царичанке. Умелыми мастерами этого дела были дед Тимофей Лищенко, Пётр Назарович Пташко, Иван Хитрук и другие.

Много сеяли чечевицы, гороха, кукурузы. Из чечевицы варили кашу, горох употребляли в разных видах: мололи с пшеном на муку и пекли из неё вкусные блины. Спелые качаны кукурузы варили в чугунках и, присыпав солью, с удовольствием ели.

... О февральской революции жители Ивангорода и окрестных сёл узнали поздно: не сразу дошла сюда весть об отречении от престола «царя-батюшки». Все были озадачены вопро­сом о том; как же жить без царя? Впрочем, порядки сохранялись пока прежние: те же урядники, тот же староста… Однако в народе уже шло брожение, уже пошли слухи о каких-то «большевиках», «меньшевиках», о каком - то Ленине... Толком никто ничего не знал. С фронта возвращались раненые солдаты, иные тайком привозили с собой оружие. Невероятное говорили они о поражениях на фронте, о страданиях солдат в окопах, о своих крестьянских нуждах. За время войны у многих хозяйства разорились, обнищали. В магазинах стала ощущаться нехватка раз­личных товаров, керосин, например, можно было уже достать с большим трудом. Все чего-то ждали, на что-то надеялись…

Слух об Октябрьской революции также пришёл с опозданием, с базарными сплетнями. Всё оставалось без изменений. Правда «стражник»¹ (так называли полицейских) Григорий Салий снял свою форму. Возвращавшиеся солдаты - фронтовики каждый по-своему разъяснял односельчанам смысл совершавшихся событий. Малограмотным ивангородцам трудно было разобраться в происходившем. Голова, что называется, шла кругом от всякого рода слухов, сплетен и небылиц. Ещё до начала войны многие немецкие фермеры стали продавать свои хозяйства и уезжать в Германию. А после Октябрьской революции всех их как ветром сдуло, их усадьбы опустели. Ивангородцы на сельском сходе решили занять и поделить между собой пустующие земли Р. П. Эппа, который также выехал в свой «фатерланд».

...В 1967 - 68 учебном году в Ивангородскую восьмилетнюю шкалу приезжал художник - самоучка Прокофий Фёдорович Ершов. Он проводил беседы с учащимися по вопросам охраны природы и военно-патриотического воспитания подрастающего поколения. И рассказывая, о своей службе в 25-й чапаевской стрелковой дивизии, вспомнил такой случай:

- Мы, солдаты, собрали в Белебее митинг по случаю свершения Октябрьской революции. Были выступления солдат, было много радости. Кто-то обнимал друг-друга, кто-то, высказывал своё, наболевшее. Вдруг верхом на лошади подъезжает полковник и, схватившись за шашку, кричит, «ра-а-зойдись»! Ан, не тут-то было: один из солдат — ивангородцев, Исаак Пташко, не долго думая, подскочил к лошади и схватил её за повод. Тут же и другие солдаты, бросившись к полковнику, стащили его с седла, арестовали и препроводили на гауптвахту...

... В конце 1917 - начале 1918 годов в России началась гражданская война. Много горя и страданий принесла она и ивангородцам. Жить становилось всё труднее: не стало соли, керосина, спичек, мыла и многого другого. С наступлением хо­лодов вспыхнула эпидемия тифа. Целые семьи лежали в горяч­ке и бреду, лишённые самой простой медицинской помощи...

25 мая 1918 года вспыхнул мятеж 50-тысячного чехосло­вацкого корпуса генерала Гайды¹(Гайда Радола (1892-1948), один из организаторов мятежа чехосл. Корпуса в 1918г., командовал Сибирской армией Колчака. В последствии сотрудничал с гитлеровцами. Казнен по приговору чешского Народного суда. – из Советского энциклопедич. Словаря, М., изд. «Сов. Энциклопед.», 1987, стр. 268.). В мае - августе совместно с белогвардейскими отрядами чехи захватили некоторые крупные города, в т. ч, и Уфу. В сентябре в Уфе было создано прави­тельство так называемой Уфимской директории, просущество­вавшее менее трёх месяцев. В сентябре - октябре начала наступление Красная Армия и в последний день 1918 года её вой­ска заняли Уфу.

...15 февраля 1919 года. «Верховный правитель Российского государства» адмирал А.В. Колчак издал директиву о подготовке подчинённых ему армий к наступлению. Наступление началось 3 марта. Главный удар наносила Западная армия ге­нерала Ханжина в направлении на Уфу. Потеряв около половины своего личного состава, 5-я армия красных 13 марта сдала Уфу, станцию Чишмы, 7 апреля белые заняли Белебей.

…В Ивангороде мужчины, чтобы снова не брать в руки оружие, прятались кто - куда: в погреба, на чердаки, в, хлева, зарывались в солому. Но их всё равно находили, избивали как дезертиров и уклоняющихся от военной службы. П.В, Добрянский, которому в то время не было и 16 лет, впоследствии вспоминал:

«Проходившая через Ивангород войсковая часть белых, решила, видимо, пополнить свои ряды за счёт «дезертиров», как они говорили. Стали вылавливать всех мужчин подходящего возраста, а также тех, кто раньше служил в белой армии, но самовольно ушёл. При этом пользовались сведениями, полученными от самих же ивангородцев. Кто-то донёс, что в «дезертирах» числится и Иван Добрянский. Стали его искать. Дело было зимой. Среди ночи нас вдруг разбудил сильный стук в дверь и крик:

- Отворяй!

- Господи Иисусе, - всполошилась мама, - хто це?!

Дверь уже трещала, пришлось открывать. В хату ввалились трое. Двое из них были в военной форме: огромного, роста дядя с нашивками фельдфебеля на погонах, саблей на боку и револьвером в кобуре и маленький невзрачный солдатик с винтов­кой. Оба - башкиры. Третьим был наш сосед по хутору Елисей Кучеренко. Его в деревне, избили как «дезертира» и заставили показать дорогу к нашему хутору - искали Ивана.

- Где солдат, старая?:- крикнул грубым голосом фельдфебель. Его маленькие злые чёрные глазки на заплывшем от жира медно-красном лице впились в лицо мамы.

- Нема дома, в деревне гуляе - дрожащим голосом проговорила она.

- Врёшь, ведьма! — детина выхватил из ножен саблю и приставил её к тонкой морщинистой шее мамы. - Сказывай правду, а не то - башку с плеч!

- Ой, боже мий! Змылуйся, я тоби правду кажу, в деревни сын.

- А это кто лежит на кровати?

- Та це молодши хлопцы, воны ще мали...

Фельдфебель выхватил из рук солдата нагайку и, подойдя к кровати, со всего маху ударил ею два раза по жиденькому одеялу, под которым, дрожа от страха, лежали мы с братом Мишей.

-Встать! - скомандовал он. Мы вскочили с кровати, как ошпаренные и встали перед ним - маленькие, худенькие, в одних рубашках. Действительно, не верить словам мамы было нельзя: уж очень невзрачными и тщедушными смотрелись, мы рядом с фельдфебелем, возвышавшимся над нами, как гора...»

О том, что происходило дальше, рассказал позднее в своихвоспоминаниях¹ (Смотрите книгу «Род Добрянских. Гениология и спогади», киев, изд-во «Рада», 2000г., стр.248-249) другой из братьев Добрянских — Михаил. Ему вту пору едва минуло 17:

«... Фельдфебель перевёл взгляд на стену. На ней на гвозде висела шинель.

- А казенное, откуда у вас?

- Це с германской войны старши сыны принеслы, - ответила мама.

- Всё казённое сдавай! Ищи, складывай сюда, - указал он солдату пальцем на пол около стола. И тот начал шарить на вешалке, в изголовье кровати, на лежанке, на печке, в сундуке. Всё «казённое» - гимнастёрки, брюки, телогрейки, шинели, привезённые Гришей и Иваном ещё с германской войны, - всё нашёл и сложил в кучу около стола проворный помощник фельд­фебеля.

- Вот что, парень, - обратился ко мне фельдфебель, - запрягай лошадь, поедешь с нами.

Я оделся по зимнему, запряг кобылу в сани. Было ближе к утру, но ещё не рассветало. Мы поехали, впереди на санях - солдаты с награбленным у нас добром, сзади я на розвальнях. Минут через двадцать мы подъехали к одной из хат Ивангорода. Кроме моих саней во дворе стояло ещё несколько подвод, гото­вых двинуться в путь. Я зашёл погреться. Вижу - посредине комнаты стоит Иван. Поймали его. Таких, как он «дезертиров» в деревне было несколько человек. К Ивану подошёл маленького роста башкир в чине фельдфебеля и наотмашь ударил его по щеке. Голова Ивана покачнулась в сторону. Фельдфебель дру­гой рукой ударил его по другой щеке - голова Ивана качнулась в другую сторону. И так он бил Ивана то одной, то другой рукой. Иван молчал, стоя навытяжку и вперив пустой, невидящий взгляд в окно. За столом сидел офицер, и что-то писал, не об­ращая внимания на экзекуцию.

С наступлением утра, взятые у крестьян подводы; выстрои­лись вдоль деревни. На каждой — по два солдата и возчик. По команде подводы тронулись. Это был большой обоз длиной с версту. На подводах помещалось не более половины солдат, остальные шли пешком. Время от времени сидевшие на санях солдаты уступали свои места пешим.

Всё это войско в большинстве своём состояло, из молодых башкир. Часть из них была в казённом обмундировании, изъя­том у населения полпути следования. Остальные были одеты в свою одежду: кто в чапане, кто в полушубке, кто в своей, ни на что не похожей, одежде. Обувь солдат тоже была очень разной: кто в валенках, кто в сапогах или солдатских ботинках с обмот­ками. Войско было похоже на какой-то сброд. Командовали им русские белогвардейские офицеры, младшими командирами были башкиры.

Я молча сидел на санях и только изредка понукал лошадь. Для этих людей я был как бы принадлежностью повозки для управления лошадью. Солдаты разговаривали между собой, не обращая на меня никакого внимания.

Войско двигалось по разъезженной дороге в сторону Ива­новки. Кругом простиралась снежная безлесная равнина. С на­ступлением утра небо прояснилось, усилился морозец, поднял­ся позёмок, заметавший санный путь. В Ивановке был устроен довольно длительный привал. Наверное, тут тоже ловили «де­зертиров». Начальство позаботилось о пропитании не только солдат, но и подводчиков и кормёжке лошадей. Разумеется за счёт населения.

Надо отдать должное башкирским солдатам, командирам: они не, обижали подводчиков, лошадей даже берегли, на но­чёвках, вдоволь обеспечивали сеном. Может быть, потому, что они сами были сельскими жителями, лошадниками, при­выкли беречь коня. Да и мне не было причин жаловаться на питание - подводчики наравне с солдатами ели досыта два раза в сутки. Мне понравилось башкирское блюдо - салма (лапша) с кониной.

С каждым днём солнце всё сильнее пригревало, станови­лось всё теплее. На дорогах снег таял, образовывались лужи, на полях чернели проталины. Во время остановки в одном большом селе я сделал робкую попытку обратиться к башкир­скому, младшему командиру с просьбой отпустить меня домой. Из какого села едешь? - спросил он.

- Из Ивангорода.

- А - а, помню, это далеко. Ладно, поговорю с начальни­ком.

И вот я получил «пропуск» - бумажку за подписью офицера, которая позволяла мне ехать домой и оберегала от захвата моей подводы при возможных встречах с белыми. Обратная доро­га была долгой и трудной, так как снег уже таял вовсю. Наконец, буланая кобылка дотащила сани до нашего дома. Мама была рада, что я вернулся, жив - здоров, но радость её была омраче­на тем, что белые забрали Ивана».

...Прошла зима. Ивангородцы постоянно кого - нибудь то встречали, то провожали - то белых, то красных. Бывало, что подводы не возвращали. В унынии и темноте коротали сельчане длинные ночи, не зная иногда толком, какая нынче «на дворе» власть.

О другом, более трагическом случае рассказывал позднее Иван Афанасьевич Тимченко:

«... В нашей деревне Токмак жил Иван Степанович Баглай. Был он учителем, большевиком. Его насильно мобилизовали в бе­лую армию. Он стал тайком вести агитацию за Советскую власть. Кто-то донёс на него, и за ним стали вести слежку. По­чувствовав это и поняв, что его вот-вот арестуют, Иван Баглай сумел бежать и тайком пришёл домой. Рассказал всё жене Оле­не. Вскоре за ним явились двое беляков, но Баглай опять огородами сумел уйти от них. Однако кто-то из токмакских видел, как он пошёл в сторону Балаклейцевого хутора и сообщил белым.

К хутору Арсения Балаклейца привёл белых Спицкий Миха­ил. Поговаривали, что он служил унтер-офицером в царской армии. Хозяина не было дома — он сам скрывался от белых. Ивана Банная спрятала жена Арсения: оторвали пару досок, и он залез в подпол. Но сделано это было неумело, видно было, что доски отдирались в спешке и ставились на место кое-как.

Баглая обнаружили сразу. Спицкий вытащил его за ноги.
Мобилизовали старика Ерко с подводой и повезли арестованного в Белебей - в штаб. Однако едва выехали за токмакский лес,
как старший из беляков скомандовал:

- А ну - беги! — Иван побежал. В ту же минуту вслед ему раздался выстрел...»

Так из - за предательства односельчан погиб Иван Степано­вич Баглай. А старик Ерко в страхе примчался домой в Токмак и
рассказал об увиденном.

…уже после Великой Отечественной войны собрались как-то в доме Матвея Торчанского Иван Афанасьевич Тимченко,

- Зачем же ты -сделал это? - спросил Матвей Спицкого.

- Разве я знал, что они его расстреляют? - неуклюже пы­тался оправдаться последний.

Росло недовольство солдат башкирского белого войска и всего башкирского населения колчаковщиной. Это вызвало, в конце концов, поворот башкирского правительства в сторону Советов. 20 марта 1919 года было подписано «Соглашение рос­сийского рабоче-крестьянского правительства с башкирским правительством о советской автономии Башкирии». Столицей республики стал город Стёрлитамак. В конце апреля на Восточ­ном фронте наступил окончательный перелом.

... 28 апреля Южная группа войск Красной Армии под командованием Фрунзе, перейдя в контрнаступление, силами 5-й и
Туркестанской армий ударила во фланг колчаковской Западной
армии генерала Ханжина. При этом исключительную активность
проявляли бойцы 25-й стрелковой дивизии начдива В. И. Чапае­ва.

15 - 19 мая Туркестанская армия нанесла поражение не ус­певшему сосредоточиться корпусу генерала В. О. Каппеля и вечером 17 мая захватила Белебей. В этой операции особенно отличились 13-й кавполк им. Степана Разина под командовани­ем А. Е. Карташова и другие полки кавбригады И. Д. Каширина.

Ивангородские старожилы рассказывали:

«Мы занимались своими обычными делами в поле - сеяли поздние культуры. Вдруг слышим — выстрелы, а потом — громкое мычание коров, которые паслись под Токмаком: они бежали стадом домой, громко ревя от страха. А за ними мы увидели от­ступающих беляков. Скот с мычанием забежал во дворы и по­прятался в хлевах и конюшнях. Мы, подхватив детей, тоже ста­ли прятаться по погребам. Вся дорога от Токмака до Шестаево была забита отступающими. Красные установили орудия на Герценских возвышенностях и стали вести оттуда артиллерий­ский огонь. Было очень много разбито повозок, убито людей и лошадей. Сперва прошли пешие красноармейские цепи - прямо по огородам, полям и выгонам - где шагом, где перебежками, стреляя на ходу. Потом пошла конница (позднее мы узнали, что это были конники 25-й чапаевской дивизии). За Шестаево, на горах слышны были раскаты сражения...

Когда фронт прошёл, мы и жители соседних деревень, по­вылазили из укрытий и стали собирать брошенные «трофеи». Чего тут только не было - всё тащили по домам! Десятки лет спустя после этих боёв, уже в наши дни, ребятишки находили стреляные гильзы и пули от винтовок в своих огородах, когда родители пахали или пололи картошку и овощи. Почти в каждом доме можно было обнаружить штыки, которыми мужики приспо­собились колоть свиней. В 1985 году ученики, перекапывая школьный участок, выкопали из земли большой осколок артил­лерийского снаряда, а в 1986-м нашли и принесли в школьный музей гильзы, штыки и даже хорошо сохранившуюся саблю.

... 25 мая началась Уфимская операция, проводившаяся войсками Южной группы под командованием М. В. Фрунзе. От­катываясь на Восток, войска адмирала Колчака отошли за реку Белую, уничтожив за собой все переправы через реку, в том числе и железнодорожный мост под Уфой. Чтобы ослабить на­ступательный порыв 5-й армии Тухачевского, действовавшей под Стерлитамаком, Колчак попытался ударить по ней своим Екатеринбургским корпусом. Но попытка не удалась: корпус белых был разбит. 29 мая войска 1-й армии красных вступили в

... В начале июня развернулось наступление Красной Армии на Уфу. В ночь на 8 июня войска 25-й стрелковой дивизий нача­ла переправу через реку Белую севернее Уфы через сутки, вечером 9 июня 1919 года чапаевцы первыми вступили в Уфу.

... Унеся около 13 миллионов жизней, закончилась граждан­ская война. Немногие уцелевшие мужчины возвращались с фронтов. А дома их снова, ожидали разорённые личные хозяй­ства и нищета. Проклиная войны, длившиеся с 1914 года, исто­сковавшиеся по мирной жизни крестьяне, засучили рукава и принялись за тяжёлый хлеборобский труд.

Но и после изгнания белых в округе было неспокойно: бес­чинствовали банды. В основном, это были; националистически настроенные антибольшевистские элементы, объединившиеся в так называемый «Отряд чёрного орла». Люди называли их «чапанниками». Они совершали набеги на сёла и деревни по всему уезду, громили ревкомы, убивали большевиков и сочувствую­щих активистов. В этих условиях по решению Белебеевского уездного Совета с 11 октября 1920 года Давлеканово было объявлено на военном положении. Для борьбы с бандами в уезде стали, создаваться отряды самообороны.

«... Как-то в 1920 году, рассказывал П. В. Добрянский, из се­ла Усень (Ивановский завод) прибежал связной и сообщил, что бандиты у них в селе и собираются напасть на город.

Ускоренным маршем, с винтовками и одним пулемётом, в абсолютной темноте двинулся отряд самообороны, в котором я тогда состоял, по дороге на Усень. Нас было около 200 человек.

Встреча с «чапанниками» произошла внезапно. Они двига­лись в конном строю и, видимо, не ожидали встречи с нами. То, что потом произошло, трудно назвать боем. Внезапные вскрики выстрелы, конский топот, команды - трудно было понять, что происходит. Беспорядочная стрельба и крики продолжались не­сколько минут. Затем всё стихло. Видимо, бандиты, не зная на­шей численности, решили не принимать боя и скрылись...»

По решению Ивангородского сельского Совета в один из та­ких отрядов вступил и Савва Кириллович Кривдюк. Он был од­ним из активистов Советской власти. Враги несколько раз под­брасывали к его дому подметные письма, угрожая расправой. И вот случилось так, что в одной из стычек с бандитами Кривдюк был убит. Вдовой осталась его жена Софья Ильинична и сиро­той дочь Нина.