Глава V. Мой Сид — правитель Валенсии

2. Двор Кампеадора

Для поиска дополнительных сведений нам следует еще-раз обратиться к старинной «Песни»: ведь ее автор — почти современник героя. Из нее мы выясняем, что в состав соrt (двора) моего Сида в Валенсии — то есть в число тех вассалов, чье общество сеньор чаще всего разделял в залах алькасара, — входили епископ дон Иероним, Альвар Аньес и «много других, кто ест Сидов хлеб». Таким образом, двор состоял в основном из личной дружины, уже описанной нами при помощи того же поэта и состоящей из родственников, как альферес Сидова войска Педро Бермудес, и воспитанников, как Муньо Густиос («Взращен в моем доме ты в добрый час»), знатный астуриец, женатый на сестре Химены. В нее входили также приближенные с давних пор вассалы, такие, как бургосец Мартин Антолинес или Альвар Сальвадорес, брат графа Гонсало, предательски убитого в Руэде.

Этот двор, самый ближний, сообщество вернейших вассалов, искренне разделял все чувства сеньора: радость от успешного исхода войны, полученную обиду, ощущение ответственности за решение. Даже предполагаемый брак собственных дочерей Сид раньше обсудил со своими племянниками Альваром Аньесом и Педро Бермудесом, чем с Хименой.

К этим персонажам, имена которых сообщает нам поэзия того времени, мы можем добавить еще одного, известного по историческим документам, — Мартина Фернандеса, алькайда Пенья-Кадьельи, который, судя по его фамилии, тоже был кастильцем, как и дружинники.

Но двор Сида вовсе не состоял исключительно из кастильцев. От Ибн Алькамы мы знаем о четырех арагонских рыцарях, входивших в состав гарнизона Валенсии вместе с кастильцами, когда произошел переворот Ибн Джаххафа, а старинная «Песнь» сообщает нам, что арагонец Галинд Гарсиас, сеньор Эстады, вместе с кастильцем Альваром Сальвадоресом оставался охранять город. Оказывать этой поэме большое доверие нас побуждают такие совпадения: из двадцати восьми христианских рыцарей, упомянутых в ней, двадцать четыре реально существовали во времена героя — это подтверждено историческими документами, а в отношении остальных четырех ничто не опровергает такой возможности. Подобная достоверность означает, что «Песнь» — текст очень старинный и возник во времена, близкие к сидовским.

Значит, «Песнь», видимо, говорит правду, утверждая, что при Сиде находился также португальский рыцарь Мартин Муньос из Монтемайора. Грамоты подтверждают, что Мартин Муньос действительно существовал, и сообщают кое-что о его жизни. Он был зятем мосарабского алуазира Сиснандо, первого графа Португалии, и по смерти последнего в 1091 г. стал графом Коимбры. Мы обнаруживаем, что позже, уже в феврале 1094 г., в Коимбре Мартина сменил граф Раймунд Бургундский, зять короля, управлявший всей Галисией и Португалией. Далее Мартин Муньос упоминается только в августе 1094 г. как губернатор Ароки, а потом он, видимо, покинул Португалию, чтобы присоединиться к герою, молва о котором после упорной осады и завоевания им Валенсии облетела всю Испанию.

Изгнание, обособление от кастильских царедворцев расширило сферу деятельности Сида, усилив притягательность его личности для жителей всех областей Испании: «К нему, — пишет Ибн Алькама, — присоединялось великое множество народа, ибо они слышали, что он хочет вступить в землю мавров». В этом проявился его характер общеиспанского героя. Существенно важно, что в войске изгнанника наряду с кастильцами сражались астуриец Муньо Густиос, арагонские рыцари Санчо Рамиреса и Педро I и португальцы графа Коимбры и Монтемайора. Старинная «Песнь» говорит об этом так:

Но именно в рассказе об этих браках поэма, столь достоверная в своей основе и в главной сюжетной линии, где во всех эпизодах действуют персонажи, которые существовали на самом деле и вели себя приблизительно так, как сказано в поэме, — словно бы откровенно удаляется от подлинной реальности, повествуя, как инфанты Карриона, братья Диего и Фернандо Гонсалесы, женились на дочерях Сида, потом бросили их и были за это опозорены при дворе короля Альфонса. Однако, может быть, этот рассказ не настолько фантастичен, каким кажется: пока что я выяснил, что оба инфанта Карриона, появление которых в поэме историки считают анахронизмом или вымыслом, были реальными лицами и современниками дочерей Сида.

Имена двух молодых людей Диего и Фернандо Гонсалесов часто встречаются вместе, как имена братьев, в подписях к грамотам того периода, когда они прилежно следовали за двором короля Альфонса, — с 1094 по 1105 год; обычно они появляются вместе с подписями Педро Ансу-реса — графа Карриона, Гарсии Ордоньеса — графа Нахеры и Альвара Диаса, то есть тех рикос омбрес, которые, согласно «Песни», были лидерами каррионской группировки. Эти два брата именуются в грамотах «графскими сыновьями», и к их именам прибавляется «de schola regis», то есть «из свиты короля»; несомненно, это те самые братья Диего и Фернандо Гонсалесы, о которых старинная поэма говорит, что «при дворе они в силе» и что они «от графов Каррионских […] родились» как «дети графа до-на Гонсало Ансуреса», а значит, они племянники Педро Ансуреса, вместе с которым подписывали грамоты. Певец Сида именует обоих инфантами Карриона, потому что в то время «инфантами» называли всех молодых людей знатного происхождения.
Какой может быть историческая основа рассказа о происшествии в лесу Корпес
Рассказ о том, как дочери Сида были брошены в дубовом лесу Корпес, поэт узнал через сорок лет после смерти героя, из местного предания, бытовавшего в Сан-Эстебан-де-Гормас; невозможно поверить, чтобы оно было целиком вымышлено. Даже при самой осторожной интерпретации истории оскорбления в лесу Корпес можно допустить, что в ее основе лежит какая-то сильная обида, которую Кампеадор в лице его родных претерпел от Бени-Гомесов. Возможно, предпринимались переговоры о браке между дочерьми Сида и инфантами Карриона, племянниками Педро Ансуреса. Нам определенно известно, что этот леонский магнат одно время был другом кастильского рыцаря, когда в 1074 г. выступил поручителем в договоре о приданом Сида для брака с Хименой, и мы также знаем, что позже, когда в 1092 г. Сид напал на Риоху, тот же Педро Ансурес выступил в союзе с Гарсией Ордоньесом как враг бургосского изгнанника; хуглар тоже изображает их союзниками в сцене заседания толедских кортесов. Здесь, как и в других деталях, блестяще подтверждается достоверность поэмы, верно отражающей и личные отношения персонажей, и смену их дружбы с Кампеадором на ненависть к нему.

В таком случае можно предположить, что брачный договор между Бени-Гомесами и Сидом — если он существовал, во что я верю, — мог появиться не тогда, когда Сид захватил Валенсию и в результате его положение упрочилось и отношение к нему короля стало неизменно дружеским, а раньше, когда из-за прихотливого чередования фавора и немилости у Альфонса придворные гарсии ордоньесы и педро ансуресы могли мгновенно сменять почтение к герою на пренебрежение к нему; если так, то в самый благоприятный момент для переговоров с Сидом, за которым последовала новая опала, допустим, между 1089 и 1092 гг., могли быть затеяны переговоры о браке, позже со скандалом прерванные, что гораздо более вероятно, чем запятнанный и расторгнутый брак.

Поскольку королевства Наварра и Арагон в то время были объединены, инфант Рамиро владел сеньорией Мон-сон на арагонской земле. Должно быть, переговоры о его браке провел король Педро, верный друг Сида.

Сын Кристины поднялся на наваррский трон: Гарсия Рамирес царствовал с 1134 по 1150 г. Благодаря дочери этого Гарсии — Бланки, правнучки Кампеадора, вышедшей за короля Кастилии Санчо III, — потомство Сида заняло не только трон Кастилии и Леона в лице Фернандо Святого, но также престолы Франции в лице Людовика Святого и Португалии в лице Альфонса III.⁴⁹

Когда эти родственные связи уже завязывались и после помолвки Бланки и Санчо в 1140 г. все осознали, что потомки Сида неминуемо взойдут на трон, автор ранней поэмы написал:

Через недолгое время после этой враждебной вылазки под Оропесу Раймунд Великий, «муж приятнейший, великодушнейший и весьма прославленный в военном деле», должно быть, начал переговоры о женитьбе на Марии, потому что в следующем году Сид умер, а свадьбу, по всей вероятности, сыграли до его смерти. Граф несомненно рассчитывал с помощью брака удовлетворить свои притязания на мавританские земли, от которых его дядя, граф Беренгер, был вынужден отказаться в пользу Сида, — притязания, к которым он уже возвращался, когда получил от Мурвьедро дань, чтобы открыть против Кампеадора враждебные действия. Впрочем, брачные союзы между каталонскими князьями и кастильцами или леонцами бьши не редкостью.

Барселонские грамоты за 1103 г. представляют Марию Родригес, графиню Барселонскую, супругу Раймунда Великого, и сообщают о двух внучках Кампеадора, родившихся в семье барселонских графов. Одна из них, названная, как и бабка, Хименой (Эйсеменой), вышла во Франции за Роже III, графа Фуа.