Рассказ является дополнением к роману «Искры в пустоте»
жүктеу/скачать 0.57 Mb.
|
| Он был точно пьяный, как и я сам, а крепкие веревки, будто сделанные из тьмы, лунного света и злобы, соединяли наши тела, как вчера, у столбов. Я перестал соображать, просто позволил этим нитям делать свое дело и только дрожал от боли, потому что веревки сшивали нас по живому. Мариан перевернул меня лицом вниз, и я вцепился в траву. Он задрал мне тунику, и я захохотал – голыми ягодицами отлично чувствовалось, как у него стоит… потом его ладонь придавила мне поясницу, и резкий укус пустил кровь на шее под волосами. Раэл захлебывался тихими ругательствами – он поносил меня и себя, эту ночь, Сфелу и весь мир, – и такой отборной ругани я не слышал ни разу, но каждый словесный выверт наполнял меня торжеством: я все-таки сломал упрямую скотину, заставил его делать, что мне нужно. А потом я оглох и ослеп – сила, живущая в нас, нашла себе выход и выла на все лады, а перед глазами мелькали пятна света. Я почти не чувствовал, как, смочив слюной свой член, Мариан вставил мне и задвигался, вжимая меня в траву. «Каро, Каро!..» – он звал меня, остервенело целовал в затылок, тянул зубами за волосы, и семя мое брызнуло почти сразу, едва он просунул мне руку под живот. А потом вихрь утих. Затаился.
Я скинул его с себя и вскочил на ноги. Плевать, что на мне кровь и ссадины, плевать, что семя течет по бедрам и, быть может, Мариан порвал мне зад… Паук, свивший во мне гнездо, наконец выбрался на волю и задавил собой все кругом – мне никогда не было так хорошо, кажется, сейчас я мог голыми руками свернуть горы, что окружали нас. Радость – бурлящая, шальная – заполнила меня целиком, и мне хотелось еще и еще! Раэл сел в траве у моих ног, я положил ему ладонь на плечо и произнес отчетливо: «А теперь моя очередь». Он не возразил, не вскинулся. Кожа его была горячей, и плечи вздрагивали. Потом он ткнулся головой мне в живот и принялся целовать сквозь ткань. Я заставил его встать, и как-то мы добрели до моей палатки, должно быть, пугая часовых своим видом… В ярком свете лампионов тьма осталась за порогом, но часть ее мы несли с собой. Лишь только я опустил полог, Мариан разделся, швырнув небрежно одежду, и лег на соломенный тюфяк, едва прикрытый плащами. Вытянулся во весь рост – нагой и бесстыдный – и повернул ко мне голову. Четкая, жесткая линия скул, тень ресниц на исцарапанной щеке, приоткрытые губы – за это его движение я готов был в одиночку расправиться с прославленным «тигром» Бессом. Трясущимися руками я развязал веревки дорожного мешка, вытащив фиал с маслом – эту склянку забыл у меня один торгаш, с коим я путался еще до Роошнаад Бан. Встал на колени рядом с ложем – ничего не нужно было говорить, Мариан и не думал сопротивляться, просто ждал. Все так же глядя мне в глаза, он уперся пятками в ложе, открываясь навстречу. На ласки не хватало терпения, да к тому же, Раэл-то со мной не церемонился! Потому я просто вылил себе масло на ладонь и провел ею по промежности, коснулся скользким пальцем там, куда сейчас войдет моя плоть. Никого к себе не пускал, ну надо же!.. Помочь ему расслабиться?.. И так обойдешься, хотел буркнуть я, но горло свело, а Мариан вдруг подхватил себя под колени и… меня еще хватило на то, чтобы подсунуть ему под задницу свернутые тряпки и шире развести ноги, а он так и не отвел взгляда, смотрел с такой жадностью и… да! – так, точно я его резал! Пусть все катится к духам зла, к Жнецу под хвост, если этот самый хвост у него имеется! Я знал, как сделать хорошо мужчине, а Мариан мне помог – не сжимался совершенно, только задышал громче, – и я видел его прижатый к животу член. Потом он обхватил плоть ладонью, а мне хотелось запретить ему ласкать себя, потому что я мог быть в нем вечность – двигаться вот так, входя в податливое и узкое, выскальзывая почти полностью, подчиняя его себе и сдаваясь в плен сам. Не желал упустить ни секунды… Вот Мариан рывком приподнялся на локтях, все-таки прикрыл окаянные глазищи, судорога прошла по лицу – это был миг власти, я зацепил его там, где сосредоточено наслаждение, а такого не забывают! Он сорвался на стон, задвигался мне навстречу, потом вновь свалился на плащи и заметался беспомощно, силясь заставить себя молчать, прижал ладонь к губам. Его тело сжимало мою плоть, стискивало жарко, почти страшно, а я лишь крепче взял его за бедра и натягивал на себя, неотрывно следя, как все слабее становится узда сдержанности. И вот он закричал. Всего лишь раз – низко, протяжно, и тверже камня стали мускулы на сжимающих меня бедрах, буграми вздулись на животе и груди. Я не выпустил своей добычи до конца, а потом губами собрал белые капли с его раскаленной кожи. Рухнул рядом и заглянул ему в лицо. В смягчившихся чертах была усталость и… неутоленный голод. Но усталость победила, и он просто обнял меня за талию, пробормотав: «Каро, спать давай…» Мы засыпали рядом во множестве походов, и это было привычно. Спокойно, хорошо, будто боль и ярость покинули нас. Я натянул на нас обоих смятый плащ, прижал Мариана к себе и закрыл глаза. Еще до сигнала меня разбудили его уверенные ласки – в палатке было темно и прохладно, и мы грели друг друга, стараясь не разжимать объятий. Кажется, мы перепробовали все, что доступно человеку, кроме соития, потому как подгибающиеся ноги – худшее, что можно представить в таком походе. Мариан первым прильнул ртом к моей плоти и, прижав бедра к ложу, перекатывал головку языком, а потом смеялся, не позволяя мне толкаться глубже. Решив ему отплатить, я перевернул его на живот и ласкал растянутый, немного воспаленный вход, слушая глухие стоны. Мы едва не пропустили сигнал к построению и выползли из палатки, сонно щурясь на солнце. Покидая стоянку, я оглянулся на совсем нестрашные при свете дня столбы – возможно, я должен быть благодарен этой неведомой жути? Провал меж каменных колонн будто бы разбудил Мариана… Весь день до привала я едва переставлял ноги, все мои мысли были впереди отряда, в первом ряду когорты Раэла, и точно жаркая ладонь толкала меня в спину… вечером, едва завершив необходимые дела, мы вновь забрались в мою палатку и вцепились один в другого; так продолжалось еще четыре дня, а на пятый мы увидели ущелье Тиир – там были враги. Ветеран должен первым взять себя в руки, чтобы мы не погибли оба, верно ведь? Устроившись на привал, я просто выставил Мариана из своей палатки, велев ему спать одному, – мы оба потеряли разум, а это опасно. Он молча кивнул, соглашаясь, – мы вообще почти не разговаривали, сберегая силы для другого, – и ушел к себе. Я заснул как убитый, но ночью пробудился, будто от толчка, и, не одеваясь, выбрался под звезды. Легионер у палатки Мариана только хмыкнул, пропустив меня внутрь, и я попросту забрался в темноте на ложе Раэла, обнял его сзади, коснулся губами плеча. Он отозвался в полусне, накрыв ладонью мою руку… Я не мог без него, вот что. Лежал, втягивая ноздрями дымный воздух, и содрогался от ужаса и восторга пред открывшейся мне истиной. Не желал думать о смерти, что караулила нас, о разлуке, о том, что на уме у Мариана, и даже о терзавших меня самого сомнениях – просто жил, впитывая каждый миг своей… нашей любви. Как же я ошибался! Бесс из рода Вогазов и впрямь оказался хорошим воином. Я часто думал потом: что если бы в ущелье Стрелы нас ждал не Меч Хат-Шет, а любой из старших сардаров8? Впрочем, славное прозвище Бесс получил позже, пока он лишь зарабатывал его, и к концу второго дня сражения мы отлично поняли, отчего старший царевич решил отдать братца рабам. Как он ему еще глотку не перерезал! Бесс рвался в Семь долин, расчетливо и хладнокровно распределяя своих воинов, из которых лучники составляли половину, а, как известно, лучше «тигров» никто не владеет луком. Под градом стрел мы едва могли высунуть носы из-под щитов, наши ряды таяли… как назло, трибуна, посланного легатом нами командовать, убили на второе утро, и, по правде говоря, это он завел нас в такую задницу. Везунчик знал, что делал, когда решил разбавить благородную кровушку на высоких постах – многие из сынков достопочтенных сенаторов могли лишь спесиво поджимать губы, хватать, где плохо лежит, а дела не знали. Еще на подходе к Тииру мы говорили меж собой: нечего переть на Бесса в лоб, «тигры» привыкли воевать в горах, здесь они знают каждую тропку. Нужно перекрыть ущелье и ждать, пока Бессу надоест сидеть на кручах и он попробует спуститься, – так мы сохраним людей. Трибун отмахнулся от наших слов, презрительно помахивая расшитым полотном у носа. Аристократу не терпелось доложить о победе… он велел нам войти в ущелье; а уже ночью «тигры» обошли нас поверху, пожелав «доброго утра» меткими выстрелами. Мариан, улучив момент, шепнул мне: «Хорошо, что прибили гада, самим руки не придется пачкать!» Злорадство бодрило, но ничем не могло помочь – мы остались без командира, и смерть свистела над головами. Скажу по чести, я всегда признавал – Раэл получил бляху трибуна заслуженно, хоть и завидовал без меры. Только такая зависть не унижает, скорее придает сил стремиться за более удачливым товарищем; и если б все было, как прежде, я б просто шел за Марианом, ведь именно он указал мне смысл всех этих тяжких трудов. На вторую ночь командиры когорт собрались вместе, и именно Раэл предложил то, что вначале показалось нам глупостью. «Пусть каждый отберет среди своих молодых ловких и легких воинов, – сказал он, – мы пройдем по скалам и захватим Бесса врасплох. «Тигры» не ждут от нас такой прыти – ривы всегда воюют только в плотном строю». – «И правильно делают, – шепотом рявкнул командир третьей когорты, – у нас нет снаряжения, нет сноровки…» – «И времени тоже нет», – оборвал его Мариан. Скрепя сердце мы приняли его затею и принялись связывать веревки. Одна из самых паршивых ночей в моей жизни! Слабые огоньки, при свете коих воины скручивали пеньку, нужно было постоянно прикрывать щитами, что за морока… К утру все было готово, но пришлось переждать еще один жуткий день под палящим солнцем и стрелами. Над ущельем повис закат, и Мариан отозвал меня в сторону. «Каро, ты не пойдешь с нами, – он смотрел мне прямо в глаза, приказывая и умоляя. – Мне самому будет нелегко пролезть козьими тропами, а ты тяжелее меня». Я понимал: Раэл прав; но не мог отпустить… почему подчинился? Он мог меня заставить, я знал это, знал ту силу, что живет в нем, – иногда мне казалось, будто он может вертеть мной как угодно, – но Мариан не стал этого делать, просто просил. И я подчинился. Сжавшись у холодных и влажных камней, мы ждали, чем кончится ночная вылазка, вздрагивая от малейшего шороха. Самые чуткие говорили, будто слышат крики в тиши и звук падений. И вот пришел рассвет – мерзко-розовый, пропахший страхом. Далеко впереди мы услышали знакомый сигнал и двинулись вперед. После мне рассказали, как нашим товарищам удалось снять часовых и перебить лучников, как срывались со скал те, кому не повезло, и что ночь, которая нам казалась годом, для них тянулась, будто век. А пока мы просто давили на «тигров» и давили, зная, что обязаны счастьем распрямиться во весь рост тем, кто рискнул. Через час или два мы прорвались к тому месту, откуда враги вытеснили нас еще в первый день, и тут начался настоящий бой. Ненавистный полосатый строй, их гортанные приказы, и немеющие губы ловят выпадающий свисток, а потом тугая жаркая волна лупит прямо в живот и волочит за собой в круговерть смерти – как всегда, как в дни, когда мир был юн, и как будет до тех пор, пока последний мужчина топчет эту землю. Я увидел Мариана, лишь когда кто-то оглушительно заорал над ухом: «Смотри, вот он – Бесс! Вон, с алыми полосами! Смотри!» Пот и пыль мешали видеть, по правде говоря, мне было некогда пялиться – полосатик с бородой шириной с лопату прыгнул мне наперерез. За спинами «тигров» тоже дрались, куда более остервенело – ведь отступать нашим там было некуда. Их уцелела всего горстка, они могли надеяться лишь на нас, но тогда я этого еще не знал. Да и что изменилось бы? Ты победишь, только когда возьмешь врага за глотку – не раньше и не позже. Я ударил бородатого плашмя, и он исчез в мешанине тел – мы прорвали строй, и ряды смешались. Требовалось навести порядок, а я глазел на пару, схватившуюся в двадцати шагах впереди, и губы не удержали свисток. Мариан дрался без доспеха, как и все, кто полез на скалы, а его противник щеголял нагрудником с алыми полосами. Высокий, очень молодой, даже борода еще не выросла… вот отвел меч влево и ударил; Мариан отскочил, свалился боком, хватая с песка чей-то щит, а Бесс был проворен. Лезвие чиркнуло по земле там, где миг назад была рука Мариана, и они закружились вновь. Мутная пелена застилала солнце, усталость гнула вниз, и прямо перед собой я видел тонкое лицо того оттенка, что Феро зовет «слоновой костью», и удлиненные к вискам до синевы черные глаза… это длилось всего лишь секунду, но будто б я сам кружил сейчас с чужим мечом и щитом в руках возле этого расписанного алым «тигра»! Я поймал свисток на груди и отдал приказ сомкнуть строй, а сам все не мог отвернуться и потому видел, как Бесс достал Мариана – наискось, через плечевую кость до сердца. Так мне показалось, а еще показалось, будто я умер, вот только мертвые не убивают так, как убивал командир второй когорты Каролус Иторис в тот день. Недаром в старинной песне легионеров есть мольба к Инсаар: «Не нужно ран на поле брани, пусть ворог сразу в Дом теней отправит…» Сохрани тебя все боги этого мира раненым рухнуть под ноги дерущимся! Пока мы резали «тигров», я просто не думал о Раэле, вообще ни о чем не думал, кроме боя, – и только это могло спасти Мариана, если он еще жив. Проклятый Бесс удрал, уводя с собой полторы тысячи – тех, кто смог оторваться от нас, – и ущелье Стрелы осталось за Риер-Де. Воткнув вымпел со Львом в трещину меж двух камней, мы занялись укреплением лагеря, и я слышал, как мои воины кричали о захваченном золоте… мне на все было наплевать! Я сидел возле Раэла под наспех натянутым навесом, а тот бредил Бессом: «Сука размалеванная… я его найду, кишки ему выпущу…» – и так раз за разом. Мне доложили, что в спешке будущий Меч Хат-Шет бросил в Тиир уйму золота и драгоценностей, и я говорил об этом Мариану, но безумца это не успокоило. С того боя в скалах у Раэла будто что-то щелкнуло в дурной башке, и, должно быть, у младшего царевича не было врага хуже… срывая повязку, Мариан метался на соломе, а я поклялся отдать всю свою долю за нынешний поход Жнецу – за то, что тот оставил эту сволочь, так нужную мне сволочь, живым… Мне было не за что благодарить кровавого «тигриного» бога, но я не сразу заметил перемену. В конце концов, Мариан был ранен и слаб, но все чаще он сторонился меня, избегая разговоров, отводил глаза, а я был слеп. Еще до того, как Раэл справился с лихорадкой и начал вставать, в наш лагерь к Стреле пожаловал сам Квинт Ровеллий. Позже мы смеялись, что не мешай ему достоинство благородного, помощник претора Сфелы полез бы к нам обниматься – так он был рад обретенной казне и перекрытому ущелью. Оказалось, хитрюга Бесс ограбил наш обоз, перевозивший подати, а в придачу и каких-то собственных вельмож – на некоторых слитках стояли «тигриные» печати. Ровеллий хвалил нас и поздравлял, сам проведал раненых, выяснил подробности боя и велел Мариану нацепить бляху военного трибуна. Что ж, когда в дело не вступают взятки и связи, должности достаются тем, кто даже под градом стрел не теряет способности думать и ведет за собой остальных. Да будь на месте Мариана кто-то другой, я б возненавидел счастливца, но тогда просто прихватил с собой вина и пошел посидеть с новым трибуном. Шутливо подразнив Раэла полной флягой, налил ему воды, выпил за его удачу. Он смотрел на меня блестящими от жара глазами, сосредоточенно, с непонятным мне отчаяньем, а потом потянул меня за рукав – каждое слово давалось ему с трудом, и я не решился спорить. «Ты издеваешься надо мной, Каро? Мы упустили Бесса! Тварь будет ползать по нашей земле, и все по моей вине!» Таков уж он, мой Мариан, ничего не поделаешь, ему невыносимо уступить хоть в чем-то… а я, как щенок, радовался тому, что он дышит, и ни о чем больше не желал размышлять! Я наклонился поцеловать его, но Мариан резко отвернул голову, скривившись от боли. Инсаар Быстроразящие! Я не могу простить ему… простить свою ошибку: такое поведение я списывал на рану, поражение в бою с Бессом, уязвленную гордыню – на что угодно, кроме правды! Ровеллий забрал раненых с собой в долину Шер-Исхрин, где оставался обоз. Мы с Марианом простились коротко, и он все так же отводил глаза. Теперь я ненавижу себя за каждую мысль о встрече, а думал я о том неотступно – месяц и одиннадцать дней ожидания. Дождавшись смены, наш отряд двинулся на зимовку, и, добравшись до лагеря в Шер-Исхрин, я кинулся разыскивать Раэла. Шел по улочкам, проложенным между палаток и шатров, от нетерпения расталкивая людей локтями, и представлял, как сейчас сомну его неуступчивые губы своими и как он ответит мне… Спускался вечер, видно, Мариан уже закончил дела по службе, и я нашел их с Эвником во дворе – оба смеялись, торопливо глотая пхалту из глиняных мисок. Пока мы воевали, рыжий неплохо устроился, сумел даже найти хижину для жилья, довольно, впрочем, ветхую, но в Шер-Исхрин только богачи могли позволить себе приличные дома – лагерь был переполнен, дерева на всех не хватало. Во дворе мне пришлось переступить через целые горы прутьев и пеньки, а давешний раб-тейсор вовремя предупредил меня о бочке со смолой, что дымилась прямо под ногами. Эвник заметил меня первым, поднялся с табурета и кивнул, мне показалось, он испуган… впрочем, рыжий, будто кролик, всего боялся. «Рини, я в дом», – Эвник даже миску свою бросил, так не хотел меня видеть… Чудно!.. А мы с Марианом двинулись в тарбу, взяли огромную бутыль сладкого валора – тут мы с ним сходились, оба ненавидели кислятину! – вот только, когда я глядел на него, язык прилипал к небу. Так ждать встречи, мечтать неотступно, а теперь не сметь и рта раскрыть! Бутыль опустела наполовину, а меня трясло от злости и обиды – а все Мариан! Он почти не говорил, рассеяно кидал короткие замечания, и на его лице было выражение человека, пред которым внезапно вспыхнуло пламя или разверзлась пропасть, и ему непременно нужно преодолеть препятствие, а это так трудно… Я вслушался в него, и у меня похолодели ладони: та посланная злыми духами сила, что жила в наших телах и, соединяясь, делала нас неуязвимыми, пропала. Ее просто не было больше в Мариане! Предо мной стояла стена – высоченная, гудящая, точно огромный пчелиный рой. Мне стало так страшно, что я рывком поднялся с расшатанной лавки и обнял Раэла в битком набитой легионерами тарбе. Трясти его, выбить проклятую непонятную дурь! Ну же, Мариан, пусти меня… в себя! Миг он сидел неподвижно, не отвечая и не отталкивая, а потом тихо попросил: «Уйдем отсюда». Палатки, палатки, костры и вечная грязь под сапогами… я не замечал привычных звуков и запахов, пока шел за ним. Зимний ветер забирался под плащ, и у меня все нутро выстыло, но не зима была тому причиной. Он точно вел меня убивать… так глупо. Наконец, Мариан остановился – мы как раз добрались до частокола, здесь нас могли видеть лишь часовые, – повернулся ко мне и сказал почти с угрозой: «Каро, ты мой друг». Я засмеялся, сам не знаю почему. Силясь разглядеть его лицо в темноте, придвинулся ближе. Раэл часто принимался говорить так, будто ждал, что ему возразят, и загодя готовил отпор. Я взял его за локоть, а он дернулся и повторил: «Каро, ты мой друг», – теперь просяще, отчаянно… с нежностью! Неужто я б стал возражать ему?! Конечно, друг, но не только. Обнял его за плечи, и тогда он зарычал, точно волк. Пхнул меня в грудь, а сам аж задохнулся. И тут же притянул обратно, вцепившись мне в волосы на затылке. Отступил, уронив руки вдоль тела. Мне доводилось видеть, как выделываются молодые парни, дразня любовников, быть может, стоило просто скрутить его сейчас, потащить в дом и отыметь? И он бы не стал сопротивляться всерьез? Но это был Мариан Раэл, а я знал его. Ничего не случилось бы между нами – ни дружбы, ни любви! – если б он вел себя, как пустой юнец… и эта проклятая стенка, что не давала мне понять, приблизиться!.. Мариан заговорил – вполголоса, но так, что у меня зазвенело в ушах, – он будто вбивал каждое слово мне в голову: «Ничего не будет, Каро! Никогда больше. Нам было хорошо и сладко, но не может быть сладким предательство… я… я предал того, кто мне дороже жизни, и предал тебя. Я поклялся, пойми! И, даже если бы слово не связало меня, без него я никто! Без него здесь пустыня». Он махнул рукой куда-то в сторону Роошнаад Бан, втянул воздух и поперхнулся словами: «Пустыня, Каро… а я дурак, думавший тем, что под туникой. Но ты мой друг, и ты поймешь! Отвечай! Ты понимаешь?!» Я не понимал. Мы стояли у высокого частокола на ледяном ветру, мы были вместе… зачем он молол эту чушь? Раэл вцепился рукой в остро заточенную деревяшку, опустил голову. «Просыпаясь, я каждый раз воображаю, будто он рядом… даже запах чувствую – осенних листьев и дождя… Каро, я каждый раз хочу сдохнуть, ну вот просто не встать больше! А потом встаю и иду куда нужно – и заставляю себя верить: он меня еще ждет! Я вернусь, и все будет… но ведь я его предал! С тобой… но я решил: вернусь, приеду к нему, и пусть знает, каким я был скотом, а ведь он мне говорил… И пусть примет меня, потому что я никуда не уйду! Каро, с тобой так бывало? Четыре года назад я верил, будто разлука – ерунда, а он не хотел меня отпускать. А теперь для меня каждый день – все едино что год. Без него, без… надежды. Каро! Прости, устал молчать…» Он точно ядом меня кормил. Впихивал целыми ковшами. Без надежды? Вот она, безнадежность – когда барахтаешься в темноте, и отрава лезет через уши, потому что ее так много! Я спросил: «В Риер-Де или здесь?» Что б стал делать, ответь Мариан: его любовник здесь, – и его можно убить? Раэл ответил, открыто глядя мне в лицо, кажется, он вообразил, будто я говорю с ним как друг: «В Риер-Де». Какой-нибудь «нежный мальчик», что только и умеет – задом вертеть. Перед глазами крутились черные мушки, я захлебывался отравой и ничего не мог сказать. Мужчина должен принять любую рану молча, так твердил нам с Феро ментор… Видят Инсаар, тогда я верил, будто смогу, а на самом деле до меня просто еще не дошло. Как человек вообще может понять такое? «Каро!» – этот гаденыш тряс меня за плечо, чего-то требовал… «Выходит, ты просто хотел член в зад, так, Раэл? Себя потешить и мне вставить?» Он начал злиться, я это видел – вон как сжались руки на моих плечах, и сила забурлила. «Нет, все не так! Ты мой друг…» – заладил, точно ликтор, что повторяет по сто раз одно и тоже! Я вывернулся из хватки и ушел. Брел по лагерю, точно бежал и от себя, и от него. Тогда я еще не знал – мне не убежать. 1 «Тигры» – название происходит от древнего обычая народностей Хат-Шет раскрашивать свои религиозные и военно-государственные символы разноцветными – «тигриными» – полосами. В настоящее время употребляется в двух значениях. Первое: под словом «тигры» понимают все народы, населяющие как имперскую Сфелу и, собственно, царство Хат-Шет, так и «варваров» свободных земель. Второе значение более правильно: «тигры» – жители и подданные царя Хат-Шет. На имперских, царских и свободных землях обитают племена, чей уровень развития значительно ниже уровня, как и Риер-Де, так и Хат-Шет. 2 Трибун и легат: легат – в армии империи название должности командующего легионом; трибуны – его помощники. Как правило, у легата в подчинении четыре трибуна. До прихода к власти Донателла Корина должности легата и трибунов могли занять только лица благородного происхождения. 3 Порция – крупный город во внутренней, «коренной», одноименной провинции Порция, расположен к югу от столицы. 4 Тарба – питейное заведение, где по предъявлению бляхи подают выпивку и легкую закуску по сниженным ценам (чаще всего по себестоимости). В тарбах обслуживают только военных или военных моряков. С течением времени эти заведения приобрели довольно дурную репутацию из-за общей атмосферы и низкосортных напитков. Изначально тарба – изобретение консула Флавия Тарбы, который косвенной материальной помощью легионерам пытался предотвратить бунт в своем войске. В условиях хронической невыплаты жалованья консул решил бесплатно раздать в питейные заведения, расположенные на территории лагеря, довольно большое количество вина, потребовав от хозяев отпускать выпивку по низкой цене. Тарбы пришлись военным по вкусу, так как основная масса легионеров часто не в состоянии позволить себе дорогие заведения. В настоящее время тарбы распространены на всей территории влияния Риер-Де и выполняют функцию опосредованного дотирования военных. Как правило, в тарбах напитки и закуска крайне низкого качества, а количество выпитого прямо пропорционально числу столкновений и драк. 5 «Сигнал тушения огней» – аналог комендантского часа: после объявления этого сигнала гасят уличные факелы, префект города или другие городские власти объявляют запрет на посещение общественных мест и «праздношатание» по улицам. 6 «Бесшумные убийцы» – одно из наименований коммов. 7 Право на титул – выйдя замуж, Армида Мартиас утратила права на титул принцепессы. 8 Сардар – здесь: военачальник. жүктеу/скачать 0.57 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|