Рассказ является дополнением к роману «Искры в пустоте»
жүктеу/скачать 0.57 Mb.
|
|
Сон слетел с меня, будто не было. «Тускулов, – поправил я, едва двигая губами, а потом не выдержал. – Везунчик просто спятил! Если мы дадим варварам оружие, то кто поручится, что они не повернут его против нас?!» – «Ты говоришь об императоре, – съязвил Раэл и, отложив флягу, растянулся на своем плаще, – и, к тому же, не говоришь ничего нового… этих речей я наслушался вдоволь, но ныне Сенат повинуется Корину, повинуется вся столица…» – «А ты донеси на меня, Мариан», – буркнул я и дернул край своего плаща, на коем развалился чумазый новобранец. Мне не было жаль – пусть лежит! – но уж больно Раэл задрал нос. «Дурак», – равнодушно и сонно пробормотал десятник и привстал, чтобы отодвинуться. И отчего-то мне стало обидно. Будто он отобрал у меня такое, что хочется называть своим. Следующий раз мы столкнулись уже в ставке, в Сирефе, когда безумие Везунчика превратило город в кипящий котел. Теперь многие забыли и говорят, что всегда считали повеления нового императора божественно мудрыми, но тогда в Сирефе не нашлось ни единого человека, способного сожрать эти распроклятые реформы в один присест. Сколько было споров, ссор и драк! По правде говоря, довольны были только тейсоры, тускулы и гайваки, ну еще и полукровки – а таких в столице Сфелы набралось тысяч семь. Вольноотпущенники, мелкие торговцы, проводники, рабочие мастерских… их было много, но ни один рив не нашел тогда добрых слов. По приезду в город я тут же отправился к Феро, мне не терпелось поделиться новостями и узнать, что брат обо всем этом думает. Быть может, стоит хватать вещички и бежать из Сфелы без оглядки, пока варвары не сожрали нас тут с потрохами? Феро я, разумеется, нашел в его мастерской, где он и его единственный раб корпели над картами. Много раз я твердил брату, что зря он ушел из легиона, чтобы днями и ночами портить глаза! В комнатушку на окраине города братца пустил кто-то из общины «непокорных», и теперь Феро чертил карты для их караванных путей. Инсаар не дадут мне соврать – нет более ловких торгашей, чем «непокорные»… должно быть, оттого что они не тратят время на обряды. Вот и верь после этого в могущество Неутомимых! Им нет дела до того, что кучка людишек отказывается соблюдать их заповеди, нерушимые для всего мира. Иначе они б давно выпустили кишки предводителям «непокорных»! Чудно, иногда я так скучаю по брату… Вот и в тот день я бегом спустился по выщербленным ступеням в подвал, влетел в полутемную каморку, освещенную всего двумя плошками – одна стояла перед Феро, другая перед его рабом-перунийцем, – и рявкнул что было мочи: «Вылезай-ка, мышь пергаментная!» Я звал его так с детства, и мелким Феро кидался на меня с кулаками, потом привык и, кажется, перестал обижаться. Ну, он и в самом деле обожал свои пергаменты до смерти, разве можно обижаться на правду? Он встал мне навстречу, расправил плечи – высокий, сильный, красивый… Брат много красивее меня, хоть мы и близнецы… просто у него в лице что-то есть эдакое, словно узор на фресках Асар Бахр, – тонкое, летящее. И волосы он не стрижет, потому они вьются по плечам темно-бронзовыми завитками. «Явился, орясина дубовая! – Феро шагнул мне навстречу, тряхнул руку. – Башку не потерял в походе?» Он сжал мое лицо в ладонях, черные глаза смеялись. Я хлопнул его по спине и заверил, что не потерял ни башки, ни того, что важнее… «Ну да, тебе точно важнее, ты ж головой не думаешь!» Новости жгли мне язык, и едва Феро отослал раба за вином, я вывалил на него все, что узнал. И про отмену закона о «пустых», и про легионы из варваров. Феро тут же перебил меня: «Да ты сколько выпил в тарбе4, братец, прежде чем сюда явиться?» Я озлился мигом: «Высунь нос из-под своих карт и выгляни на улицу! Как только новый помощник претора прибыл в Сирефу, магистрат тут же послал ликторов чуть не на каждый перекресток, чтобы объявить волю императора и Сената, а на стенах в эмпориях и на рынках к доскам прибивали эдикты. Везунчик всех заставит головы ломать!» Больше Феро не перебил меня ни разу, а когда я закончил, замолчал надолго, глядя в чашу с янтарным валором. «Я часто думал, Каро, отчего ты такой?.. Отчего принес и отцу и мне такие несчастья… Так странно и… страшно увидеть в человеке, которого знал всю жизнь, то, что ненавистно более всего. Ты не умеешь думать, брат, не желаешь учиться. Разве так трудно, прежде чем начать осуждать и вопить во всю глотку, постараться связать очевидное с еще более очевидным?» Мне прямо убить его хотелось, когда он заводил такие речи! Никакого «несчастья» не случилось бы в моей семье, если бы Феро не пошел тогда со мной в веселый дом, не впутался в мое дело! И разве нам плохо в Сфеле?! А отец, если жив, давно уж забыл про нас и думать. Но сегодня мне не хотелось ссориться, и я просто спросил брата, к чему он клонит. Феро покачал головой: «Мне жаль тебя, Каро… Если все, что ты сказал, правда, то мне больше не нужно стараться скопить на взятку магистрату, чтоб нас занесли в Списки Свободных». – «Не знал, что ты решил дать взятку, – растерялся я – это ж сколько нужно заплатить за подобный подлог?!» – «В магистрате затребовали три тысячи риров, – тихо ответил Феро, – а теперь мы все получим даром! Понимаешь ты, Каро, император просто подарил нам достойную жизнь и уважение! Вернул то, что ты у нас отнял своей дурью! Мы больше не безродные «пустые». Ты сможешь стать трибуном или даже легатом, а я смогу попасть в магистрат!» Феро залпом допил свое вино и опять замолчал. Я хмыкнул: «Ну да, а варвары будут сражаться под Львами и с нашим оружием в руках. А потом перережут нам глотки…» – «Не думаю, что тейсоры и прочие поднимут оружие против нас, ведь их никто не защитит, кроме империи, а теперь варвары будут защищать и свои богатства, свои должности – они станут… ну да, станут ривами». – «Феро, но варваров гораздо больше чем нас! Уж скорее, это мы станем какими-нибудь раскрашенными алупагами…» – «Что ж, во всяком добре есть крупица зла, – отрубил Феро. – Думай о приятном, братец, например, о том, на какой невинной и красивой девушке ты сможешь теперь жениться. И пойдем-ка послушаем, что говорят люди». Мы с трудом добрались до площади перед магистратом через бурлящие людские волны. Хорошо, что Сирефа построена на новом месте нашим архитекторами по четкому плану! В городах, кои некогда принадлежали «тиграм», можно отдать Жнецу душу в узких закоулках, а если же тебя не задавят на улицах, то уж точно растопчут на площади. «Тигры» отчего-то не признавали мест общих сборов – еще бы, ведь их владыки просто тираны! – и перед бывшими дворцами тамошней знати нам приходилось расчищать большие пространства под Форум и трибуны ликторов. Так делали в Апеллии и Бет-Риер, который прежде звался Дел Саади – Сердце радости. Зато рынки у них были куда больше наших, а обилие кварталов развлечений превышало всякое воображение. Сейчас варвары, исстари служившие империи, покинули свои жилища и вместе с ривами перли слушать ликторов. «По приказу повелителя Всеобщей Меры, божественного императора Донателла, именами Инсаар Быстроразящих и Матери-природы нашей объявляю священную волю!» Ликторы старались вовсю, но уже услыхавшие новости кричали так, что остальным приходилось переспрашивать, а толпа все прибывала. Больше всего тут было воинов, и они расталкивали всех локтями – Пятнадцатый, Шестнадцатый, новички из Седьмого… Бляхи мелькали перед глазами, железо блестело под солнцем. Мы столкнулись с десятником Раэлом нос к носу – он узнал меня тут же, как и я его, но не поздоровался, просто остановился в двух шагах и смотрел на меня. Ждал, когда я первым заговорю, ха! Такая наглость меня разозлила и обрадовала разом – забавный парень! При свете дня, в ухоженном доспехе поверх алой туники, умытый и причесанный, он выглядел куда моложе, чем мне показалось на переправе. Если начистоту, то его молодость и подтолкнула меня… здорово будет усмирить такую дерзость, ветеран я или нет? Прежде чем ответить на мой оклик, Раэл повернулся и дернул кого-то за руку, и я вздохнул про себя разочарованно. И почему все кидаются на этих «нежных мальчиков»? Что за удовольствие кувыркаться с таким на ложе? Спутник десятника – рыжий парень в темной тунике ниже колен – все время смотрел в землю, жался к Мариану, словно боялся отпустить его руку. Ну еще бы! Берегись, ягненочек, злые похотливые легионеры тут же затащат тебя в темный уголок и отведают твою задницу! Похоже, рыжий именно так и думал, да и задница у него оказалась что надо – даже темный балахон, который он на себя напялил, не мог скрыть стати. Только в таверне, куда мы наконец протиснулись, я смог разглядеть рыжего получше. У него оказалось удивительно ясное и чистое лицо… впрочем, мне не было до него никакого дела. Такие, точно тростинка – тронь, и ломаются; а мне по душе железные прутья, что нужно ломать об колено, да есть опасность руки повредить. Мариан был таким. Засиделись мы за полночь – таверна Луки Краснобородого это вам не военная тарба! – тут не только ломоть лепешки с перцем на закуску подают, но блюда всякие. Лука стряпал и местные кушанья, и мы насели на свиной рулет, заедая его обжаренными в муке луковыми кольцами, а я уговаривал Мариана попробовать капусту с чесноком. Феро внимательно и подробно расспрашивал моего желторотика, а услыхав, что тот весь переворот провел в столице, тут же отвалил Луке пять риров – вдвое больше, чем стоил наш ужин. Я давно не видал, чтобы братец так охотно с кем-то болтал, но, видно, новости его здорово зацепили. «Жаль, что император разом не снес и привилегии знати», – негромко обронил Феро, когда подали вино, и мы уставились на него, точно ошпаренные. Даже рыжий Эвник голову поднял. Да уж, понабрался мой родственничек от «непокорных»! «В Риер-Де часто заводят подобные речи, – засмеялся Мариан, – и как по мне, жизнь устроена справедливо. Предки тех, кто сейчас носят наручни, славно постарались, грабя ближних, но сейчас Феликс открыл пути плебеям…» – «Открыл пути для грабежа?» – сощурился Феро, а новобранец не смутился. «Ну да, а как ты думал, для чего я притащился за три тысячи риеров? Мог бы в столице сидеть… – он вздохнул отчего-то и добавил: – У «тигров» есть что грабить». За разговорами время летело незаметно, но Мариан все время поглядывал на своего «мальчика», а того словно бы лихорадило. Наконец, мой желторотик встал и решительно засобирался в лагерь, я пошел его проводить, сам не знаю зачем. Меня бесило, что он так трясется над этим рыжим, будто лучше себе мужика не найдет! «Много не пей, Каро», – предупредил меня братец на прощанье, но я отмахнулся. Выбраться в предместья, в наш лагерь, оказалось не так-то легко – город все еще бурлил, – и мы говорили о том, что, должно, префекту придется объявлять «сигнал тушения огней5». Говорили и о том, что волновало всего сильней. Чудно, но Мариан был уверен, будто отдельных легионов из варваров набирать не станут, а смешают нас в кучу. «В когорте шестьсот человек, так, Каро? Ну вот: триста ривов, триста полукровок-вольноотпущенников и местных – милое дело! А не то беда может выйти, и Феликс первым такого не допустит. Знаешь, как он начал брать власть? Ему запретили нанимать в легионы не ривов, так он наскреб по всем трущобам отдельный корпус летусов, они и встали за него стеной. Нельзя так делить армию – вот что! – и не поделят, устроят эдакую похлебку, и «тигры» ею подавятся». В его словах был резон – многие тейсоры и тускулы ненавидели Хат-Шет и их диких прихвостней куда больше нашего, – а под присмотром ветеранов варвары не забалуются. Когда добрели до палаток Седьмого легиона, Эвник шмыгнул под полог, точно котенок под юбку хозяйки, а Мариан остался проводить меня. Мы стояли у палаток под теплым темным небом, и ночь была хороша! Весенняя, еще не жаркая и душистая… Я шутливо преградил Раэлу путь, слегка обнял за плечи. «Пойдем еще выпьем?» – и голос понизил нарочно, дразнясь. «Лапищи убери, Каро», – так он мне ответил. Вроде бы тоже шутил, но в словах его чудилась угроза и еще нечто такое, отчего волосы шевелятся на затылке. Каким он был тогда? Какой есть сейчас? Смешно и горько, но я никогда не мог сказать даже себе… Просто я вижу его, чувствую всем телом: запах разгоряченной под доспехом кожи, грубые ладони, нежданно гибкий изгиб поясницы, пушок на коленях и широких плечах, жесткую гривку в пальцах, когда ухватишь волосы в горсть, беспощадные светлые блики в серых глазах – словно солнечные зайчики пляшут над черной воронкой-расщелиной. Помилуйте меня, духи зла, но от одной мысли, что сейчас он вернется в палатку и станет ласкать свою рыжую немочь, меня просто воротило! Уже тогда воротило, тут бы мне и испугаться, но я не знал тогда… той муки и счастья, что люди зовут любовью. И сейчас я не стану бояться! Возьму Мариана Раэла себе любым способом из тех, какие Мать-природа дала человеку. Но тогда он меня не хотел. Впрочем, он не хотел вообще никого и своего рыжего таскал за собой, будто бы по обязанности. Ну ясно, притащил в Сфелу парня, а теперь жалеет бросить! «Значит, совесть есть, – так заявил мне Феро, когда я обмолвился об этой парочке. – У Мариана твоего совесть имеется, а у тебя, Каро, ее с факелом белым днем не сыщешь! Эвник явно чем-то болен, бросить такого в чужой стране – последний срам. Не лезь к ним, понял?» Пока армия стояла под Сирефой, мы часто виделись, Феро зачастил в лагерь, и Мариан шутил, что мой братец не иначе что-то вынюхивает у него. А потом случилось так, как Раэл и предсказывал. Нас смешали с варварами и отправили защищать Семь долин – теперь в Сфеле было не пять легионов, а целых восемь, и мы с Марианом оказались в одном, в Пятнадцатом. Месяца три я командовал и его декадой тоже, ох, как же нахлебался с его норовом… потом пошли бои, и вскоре мы командовали соседними сотнями, а после… Это было тяжелое время – тяжелое и славное. Никто не может знать свою судьбу, вот и я не ведал, что, начав новую компанию сотником, закончу ее командиром когорты. Пока мы чистили Семь долин от «тигров», алупагов и бревов, много чего случилось, как же много… но память хранит не все. Мариан и воевать своего рыжего поволок – прямо помер бы без его ласк! – но однажды случилось странное. Стояли мы тогда в долине Фаррах, что означает Счастливая, но удача нам тогда отнюдь не улыбалась. Хат-Шет вновь решила зажать нас в ловушку меж своим железным строем стрелами дикарей, а наш легат объявил десятидневный привал, чтобы дать войску отдохнуть. Безделье и натужное веселье – в армии хуже нет. Каждый вечер мы напивались, а обряд не устроишь – пленных было мало… злое, пропитанное страхом напряжение в лагере можно было рубить топором. Эвник с закатом забился в палатку, а мы с Марианом нажрались местной настойки из перебродившего проса и только что не хрюкали, да не мы одни. Мы сидели на здоровом пне, а наши упившиеся подчиненные затеяли игру в кости, как это водится в армии, поставив на кон собственные задницы. А на что еще играть? Жалованье и лавки далеко, враг близко, и телу хочется сбросить с себя тяжесть застоявшегося семени, а разуму – все прочие оковы. Проигравшего раздели у костров, его лапали, как хотели, а он орал и вырывался. Никто б не допустил изнасилования толпой, ведь после воин не встанет в строй… но отчего б не дать развлечься, а дурак проигравший в следующий раз будет думать, что делает! Он был совсем молод и хорош собой, такие чаще всего и попадаются. Я б и сам не отказался его отведать, а вот Мариан рядом со мной ругался, точно драть волокли его родича иль непорочную невесту. Я предупредил его, чтоб не мешал легионерам развлекаться, – Раэл часто слишком давил на подчиненных, мне хотелось помочь ему как другу, – но он со злобой оборвал меня. Пока мы цапались, проигравшего уже втащили в палатку, впрочем, никто не позаботился опустить полог. Я видел, какими стали глаза Мариана, когда сорвавший куш воин повалил красавчика на свернутые плащи… Голод и злоба – вот что было в серой глубине; а от тела Мариана словно искры сыпали, и мне было трудно дышать… Спьяну я не мог разобрать, чего это с ним, но развлечение воинов не должно мешать командирам. Я встал и шагнул к палатке. Выигравший, подхватив юнца под бедра, уже вставил ему, и молодой дурень громко стонал от боли, силился вырваться, но, как это водится, лишь насаживался еще сильнее. Перед тем, как задернуть полог, я посоветовал воину подсунуть под ягодицы любовника какие-нибудь тряпки – зад поднимет, легче вставить будет, – но они меня не слышали. Шатаясь, я вернулся к Раэлу, но его на пне уже не оказалось. Нашелся Мариан шагах в десяти… я, как зачарованный, уставился в его лицо, на котором сполохи костров рисовали свой узор – скорее бешенства, чем наслаждения. Он стоял, прижавшись спиной к дереву, а на коленях перед ним… я не мог сразу понять, кто это… кажется, какой-то желторотик, распроклятый новобранец… почему меня это так злило? Парень на коленях отсасывал так, что причмокивающие звуки заполнили поляну – ну еще бы, старался угодить своему сотнику, ведь Раэл гонял их отменно! Вот парень отстранился, сел на пятки и вытер рот ладонью, а Мариан отпихнул его и побрел прочь от костров. Будто бы ему не понравилось или… будто заставили насильно. Я не мог понять – что в том такого, если тебе помогли спустить? Не больно-то ему с Эвником хорошо! Утром трезвый и бешеный, точно чума, Раэл рычал в ответ на все мои шутки и подначки, а рыжий разговаривал с ним осторожно, но явно не сердился. До чего же странная парочка! Если б мне предложили выбирать, какого друга я хочу, то лучше Мариана Раэла и за сто лет не выбрал бы… Мы делили походную похлебку уже больше года, знали друг друга, как облупленных, и часто я думал: Мариан мне ближе брата, много ближе… Я понимал Раэла, Феро же – почти никогда. С Марианом мы ругались почти каждый день, он все время старался превзойти меня хотя бы в мелочи, впрочем, я делал то же самое, и это походило на игру. Детскую возню с деревянными мечами, озорную и подстегивающую, только теперь нас могли убить, но это раззадоривало еще сильней. Еще в Сирефе мы поспорили, кто быстрее нацепит на доспех бляху командира когорты. По правде говоря, я не верил в то, что благородные уступят нам, а тем паче варварам и безродным отпущенникам, свои привилегии, что б там ни приказывал император. Плебей мог командовать сотней, когортой же – никогда. Самая высокая должность, светившая не носящему наручень на запястье, – префект лагеря, но они менялись каждый месяц, и, чтобы получить ее, нужно было прослужить не менее двадцати лет. «Ментор вдалбливал мне историю Риер-Де, и императоры и стратеги не путаются в моей голове, в отличие от твоей тупой башки, Раэл, – твердил я ему за кувшином вина. – Лишь один плебей за все века существования державы нашей смог пройти триумфатором по Львиной Дороге – Илия Стоик, пусть ему в Доме теней будет спокойно!» – «Ну вот, видишь, сыскался такой, ничем не лучше нас с тобой, Каро», – невозмутимо ухмылялся Мариан. «Не лучше?! Ментор показывал нам копии пергаментов, кои писали тогдашние летописцы. Илия Стоик родился в семье сапожника – верно! – и начал путь к славе в четырнадцать лет, простым воином, а к сорока годам правил тремя провинциями и держал Сенат за глотку – все верно. Но, чтобы добиться этого, Илия своими интригами перевернул армию вверх тормашками, оговорил консула Кадмии, устроил в провинции мятеж, и, когда консула убили, сам занял его место. А после послал тогдашнему принцепсу в дар десять возов, доверху набитых золотыми слитками. Ты умеешь проделывать такие штуки?» – «Знаешь, Каро, дома я понял одну вещь… не стоит верить всему, что пишут хронисты, не нужно считать, будто только интриги возводят человека на вершину бытия… Если ступеньки, по которым ты поднимался, прогнили и воняют кровью твоих невинных жертв, с них очень легко свалиться. Я расскажу тебе пару историй куда как более свежих. В пятнадцать лет один человек бежал из родного дома, и никто так и не узнал, отчего он это сделал. В двадцать стал надсмотрщиком, потом управляющим, присвоил деньги своего господина и выбрал между плахой и рабством. В двадцать пять он угождал всем прихотям развратной дуры, а к тридцати правил империей четырех морей… – Мариан наклонился ко мне, твердо очерченные губы чуть подрагивали, то ль от смеха, то ль от волнения. – Ну а после смерти с этого человека хотели содрать кожу и прибить труп к Срамным воротам!» «Ты говоришь о Домециане?» – я невольно понизил голос; а Мариан фыркнул: – «Не шепчи, Каро, Домециан мертв. Вот только я никак не могу забыть… – он тряхнул головой и продолжал: Некого мужчину продали в рабство в шестнадцать лет, он даже не был ривом по рождению…» Я махнул рукой и захохотал: «Можешь не продолжать! У него рыжие волосы, самое желанное тело в империи, и он вовремя сменил одного любовника на другого – более молодого и удачливого». – «Да, – кивнул Раэл, – а теперь человек сей – глава императорской консистории, и насколько я успел… понять, скоро нагнет Сфелу и поимеет так, как ее прежде не имели. И не только Сфелу». – «Разве можно сравнивать власть «ночных владык» и честные победы на поле брани? Легко вертеть потерявшим разум от похоти мужиком, но Ристан кончит так же, как и Домециан… рано или поздно Везунчик прозреет». – «Не легко, – оборвал меня Раэл, – пойми, Каро, битвы выигрываются не только с оружием в руках, и неужто ты считаешь, будто такой человек, как Феликс, мог потерять разум, пусть даже и от прелестей Ристана?» Теперь бы я знал, что ответить: страсть согнет любого! Но слабый жалкой тенью тащится за своим избранником, сильный же выбирает ровню себе, и они вместе ломают под себя судьбу. А тогда я просто отпихнул Мариана – ибо он смотрел на меня с любимым выражением моего братца, и мне это не понравилось. Вот-вот цыкнет языком и скажет: ты не умеешь думать, Каро Иторис! Но Раэл куда лучше и честнее Феро – он притянул меня к себе и пьяно ткнулся лбом мне в плечо. «Предлагаю тебе проверить реформы Везунчика на себе! Если я надену бляху командира раньше тебя, Каро, ты… ты… что бы придумать такое?.. Вот! Днем пройдешься по Сирефе голым и трижды прокукарекаешь у магистратских ворот. Согласен?» Мы поспорили, безрассудно и глупо, точно мальчишки, но вскоре Инсаар и Кровавый Жнец дали нам возможность испытать себя. Присланный императором для подпорки дряхлого претора Квинт Ровеллий оказался умелым и храбрым стратегом – он сгонял врагов с нашей земли, подобно тому, как рачительная хозяйка выгоняет из дома тараканов и мышей. Больше двух лет мы провели в боях с бревами и алупагами, спали и ели под открытым небом, а на третий стратег повел армию против Хат-Шет. Ровеллий полагал, что теперь его легионеры опытны и спаяны в боях… и не ошибся, хотя, проходя знакомыми тропами Семи долин, я изрядно трусил. Однажды «тигры» уже погнали нас от реки Манрат и Роошнаад Бан, а теперь мы вновь занимали оставленные рубежи. Я остерегался рассказывать Мариану о своем страхе, но подробно поведал о том, какой ценой годы назад Феликс остановил здесь врагов – вот на этих самых предгорных тропках, крутых оврагах и неглубоких речушках, что впадали в реку Манрат. Эта земля сплошь покрыта костьми наших товарищей и отмечена пятнами погребальных костров. Меньше всего я хотел, чтобы Раэл попрекнул меня трусостью… наш спор зашел слишком далеко, но соперничество давало мне то, что не дадут десятилетия, проведенные в неге и роскоши. Стоило мне оказаться рядом с Марианом, как паук-многоножка, поселившейся в моем нутре, точно превращался в могучее сказочное чудище, и я начинал верить, что мне все подвластно. Соревнуясь, мы лезли в самое пекло, рвали друг у друга победу и милости командиров, а после, у лагерных костров, спорили или просто смеялись вместе. И я знал, что если попаду в беду, друг меня не оставит, а я не бросил бы его – были случаи проверить. Перед походом к Роошнаад Бан стратег Ровеллий приказал оставить обоз в одной из деревень тейсоров, и Мариану пришлось искать своему Эвнику пристанище. Я знал уже, что они не любовники, знал прежде, чем на прямой вопрос получил прямой ответ, но все равно злился, глядя, как Раэл носится с этим парнем. Для чего таскать с собой бесполезное существо, с которым даже пожар в чреслах не погасишь? Мариан каждый раз отказывался прогуляться со мной в веселые дома или к тем шлюхам и процедам, что следовали за армией и крутились рядом на каждом привале. Сущая глупость – природу не обманешь! «Ты, верно, дал какой-то обет, – дразнил я друга, – и теперь натрешь на правой ладони кровавые мозоли». Он вяло огрызался, эти разговоры раздражали его хуже соли в открытой ране. Вместо того, чтобы поступать как все разумные люди, Раэл срывался, подобно запойному пьянице, и хватался за первую встречную задницу. Было так два или три раза, однажды привело к скандалу, а Мариану и без того беспрестанно влетало от командиров за дерзкий язык. На одном из привалов Раэл принял предложение какого-то юнца из пятой сотни прогуляться за ближайший холмик, а любовник юнца собрал друзей и отправился защищать свое достояние. Кончилось все дракой, плетьми для зачинщиков и выволочкой для Мариана от нашего Одноглазого. К драке я опоздал, но мой дружок, впрочем, сам справился и потом угрюмо молчал, когда лекарь смазывал его ссадины целебной мазью. О Раэле начали говорить, как о бесстыжем развратнике, сеющем раздоры; меня несправедливость таких прозвищ смешила, но на все мои подначки я услышал лишь мрачное: «Заткнись, Каро!» Жаль, Феро – далеко, и с ним не посоветуешься! Отчего Мариан так вел себя? Быть может, потому что хотел того, кого не мог получить? жүктеу/скачать 0.57 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|