– Вы, наверное, догадываетесь, Сьюзен, что ваш визит носит не только
светский характер, – сказал Координатор.
– Конечно, догадываюсь, Стивен, – ответила она.
– Прямо не знаю, с чего начать. С одной стороны, вроде бы не
происходит ничего особенного. Но, с другой стороны, человечеству может
грозить катастрофа.
Если бы вы знали, Стивен, сколько раз ко мне обращались с подобными
проблемами! У меня складывается впечатление, что, так или иначе, все
проблемы таковы.
– Правда? Ну что ж, тогда попробуем разобраться в этой…
… «Всемирная Сталелитейная» сообщает о перепроизводстве в размере
двадцати тысяч тонн проката. Мексиканский канал отстает от графика
ввода в строй на два месяца. Разработки ртути в Альмадене с прошлой
весны неуклонно снижают объем добычи, ас гидропонных плантаций в
Тяньцзине массовым порядком увольняют персонал. Я назвал первое, что
пришло в голову, а фактов таких – полна коробочка.
– А это серьезные отклонения? Я же не экономист, чтобы судить о
последствиях.
– Каждое в отдельности – не слишком. Если ухудшится ситуация в
Альмадене, туда можно будет послать специалистов по горному делу.
Уволенные гидропонисты могут быть назначены на Яву и Цейлон, если уж в
Тяньцзине их стало многовато. Двадцать тысяч тонн проката не покроют и
двухдневной мировой потребности, а ввод Мексиканского канала на два
месяца позже намеченного срока погоды не делает. Меня волнуют Машины.
Я уже побеседовал об этом с вашим руководителем исследовательского
отдела.
– С Винсентом Силвером? Он мне ни слова не говорил.
– Я просил его никому не говорить о нашей беседе. Видимо, он меня
послушался.
– И что же он вам ответил?
– Если не возражаете, Сьюзен, сначала я хотел бы обсудить с вами
ситуацию с Машинами. Я хочу поговорить о них, потому что вы –
единственный человек в мире, который настолько хорошо знает роботов,
чтобы помочь мне сейчас. Вы не против, если я немного пофилософствую?
– Ради Бога, Стивен, я готова выслушать что угодно при условии, что вы
посвятите меня в то, что хотите доказать.
– Ну… Видите ли, незначительные на вид нарушения равновесия в системе
производства и потребления, которые я только что перечислил, могут
быть первым шагом к последней войне.
– Продолжайте, Стивен.
Сьюзен Кэлвин не позволяла себе расслабиться даже в удобном Кресле. Ее
холодное лицо, тонкие губы, ровный, без всяких эмоций голос с годами
стал еще суше, еще жестче. И хотя Стивен Байерли был единственным
человеком, который ей по-настоящему нравился, которому она доверяла,
она с ним вела себя так же, как с остальными, – ведь ей уже перевалило
за шестьдесят, а привычки не проходят, а, наоборот, укрепляются.
– Каждая эпоха в развитии человечества, – начал Координатор, –
характеризовалась собственным определенным видом конфликтов – набором
проблем, которые, как казалось, могли быть разрешены только путем
применения силы. И всякий раз, увы, оказывалось, что применение силы
вовсе не приносит решения проблемы. Наоборот, противоречие вызывало
еще многочисленные конфликты, а потом разрешалось само собой – как
говорится, тихой сапой, – по мере того, как изменялись экономические и
социальные условия. Потом назревали новые проблемы, и начиналась новая
полоса войн – казалось бы, этот цикл бесконечен.
Вспомните сравнительно недавние времена. В шестнадцатом-восемнадцатом
столетиях шли бесконечные династические войны, и главным для Европы
был вопрос о том, кто будет править: Габсбурги или Валуа-Бурбоны.
Противоречие было неразрешимым, поскольку считалось, что не может одна
половина Европы быть под властью одной династии, а другая половина –
другой. Тем не менее именно такая ситуация существовала до Великой
французской революции, когда сначала Бурбоны, а вслед за ними и
Габсбурги были отправлены на свалку истории.
Тогда же Европу раздирали еще более страшные войны – религиозные: они
призваны были решить, быть Европе католической или протестантской,
поскольку, как считалось, той и другой одновременно она быть не может.
И, конечно же, такое неразрешимое противоречие могло быть
урегулировано только огнем и мечом. Однако и тут сила ничего не
решила. В Англии началась промышленная революция, а на континенте
взяли верх националистические настроения. По сей день Европа
наполовину католическая, наполовину протестантская, но это никого не
волнует.
В девятнадцатом-двадцатом веках разразились
националистическо-империалистические войны, и самым важным стал вопрос
о переделе мира в борьбе за рынки сбыта и источники сырья между
странами Европы. Тогда казалось, что мир не может существовать, не
будучи поделенным между Англией, Францией и Германией. Но никакие
войны не привели к тому, чего в конце концов добились сами
неевропейские страны, когда в них выросли национально-освободительные
движения и они решили, что запросто проживут без всякой Европы. Итак,
мы имеем четкую картину…
– Да, Стивен, ваши доводы доказательны, хотя и нельзя сказать, что это
особенно глубокие умозаключения.
– Неглубокие, согласен. Но, увы, самые очевидные вещи как раз хуже
всего и доходят до сознания людей. И вот в двадцатом веке, Сьюзен,
началась новая полоса войн. Как их назвать? Идеологические? Не знаю.
Религиозные страсти наложились на экономические воззрения, и снова
войны стали «неизбежны», и на этот раз на сцену истории вышло атомное
оружие. Казалось, человечество не выживет, будет катиться все ниже и
ниже под уклон неизбежности. И тогда были созданы позитронные роботы.
Они появились как раз вовремя, и примерно тогда же были начаты
межпланетные перелеты… И сразу стало совершенно безразлично, кто умнее
– Адам Смит или Карл Маркс.
– «Бог из машины» явился – в прямом и переносном смысле, – сухо
прокомментировала Сьюзен Кэлвин.
– Никогда раньше не слышал от вас каламбуров, Сьюзен, но вы правы. Но
и теперь мы не гарантированы от опасностей. Разрешение одной проблемы
всегда неминуемо влекло за собой появление другой. Наша всемирная
роботизированная экономика не застрахована от проблем, и поэтому были
созданы Машины. Экономика Земли стабильна и останется стабильной,
будучи основанной на решениях Машин, которые производят расчеты и дают
рекомендации исходя исключительно из соображений пользы для
человечества, руководствуясь при этом Первым Законом Роботехники.
И хотя Машины представляют собой, – продолжал Координатор, –
сложнейшие конгломераты вычислительной техники, когда-либо
существовавшие, тем не менее в свете Первого Закона они – такие же
роботы, и потому вся земная экономика существует и развивается в
соответствии с жизненными интересами человечества. Население Земли
знает, что ему не грозит безработица, перепроизводство, недостаток
чего-либо. Нищета, голод – слова из учебников истории. Таким же
архаизмом становится и понятие собственности на средства производства.
Кто бы ими ни владел (если это еще имеет смысл) – человек, группа
людей, нация или все человечество, – любые средства производства могут
быть использованы только в соответствии с указаниями Машин. Не потому,
что людей принудят поступить так или иначе, а потому, что Машины
всегда выбирают самый мудрый, самый оптимальный путь, и люди об этом
знают.
Это означает, что всем войнам на свете – конец. Если только…
Координатор умолк, и Сьюзен Кэлвин нетерпеливо поторопила его:
– Если только…
– Если только, – закончил Координатор, – Машины не перестанут
выполнять свои функции.
– Ясно. Значит, именно этим вы объясняете все эти загадочные неполадки
– в сталепрокатной промышленности, гидропонике и так далее?
– Да, Сьюзен. Подобных ошибок не должно быть! Но… доктор Силвер сказал
мне, что и не может быть!
– Он что, отрицает очевидное? Не похоже на него.
– Нет, Сьюзен, фактов он не отрицает. Я, наверное, не так выразился.
Он наотрез отказывается признать, что Машины могут давать неверные
ответы. Он утверждает, что Машины устроены так, что сами исправляют
собственные ошибки и что наличие ошибки в соединениях и реле может
быть следствием лишь нарушения основных законов природы. Но все-таки я
ему сказал…
– Но все-таки вы сказали: «Пусть ваши мальчики все проверят еще
разок».
– Сьюзен, вы читаете мои мысли. Именно так я ему и сказал, но он
ответил, что это невозможно.
– Что, слишком занят?
– Нет, дело не в этом. Он сказал, что на это не способен ни один
человек. Он был со мной откровенен. Он мне объяснил, и я искренне
надеюсь, что понял его правильно, что Машины представляют собой
колоссальную экстраполяцию. То есть: бригада математиков несколько лет
упорно трудится над созданием позитронного мозга, способного
производить определенные расчеты. С помощью результатов этих расчетов
они потом создают еще более сложный мозг, который предназначен для
произведения еще более сложных расчетов и создания еще более сложного
мозга, и так далее. Судя по тому, что мне сказал доктор Силвер, то,
что мы называем Машинами, является результатом десяти таких
последовательных операций.
– Да, дело знакомое, – кивнула Сьюзен. – Какое счастье, что я не
математик. Бедный Винсент. Он еще так молод. У руководителей
исследовательского отдела до него таких трудностей не было. И у меня
тоже. Мне кажется, сегодня роботехники плохо разбираются в своих
собственных творениях.
– Пожалуй, вы правы. Машины – это вовсе не простой супермозг, как о
них пишут в воскресных приложениях. Ситуация такова, что, собирая и
анализируя бесконечное количество данных за немыслимо короткое время,
они лишили людей возможности их проверить.
Тогда я решил предпринять другую попытку. Я сделал запрос самой
Машине. В обстановке строжайшей секретности мы ввели в Машину исходные
данные, которые она сама в свое время использовала для принятия
решения в области сталепрокатной промышленности, ее собственный ответ
и информацию о последствиях принятого решения – то бишь о
перепроизводстве – и попросили объяснить случившееся.
– Ну и каков же был ответ? – с нескрываемым интересом спросила Сьюзен
Кэлвин.
– Я могу процитировать вам его слово в слово. «Ответ на вопрос
недопустим».
– И что на это сказал Винсент?
– Он сказал, что возможны два варианта. Либо мы не дали Машине
достаточно данных, чтобы она могла дать более четкий ответ, что,
естественно, маловероятно. Это доктор Силвер сам признал. Либо Машина
не могла признать, что ее ответ, противореча Первому Закону
Роботехники, нанес вред людям. А потом доктор Силвер порекомендовал
мне посоветоваться с вами.
Сьюзен Кэлвин устало усмехнулась.
Стара я уже, Стивен. Было время, помните – вы хотели назначить меня
руководителем исследовательского отдела, и я отказалась. Я и тогда
была немолода, и мне не хотелось брать на себя такую ответственность.
Тогда на этот пост пригласили молодого Силвера, и меня это устроило.
Но, видно, толку мало, раз меня все равно втягивают в эти дела.
Позвольте мне, Стивен, изложить свою точку зрения. Проводимые мной
исследования действительно касаются поведения роботов в свете Трех
Законов Роботехники. В данный момент мы говорим о достигших
невероятной сложности Машинах. Они – позитронные роботы и,
следовательно, повинуются Законам. Однако они не являются личностями,
то есть функции их чрезвычайно ограничены. Так и должно быть,
поскольку они узкоспециализированны. Это почти не оставляет места для
взаимодействия Законов, и мой метод исследования тут практически
бесполезен. Короче говоря, не думаю, что могу помочь вам, Стивен.
Координатор грустно усмехнулся.
– И все-таки, Сьюзен, позвольте мне рассказать вам остальное. Я изложу
свои предположения, а вы тогда, может быть, скажете, насколько все это
вероятно с точки зрения робопсихологии.
– Безусловно. Продолжайте.
– Итак: если Машины дают неверные ответы, а ошибаться не могут,
остается только одна возможность. Им дают неверную информацию! Другими
словами, дело не в роботах, а в людях. Так что я отправился в
инспекционную поездку…
– … из которой только что вернулись в Нью-Йорк.
– Да. Это было необходимо, поскольку у нас четыре Машины, и каждая из
них отвечает за один из регионов Земли. И все четыре дают неверные
ответы.
– Ну, а вот это как раз совершенно закономерно, Стивен. Если хотя бы
одна из Машин даст неверный ответ, ошибутся и остальные три – ведь они
функционируют на основании допущения о том, что каждая из них в
порядке. Если допущение неверно, и ответы будут неверны.
– Угу… Вот и мне так показалось. Ну, а теперь не посмотрите ли вы
вместе со мной записи моих бесед с каждым из региональных
вице-координаторов? Ах да, чуть не забыл… Приходилось ли вам слышать
об организации под названием «Общество защиты прав человека»?
– Ах, эти? Конечно. Они – последователи фундаменталистов, которые в
свое время противились тому, чтобы «Ю. С. Роботс» использовала
позитронных роботов, мотивируя это неправомерным вытеснением людей с
рабочих мест. Теперь, насколько мне известно, «Общество защиты прав
человека» борется с Машинами.
– Да, да, но… В общем, сами увидите. Давайте начнем с Восточного
региона.
– Как вам угодно, Стивен.
ВОСТОЧНЫЙ РЕГИОН:
а) площадь: 7 500 000 кв. миль б) население: 1 700 000 000 в) столица:
Шанхай
Прадед Чинь Со-линя погиб в Китайской Республике во время японской
интервенции, и никто, кроме его любящих детей, не оплакал его кончину
– никто и не знал, где он погиб. Дед Чинь Со-линя пережил суровые годы
гражданской войны в конце сороковых, но никто, кроме его любящих
детей, не знал этого и не интересовался этим.
И все же Чинь Со-линь стал региональным вице-координатором, и его
заботам было вверено экономическое благосостояние половины населения
Земли.
Возможно, именно память о предках побудила Чинь Со-линя повесить на
стену своего кабинета две карты – их единственное украшение. Одна из
них представляла собой старинный нарисованный от руки план земельного
участка площадью в один или два акра. Надписи на карте были сделаны
давно вышедшими из употребления иероглифами. На ней были изображены
крошечный ручеек и низенькие фанзы – в одной из таких родился дедушка
Чиня.
Вторая карта была огромная и современная, с четкими обозначениями и
надписями на кириллице. Красная линия границы Восточного региона
окружала территории, что были когда-то Китаем, Индией, Бирмой,
Индокитаем и Индонезией. Только где-то в уголке древней провинции
Сичуань стояла крошечная пометка никто, кроме Чиня, не заметил бы ее,
– там находился земельный надел его далеких предков.
Стоя перед этими картами, Чинь беседовал со Стивеном Байерли на
чистейшем английском языке.
– Кому как не вам знать, господин Координатор, что моя работа – по
большому счету – синекура. Она дает мне определенное общественное
положение, а местонахождение моего офиса удобно для администрации, но
в остальном – все делает Машина! Скажите, к примеру, каково ваше
мнение о гидропонных установках в Тяньцзине?
– Грандиозно!
– А ведь это только одна из десятков подобных установок, и не самая
большая. Шанхай, Калькутта, Батавия, Бангкок… Их множество, и они
кормят миллиард и три четверти человек на Востоке.
– Но тем не менее именно в Тяньцзине возникла проблема безработицы.
Неужели стало возможным перепроизводство? Трудно поверить, чтобы Азия
страдала избытком продуктов питания.
Узкие темные глаза Чиня стали еще уже.
– Нет. До этого пока далеко. Действительно, в последние месяцы в
Тяньцзине пришлось закрыть несколько резервуаров, но ничего страшного,
уверяю вас. Люди были уволены временно. Те, кто пожелал остаться на
работе в области гидропоники, тут же получили направления на работу в
Коломбо, на Цейлон:
там как раз вступает в строй новая установка.
– И все-таки, почему были закрыты резервуары? Чинь ласково улыбнулся.
– Вероятно, вы не очень хорошо разбираетесь в гидропонике. Впрочем,
ничего удивительного в этом нет. Вы северянин, а у вас до сих пор
отдают предпочтение выращиванию растений в открытом грунте. На Севере,
если и задумываются о гидропонике, то считают ее выращиванием растений
в химических растворах. В принципе так оно и есть. Только выращиваем
мы не турнепс и не морковку. Все гораздо сложнее, поверьте.
Предмет нашего самого большого внимания, продукт, дающий основную
массу урожая,– это дрожжи. В настоящее время мы выращиваем более двух
тысяч видов дрожжей, и каждый месяц добавляются новые. Основными
компонентами питательных сред для выращивания дрожжей являются нитраты
и фосфаты. Наряду с ними добавляются микроскопические количества
редкоземельных элементов – бора и молибдена, к примеру. Органической
составляющей питательных растворов служит сахар, получаемый путем
гидролиза целлюлозы. Помимо этого, добавляются и другие питательные
вещества.
Для того, чтобы гидропонная индустрия существовала и успешно
развивалась, чтобы мы могли кормить почти два миллиарда человек, нам
приходится заниматься постоянным восстановлением лесных массивов,
следить за работой громадных деревоперерабатывающих комплексов в наших
южных джунглях. Нам нужны энергия, сталь и в первую очередь химическое
производство.
– Все ясно, кроме последнего. Для чего нам химикаты?
– Видите ли, мистер Байерли, каждый вид дрожжей обладает выраженными
особенностями. На сегодняшний день, как я уже сказал, наш ассортимент
составляют две тысячи видов. Вы сегодня ели бифштекс – он из дрожжей.
Мороженые фрукты на десерт – это тоже дрожжи. Мы ухитрились
разработать технологию приготовления дрожжевого раствора, который ни
по вкусу, ни по внешнему виду, ни по пищевой ценности не отличается от
молока.
А ведь именно вкус, больше чем все остальное, делает дрожжевые
продукты столь популярными. Именно ради вкуса мы выводим новые
искусственные виды, для которых уже не годится основная диета –
солевые и сахарные растворы. Одному из этих штаммов нужен биотин,
другому – птероилглютаминовая кислота, третьему – еще семнадцать
различных аминокислот, а также вся группа витаминов В. Это сложно, но
тем не менее эти продукты очень популярны, и мы не можем позволить
себе от них отказаться.
Байерли нетерпеливо поерзал в кресле.
– Но… зачем вы мне это все рассказываете?
– Вы же спросили у меня, сэр, почему люди в Тяньцзине остались без
работы. Вот я и решил объяснить все подробно, чтобы вы поняли. Дело
исключительно в переоборудовании резервуаров для обновления
ассортимента. Всю стратегию осуществляет Машина.
– Однако осуществляет несовершенно.
– Видите ли… я бы не стал так говорить. Если учесть, сколько у нас
сложностей, если вспомнить, что с каждым днем их все больше… Да,
действительно, в Тяньцзине несколько тысяч работников в настоящее
время остались без работы. Однако потери вследствие закрытия
резервуаров составили не более одной десятой процента от валового
продукта. Я считаю, что это…
– Однако в первые годы работы Машины эта цифра не превышала одной
тысячной процента.
– Да, но в первые же десять лет после ввода в эксплуатацию Машины мы
увеличили объем выпускаемой продукции в двадцать раз! Проблемы
становятся все более сложными, и вполне допустимы какие-то ошибки…
Хотя…
– Хотя?
– Действительно имел место довольно странный случай… Есть такой Рама
Врасайяна…
– Что с ним стряслось?
– Врасайяна ведал процессом выпаривания рассола для получения йода
– дрожжи без него вполне обходятся, но он нужен людям. Так вот, его
завод закрыт.
– В самом деле? И по какой причине?
– Конкуренция – хотите верьте, хотите нет. Одной из основных функций
Машины является координация оптимального распределения
производственных мощностей. Нельзя же, к примеру, допустить, чтобы
какая-то территория плохо снабжалась за счет, допустим, того, что
процент прибыли не покрывал стоимости транспортных расходов. Точно так
же недопустимо, чтобы какая-то территория снабжалась чрезмерно – это
ведет к неполной загрузке мощностей или непроизводительной
конкуренции. В случае, о котором я вам рассказываю, в том же городе,
где работал завод Врасайяны, было начато строительство другого, более
современного завода, который был оборудован модернизированной линией
экстракции йода.
– И Машина позволила такому случиться?
– Да, конечно. Это как раз неудивительно. Ведь по новой технологии
производство будет более эффективным. Гораздо более странно другое:
почему Машина не порекомендовала Врасайяне модернизировать собственное
производство, установить новую линию экстракции? Ничего страшного,
правда, не произошло. На новом заводе Врасайяна получил должность
инженера. Он немного проиграл в деньгах, но все-таки пострадал не так
уж сильно. Легко нашли работу и рабочие прежнего завода, а старый был
переоборудован во что-то полезное, точно не помню. Мы во всем
положились на Машину.
– И других жалоб у вас нет?
– Никаких!
ТРОПИЧЕСКИЙ РЕГИОН а) площадь: 22 000 000 кв. миль б) население: 500
000 000 в) столица: Новый Город
Карта в кабинете Линкольна Нгомы была гораздо более небрежная, чем в
шанхайской резиденции Чиня. Границы Тропического региона были очерчены
там черным, тут коричневым и простирались вокруг громадных областей,
помеченных просто как «джунгли» или «пустыни». Кое-где встречались
области, где были надписи типа «Слоны и другие экзотические животные».
Территория Тропического региона была поистине грандиозна. В нее почти
целиком входили два континента – вся Южная Америка от Аргентины на
севере и вся Африка к югу от Атласских гор. В регион попадала и часть
Северной Америки к югу от Рио-Гранде, и даже часть Азии – Аравийский
полуостров и Иран. Тропический регион резко отличался от Восточного.
Там на пятнадцати процентах площади земного шара ютилась почти
половина человечества, а тут пятнадцать процентов населения земного
шара просторно разместилось почти на половине площади планеты.
Но прирост населения тут весьма заметен. Правда, он происходил в
основном за счет иммиграции, но для каждого, кто прибывал в
Тропический регион, находились и место, и дело.
На взгляд Линкольна Нгомы, Байерли был похож на всех иммигрантов с
Севера: все белокожие только о том и думают, чтобы усовершенствовать
условия внешней среды и сделать ее комфортной. Нгома ощущал почти
инстинктивное превосходство. Ему было жаль несчастного белокожего,
родившегося под лучами холодного северного солнца, – естественное
презрение сильного к слабому.
Столица Тропического региона была самым новым городом на Земле, ее так
и звали – «Новый Город», и в этом сквозила наивная самоуверенность
Достарыңызбен бөлісу: |