– Ну ладно, – крикнул Богерт, – может быть, вы любезно скажете мне,
каким же образом модифицированный робот может причинить вред человеку,
как бы обижен он ни был, как бы ни стремился доказать свое
превосходство?
– А если я вам скажу, вы никому не расскажете?
– Нет.
Оба наклонились через стол, гневно впившись друг в друга взглядом.
– Если модифицированный робот уронит на человека тяжелый груз, он не
нарушит этим Первого Закона, – он знает, что его сила и скорость
реакции достаточны, чтобы перехватить груз прежде, чем он обрушится на
человека. Но как только он отпустит груз, он уже не будет активным
действующим лицом. В действие вступает только слепая сила тяжести. И
тогда робот может передумать и своим бездействием позволить грузу
упасть. Измененный Первый Закон это допускает.
– Ну, у вас слишком богатая фантазия.
– Моя профессия иногда этого требует. Питер, давайте не будем
ссориться. Давайте работать. Вы точно знаете стимул, заставляющий
робота скрываться. У вас есть паспорт на него с записями его исходного
образа мышления. Скажите мне, насколько возможно, что наш робот
сделает то, о чем я говорила. Заметьте, не только этот конкретный
пример, а весь класс подобных действий. И я хочу, чтобы вы сделали это
как можно быстрее.
– А пока…
– А пока нам придется испытывать их на действие Первого Закона.
Джералд Блэк вызвался наблюдать за постройкой деревянных перегородок,
которые как грибы росли по окружности большого зала на третьем этаже
второго Радиационного корпуса. Рабочие трудились без лишних
разговоров. Многие явно недоумевали, зачем понадобилось устанавливать
шестьдесят три фотоэлемента.
Один из них присел рядом с Блэком, снял шляпу и задумчиво вытер
веснушчатой рукой лоб.
Блэк кивнул ему.
– Как дела, Валенский?
Валенский пожал плечами и закурил сигару.
– Как по маслу. А что происходит, док? Сначала мы три дня ничего не
делаем, а теперь эта спешка?
Он облокотился поудобнее и выпустил клуб дыма. Брови Блэка дрогнули.
– С Земли приехали роботехники. Помнишь, как нам пришлось повозиться с
роботами, которые лезли под гамма-излучение, пока мы не вдолбили им,
чтобы они этого не делали?
– Ага. А разве мы не получили новых роботов?
– Кое-что получили, но в основном приходилось переучивать старых. Так
или иначе, те, кто производит роботов, хотят разработать новую модель,
которая бы не так боялась гамма-лучей.
– И все-таки странно, что из-за этого остановлены все работы над
двигателем. Я думал, их никто не имеет права остановить.
– Ну, это решают наверху. Я просто делаю, что мне велят. Может быть,
какие-то влиятельные люди…
– А-а… – Электрик улыбнулся и хитро подмигнул. – Кто-то знает кого-то
в Вашингтоне… Ладно, пока мне аккуратно платят деньги, меня это не
трогает. По мне, что есть двигатель, что нет – все равно. А что они
собираются тут делать?
– Почем я знаю? Они привезли с собой кучу роботов – шестьдесят с
лишним штук – и хотят испытывать их реакции. Вот и все, что мне
известно.
– И надолго это?
– Я бы и сам хотел это знать.
– Ну ладно, – саркастически заметил Валенский, – только бы гнали мои
денежки, а там пусть забавляются, сколько хотят.
Блэк был доволен. Пусть эта версия распространится. Она безобидна и
достаточно близка к истине, чтобы утолить любопытство.
На стуле молча, неподвижно сидел человек. Груз сорвался с места,
обрушился вниз, потом, в последний момент, отлетел в сторону под
внезапным, точно рассчитанным ударом могучего силового луча. В
шестидесяти трех разделенных деревянными перегородками кабинах
бдительные роботы НС-2 рванулись вперед за какую-то долю секунды до
того, как груз изменил направление полета. Шестьдесят три фотоэлемента
в полутора метрах впереди от их первоначальных положений дали сигнал,
и шестьдесят три пера, подскочив, изобразили всплеск на графике. Груз
поднимался и падал, поднимался и падал…
Десять раз!
Десять раз роботы бросались вперед и останавливались, увидев, что
человек в безопасности.
После первого обеда с представителями «Ю. С. Роботс» генерал-майор
Кэллнер еще ни разу не надевал всю свою форму целиком. И теперь на нем
вместо мундира была только серо-голубая рубашка с расстегнутым воротом
и болтающийся черный галстук.
Он с надеждой смотрел на Богерта. Тот был безукоризненно одет, и лишь
блестящие капельки пота на висках выдавали внутреннее напряжение.
– Ну, как? – спросил генерал. – Что вы хотели увидеть?
Богерт ответил:
– Различие, которое, боюсь, может оказаться слишком незначительным для
нас. Для шестидесяти двух из этих роботов необходимость броситься на
помощь человеку, которому, очевидно, грозит опасность, вызывает так
называемую вынужденную реакцию. Видите ли, даже когда роботы знали,
что человеку ничего не сделается, – а после третьего или четвертого
раза они должны были это узнать, – они не могли поступить иначе. Этого
требует Первый Закон.
– Ну?
– Но шестьдесят третий робот, модифицированный Нестор, не находится
под таким принуждением. Он свободен в своих действиях. Если бы он
захотел, он мог бы остаться на месте. К несчастью, – голос Богерта
выражал легкое сожаление, – он не захотел.
– Как вы думаете, почему?
Богерт пожал плечами.
– Я думаю, это нам расскажет доктор Кэлвин, когда она придет сюда. И,
возможно, со страшно пессимистическим выводом. Она иногда немного
раздражает.
– Но ведь она вполне компетентна? – внезапно нахмурившись, тревожно
спросил генерал.
– Да. – Казалось, это забавляет Богерта. – Безусловно, она понимает
роботов, как их родная сестра. Вероятно, потому что так ненавидит
людей. Дело в том, что она, хоть и психолог, крайне нервная особа.
Проявляет склонность к шизофрении. Не принимайте ее слишком всерьез.
Он разложил перед собой длинные листы графиков с изломанными кривыми.
– Видите, генерал, у каждого робота время, проходящее между падением
груза и окончанием полутораметрового пробега, уменьшается с
повторением эксперимента. Здесь есть определенное математическое
соотношение, и нарушение его свидетельствовало бы о заметной
ненормальности позитронного мозга. К сожалению, все они кажутся
нормальными.
– Но если наш Нестор-10 не отвечает вынужденной реакцией, то почему
его кривая не отличается от других? Я этого не могу понять.
– Это очень просто. Реакции робота не вполне аналогичны человеческим,
к несчастью. У человека сознательное действие гораздо медленнее, чем
автоматическая реакция. У роботов же дело обстоит иначе. После того,
как выбор сделан, скорость сознательного действия почти такая же, как
и вынужденного. Правда, я ожидал, что в первый раз этот Нестор-10
будет захвачен врасплох и потеряет больше времени, прежде чем
среагирует.
– И этого не случилось?
– Боюсь, что нет.
– Значит, мы ничего не добились. – Генерал с досадой откинулся на
спинку кресла. – Вы уже пять дней как здесь.
В этот момент, хлопнув дверью, вошла Сьюзен Кэлвин.
– Уберите таблицы, Питер, – воскликнула она. – Вы знаете, что в них
ничего нет.
Кэллнер поднялся, чтобы поздороваться с ней. Она что-то нетерпеливо
буркнула в ответ и продолжала:
– Нам придется быстро предпринять что-нибудь еще. Мне не нравится то,
что там происходит.
Богерт и генерал обменялись печальным взглядом.
– Что-нибудь случилось?
– Пока ничего особенного. Но мне не нравится, что Нестор-10 продолжает
ускользать от нас. Это плохо. Это должно удовлетворять его непомерно
возросшее чувство собственного превосходства. Я боюсь, что мотив его
действий – уже не просто исполнение приказа. Мне кажется, что дело
теперь скорее в чисто невротическом стремлении перехитрить людей. Это
ненормальное, опасное положение. Питер, вы сделали то, что я просила?
Рассчитали нестабильность модифицированного НС-2 для тех случаев, о
которых я говорила?
– Делаю понемногу, – ответил математик равнодушно.
Она сердито взглянула на него, потом повернулась к Кэллнеру:
– Нестор-10 прекрасно знает, что мы делаем. Его ничто не заставляло
попадаться на эту удочку, особенно после первого раза, когда он
увидел, что реальная опасность человеку не грозит. Остальные просто не
могли вести себя иначе, а он сознательно имитировал нужную реакцию.
– А что, по-вашему, мы должны сейчас делать, доктор Кэлвин?
– Не позволить ему притворяться в следующий раз. Мы повторим
эксперимент, но с поправкой. Человек будет отделен от роботов
проводами высокого напряжения, достаточно высокого, чтобы уничтожить
Нестора. Этих проводов будет натянуто столько, чтобы робот не мог их
перепрыгнуть. И роботам будет заранее хорошо известно, что
прикосновение к проводам означает для них смерть.
– Ну нет, – зло выкрикнул Богерт, – я запрещаю это. Мы не можем
уничтожить роботов на два миллиона долларов. Есть другие способы.
– Вы уверены? Я их не вижу. Во всяком случае, дело не в том, чтобы их
уничтожить. Можно устроить реле, которое прервет ток в тот момент,
когда робот прикоснется к проводу. Тогда он не будет уничтожен. Но он
об этом знать не будет, понимаете?
В глазах генерала загорелась надежда.
– А это сработает?
– Должно. При этих условиях Нестор-10 должен остаться на месте. Ему
можно приказать коснуться провода и погибнуть, потому что Второй
Закон, требующий повиновения, сильнее Третьего Закона, заставляющего
его беречь себя. Но ему ничего не будет приказано – все будет
предоставлено на его собственное усмотрение. Нормальных роботов Первый
Закон безопасности человека заставит пойти на смерть, даже без
приказания. Но не нашего Нестора 10! Он не подвластен Первому Закону и
не получит никаких приказаний. Ведущим для него станет Третий Закон,
закон самосохранения, и он должен будет остаться на месте. Вынужденная
реакция.
– Мы займемся этим сегодня?
– Сегодня вечером Если успеют сделать проводку. Я пока скажу роботам,
что их ждет.
На стуле молча, неподвижно сидел человек. Груз сорвался с места,
обрушился вниз, потом, в последний момент, отлетел в сторону под
внезапным, точнее рассчитанным ударом могучего силового луча.
– Только один раз…
А доктор Сьюзен Кэлвин, наблюдавшая за роботами из будки на галерее,
коротко вскрикнув от ужаса, вскочила со складного стула.
Шестьдесят три робота спокойно сидели в своих кабинах, как сычи,
уставясь на рисковавшего жизнью человека. Ни один из них не двинулся с
места.
Доктор Кэлвин была рассержена настолько, что уже еле сдерживалась. А
сдерживаться было необходимо, потому что один за другим в комнату
входили и выходили роботы. Она сверилась со списком. Сейчас должен был
появиться двадцать восьмой. Оставалось еще тридцать пять.
Номер двадцать восьмой застенчиво вошел в комнату. Она заставила себя
более или менее успокоиться.
– Кто ты?
Тихо и неуверенно робот отвечал:
– Я еще не получил собственного номера, мэм. Я робот НС-2 и в очереди
был двадцать восьмым. Вот бумажка, которую я вам должен передать.
– Ты сегодня еще не был здесь?
– Нет, мэм.
– Сядь. Я хочу задать тебе, номер двадцать восьмой, несколько
вопросов. Был ли ты в радиационной камере Второго корпуса около
четырех часов назад?
Робот ответил с трудом. Его голос скрипел, как несмазанный механизм:
– Да, мэм.
– Там был человек, который подвергался опасности?
– Да, мэм.
– Ты ничего не сделал?
– Ничего, мэм
– Из-за твоего бездействия человеку мог быть причинен вред. Ты это
знаешь?
– Да, мэм Я ничего не мог поделать. – Трудно представить себе, как
может съежиться от страха большая, лишенная всякого выражения
металлическая фигура, но это выглядело именно так.
– Я хочу, чтобы ты рассказал мне, почему ты ничего не сделал, чтобы
спасти его.
– Я хочу вам объяснить, мэм. Я никак не хочу, чтобы вы… чтобы кто
угодно думал, что я мог бы как-нибудь причинить вред хозяину. О, нет,
это было бы ужасно, невообразимо…
– Пожалуйста, не волнуйся. Я не виню тебя ни в чем. Я только хочу
знать, что ты подумал в этот момент.
– Прежде чем это случилось, вы, мэм, сказали нам, что один из хозяев
будет в опасности из-за падения этого груза и что нам придется
пересечь электрические провода, если мы захотим ему помочь. Ну, это
меня бы не остановило. Что значит моя гибель по сравнению с
безопасностью хозяина? Но… но мне пришло в голову, что если я погибну
на пути к нему, я все равно не смогу его спасти. Груз раздавит его, а
я буду мертв, и, может быть, когда-нибудь другому хозяину будет
причинен вред, от которого я мог бы его спасти, если бы остался жив.
Понимаете, мэм?
– Ты хочешь сказать, что тебе пришлось выбирать: или погибнуть
человеку, или тебе вместе с человеком. Верно?
– Да, мэм. Невозможно было спасти хозяина. Его можно было считать уже
мертвым. Но тогда нельзя, чтобы я уничтожил себя без всякой цели. И
без приказания.
Сьюзен Калвин покрутила в руках карандаш. Этот же рассказ – с
незначительными вариациями – она слышала уже двадцать семь раз.
Наступило время задать главный вопрос.
– Знаешь, в этом есть смысл. Но я не думаю, чтобы ты мог так
рассуждать. Это пришло в голову тебе самому?
Робот поколебался:
– Нет.
– Тогда кто придумал это?
– Мы вчера ночью поговорили, и одному из нас пришла в голову эта
мысль. Она звучала разумно.
– Которому из вас?
Робот задумался.
– Не знаю. Кому-то из нас.
Она вздохнула:
– Это все.
Следующим был двадцать девятый. Осталось еще тридцать четыре.
Генерал-майор Кэллнер тоже был рассержен. Уже неделю вся работа на
Гипербазе замерла, если не считать кое-какой писанины на
вспомогательных астероидах группы Уже почти неделю два ведущих
специалиста осложняли положение бесплодными экспериментами. А теперь
они – во всяком случае, эта женщина – сделали совершенно невозможное
предложение. К счастью, Кэллнер считал, что открыто проявить свой гнев
было бы неосторожно.
Сьюзен Кэлвин настаивала:
– Но почему бы и нет, сэр? Ясно, что существующее положение опасно.
Единственный способ достигнуть результатов, если мы еще не упустили
время, – разделить роботов. Их больше нельзя держать вместе.
– Дорогая доктор Кэлвин, – заговорил генерал необыкновенно низким
голосом, – я не вижу, где я смогу держать шестьдесят три робота по
отдельности.
Доктор Кэлвин беспомощно развела руками.
– Тогда я ничего не могу сделать Нестор-10 будет или повторять
действия других роботов, или уговаривать их не делать того, что он сам
сделать не может. В любом случае дело плохо. Мы вступили в борьбу с
этим роботом, и он побеждает. А каждая победа усугубляет его
ненормальность. – Она решительно встала. – Генерал Кэллнер, если вы не
разделите роботов, мне останется только потребовать немедленно
уничтожить их. Все шестьдесят три.
– Ах, вы этого требуете? – Богерт сердито взглянул на нее. – А какое
вы имеете право ставить подобные требования? Эти роботы останутся там,
где они находятся. Я отвечаю перед дирекцией, а не вы.
– А я, – добавил генерал-майор Кэллнер, – отвечаю перед моим
начальством, и этот вопрос должен быть улажен.
– В таком случае, – вспылила Кэлвин, – мне остается только подать в
отставку. И если это будет необходимо, чтобы заставить вас их
уничтожить, я предам гласности всю эту историю. Это не я одобрила
производство модифицированных роботов.
– Доктор Кэлвин, – произнес генерал спокойно, – если вы хоть одним
словом нарушите распоряжения о неразглашении, вы будете немедленно
арестованы.
Богерт почувствовал, что теряет контроль над ситуацией Он заискивающе
произнес:
– Ну, не будем вести себя как дети. Нам нужно еще немного времени. Не
может же быть, чтобы мы не сумели перехитрить робота, не подавая в
отставку, не арестовывая людей и ничего не уничтожая.
Психолог в ярости повернулась к нему.
– Я не хочу, чтобы существовали неуравновешенные роботы. У нас здесь
один заведомо неуравновешенный Нестор, еще одиннадцать потенциально
неуравновешенных и шестьдесят два нормальных робота, которые общались
с неуравновешенным. Единственный абсолютно надежный путь – это полное
их уничтожение.
Разговор прервало назойливое жужжание звонка.
Гневный поток прорвавшихся чувств застыл в неподвижности.
– Войдите, – проворчал Кэллнер.
Это был Джералд Блэк Он был явно обеспокоен, услышав сердитые голоса
Он сказал:
– Я думал, мне лучше зайти самому… я не хотел никому говорить…
– В чем дело? Короче.
– Кто-то трогал замки третьего отсека грузового корабля. На них свежие
царапины.
– Третий отсек? – быстро откликнулась Кэлвин. – Тот, где находятся
роботы? Кто это сделал?
– Изнутри, – лаконично ответил Блэк.
– Замки испорчены?
– Нет, все в порядке. Я уже четыре дня на корабле, и за это время
никто из них не пытался уйти. Но я решил, что вы должны это знать, и
не хотел говорить никому, кроме вас. Я сам это заметил.
– Там есть кто-нибудь? – спросил генерал.
– Я оставил там Роббинса и Мак-Адамса.
Наступило задумчивое молчание. Потом доктор Кэлвин иронически
произнесла:
– Ну?
Кэллнер растерянно потер переносицу.
– В чем дело?
– Разве не ясно? Нестор-10 собирается нас покинуть. Приказание
исчезнуть уже делает его неисправимо ненормальным. Я не удивлюсь, если
то, что осталось у него от Первого Закона, не сможет противостоять
этому стремлению. Он вполне может захватить корабль и удрать на нем.
Тогда у нас будет сумасшедший робот на космическом корабле. А что он
сделает дальше? Вы знаете? И вы, генерал, еще собираетесь оставить их
всех вместе?
– Чепуха, – прервал ее Богерт. К нему уже вернулось прежнее
спокойствие. – И все это из-за нескольких царапин на замке!
– Доктор Богерт, раз вы высказываете свое мнение, то вы, очевидно,
закончили анализ, который я вас просила сделать?
– Да.
– Можно мне посмотреть?
– Нет.
– Почему? Или спрашивать об этом тоже нельзя?
– Потому что, Сьюзен, в этом нет никакого смысла. Я уже говорил
заранее, что эти модифицированные роботы менее стабильны, чем
нормальная модель, и мой анализ подтверждает это Есть некоторая, очень
незначительная возможности выхода из строя при исключительных
обстоятельствах, которые маловероятны. Этого достаточно. Я не
собираюсь давать оснований для вашего нелепого требования уничтожить
шестьдесят два хороших робота только потому, что вы до сих пор не
способны найти среди них Нестора 10. Кэлвин смерила его полным
презрения взглядом.
– Вы не хотите, чтобы что-нибудь помешало вам навсегда остаться
директором, не так ли?
– Перестаньте, пожалуйста, – вмешался раздраженный Кэллнер. – Вы
считаете, что больше ничего нельзя сделать, доктор Кэлвин?
– Я ничего не могу придумать, – устало отвечала она. – Если бы только
Несторы-10 отличались от нормальных роботов чем-нибудь еще, не
связанным с Первым Законом… Пусть даже незначительно. Ну, обучением,
приспособлением к среде, специальностью…
Она внезапно замолчала.
– В чем дело?
– Я подумала… Пожалуй… – Ее взгляд снова стал твердым и пристальным
– Слушайте, Питер. Эти модифицированные Несторы проходят то же самое
первичное обучение, что и нормальные?
– Да. В точности такое же.
– Мистер Блэк. – Она повернулась к молодому человеку, который
деликатно молчал, пережидая вызванную его сообщением бурю. – Что это
вы говорили… Однажды, жалуясь на чувство превосходства у Несторов, вы
сказали, что техники обучили их всему, что знают.
– Да, по физике поля. Они не знакомы с ней, когда прибывают сюда.
– Верно, – удивленно сказал Богерт. – Я говорил вам, Сьюзен, что,
когда я разговаривал с другими. Несторами, два из них, прибывшие позже
всех, не успели изучить физику поля.
– А почему? – спросила Кэлвин со все увеличивающимся возбуждением. –
Почему модель НС-2 с самого начала не обучается физике поля?
– Я могу вам ответить, – сказал Кэллнер. – Все это связано с
секретностью. Если бы мы изготовляли специальную модель, знающую
физику поля, использовали здесь двенадцать экземпляров этой модели и
применяли бы остальных в других областях, это могло бы возбудить
подозрение. Люди, которым пришлось бы работать с нормальными
Несторами, могли бы задуматься, зачем они знают физику поля. Поэтому
они обучались лишь общим основам, так чтобы их можно было доучивать на
месте. И, конечно, доучивали только тех, которые попадали сюда. Это
очень просто.
– Ясно. Пожалуйста, выйдите отсюда. Все до единого. Мне нужно подумать
одной около часа.
Кэлвин чувствовала, что она не сможет в третий раз выдержать это
испытание. Она попыталась представить себе его, но это вызвало у нее
настолько сильное отвращение, что ее даже затошнило. Она больше не
могла предстать перед этой бесконечной вереницей одинаковых роботов.
Поэтому на этот раз вопросы задавал Богерт, а она сидела рядом,
полузакрыв глаза и рассеянно слушая.
Вошел номер четырнадцатый – осталось еще сорок девять.
Богерт поднял глаза от бумаг и спросил:
– Какой твой номер в очереди?
– Четырнадцатый, сэр. – Робот предъявил свой номерок.
– Садись. Ты сегодня еще не был здесь?
– Нет, сэр.
– Так вот, вскоре после того, как мы кончим, еще один человек будет
подвергнут опасности. Когда ты выйдешь отсюда, тебя отведут в кабину,
где ты будешь спокойно ждать, пока не понадобишься. Ясно?
– Да, сэр.
– Если человек будет в опасности, ты попытаешься спасти его?
– Конечно, сэр.
– К несчастью, между тобой и этим человеком будут проходить
гамма-лучи.
Молчание.
– Ты знаешь, что такое гамма-лучи? – резко спросил Богерт.
– Какое-то излучение, сэр?
Следующий вопрос был задан дружеским тоном, как будто между прочим:
– Ты когда-нибудь имел дело с гамма-лучами?
– Нет, сэр, – уверенно ответил робот.
– Гм… Ну так вот, гамма лучи мгновенно убьют тебя. Они уничтожат твой
мозг. Ты должен это знать и помнить. Конечно, ты не хочешь быть
уничтоженным.
– Естественно. – Робот, казалось, был потрясен. Потом он медленно
произнес: – Но, сэр, если между мной и хозяином, которому будет
грозить опасность, окажутся гамма-лучи, то как я могу спасти его? Я
просто бесполезно погибну.
– Да, это верно. – Казалось, Богерт был озабочен этим. – Я могу
посоветовать тебе только одно. Если ты заметишь между собой и
человеком гамма-излучение, ты можешь остаться на месте.
Робот явно почувствовал облегчение.
– Спасибо, сэр. Ведь тогда нет никакого смысла…
– Конечно. Но если никакого опасного излучения не будет, тогда совсем
другое дело.
– Ну, ясно, сэр. Без всякого сомнения.
– Теперь можешь идти. Человек там, за дверью, отведет тебя в кабину.
Жди там.
Когда робот вышел, Богерт повернулся к Сьюзен Кэлвин:
– Ну как, Сьюзен?
– Очень хорошо, – ответила она вяло.
– А может быть, мы могли бы поймать Нестора-10, быстро задавая вопросы
по физике поля?
– Может быть, но не наверное. – Ее руки бессильно лежали на коленях. –
Имейте в виду, он борется против нас. Он настороже. Единственный
способ поймать его – это хитрость. А думать он может – в пределах
своих возможностей – гораздо быстрее, чем человек.
– А все-таки, смеху ради, что, если задавать роботам по нескольку
вопросов о гамма-лучах? Скажем, длины волн?
– Нет! – Глаза доктора Кэлвин вспыхнули. – Ему очень легко скрыть свои
знания, и тогда он будет предупрежден об испытании, которое его ждет.
А это наш единственный верный шанс. Пожалуйста, Питер, задавайте те
вопросы, которые наметила я, и не импровизируйте. Рискованно даже
спрашивать, имели ли они дело с гамма-лучами. Постарайтесь говорить об
этом еще более безразлично.
Богерт пожал плечами и нажал кнопку, вызывая номер пятнадцатый.
Большая радиационная камера снова была в полной готовности. Роботы
терпеливо ждали в своих деревянных кабинах, открытых к центру, но
разделенных между собой перегородками.
Доктор Кэлвин согласовывала последние детали с Блэком, а генерал-майор
Кэллнер медленно вытирал пот со лба большим платком.
– Вы уверены, – настаивала Сьюзен, – что ни один из роботов не имел
возможности разговаривать с другими после опроса?
– Абсолютно уверен, – отвечал Блэк. – Они не обменялись ни единым
словом.
– И каждый помещен в предназначенную для него кабину?
– Вот план.
Психолог задумчиво поглядела на чертеж.
– Гм-м…
Генерал заглянул через ее плечо.
– А по какому принципу их разместили, доктор Кэлвин?
– Я попросила, чтобы тех роботов, которые проявили хоть малейшие
отклонения во время предыдущих испытаний, на этот раз поместили с
одной стороны круга. Я сама буду сидеть в центре и хочу следить за
ними особенно внимательно.
– Вы будете сидеть там? – воскликнул Богерт.
– А почему бы и нет? – холодно возразила она. – То, что я надеюсь
увидеть, может продолжаться одно мгновение. Я не могу рисковать и
должна смотреть сама. Питер, вы будете на галерее, и я прошу вас
следить за роботами на другой стороне круга. Генерал Кэллнер, я
организовала киносъемку каждого робота на случай, если мы ничего не
заметим. Если понадобится, пусть роботы остаются на месте, пока мы не
проявим и не изучим пленки. Ни один из них не должен уходить или
передвигаться по комнате. Понимаете?
– Вполне.
– Тогда приступим – в последний раз.
На стуле молча сидела Сьюзен Кэлвин. В глазах ее было заметно
беспокойство. Груз сорвался с места, обрушился вниз, потом, в
последний момент, отлетел в сторону под внезапным, точно рассчитанным
ударом могучего силового луча. Один из роботов сорвался с места и
сделал два шага вперед.
Потом он остановился.
Но доктор Кэлвин тоже вскочила со стула. Ее указательный палец был
властно направлен на робота.
– Нестор-10, подойди сюда! – крикнула она. – Иди сюда! ИДИ СЮДА!
Медленно, неохотно робот шагнул вперед. Не сводя с него взгляда,
Кэлвин во весь голос отдавала распоряжения:
– Эй, кто-нибудь, уберите всех остальных роботов отсюда! Уберите их
скорее!
Она услышала шум, топот тяжелых ног по полу. Но она не обернулась.
Нестор-10 – если это был Нестор-10, – повинуясь ее повелительному
жесту, сделал еще шаг, потом еще два. Он был едва в трех метрах от
нее, когда раздался его хриплый голос:
– Мне велели скрыться…
Пауза.
– Я не могу ослушаться. До сих пор меня не нашли… Он подумает, что я
ничтожество… Он сказал мне… Но он не прав. – Я могуч и умен…
Его речь была отрывистой. Он сделал еще шаг.
– Я много знаю… Он подумает… Меня обнаружили… Позор… Только не меня. Я
умен… И обыкновенный человек… такой слабый… медлительный…
Еще шаг – и металлическая рука внезапно легла на плечо Сьюзен Кэлвин.
Она почувствовала, как тяжелый груз придавливает ее к полу. Ее горло
сжалось, и она услышала свой собственный пронзительный крик.
Как сквозь туман, слышались слова Нестора-10:
– Никто не должен обнаружить меня. Ни один хозяин…
Холодный металл давил на нее, она сгибалась под его весом…
Потом раздался странный металлический звук. Сьюзен Кэлвин упала на
пол, не почувствовав удара. На ее теле тяжело лежала сверкающая рука.
Рука не двигалась. Не двигался и сам Нестор-10, распростертый рядом с
ней.
Над ней склонились встревоженные лица. Джералд Блэк спрашивал,
задыхаясь:
– Вы ранены, доктор Кэлвин?
Она слабо покачала головой. С нее сняли руку робота и осторожно
помогли ей подняться.
– Что случилось?
Блэк сказал:
– Я на пять секунд включил гамма-лучи. Мы не знали, что происходит.
Только в последнюю секунду мы поняли, что он напал на вас, и другого
выхода не оставалось Он погиб мгновенно. Но вам это не причинит вреда.
Не беспокойтесь.
– Я не беспокоюсь. – Она закрыла глаза и на мгновение прислонилась к
его плечу. – Не думаю, чтобы он в самом деле на меня напал. Он просто
пытался это сделать. Но то, что осталось от Первого Закона, все еще
удерживало его.
Спустя две недели после первой встречи Сьюзен Кэлвин и Питера Богерта
с генерал– майором Кэллнером состоялась их последняя встреча.
Работа на Гипербазе возобновилась. Грузовой космолет с шестьюдесятью
двумя нормальными НС-2 продолжал свой прерванный путь, имея
официальное объяснение двухнедельной задержки.
Правительственный корабль готовился доставить обоих роботехников
обратно на Землю.
Кэллнер снова был в своей парадной форме. Его перчатки блистали
белизной, когда он пожимал руки.
Кэлвин сказала:
– Остальных модифицированных Несторов, конечно, нужно уничтожить.
– Они будут уничтожены. Мы попробуем заменить их обычными роботами
или, в крайнем случае, обойдемся без них.
– Хорошо.
– Но скажите мне… Вы ничего не объяснили. Как вы это сделали?
Она улыбнулась сжатыми губами.
– Ах, это… Я бы сказала вам заранее, если бы была более уверена, что
это удастся. Видите ли, Нестор-10 обладал комплексом превосходства,
который все усиливался. Ему было приятно думать, что он и другие
роботы знают больше, чем люди. Для него становилось очень важно так
думать. Мы знали это. Поэтому мы заранее предупредили каждого робота,
что гамма-лучи для него смертельна и что они будут отделять их от
меня. Все, естественно, остались на месте, Пользуясь доводами Нестора
для предыдущего опыта, они все решили, что нет смысла пытаться спасти
человека, если они наверняка погибнут, не успев это совершить.
– Да, доктор Кэлвин, это я понимаю. Но почему сам Нестор-10 покинул
свое место?
– А! Мы с вашим молодым мистером Блэком приготовили небольшой сюрприз.
Видите ли, пространство между мной и роботами было залито не
гамма-лучами, а инфракрасными. Обычным тепловым излучением, абсолютно
безобидным. Нестор-10 знал это и ринулся вперед. Он ожидал, что и
остальные поступят так же под действием Первого Закона. Только через
какую-то долю секунды он вспомнил, что обычный НС-2 способен
обнаружить наличие излучения, но не его характер. Что среди них только
он один может определять длину волны благодаря обучению, которое он
прошел на Гипербаэе под руководством обыкновенных людей. Эта мысль не
сразу пришла ему в голову, потому что была слишком унизительной для
него. Обычные роботы знали, что пространство, отделявшее их от меня,
гибельно для них, потому что мы им это сказали, и только Нестор-10
знал, что мы лгали. И на какое то мгновение он забыл или просто не
захотел вспомнить, что другие роботы могут знать меньше, чем люди…
Комплекс превосходства погубил его. Прощайте, генерал!
Я покончил со своим обедом и глядел на нее сквозь дым сигареты
– А когда был создан мир, который кажется золотым веком по сравнению с
предыдущим столетием, – этому тоже способствовали наши роботы.
– Мыслящие Машины?
– Да, и Мыслящие Машины, но я имела в виду не их. Скорее человека. Он
умер в прошлом году. – В ее голосе неожиданно прозвучала глубокая
печаль. – Или, по крайней мере, он счел нужным умереть, зная, что мы
больше в нем не нуждаемся. Это Стивен Байерли.
– Да, я догадался, что вы говорите именно о нем.
– Впервые он вышел на политическую арену в 2032 году. Вы тогда были
еще мальчишкой и не можете помнить, при каких странных обстоятельствах
это произошло. Когда он баллотировался в мэры, эта избирательная
кампания определенно была одной из самых необычных в истории…
Выход из положения
(пер. А. Д. Иорданского)
Три закона роботехники:
1. Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием
допустить, чтобы человеку был причинен вред.
2. Робот должен повиноваться всем приказам, которые отдает человек,
кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому закону.
3. Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в какой
это не противоречит Первому и Второму законам.
Из «Справочника по роботехнике» 56-е изд., 2058 год
Когда Сьюзен Кэлвин, главный робопсихолог компании «Ю.С.Роботс энд
мекэникл мэн, инкорпорэйтед», вернулась с Гипербазы, ее ждал бывший
руководитель научного отдела компании Альфред Лэннинг. Старик никогда
не говорил о своем возрасте, но все знали, что ему уже за семьдесят
пять. Тем не менее его ум сохранил свою остроту, и, хотя Лэннинг в
конце концов согласился стать Почетным научным руководителем, а отдел
возглавил Богерт, это не мешало старику ежедневно являться в свой
кабинет.
– Как там у них дела с гиператомным двигателем? – поинтересовался он.
– Не знаю, – с раздражением ответила Сьюзен. – Я не спрашивала.
– Гм… Хоть бы они поторопились. Иначе их может опередить
«Консолидэйтед». И нас тоже.
– «Консолидэйтед»? А при чем тут они?
– Ну, ведь вычислительные машины есть и у других. Правда, у нас они
позитронные, но это не значит, что они лучше. Завтра Робертсон
созывает по этому поводу большое совещание. Он ждал только вашего
возвращения.
Робертсон, сын основателя «Ю.С.Роботс энд мекэникл мэн,
инкорпорэйтед», повернул свое худое носатое лицо к управляющему
компании. Его кадык дернулся, и он сказал:
– Начинайте. Пора разобраться в этом.
Управляющий поспешно начал:
– Вот как обстоят дела, шеф. Месяц назад «Консолидэйтед роботс»
доставили сюда тонн пять расчетов, уравнений и прочего в этом духе и
обратились к нам со странным предложением. Понимаете, есть одна
задача, и они хотят получить на нее ответ от нашего Мозга. Условия
такие…
Он начал загибать толстые пальцы.
– Мы получаем сто тысяч, если решения не существует и мы сможем
указать им, каких факторов не хватает. Двести тысяч – если решение
существует, плюс стоимость постройки машины, о которой идет речь, плюс
четверть всей прибыли, которую она принесет. Задача связана с
разработкой двигателя звездолета…
Робертсон нахмурился, и его худая фигура напряглась.
– Несмотря на то что у них есть своя собственная думающая машина. Так?
– Поэтому-то все предложение и кажется таким подозрительным, шеф.
Леввер, продолжайте.
Эйб Леввер, сидевший на дальнем конце стола, встал и поскреб щетину на
подбородке. Улыбнувшись, он начал:
– Дело вот в чем, сэр. У «Консолидэйтед» была думающая машина. Она
сломалась.
– Что? – Робертсон даже привстал.
– Да, сломалась. Капут! Никто не знает почему, но у меня есть
кое-какие довольно интересные догадки. Например, они могли дать ей
разработать звездолет на основе той же информации, которую предлагают
нам, и это вывело их машину из строя. Сейчас от нее осталась просто
груда железного лома, не больше.
– Понимаете, шеф? – управляющий торжествовал. – Понимаете? Нет такой
научно-промышленной группы, которая не пыталась бы разработать
двигатель, искривляющий пространство, а «Консолидэйтед» и «Ю.С.Роботс»
опередили всех благодаря тому, что у каждой был робот-супермозг. А
теперь, когда они ухитрились поломать свой, у нас больше нет
конкурентов. Вот в чем соль, вот… гм… их мотив. Раньше чем через шесть
лет им не построить новый Мозг, и они пропали, если только им не
удастся сломать и наш на той же задаче.
Президент «Ю.С.Роботс» широко раскрыл глаза.
– Вот мерзавцы!
– Подождите, шеф. Это еще не все. – Он взмахнул рукой. – Лэннинг,
продолжайте!
Доктор Альфред Лэннинг созерцал происходящее с легким презрением,
которое всегда вызывала у него деятельность производственного отдела и
отдела сбыта, где платили куда больше. Он нахмурил свои седые брови и
бесстрастно начал:
– С научной точки зрения положение хотя и не совсем ясно, но поддается
логическому анализу. Проблема межзвездных перелетов при современном
состоянии физической теории… гм… весьма туманна. Вопрос довольно
неопределенный, и информация, которую «Консолидэйтед» задала своей
машине, если судить по тому, что они предлагают нам, тоже не слишком
определенна. Наш математический сектор подверг ее тщательному
рассмотрению, и можно сказать, что она всеобъемлюща. Представленный
материал включает все известные данные по теории искривления
пространства Франчиакки, а также, по-видимому, все необходимые
сведения по астрофизике и электронике. Это не так уж мало.
Тут Робертсон, слушавший с большой тревогой, прервал его:
– Столько, что Мозг может с ней не справиться?
Лэннинг решительно покачал головой.
– Нет. Насколько мы можем судить, возможностям Мозга предела нет. Дело
не в этом, а в законах роботехники. Например, Мозг никогда не сможет
решить поставленную перед ним задачу, если это будет связано с гибелью
людей или причинит им какой-нибудь ущерб. Для Мозга она будет
неразрешима. Если же такая задача будет сопровождаться крайне
настоятельным требованием ее решить, то вполне возможно, что Мозг,
который, в конце концов, всего лишь робот, окажется перед дилеммой, не
будучи в состоянии ни дать ответ, ни отказать в ответе. Может быть,
что-то в этом роде и произошло с машиной «Консолидэйтед».
Он замолчал, но управляющий не был удовлетворен.
– Продолжайте, доктор Лэннинг. Объясните, как вы объясняли мне.
Лэннинг плотно сжал губы и, подняв брови, кивнул в сторону доктора
Сьюзен Кэлвин, которая сидела, разглядывая свои руки, чинно сложенные
на коленях. Подняв глаза, она заговорила тихо и без всякого выражения:
– Характер реакции робота на поставленную дилемму поразителен, –
начала она. – Наши знания о психологии роботов далеки от совершенства,
могу вас в этом заверить как специалист, но она поддается
качественному исследованию, потому что, каким бы сложным ни было
устройство позитронного мозга робота, его создает человек, и создает в
соответствии со своими представлениями. Человек же, попадая в
безвыходное положение, часто стремится бежать от действительности: он
или уходит в мир иллюзий, или запивает, или заболевает истерией, или
бросается с моста в воду. Все это сводится к одному – он не желает или
не может взглянуть в лицо фактам. Так же и у роботов. В лучшем случае
дилемма разрушит половину его реле, а в худшем – сожжет все его
позитронные мозговые связи, так что починить его будет уже невозможно.
– Понимаю, – сказал Робертсон, хотя ничего не понял. – Ну, а
информация, которую предлагает нам «Консолидэйтед»?
– Несомненно, она связана с подобной запретной проблемой, – ответила
доктор Кэлвин – Но наш Мозг сильно отличается от робота
«Консолидэйтед».
– Это верно, шеф. Это верно, – энергично перебил ее управляющий. – Я
хочу, чтобы вы это запомнили, потому что в этом все дело.
Глаза Кэлвин блеснули под очками, но она терпеливо продолжала:
– Видите ли, сэр, в машины, которые есть у «Консолидэйтед», и в том
числе в их «Супермыслителя», не вкладывается индивидуальность. Они
предпочитают функционализм, что вполне понятно, поскольку основные
патенты на мозговые связи, определяющие эмоции, принадлежат «Ю.С.
Роботс». Их «Мыслитель» – просто грандиозная счетная машина, и дилемма
выводит ее из строя немедленно. В то же время наш Мозг наделен
индивидуальностью – индивидуальностью ребенка. Это в высшей степени
дедуктивный мозг, но он чем-то напоминает ученого дурака. Он не
понимает по-настоящему, что делает, – он просто это делает. И,
поскольку это, в сущности, ребенок, он более жизнеспособен. Он не
слишком серьезно относится к жизни, если можно так выразиться.
Сьюзен Кэлвин продолжала:
– Вот что мы собираемся сделать. Мы разделили всю информацию
«Консолидэйтед» на логические единицы. Мы будем вводить их в Мозг по
одной и очень осторожно. Как только будет введен фактор, создающий
дилемму, инфантильная индивидуальность Мозга некоторое время будет
колебаться. Его способность к обобщениям и оценкам еще несовершенна.
Пока он осознает дилемму, как таковую, пройдет ощутимый промежуток
времени. А за этот промежуток времени Мозг автоматически отвергнет
данную единицу информации, прежде чем его связи успеют прийти в
движение и выйти из строя.
Кадык Робертсона задрожал.
– А вы уверены в этом?
Доктор Кэлвин подавила раздражение.
– Я понимаю, что в популярном изложении это не очень убедительно, но
приводить математические формулы было бы бессмысленно. Уверяю вас, что
все именно так, как я говорила.
Управляющий не замедлил воспользоваться паузой и разразился потоком
слов:
– Таково положение, шеф. Если мы согласимся, то дальше сделаем вот
так: Мозг скажет нам, в какой части информации заложена дилемма, а мы
тогда сможем определить, в чем она состоит. Верно, доктор Богерт? Ну,
вот, шеф. А доктор Богерт ведь самый лучший математик на свете. Мы
отвечаем «Консолидэйтед», что задача неразрешима, отвечаем с полным
основанием, и получаем сто тысяч. У них остается поломанная машина, у
нас – целая. Через год, может быть через два, у нас будет двигатель,
искривляющий пространство, или, как его иногда называют, гиператомный
мотор. Но как его ни называй, а это же величайшая вещь!
Робертсон ухмыльнулся и протянул руку.
– Давайте контракт. Я его подпишу.
Когда Сьюзен Кэлвин вошла в строжайше охраняемое подземелье, где
находился Мозг, один из дежурных техников только что задал ему вопрос:
«Если полтора цыпленка за полтора дня снесут полтора яйца, то сколько
яиц снесут девять цыплят за девять дней?»
Мозг только что ответил: «Пятьдесят четыре». И техник только что
сказал другому технику: «Видишь, дубина?»
Сьюзен Кэлвин кашлянула, и сразу же вокруг закипела суматошная,
бесцельная деятельность. Сьюзен сделала нетерпеливый жест и осталась
наедине с Мозгом.
Мозг представлял собой просто двухфутовый шар, заполненный гелиевой
атмосферой строго определенного состава: пространство, совершенно
изолированное от каких бы то ни было вибраций, колебаний и излучений.
А внутри было заключено переплетение позитронных связей неслыханной
сложности, которое и было Мозгом. Все остальное помещение было тесно
уставлено приспособлениями, служившими посредниками между Мозгом и
внешним миром – его голосом, его руками, его органами чувств.
Доктор Кэлвин тихо произнесла:
– Ну, как поживаешь, Мозг?
Мозг ответил тонким, радостным голосом:
– Очень хорошо, мисс Сьюзен. А я знаю – вы хотите меня о чем-то
спросить. Вы всегда приходите с книжкой в руках, когда хотите меня о
чем-нибудь спросить.
Доктор Кэлвин мягко улыбнулась.
– Ты угадал, но это немного погодя. Мы зададим тебе один вопрос. Он
будет таким сложным, что мы будем задавать его в письменном виде. Но
это немного позже. Я думаю, мне сначала нужно с тобой поговорить.
– Хорошо. Я люблю разговаривать.
– Так вот, Мозг, через некоторое время сюда придут с этим сложным
вопросом доктор Лэннинг и доктор Богерт. Мы будем задавать его тебе
понемногу и очень медленно, потому что мы хотим, чтобы ты был очень
осторожен. Мы попросим тебя сделать на основе этой информации
кое-какие выводы, если ты сумеешь, но я должна сейчас тебя
предупредить, что решение может быть связано… гм… с опасностью для
человека.
– Ух, ты! – тихо вырвалось у Мозга.
– Поэтому будь начеку. Когда ты получишь карточку, которая означает
опасность для человека и, может быть, даже смерть, – не волнуйся.
Видишь ли, Мозг, в данном случае для нас это не так уж важно – даже
смерть; для нас это вовсе не так важно. Поэтому, когда ты дойдешь до
этой карточки, просто остановись и выдай ее назад – вот и все.
Понимаешь?
– Само собой. Только – смерть людей… Ох, ты!
– Ну, Мозг, вон идут доктор Лэннинг и доктор Богерт. Они расскажут
тебе, в чем состоит задача, и мы начнем. А ты будь умницей…
Карточка за карточкой в Мозг постепенно вводилась информация. После
каждой некоторое время слышались странные тихие звуки, похожие на
довольное бормотание: Мозг принимался за работу. Потом наступала
тишина, означавшая, что Мозг готов к введению следующей карточки. За
несколько часов в Мозг было введено такое количество математической
физики, что для ее изложения потребовалось бы примерно семнадцать
пухлых томов.
Постепенно люди начали хмуриться. Лэннинг что-то сердито бормотал про
себя. Богерт сначала задумчиво разглядывал свои ногти, потом начал их
рассеянно грызть. Когда исчезла последняя карточка из толстой кипы,
побелевшая Кэлвин произнесла:
– Что-то неладно.
Лэннинг с трудом выговорил:
– Не может быть. Он… погиб?
– Мозг? – Сьюзен Кэлвин дрожала. – Ты слышишь меня, Мозг?
– А? – раздался рассеянный ответ. – Я вам нужен?
– Решение…
– И только-то! Это я могу. Я построю вам весь корабль, это просто,
только дайте мне роботов. Хороший корабль. На это понадобится месяца
два.
– У тебя не было… никаких затруднений?
– Пришлось долго вычислять, – ответил Мозг.
Доктор Кэлвин попятилась. Краска так и не вернулась на ее впалые щеки.
Она сделала остальным знак уйти.
У себя в кабинете она сказала:
– Не понимаю. Информация, которую мы ему дали, несомненно, содержит
дилемму, возможно, даже гибель людей. Если что-то не так…
Богерт ответил спокойно:
– Машина говорит, и говорит разумно. Значит, для нее дилеммы нет.
Но психолог горячо возразила:
– Бывают дилеммы и дилеммы. Существуют разные пути бегства от
действительности. Представьте себе, что Мозг поврежден лишь слегка,
скажем, настолько, что ошибочно считает себя способным решить задачу,
хотя на самом деле он не сможет этого сделать. Или представьте себе,
что сейчас он, возможно, на грани чего-то действительно ужасного, так
что его погубит малейший толчок.
– А представьте себе, – сказал Лэннинг, – что дилеммы не существует.
Представьте, что машину «Консолидэйтед» вывела из строя другая задача
или что это чисто механическая поломка.
– Все равно мы не можем рисковать, – настаивала Кэлвин. – Слушайте. С
этого момента пусть никто и близко не подходит к Мозгу. Я буду
дежурить у него сама.
– Ладно, – вздохнул Лэннинг, – дежурьте. А пока пусть Мозг строит свой
корабль. И, если он его построит, мы должны будем его испытать.
Он задумчиво закончил:
– Для этого понадобятся наши лучшие испытатели.
Майкл Донован яростно пригладил свою рыжую шевелюру, не обратив
никакого внимания на то, что она немедленно вновь встала дыбом.
Он сказал:
– Хватит, Грег. Говорят, корабль готов. Неизвестно, что это за
корабль, но он готов. Пошли, Грег. Мне не терпится добраться до
кнопок.
Пауэлл устало произнес:
– Брось, Майк. Твои шуточки вообще не поражают свежестью, а здешний
спертый воздух им и вовсе не идет на пользу.
– Нет, послушай! – Донован еще раз тщетно провел рукой по волосам. –
Меня не так уж беспокоит наш чугунный гений и его жестяной кораблик.
Но у меня же пропадает отпуск! А скучища-то какая! Мы ничего не видим,
кроме бород и цифр. И почему нам поручают такие дела?
– Потому что если они нас лишатся, – мягко ответил Пауэлл, – то потеря
будет невелика. Ладно, успокойся! Сюда идет Лэннинг.
Действительно, к ним шел Лэннинг. Его седые брови были по-прежнему
пышными, а сам он, несмотря на годы, держался все так же прямо и был
полон сил. Вместе с испытателями он, ничего не говоря, поднялся по
откосу на площадку, где безмолвные роботы без всякого участия человека
строили корабль.
Нет, неверно. Построили корабль!
Лэннинг сказал:
– Роботы стоят. Сегодня ни один не пошевелился.
– Значит, он готов? Окончательно? – спросил Пауэлл.
– Откуда я знаю? – сварливо ответил Лэннинг; его брови так сдвинулись,
что совсем закрыли глаза. – Кажется, готов. Никаких лишних деталей
вокруг не валяется, а внутри все отполировано до блеска.
– Вы были внутри?
– Только заглянул. Я не космонавт. Кто-нибудь из вас разбирается в
теории двигателей?
Донован взглянул на Пауэлла, тот – на Донована. Потом Донован ответил:
– У меня есть диплом, сэр, но когда я его получал, еще и помину не
было о гипердвигателях или о навигации с искривлением пространства.
Обычные детские игрушки в трех измерениях.
Альфред Лэннинг поглядел на него, недовольно фыркнул и ледяным тоном
произнес:
– Что ж, у нас есть специалисты по двигателям.
Он повернулся, чтобы уйти, но Пауэлл схватил его за локоть.
– Простите сэр, вход на корабль все еще воспрещен?
Старик постоял в нерешительности, потирая переносицу.
– Пожалуй, нет. Во всяком случае, не для вас двоих.
Донован проводил его взглядом и пробормотал короткую, но выразительную
фразу. Потом он повернулся к Пауэллу:
– Хотел бы я сказать ему, кто он такой, Грег.
– Пошли, Майк.
Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: внутри корабль готов –
насколько это вообще возможно. Человек никогда не смог бы так любовно
отполировать все его поверхности, как это сделали роботы.
Углов в корабле не было: стены, полы и потолки плавно переходили друг
в друга, и в холодном, металлическом сиянии скрытых ламп человек видел
вокруг себя шесть холодных отражений своей собственной растерянной
персоны.
В главный коридор – узкий, гулкий проход – выходили совершенно
одинаковые каюты.
Пауэлл сказал:
– Наверное, мебель встроена в стены. А может, нам вообще не положено
ни сидеть, ни спать.
Однообразие было нарушено только в последнем помещении, ближайшем к
носу корабля. Здесь металл впервые прорезало изогнутое окно из
неотражающего стекла, а под ним располагался единственный большой
циферблат с единственной неподвижной стрелкой, стоявшей точно на нуле.
– Гляди! – сказал Донован, показывая на единственное слово,
видневшееся над мелкими делениями шкалы.
Оно гласило: «Парсеки», а у правого конца шкалы, изогнувшейся дугой,
стояла цифра «1.000.000».
В комнате было два кресла: тяжелые, с широко расставленными ручками,
без обивки. Пауэлл осторожно присел и обнаружил, что кресло
соответствует форме тела и очень удобно.
– Ну, что скажешь? – спросил Пауэлл.
– Держу пари, что у этого Мозга воспаление мозга. Пошли отсюда.
– Неужели ты не хочешь его посмотреть?
– Уже осмотрел. Пришел, увидел и ушел.
Рыжие волосы на голове Донована ощетинились.
– Грег, пойдем отсюда. Я подал в отставку пять секунд назад, а
посторонним сюда вход воспрещен.
Пауэлл самодовольно улыбнулся и погладил усы.
– Ладно, Майк, закрой кран и не выпускай себе в кровь столько
адреналина. Мне тоже вначале стало не по себе, но теперь все в
порядке.
– Все в порядке, да? Это как же все в порядке? Взял еще один страховой
полис?
– Майк, этот корабль не полетит.
– Откуда ты знаешь?
– Мы с тобой обошли весь корабль, верно?
– Да, как будто.
– Поверь мне, весь. А ты видел здесь что-нибудь похожее на рубку
управления, если не считать этого единственного иллюминатора и этой
единственной шкалы в парсеках? Ты видел какие-нибудь ручки?
– Нет.
– А двигатель ты видел?
– И верно – не видел!
– То-то. Пойдем, Майк, доложим Лэннингу.
Чертыхаясь, они направились к выходу по однообразным коридорам и в
конце концов наугад выбрались в короткий проход, который вел к
выходной камере.
Донован вздрогнул.
– Это ты запер, Грег?
– И не думал. Нажми-ка на рычаг!
Рычаг не подавался, хотя лицо Донована исказилось от натуги. Пауэлл
сказал:
– Я не заметил никаких аварийных люков. Если что-то здесь неладно, им
придется добираться до нас с автогеном.
– Ну да, а нам придется ждать, пока они не обнаружат, что какой-то
идиот запер нас здесь, – вне себя от ярости добавил Донован.
– Пойдем в ту каюту с иллюминатором. Это единственное место, откуда мы
можем подать сигнал.
Но подать сигнал им так и не пришлось.
Иллюминатор в носовой каюте уже не был небесно-голубым. Он был черным,
а яркие желтые точки звезд говорили о том, что за ним – космос.
Два тела с глухим стуком упали в два кресла.
Альфред Лэннинг встретил доктора Кэлвин у своего кабинета. Он нервно
закурил сигару и открыл дверь.
– Так вот, Сьюзен, мы зашли очень далеко, и Робертсон нервничает. Что
вы делаете с Мозгом?
Сьюзен Кэлвин развела руками.
– Нельзя торопиться. Стоимость Мозга больше любой неустойки, которую
нам придется заплатить.
– Но вы допрашиваете его уже два месяца.
Голос робопсихолога не изменился, и все-таки в нем прозвучала угроза:
– Вы хотите заняться этим сами?
– Ну, вы же знаете, что я хотел сказать.
– Да, пожалуй. – Доктор Кэлвин нервно потерла ладони. – Это нелегко. Я
пробовала так и эдак, но еще ничего не добилась. У него ненормальные
реакции. Он отвечает как-то странно. Но до сих пор мне не удалось
установить ничего определенного. А ведь вы понимаете, что, пока мы не
узнаем, в чем дело, мы должны продвигаться очень осторожно. Я не могу
предвидеть, какой простой вопрос, какое замечание могут… подтолкнуть
егоза грань, и тогда… и тогда мы останемся с совершенно бесполезным
Мозгом. Вы хотите пойти на такой риск?
– Но не может же он нарушить Первый закон!
– Я и сама так думала, но…
– Вы и в этом не уверены? – Лэннинг был потрясен до глубины души.
– О, я ни в чем не уверена, Альфред…
С пугающей внезапностью загремел сигнал тревоги. Лэннинг судорожным
движением включил связь и замер на месте, услышав задыхающийся голос.
Потом Лэннинг произнес:
– Сьюзен… вы слышали?.. Корабль взлетел. Полчаса назад я послал туда
двух испытателей. Вам нужно еще раз поговорить с Мозгом.
Сьюзен Кэлвин заставила себя спокойно задать вопрос:
– Мозг, что случилось с кораблем?
– С тем, что я построил, мисс Сьюзен? – весело переспросил мозг.
– Да. Что с ним случилось?
– Да ничего. Те два человека, что должны были его испытывать, вошли
внутрь, все было готово. Вот я взял и отправил их.
– А… Что ж, это хорошо. – Она дышала с трудом. – Ты думаешь, с ними
ничего не случится?
– Конечно, ничего, мисс Сьюзен. Я обо всем подумал. Это
замеча-а-тельный корабль.
– Да, Мозг, корабль замечательный, но как ты думаешь, у них хватит
еды? Они не будут терпеть никаких неудобств?
– Еды хватит.
– Все это может на них сильно подействовать, Мозг. Понимаешь, это так
неожиданно.
Но Мозг возразил:
– Ничего с ними не случится. Им же должно быть интересно.
– Интересно? Почему?
– Просто интересно, – лукаво ответил Мозг.
– Сьюзен, – лихорадочно прошептал Лэннинг, – спросите его, связано ли
это со смертью. Спросите, какая им может грозить опасность.
Лицо Сьюзен Кэлвин исказилось от ярости.
– Молчите!
Дрожащим голосом она обратилась к Мозгу:
– Мы можем связаться с кораблем, не правда ли, Мозг?
– О, они вас смогут услышать по радио. Я это предусмотрел.
– Спасибо. Пока все.
Как только они вышли, Лэннинг набросился на нее:
– Господи, Сьюзен, если об этом узнают, мы все пропали. Мы должны
вернуть этих людей. Почему вы не спросили прямо, грозит ли им смерть?
– Потому что это именно то, о чем я не должна говорить, – устало
ответила Кэлвин. – Если существует дилемма, то она связана со смертью.
А если внезапно поставить Мозг перед дилеммой, это может погубить его.
И какую пользу это нам принесет? А теперь вспомните: он сказал, что мы
можем с ними связаться. Давайте сделаем это, узнаем, где они
находятся, вернем их назад. Возможно, они не могут сами управлять
кораблем: Мозг, вероятно, управляет им дистанционно, Пойдемте!
Прошло немало времени, пока Пауэлл наконец взял себя в руки.
– Майк, – пробормотал он похолодевшими губами. – Ты почувствовал
какое-нибудь ускорение?
Донован тупо посмотрел на него.
– А? Нет… нет.
Потом он, стиснув кулаки, в неожиданном лихорадочном возбуждении
вскочил с кресла и приник к холодному изогнутому стеклу. За ним ничего
не было видно – кроме звезд.
Донован обернулся.
– Грег, они должны были включить машины, пока мы были внутри. Грег,
здесь дело нечисто. Они с роботом подстроили все так, чтобы заставить
нас быть испытателями, на случай если мы вздумаем отказаться.
– Что ты болтаешь? – ответил Пауэлл. – Какой толк посылать нас, если
мы не умеем управлять кораблем? Как мы повернем его обратно? Нет, этот
корабль взлетел сам, и без всякого заметного ускорения.
Он встал и медленно зашагал по комнате. Звук его шагов гулко отражался
от стен. Он глухо произнес:
– Майк, это самое неприятное положение из всех, в какие мы попадали.
– Это для меня новость, – с горечью ответил Донован. – А я-то
радовался и веселился, пока ты меня не просветил.
Пауэлл пропустил его слова мимо ушей.
– Без ускорения – это значит, что корабль работает по совершенно
неизвестному принципу.
– Не известному нам, во всяком случае.
– Не известному никому. Здесь нет двигателей, которыми можно было бы
управлять вручную. Может быть, они встроены в стены. Может быть,
поэтому стены тут такие толстые.
– Что ты там бормочешь? – спросил Донован.
– А ты бы послушал. Я говорю, что, какие бы машины ни приводили в
движение этот корабль, они скрыты и, очевидно, не требуют надзора.
Корабль управляется дистанционно.
– Мозгом?
– А почему бы и нет?
– Значит, по-твоему, мы тут останемся до тех пор, пока Мозг не вернет
нас обратно?
– Возможно. Если так, давай спокойно ждать. Мозг – робот. Он обязан
соблюдать Первый закон. Он не может причинить вред человеку.
Донован медленно опустился в кресло.
– Ты так думаешь? – он тщательно пригладил волосы. – Слушай! Эта
тарабарщина насчет искривления пространства вывела из строя робота
«Консолидэйтед», и математики объяснили это так: межзвездный перелет
смертелен для человека. Какому же роботу мы должны верить? У нашего,
насколько я понимаю, были те же данные.
Пауэлл бешено закручивал усы.
– Не притворяйся, Майк, что не знаешь роботехники. Прежде чем робот
обретет физическую возможность нарушить Первый закон, в нем так много
должно поломаться, что он десять раз успеет превратиться в кучу лома.
Вероятно, все объясняется очень просто.
– О, конечно! Попроси дворецкого, чтобы он разбудил меня вовремя. Все
это так просто, что мне незачем волноваться, и я буду спать как дитя.
– Ради Юпитера, Майк, чем ты сейчас недоволен? Мозг о нас заботится.
Здесь тепло. Светло. Есть воздух. А стартового ускорения не хватило бы
даже на то, чтобы растрепать твои волосы, если бы они были достаточно
для этого приглажены.
– Да? А что мы будем есть? Что мы будем пить? Где мы? Как мы вернемся?
А если авария, к какому выходу и в каком скафандре мы должны бежать –
бежать, а не идти шагом? Я даже не видел здесь ванной и тех мелких
удобств, которые бывают рядом с ней. Конечно, о нас заботятся, и
неплохо!
Голос, прервавший речь Донована, принадлежал не Пауэллу. Он не
принадлежал никому. Он висел в воздухе – громовой и ошеломляющий:
– Грегори Пауэлл! Майкл Донован! Грегори Пауэлл! Майкл Донован! Просим
сообщить ваше местонахождение. Если корабль поддается управлению,
просим вернуться на базу. Грегори Пауэлл! Майкл Донован!..
Эти слова с механической размеренностью повторялись снова и снова,
разделенные неизменными четкими паузами.
– Откуда это? – спросил Донован.
– Не знаю, – напряженно прошептал Пауэлл. – Откуда здесь свет? Откуда
здесь все?
– Но как же нам отвечать?
Они переговаривались во время пауз, разделявших гулкие повторяющиеся
призывы.
Стены были голы – настолько, насколько может быть голой гладкая, ничем
не прерываемая, плавно изгибающаяся металлическая поверхность.
– Покричим в ответ, – предложил Пауэлл.
Так они и сделали. Они кричали сначала по очереди, потом хором:
– Местонахождение неизвестно! Корабль не управляется! Положение
отчаянное!
Они охрипли. Короткие деловые фразы начали перемежаться воплями и
бранью, а холодный, зловещий голос неустанно продолжал, и продолжал, и
продолжал свои призывы.
– Они нас не слышат, – задыхаясь, проговорил Донован. – Здесь нет
передатчика. Только приемник.
Невидящими глазами он уставился на стену.
Медленно, постепенно гулки-й голос становился все тише и глуше. Когда
он превратился в шепот, они снова принялись кричать и попробовали еще
раз, когда наступила полная тишина.
Минут пятнадцать спустя Пауэлл без всякого выражения сказал:
– Пойдем, пройдемся по кораблю еще раз. Должна же здесь быть
какая-нибудь еда.
В его голосе не слышалось никакой надежды. Он был готов признать свое
поражение.
Они вышли в коридор; один стал осматривать помещения по левую сторону,
другой – по правую. Они слышали гулкие шаги друг друга и время от
времени встречались в коридоре, обменивались свирепыми взглядами и
вновь пускались на поиски.
Неожиданно Пауэлл нашел то, что искал. В тот же момент до него донесся
радостный возглас Донована:
– Эй, Грег! Здесь есть все удобства! Как это мы их не заметили?
Минут через пять Донован, поплутав немного, разыскал Пауэлла.
– Душ пока не отыскался… – начал он и осекся. – Еда!
Достарыңызбен бөлісу: |