В этом и была суть записки Уизнера: дискуссию следовало прекратить, поскольку Маккарти порождал «невротический страх и внутреннюю подозрительность», а за пределами США это могло подорвать основы деятельности ЦРУ по сближению с некоммунистическими левыми движениями.
Но в консервативном звене Американского комитета мнение Олсопа проигнорировали как плод пылкого воображения. «Есть более осведом
175
ленные люди. Они утверждают, что мы переживали самый тяжелый период политического террора и истерии в нашей истории, — писал Сидни Хук. — Такое описание текущего состояния Америки является фантастическим искажением истинного положения дел»52. Кристол, кроме того, высмеивал утверждения, что маккартизм создавал «атмосферу страха». Отвечая Артуру Миллеру на заявление о «тупости маккартизма», которым страдает Бродвей, и на его «исследования политического отступничества Конгресса», Кристол обвинял Миллера на страницах «Нью-Йорк Таймс» в «абсурдных утверждениях»53. В 1953 году Кристол сделал известное заявление. По его словам, «единственное, что американцы знают о сенаторе Маккарти — это то, что последний, как и они, является безусловным антикоммунистом. Однако все понимают, что ничего подобного нельзя сказать о представителях американского либерализма». Наряду с этим Стивен мрачно подытожил: «То и дело мы наблюдаем за тем, как американский писатель в порыве религиозного антикоммунистического чувства осеняет себя крестным знамением. Подозрения вызывает то, что вместо Аве Мария, он говорит Аве Маккарти»54.
Джоссельсон с самого начала выступал против создания Американского комитета и после «ошибки» Маккарти получил подтверждение этому. Брейден, также ставивший под сомнение целесообразность его создания, позже заявил: «Я думаю, что идея принадлежала Сидни Хуку. На мой взгляд, она была ошибочной. Мне казалось, что создается организация, конкурирующая с Конгрессом в Париже, которая, кроме того, будет проводить жесткую линию. Некоторые представители Американского комитета были достаточно схожи по характеру с Маккарти. Что еще хуже, они имели доступ к влиятельным людям в Госдепартаменте. Это могло создавать проблемы для Управления»55. Несмотря на опасения, Фрэнку Уизнеру удалось убедить Аллена Даллеса, тогда еще заместителя директора по операциям, что создание американского отделения Конгресса за свободу культуры было неизбежной необходимостью. Это было, как позже (или вто время?) сказал Мэлвин Ласки, обусловлено «спецификой, присущей тайным операциям. Управление не могло принимать участия в решении внутренних вопросов, а Американский комитет был просто необходим. Другого выхода не было. Иная ситуация стала бы парадоксальной. Если вы говорите, что действуете на международном уровне, то где же тогда американцы? Это было бы подобно выходу на боксерский ринг с одной перчаткой. Несмотря на трудности, связанные с секретностью этой тайной операции, игра стоила свеч. А как по-другому?»56.
Как бы то ни было, учитывая раскол Комитета в форме открытой неприязни и взаимных упреков по вопросу о том, стоит ли выступать против Маккарти, Джоссельсон и его начальники в ЦРУ должны были учитывать реальное развитие событий. Опасность состояла в том, что в случае закрытия Американский комитет возродился бы под тем же названием, но без умеренного крыла, представленного Шлезингером, Ровером и их «здравомыслящими» соратниками. Что нужно было Джоссельсону в последнюю очередь,
176
так это бескомпромиссная группа давления, категорические не согласная с деятельностью в Европе.
Те, кто ожидал от Американского комитета действий в защиту культурной свободы от бесчинств маккартизма, были разочарованы. «Его нечеткая позиция по этому вопросу вызвала большое замешательство в Конгрессе по всему миру»57, — заявил позже Джоссельсон. Комитет все же издал книгу «Маккарти и коммунисты» (McCarthy and the Communists), ее авторами были Мидж Дектер (Midge Decter) и Джеймс Рорти (James Rorty). Однако она разоблачала скорее своеобразные методы Маккарти, чем преследование им мнимых коммунистов. Изданная в 1954 году книга была запоздалой и, пожалуй, двусмысленной (сам факт издания заставил Джеймса Бэрнхама возглавить демонстративный уход консервативного крыла Американского комитета). Примерно вто же время Бэрнхам прекратил свое многолетнее сотрудничество с журналом «Партизан Ревью». То, что Американский комитет за свободу культуры, как и «Инкаунтер», стремился отрицать или минимизировать угрозу Маккарти для культуры, являлось тревожным сигналом. Обеспокоенная отсутствием глубокого анализа проблемы Мэри Маккарти сообщала Ханне Арендт о своем мнении по поводу «необычной смеси левых, анархистов, нигилистов и оппортунистов, выставляющих себя консерваторами, на все том же Корабле дураков (Narrenschiffe)... Эти новые правые старались вовсю, чтобы казаться в восприятии людей нормальными... а это, как мне кажется, нужно остановить, если мы уже не опоздали»58.
В то время когда сенатор Маккарти запланировал свою атаку на ЦРУ, Аллен Даллес вступил в должность директора. Он отличался от своего брата Джона Фостера Даллеса, «черное протестантство» и агрессивный антикоммунизм которого удержали его от противостояния с Маккарти. Даллес был полон решимости не позволить «выбившемуся в люди таксисту из Висконсина» разрушить Управление. Он предупредил своих сотрудников, что уволит каждого, кто сунется к Маккарти без его личного разрешения. Некоторые сотрудники ЦРУ уже получили загадочные телефонные звонки от соратников Маккарти, среди которых был подозрительный тип из Балтимора — некий Юлиус Амосс (UliusAmoss). Этот греко-американец, которого вышвырнули изУСС, что уже было достижением, теперь управлял частной спецслужбой с названием Фонд международных информационных услуг (International Services of Information Foundation). Именно эту службу Маккарти и нанял без лишнего шума, чтобы накопать компромат на штатных сотрудников ЦРУ. Сотрудники Управления вдруг стали получать анонимные звонки о том, что, «по имеющейся информации, они слишком много пьют или имеют любовные связи. Однако звонящий вовсе не намерен был создавать проблемы. Он предлагал прийти и рассказать приверженцу Маккарти все, что они знают об Управлении»59.
Но вскоре выяснилось, что Амосс не в состоянии справиться с этим заданием, не таким уж и серьезным для членов шпионского управления. Первый удар Маккарти нанес по Уильяму Банди в июле 1953 года. Последний, будучи сотрудником Отдела оценки разведывательных данных ЦРУ (и зятем Дина
177
Эйчесона), внес 400 долларов США в фонд защиты Элгера Хисса. Именно поэтому Маккарти решил, что Банди коммунист. «Я случайно находился в офисе Аллена, когда это произошло, — вспоминал Том Брейден. — И Банди был там. Аллен сказал ему: «Убирайся отсюда, я сам займусь этим». Банди взял отпуск на несколько дней, а Аллен обратился непосредственно к Эйзенхауэру и сказал, что вовсе не собирается тягаться с этим дураком из Висконсина»60. Даллес открыто сообщил президенту, что уйдет в отставку, если нападкам Маккарти не будет положен конец.
По-видимому, именно это заставило Эйзенхауэра действовать. После того как вице-президенту Ричарду Никсону было поручено убедить Маккарти отказаться от планов публичного расследования, сенатор вдруг стал уверен, что «не в интересах общества проводить публичные слушания по ЦРУ и что, скорее всего, этот вопрос можно решить в административном порядке»61. Таким образом, было принято компромиссное решение: Маккарти согласился подавать жалобы на Управление непосредственно в офис Аллена Даллеса. Передав список предполагаемых «гомосексуалистов» и «богатых людей», работающих в ЦРУ, он потребовал провести масштабную внутреннюю чистку Управления. На случай отказа Даллеса у Маккарти был заготовлен козырь — проведение публичного расследования. «Давление сделало свое дело. Стандарты безопасности стали более жесткими. Но в одном случае потеря ЦРУ стала приобретением для Голливуда. Молодой выпускник политологического факультета с классическим нью-йоркским акцентом по имени Питер Фальк (Peter Falk; известный как инспектор Коломбо — герой одноименного популярного сериала. — Прим, ред.) в 1953 году подал заявление на курсы подготовки при ЦРУ, но ему отказали в связи с членством в левом крыле»62.
Сотрудники Отдела сбора и обработки разведывательных данных, возглавляемого Брейденом, подверглись особым проверкам на предмет их предполагаемого политического либерализма. Начальник отдела по сбору информации о профсоюзах был уволен, поскольку состоял членом Коммунистической молодежной лиги в 1930-х годах. Но худшее было впереди. В конце августа 1953 года Брейден находился с Ричардом Бисселлом в штате Мэн. Бисселл решил сделать небольшой перерыв в своей работе в Фонде Форда, чтобы попутешествовать на яхте «Морская ведьма» (Sea Witch). Пришвартовавшись в бухте Пенобскот, Брейден получил срочное сообщение отом, что маккартисты обнаружили «красного» в Управлении. Этим человеком оказался заместитель Брейдена Корд Мейер-младший, принятый на работу Алленом Даллесом в 1951 году. После того как Даллес и Брейден уехали отдыхать, Маккарти уже ничего не мешало расправиться с Мейером. Последний был временно отстранен от работы без сохранения жалованья. В ожидании решения службы безопасности он перечитывал «Процесс» Кафки, понимая как никогда прежде «бедственное положение своего сбитого с толку героя, который так и не смог понять, почему и кем он был обвинен»63.
Корд Мейер не был «красным». Он не был даже «розовым». Среди обвинений, перечисленных в документе на три страницы, содержался факт,
178
свидетельствующий о том, что он когда-то делил лекторскую кафедру с Харлоу Шепли (Harlow Sharpley), астрономом из Гарварда, известным своими радикально левыми политическими взглядами. Кроме того, была отмечена связь Мейера с Национальным советом искусств, наук и ремесел, который упоминался Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности как коммунистическая «ширма». Оба инкриминируемых преступления приходились на первые послевоенные годы, когда Мейер был лидером Комитета американских ветеранов, либеральной организации, составлявшей альтернативу ультраконсервативному Американскому легиону, и основателем Объединенной ассоциации всемирных федералистов, которая выступала за мировое правительство и была скорее утопической, чем либеральной.
«Мой непосредственный босс Том Брейден постоянно поддерживал меня и призывал даже не сомневаться в том, что я смогу оправдать себя»64, — писал Мейер позже. И действительно, обвинения Маккарти вряд ли могли иметь реальные последствия. В День благодарения в 1953 году, через два месяца после временного отстранения Мейера, ему позвонил Аллен Даллес. С Мейера были сняты все обвинения в нелояльности, и он мог вернуться в Управление. Это событие должно было запомниться Мейеру на всю оставшуюся жизнью. Оно наглядно свидетельствует об одном из колоссальных парадоксов холодной войны в Америке: когда сотрудники ЦРУ не покладая рук боролись с коммунизмом, за ними пристально следили их же соотечественники, преследуя ту же цель. Если Жювеналь задавался вопросом, кто охранял охранников, то в этом случае следовало, скорее всего, выяснить, кто убивал убийц дракона?
Звезда Маккарти, в конце концов, закатилась в конце 1954 года, а в 1957-м он умер от алкоголизма. Но характеристика маккартизма как «псевдогерои- ческой эпопеи... интермедии в нашей политической истории, стольстранной и поразительной, что будущие археологи вполне могут отнести ее, скорее, к мифологии, чем к истории»65, прозвучавшая из уст Дуайта Макдональда, была попыткой выдать желаемое за действительное. Америка изо всехсил пыталась изгнать вскормленных Маккарти демонов, которых с избытком бы хватило на многие годы вперед; в то же время «ценности, которые он поддержал, и допущения, послужившие основой для его крестового похода, в основном не вызывали сомнений». По меткому выражению одного обозревателя, «Маккарти был осужден и сокрушен, но не маккартизм»66. Поиск правды, желание добраться до сути вещей, сам процесс интеллектуального исследования были запятнаны ассоциацией с охотой на ведьм.
Или все было наоборот? Может, стоит задаться вопросом, а могли маккартизм появиться без доктрины Трумэна? Может, сущностью холодной войны было отступление от элементарных правил ради установления истины, когда здравый смысл затмевался страхом и враждебностью, когда «чрезмерное использование перегибов», в терминах Мюррея Кемптона, отвлекало людей оттого, чтобы «заметить, какой плохой стала норма»? «Наши лидеры стали пренебрегать принятыми правилами, касающимися доказательств и выводов, когда речь шла о борьбе с коммунизмом, — утверждал позже сенатор Уильям
179
Фулбрайт (William Fulbright). — В конце концов, разве кто-нибудь слышал о честном контракте с дьяволом? Поскольку мы знаем, что у него науме, зачем педантично вдаваться втонкости и выяснятьего истинные намерения... Цель антикоммунистической идеологии заключалась в том, чтобы упростить нам задачу восприятия определенных фактов в определенных ситуациях. Наша «вера» освобождала нас, как верующих в давние времена, от необходимости эмпирического мышления. Как и у средневековых богословов, у нас была философия. Она заранее давала ответы на все вопросы. Все, что не подходило, быстро объявлялось мошенничеством, ложью или иллюзией... Пагубность [антикоммунистической ортодоксальности] заключается не в какой-нибудь откровенной лжи, а в искажения и упрощении действительности, ее обобщении и возвышении до положения открытой истины»67.
Маккарти не только не пошатнул ЦРУ, но и в конечном счете способствовал повышению его престижа. Благодаря ему Управление стали воспринимать как подобие рая для внешнеполитических «вольнодумцев». Ричард Бисселл, поступивший на работу в Управление в январе 1954 года, запомнил его как «место, где все еще наблюдалось брожение умов, ставились амбициозные задачи и что-то делалось. Другие органы власти значительно исчерпали потенциал своих амбиций и прогрессивных действий»68. Его директор Аллен Даллес казался еще могущественнее, чем прежде. По словам Тома Брейдена, «власть текла к нему и через него в ЦРУ отчасти потому, что его брат был госсекретарем, отчасти потому, что его репутация начальника разведки во время Второй мировой войны окружала его таинственным ореолом, и отчасти потому, что его положение старшего компаньона престижной нью-йоркской юридической фирмы «Салливан энд Кромвель» (Sallivan and Cromwell) производило впечатление на провинциальных адвокатов Конгресса». И теперь, в условиях нападок Маккарти на Управление, Даллес победил. «Его победа значительно повысила престиж того, что люди тогда называли «делом» антикоммунизма. «Не присоединяйтесь к тем, кто сжигает книги, — сказал Эйзенхауэр. — Это плохой способ борьбы с коммунизмом. Хорошим способом является ЦРУ»69.
14. МУЗЫКА И ИСТИНА, МА NON TROPPO*
Иногда мне приходит в голову, что те средства, которые тратятся на рождение и содержание знаменитостей, намного больше, чем польза, которую они приносят.
Филип Ларкин (Philip Larkin)
В отличие от Американского комитета, неспособность которого занимать последовательную позицию по важным вопросам привела к его неизбежной кончине, Конгресс в Европе к середине 1950-х годов встал на четко обозначенный курс. Под твердой рукой Джоссельсона, он обрел репутацию серьезного альянса интеллектуалов, объединенных целью продемонстрировать ошибочность мифов о Советском Союзе и утвердить превосходство демократии западного образца как основы для культурного и философского развития. В то время как состав его внутреннего круга — «аппарата» — оставался неизменным, Конгресс мог похвастаться членством в нем выдающихся интеллектуалов и художников.
Джулиан Хаксли, Мирча Элиаде, Андре Мальро, Гвидо Пьовене, Герберт Рид, Аллен Тейт, Лайонел Триллинг, Роберт Пенн Уоррен, У. X. Оден, Торнтон Уайлдер, Джаяпракаш Нараян — эти и многие другие светила украшали страницы «Инкаунтера», «Прев» и множества других журналов, созданных Конгрессом или аффилированных с ним. Направленный на латиноамериканских интеллектуалов журнал «Куадернос» (Cuademos) был запушен в 1953 году в Париже под редакцией писателя и драматурга Джулиана Горкина (Julian Gorkin). В Вене в начале 1954 года Конгресс запустил ежемесячный журнал «Форум» под редакцией писателя и критика Фридриха Торберга (Friedrich Torberg). Фредди Торт, как его тогда прозвали, был выдающимся персонажем, который отталкивал и привлекал людей одновременно. Кёстлер писал с восхищением, что он был «последним из могикан Дуная, выходцем из Старой
* Но не слишком (итал.).
181
Вены, которая, возможно, существовала только в нашей фантазии». Другие находили его высокомерным и нетерпимым. Коммунисты нападали на него как на «американского агента... клеветника... и информатора» и расценивали антинейтралистский тон его журнала как американский заговор. «Форум» развивал обычные темы Конгресса, а Торберг наслаждался хорошими рабочими отношениями с парижским секретариатом. Но Джоссельсону иногда приходилось дисциплинировать его, как, к примеру, в 1957 году, когда «Форум» перепечатал статью из праворадикального «Национального Ревью». По словам Джоссельсона, это было «ниже достоинства журнала Конгресса». На что провинившийся Торберг ответил: «Это больше не повторится».
Журнал «Наука и свобода» был запущен осенью 1953 года, после конференции Конгресса под одноименным названием. Состоявшаяся в Гамбурге в июле 1953 года, эта конференция была проведена на гранты в 10 тысяч долларов от Фонда Рокфеллера (The Rockefeller Foundation) и 35 тысяч долларов от Фонда Фарфилда. Главным редактором одноименного журнала являлся Майкл Полани (Michael Polanyi), который был назначен в Исполнительный комитет в том же году. Привлекая внимание к расовой сегрегации в Америке, а также апартеиду в Южной Африке, журнал Полани поднимал вопросы, по которым Конгресс в целом отмалчивался. Журнал также признавал разрядку задолго до того, как большинство людей узнал и значение этого слова, при этом поощряя интеллектуальный обмен с советским блоком и смягчение позиции Запада в холодной войне. Но голос бюллетеня с крошечным кругом читателей, выходившего два раза в год, был не более чем тростинкой в сильных порывах полемики холодной войны1.
Ежемесячный бюллетень «Советское обозрение» (Soviet Survey) берет свое начало в 1955 году под редакцией историка Уолтера Лакёра (Walter Laqueur), который также был официальным представителем Конгресса в Израиле. Характеризуемый Джоссельсоном как «один из лучших международных экспертов по Советскому Союзу», Лакёр писал о русских делах под псевдонимом Марк Александр (Mark Alexander). Под его руководством «Советское обозрение» публиковало исследования интеллектуальной, художественной и политической жизни в восточном блоке, глубина которых «была уникальной для западных изданий»2. Хотя утверждения, что бюллетень заставлял «трещать от экзальтации»1, могут быть завышенными, он, безусловно, заслужил широкую и преданную читательскую аудиторию. Даже некоторые коммунистические журналы видели возможность заимствования полезных материалов из «Советского обозрения», что заставило Джоссельсона с тревогой написать Лакёру: «Мы не хотим просоветских публикаций, приукрашивающих их пропаганду некоторыми из наших материалов»4.
В апреле 1956 года первые выпуски журнала «Темпо Пресенте» (Tempo Presente) появились в Италии. Публикация под редакцией Игнацио Силоне и Никола Кьяромонте бросила первый серьезный вызов журналу «Новые аргументы» (Nuovi Argomenti), основанному в 1954 году Альберто Моравиа по образу и подобию «Ле Тан Модерн» Сартра. «Темпо Пресенте» добавлял
182
сходства самим названием — преднамеренным эхо Сартра. Циники впоследствии утверждали: это являлось интеллектуальной кражей и очередным подтверждением, что одной из основных стратегий ЦРУ было создание и ведение «параллельных» организаций, предоставляющих альтернативу радикализму, над которым они не имели никакого контроля. Конечно, журнал «Темпо Пресенте» «открыл свои страницы для многих перебежчиков из Коммунистической партии Италии в конце 1950-х»5, включая писателей Итало Кальвино, Бакко Пратолини и Либероде Либеро. Его страницы были также открыты для писателей-диссидентов из восточного блока, которые вместе с постоянными участниками Конгресса продолжали непрерывные нападения на выходки коммунистического тоталитаризма.
Конгресс также установил присутствие в районах, которые считались чувствительными к коммунизму или нейтрализму. Под его началом появился журнал в Австралии — «Квадрант» (Quadrant), который был направлен на снижение влияния большого числа австралийских интеллектуалов, находившихся «в тревожной близости к магнитному полю коммунизма». Его редактор — католический поэт Джеймс Маколи (James McAuley) считал, что «людские умы выиграют только тогда, когда антикоммунистические позиции будут носить характер отвлечения», под его началом «Квадрант» (который все еще существует) обратил оживленное внимание на австралийских некоммунистических левых6.
В Индии Конгресс выпускал журнал «Поиск» (Quest), который впервые появился в августе 1955 года. Культурно ограниченный, на английском языке, то есть на языке администрации, а не литературы, он был атакован индийскими коммунистами за «коварную» американскую пропаганду, подобно журналу «Куадернос» в Латинской Америке, но по крайней мере он дал возможность Конгрессу закрепиться в труднопроходимой местности. Он, вероятно, не заслуживает насмешки Дж. К. Гэлбрайта, что «это был прорыв в тяжелой болотной массе неграмотности». Конечно, премьер-министр Неру журнал не принимал: он не доверял Конгрессу как «американской подставной организации».
В Японии издавался журнал «Причина» (Jiyu), один из наиболее субсидируемых Конгрессом. Его попытки смягчить антиамериканские настроения среди японской интеллигенции изначально были слишком слабыми, и в 1960 году Конгресс решил окончательно порвать с издателем и возобновить выпуск под непосредственным контролем в Парижском офисе. Япония сочла «слишком сложным идеологически» отдать журнал даже в полунезависимые руки7.
К середине — концу 1960-х Конгресс расширил свою программу публикаций для включения других регионов, представляющих стратегический интерес: Африки, арабского мира и Китая.
«Настоящая загадка — как эти журналы работали, — сказал один агент ЦРУ. — Все эти интеллектуалы не собрались бы даже на коктейльную вечеринку вместе, но все они работали в «Инкаунтере», «Темпо Пресенте»,
183
«Прёв». Это невозможно было сделать в Америке: «Харпере», «Нью-Йоркер» не удалось этого сделать. Они не могли заполучить Исайю Берлина, Нэнси Митфорд и всех остальных. Даже Ирвинг Кристал не смог этого сделать, когда вернулся из Лондона. Я полагаю ответ таков: Майкл Джоссельсон»8. Но это была половина ответа. Да, был Майкл Джоссельсон, но ведь еще был и Мелвин Ласки. Диана Джоссельсон так описывала отношения: «Майкл был издателем и главным редактором, Ласки — вице-президентом и в определенной степени рупором Майкла. Майкл пытался организовывать периодические встречи между различными редакторами, и Ласки играл в них решающую роль, если Майкла не было. Они находились в тесном контакте и видели веши в одинаковом свете»9.
Мелвин Ласки позже утверждал, что Джоссельсон изначально хотел, чтобы он был соредактором Спендера в «Инкаунтере», но так как он, Ласки, не хотел покидать Берлин, то рекомендовал Ирвинга Кристала вместо себя. Кажется более вероятным, что причиной, почему Ласки не оказался у руля ведущего журнала Конгресса, стало то же, что и в случае, когда Уизнер в 1950 году приказал удалить Ласки из организационного ядра Конгресса в Берлине: он был слишком тесно связан с американскими ведомствами. Но к 1953 году Ласки мог бы утверждать, что это был уже не тот случай. Его журнал «Монат» теперь выходил под эгидой Фонда Форда, который, в частности, выделил ему грант в размере 275 тысяч долларов на издание книг. Но все же вокруг Ласки оставался ореол подозрения, который трудно было развеять. Джоссельсон сделал все, получив «Монат» в лоно журналов Конгресса в конце 1953 года, когда стартовый грант Фонда Форда иссяк. Таким образом, Джоссельсон смог узаконить отношения Ласки с Конгрессом. Как редактор одного из его журналов Ласки теперь официально был в центре аппарата, разрабатывающего политику.
Достарыңызбен бөлісу: |