Рэндалл коллинз
жүктеу/скачать 1.31 Mb. Pdf көрінісі
|
| властные группы (power groups), те, кто дает приказы, и те, кто получает
и исполняет распоряжения. В некоторых случаях собственность мо- жет быть основой власти — в этих случаях властные классы совпада- ют с экономическими классами. Такова была ситуация в начале 1800- х годов, которую наблюдали Маркс и Энгельс и которая привела их к неверному выводу о том, что собственность была основой классо- вого конфликта. Дарендорф предположил, что разделение по отно- шению к власти является более фундаментальным, чем по отноше- нию к собственности. Позиция Дарендорфа породила традицию конфликта, которая была более общей по сравнению с марксизмом, хотя она и включа- ла в себя Маркса как одного из идейных предшественников. Дарен- дорф взял концепцию класса Маркса и Энгельса и обобщил ее в ду- хе Вебера, делая веберовскую концепцию конфликта власти более фундаментальной. С моей точки зрения, это было важным страте- гическим ходом по нескольким причинам. Как мы уже видели, вебе- ровская теория конфликта власти напрямую связана с теорией ор- ганизаций, так как власть мобилизуется в организациях. Более того, она позволяет нам перенести то, что мы узнали из организацион- 119 1. ного анализа, на построение теории социальных классов. Органи- зации и классы — это различные пути членения одной и той же со- циальной реальности. Классы всегда имеют свою основу в качестве частей каких-то организаций, а организации создают классы и клас- совые конфликты. Выигрышность этой позиции связана и с тем, что она позволя- ет лучше понять субъективную и индивидуальную сторону класса, те формы, в которых индивиды мыслят и действуют иначе на осно- вании своих классовых позиций. Если фундаментальной реально- стью класса служит различие между отдачей и получением распоря- жений, то мы должны понять социальную психологию, которая ле- жит в основе этих процессов, Что значит быть человеком, дающим распоряжения? Как это воздействует на сознание человека? Какого рода вещи нужно делать человеку в этом положении в течение обыч- ного дня? Те же самые вопросы следует поставить и относительно че- ловека, получающего распоряжения. Ирвинг Гофман, исходя из со- вершенно другой теоретической позиции, продемонстрировал нам модель социальной жизни как серии смен передней сцены и закулис, своего рода театр современной жизни. Люди, которые контролиру- ют переднюю сцену (то есть официальные части общества), оказы- ваются теми, кто дает распоряжения, высшими классами общества. Те же, кто представляет собой послушную аудиторию этих официаль- ных представлений, — это те, кто получает распоряжения, рабочие классы общества. Я оставлю детали этой теории третьей главе, так как теория Гофмана генетически связана с традицией социальных ритуалов Дюркгейма, а не с теорией конфликта. Но как я попытал- ся показать в деталях в своей «Социологии конфликта» (1975), совме- щение моделей Дарендорфа и Гофмана дает нам возможность объяс- нить с достаточной степенью строгости, почему различные классы имеют те типы мировоззрения, которые подтверждаются эмпири- ческими данными. Другим подтверждением фундаментального характера модели властного конфликта выступает весьма успешная теория распре- деления богатства. «Власть и привилегия» (1966) Герхардта Ленски стала первой значительной работой по сравнительному анализу, ко- торая поставила вопрос: какие условия определяют, будет ли госу- дарство иметь большую или маленьшую степень экономического не- равенства? Ленски исследовал все типы обществ — от племен охот- ников и собирателей до великих аграрных (в стиле Средневековья) империй и современных индустриальных обществ. Он показал, что с ростом экономического прибавочного продукта общее богатство 120 все больше распределяется не на основе экономических потреб- ностей или производственного вклада, а на основе силы организа- ции. Наиболее резкие формы неравенства существуют там, где при- бавочная стоимость велика и власть наиболее сконцентрирована. Исторически наиболее неравные общества подпадают под следую- щее определение: это аграрные империи, где экономика производит значительный прибавочный продукт, но где военная аристократия, единственная политически мобилизованная сила, присваивает себе практически все. В индустриальных обществах распределение богат- ства становится более равным в той степени, в которой в них прои- зошла политическая революция, которая дала больше власти массам населения. В капиталистических странах от этого поворота власти выиграли в основном средний и высший средний класс. В тех стра- нах, где произошел политический поворот к социализму, степень не- равенства упала еще ниже, как показали дальнейшие исследования. В той степени, в которой неравенства сохраняются в социалистиче- ских государствах, это происходит не из-за экономической собствен- ности, а из-за концентрации власти в иерархии партийных функци- онеров. Модели Ленски и Дарендорфа, взятые вместе, проливают новый свет не только на неравенство в современных капиталисти- ческих государствах, но также и на очевидные разделения классов и конфликты, которые имели место в Польше, Советском Союзе и других странах. \ | ( * В нашем обсуждении Маркса и Энгельса мы уже видели, насколько плодотворна была их модель для социологии политического кон- фликта. С началом социологических опросов и исследований в 1940-х годах социология вновь открыла для себя многие из их идей. Сеймур Мартин Липсет (в своей молодости марксист, хотя позднее он рез- ко сдвинулся вправо) подвел итог свидетельствам о влиянии классов на политику, назвав выборы «демократической классовой борьбой». Социальные классы служили наиболее важными разделительными линиями в объяснении того, как люди голосуют. Другим показателем, позволявшим предсказать результаты голосования, были версии ве- беровсих статусных групп. Было показано, что социальные классы оказывают значительное влияние на мобилизацию людей в современной политике. Консер- вативные партии не исчезли в современных демократиях, хотя они представляют только меньшинство людей, так как вероятность уча- 121 1. стия их покровителей из высших классов в голосовании и в финан- сировании, а также в их активном участии в партийных делах гораз- до выше, чем в случае сторонников либеральных партий из рабочих классов. Материальные средства мобилизации продолжают играть решающую роль в современной борьбе за политическую власть. Зре- лищные теории конфликта занимались в основном революционны- ми восстаниями и другими социальными движениями. Однако «мо- билизация ресурсов» не менее уместна в случаях более прозаических классовых конфликтов, которые происходят через посредство голо- сования. Хотя эта модель в целом правильна — в том смысле, что высшие со- циальные классы обычно выступают за сохранение статус-кво и под- держивают права собственности, а низшие классы обычно поддер- живают реформы и экономическое перераспределение, — в нее бы- ло внесено несколько уточнений. Маркс и Энгельс интересовались не только либеральной реформистской политикой, но и револю- ционным рабочим классом. Они задавались следующими вопроса- ми. Как далеко пойдут левые внутри общего право-левого континуу- ма политики? При каких условиях это приведет к реформизму и при каких — к радикализму? При каких условиях из среды низших клас- сов будут возникать реакционные движения? Отвечая на эти вопро- сы, сравнительные социологи сделали значительный шаг вперед. Первая часть анализа имела дело с ранней фазой развития капи- тализма: проникновением капиталистической экономики в аграр- ные общества Европы в 1700-х годах, а также последующим его рас- пространением по всему миру. Но Артур Стинчкомб и Баррингтон Мур Младший предложили модели аграрной классовой полити- ки. Оба обратили внимание на то, что у самого капиталистического рынка есть тенденция к мобилизации социальных классов. Поэтому было существенно важным, сами ли крестьяне выбрасывали на ры- нок свой урожай или это делал за них их феодальный землевладе- лец. Французская революция 1879 года дала крестьянам их собствен- ную землю. Но в результате они не превратились в радикальную си- лу, а стали силой консервативной: незащищенные монополиями, эти мелкие фермеры все время находились на грани выживания из-за колебаний рынка сельскохозяйственной продукции. Неудивительно, что подобно мелким фермерам в других местах, они превратились в типичную реакционную силу в современной политике, враждеб- ные городскому обществу и социалистическим и профсоюзным про- граммам рабочих, в которых фермеры видели систему комфортов за счет честных жителей. Мур замечает, что парадоксальным образом 122 установление современных демократий происходило наиболее глад- ко в таких странах, как Англия, где землевладельцы согнали крестьян с земли в города, где они потом преобразились из реакционной в ли- беральную силу. Мур утверждал в своей книге «Социальные истоки диктатуры и демократии» (1966), что самым худшим исходом было удержание крестьян на земле феодальным лордом и их принуждение к производству продуктов для рынков путем интенсификации тра- диционной дисциплины. Это формула фашизма, который развился в Германии и Японии. Наконец, существовала также возможность радикализации сельскохозяйственных рабочих. Это случилось, на- пример, в Китае, где у крестьян не было земли, но они должны были вносить арендную плату землевладельцу (absentee landlord) . В резуль- тате все давление рынка обрушивалось на крестьян, прижатых зем- левладельцами, которые требовали арендной платы независимо от состояния рынка. В этой ситуации их реакцией была поддержка дви- жения по свержению всей системы собственности. В книге Крэйга Калхуна «Вопрос классовой борьбы» (1982) такой тип анализа распространяется также на городских рабочих. Маркс и Энгельс ожидали, что концентрация рабочих на фабриках превра- тит их в «могильщиков капитализма», то есть в революционеров, мо- билизованных на свержение системы. Но в этом вопросе их соци- ология политического конфликта оказалась не совсем адекватной. Владельцы фабрик в непосредственной форме подвержены рыноч- ным рискам, и этот опыт рынка мобилизует их и делает их полити- чески активными и сознающими свои интересы, в то время как рабо- чие защищены самой организацией. Таким образом, рабочие ведут свою классовую борьбу на самой фабрике, пытаясь добиться боль- шей безопасности своего места и лучшей заработной платы, но это происходит не на общенациональном уровне. Их борьба не направ- лена против института собственности как такового. Их фундамен- тальная позиция оказывается не радикальной и социалистической, а местной, профсоюзной или реформистской. Калхун замечает, что настоящими радикалами были рабочие, бо- лее непосредственно подверженные рыночным рискам. Это были мелкие промысловики, независимые ремесленники и те работники предприятий, которые занимались первичной обработкой сырья, которое им поставляли купцы-предприниматели. Для них не суще- жүктеу/скачать 1.31 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|