Робин Хобб Королевский убийца



бет22/34
Дата18.05.2022
өлшемі1.75 Mb.
#457055
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   34
hobb robin korolevskii ubiica

21. ТЕМНЫЕ ДНИ
Король Горного Королевства Эйод занимал трон на протяжении всех лет войны с красными кораблями. После смерти старшего сына короля — Руриска — его единственной наследницей оставалась дочь Кетриккен. Она должна была стать королевой, или «жертвенной», как говорят в горах, после ухода ее отца. Таким образом, ее брак с Верити означал не только появление надежного союзника в тылу, но также обещал, что впоследствии «седьмое герцогство» присоединится к королевству Шести Герцогств. Горное Королевство граничило только с двумя Внутренними Герцогствами, Тилтом и Фарроу, и это делало территориальную целостность Шести Герцогств особой заботой Кетриккен. Она была воспитана «жертвенной». Ее долг своему народу был самым важным долгом в ее жизни. Когда она стала будущей королевой Верити, народ Шести Герцогств стал ее собственным. Но то, что в случае смерти ее отца горный народ снова будет называть ее «жертвенной», не могло не волновать ее. Как смогла бы она исполнять свой долг, если бы Фарроу и Тилт стояли между ней и ее народом не в качестве части Шести Герцогств, а в качестве враждебного государства?

На следующий день разыгрался сильный шторм. Он был проклятием и благословением. По всему побережью в такой день можно было не бояться пиратов, но в одном замке оказались запертыми две разные по величине группы возбужденных солдат. Повсюду в замке чувствовалось присутствие герцога Бернса и было совершенно незаметно присутствие Регала. Когда бы я ни забрел в Большой зал, герцог Браунди был там, неустанно расхаживая взад-вперед или холодно глядя в один из горящих очагов. Его дочери ходили за ним по пятам, как сторожевые барсы. Целерити и Вера были еще молоды и не могли скрыть нетерпения и гнева. Браунди просил официальной аудиенции у короля. Чем дольше его заставляли ждать, тем сильнее было нанесенное оскорбление. Это умаляло важность того, что привело его сюда. То, что герцог все еще находился в Большом зале, было явным знаком его сторонникам, что король до сих пор не счел нужным поговорить с ним. Я видел, что котел медленно начинает закипать, и думал, кто же будет ошпарен сильнее всех, когда кипяток хлынет через край.


Я в четвертый раз совершал осторожный осмотр комнаты, когда появилась Кетриккен. Она была одета просто: длинное прямое пурпурное платье и мягкая белая накидка. Ее волосы были распущены и свободно лежали на плечах. Она вошла со своим обычным пренебрежением к церемониям. Ее сопровождали только маленькая служанка Розмэри, леди Модести и леди Хоупфул. Даже сейчас, когда она немного сблизилась со своими леди, она не забыла о том, что эти две дамы не оставили ее в дни одиночества, и часто оказывала им честь, приглашая сопровождать ее. Я не думаю, что герцог Браунди узнал свою будущую королеву в этой просто одетой женщине, которая подошла прямо к нему.
Она улыбнулась и приветственно подняла руку. Таким образом горцы обычно приветствовали своих друзей. Я сомневаюсь, что она понимала, какую честь оказывает ему или как много сделал этот простой жест, чтобы смягчить для него горечь ожидания. Я уверен, что один видел усталость на ее лице и круги у нее под глазами. Вера и Целерити были немедленно очарованы таким вниманием к их отцу. Чистый голос Кетриккен разнесся по Большому залу. Он был слышен у каждого очага. Как она и хотела.
— Я навещала нашего короля дважды этим утром. Сожалею, что оба раза он был… нездоров. Надеюсь, что это ожидание не показалось вам слишком долгим. Я знаю, что вы захотите говорить о вашей трагедии и обо всем, что следует сделать, чтобы помочь вашему народу, с самим королем. Но сейчас, пока он отдыхает, я подумала, что вы, может быть, захотите присоединиться ко мне, чтобы немного подкрепиться.
— С удовольствием, моя леди, королева, — ответил Браунди. Она уже многое сделала, чтобы пригладить его взъерошенные перья. Но он не был человеком, которого легко можно очаровать.
— Я рада, — ответила Кетриккен. Она повернулась и слегка нагнулась, чтобы шепнуть что-то Розмэри. Маленькая служанка кивнула, повернулась и убежала быстро, как кролик. Все заметили ее уход. Через несколько мгновений она вернулась, на этот раз во главе процессии слуг. Они принесли и поставили перед большим очагом стол. Была расстелена белоснежная скатерть, а в центре стола установили миску с одним из маленьких садиков Кетриккен. Появился отряд кухонных слуг, каждый из которых ставил на стол кубок с вином или блюдо с поздними фруктами либо конфетами. Это было так великолепно организовано, что казалось почти волшебством. В один миг столы были накрыты, гости рассажены, и Меллоу со своей лютней, уже что-то напевая, вошел в Большой зал. Кетриккен кивнула своим леди, предлагая присоединиться к ним, а потом заметила меня и пригласила тоже. Она позвала и других, сидевших у очагов, отбирая их не по происхождению или богатству, а просто потому, что, как я знал, считала их интересными людьми. Флетч, знавший множество охотничьих историй, и Шелле, девушка одного возраста с дочерьми Браунди, тоже были среди приглашенных. Кетриккен села по правую руку от Браунди. Я снова подумал, что она не понимает, какую честь оказывает ему таким расположением.
Когда собравшиеся немного насладились едой и беседой, она сделала знак Меллоу, чтобы он бренчал немного потише, и просто сказала:
— Мы слышали только голые факты ваших новостей. Не поделитесь ли вы с нами тем, что выпало на долю Ферри?
Браунди немного помедлил. Он пришел к королю со своей жалобой, чтобы тот выслушал ее и принял меры. Но как он мог отказать будущей королеве, которая так приветливо обошлась с ним? Браунди на мгновение опустил глаза, а когда он заговорил, голос его был хриплым от сдерживаемых эмоций.
— Моя леди, королева, нам нанесен тяжкий удар. — Все голоса за столом быстро стихли. Все головы повернулись к нему. Я знал, что люди, выбранные королевой, были к тому же внимательными слушателями. Когда он приступил к своему повествованию, за столом не было слышно ни звука, кроме тихих сочувственных восклицаний или яростного бормотания по поводу того, что натворили пираты. Один раз он сделал паузу в своем рассказе, потом, по-видимому, решился и сообщил, что они послали просьбы о помощи и тщетно дожидались ответа. Королева выслушала его без возражений. Когда его горестное повествование подошло к концу, ему явно стало легче, просто от того, что он высказал все, что накопилось у него на душе. Несколько долгих мгновений все молчали.
— Многое из того, что вы рассказали, я слышу в первый раз, — промолвила Кетриккен. — И все это очень плохо. Посмотрим, что по этому поводу скажет наш король. Нам придется подождать, чтобы услышать его слова. Но я могу сказать уже сейчас, что мое сердце полно скорби за мой народ. И ярости. Я обещаю вам, что сделаю все, что в моих силах. И мой народ не останется без крова под ударами зимы.
Герцог Браунди из Бернса опустил глаза в тарелку и крутил край скатерти. Он поднял голову, и взгляд его горел огнем и сожалением. Он заговорил, и голос его был тверд.
— Слова. Это только слова, моя леди, королева. Народ Ферри не может питаться словами и не может укрыться ими, когда наступит ночь.
Кетриккен открыто встретила его взгляд. Казалось, что-то напряглось у нее внутри.
— Я хорошо знаю, насколько справедливо все, что вы говорите. Но ничего, кроме слов, я не могу предложить вам в данный момент. Когда король сможет увидеть вас, мы посмотрим, что может быть сделано для Ферри.
Браунди наклонился к ней.
— У меня есть вопросы, моя королева. Наша нужда в ответах на эти вопросы почти так же велика, как нужда в деньгах и людях. Почему наш призыв о помощи остался неуслышанным? Почему корабль, который должен был прийти к нам, вместо этого отправился в порт?
Голос Кетриккен едва заметно дрожал.
— На эти вопросы у меня нет ответов, сир. И мне очень стыдно признавать это. Ни слова о вашем положении не дошло до моих ушей, пока ваш юный посланник не прибыл в Баккип.
Сомнения бушевали во мне, когда она говорила это. Следует ли королеве открыто говорить такие вещи Браунди? Может быть, нет, если исходить из соображений политической мудрости. Но Кетриккен, я знал, ставила истину выше политики. Браунди долго смотрел ей в глаза, и линии вокруг его рта стали глубже. Он спросил резко, но тихо:
— А разве вы не будущая королева?
Глаза Кетриккен были серыми, как сталь, когда она встретила его взгляд.
— Королева. Вы спрашиваете, не лгу ли я вам?
Наступила очередь Браунди отвести взгляд.
— Нет, нет, моя королева. Такая мысль не могла бы прийти мне в голову.
Молчание продлилось долго. Я не знаю, был ли какой-нибудь легкий сигнал от Кетриккен, или Меллоу действовал инстинктивно, но он сильнее ударил по струнам. Через мгновение он распевал зимнюю песню, полную ударных нот и пронзительных рефренов.
Больше трех дней прошло, прежде чем Браунди был наконец допущен в королевские покои. Кетриккен пыталась изобретать какие-то развлечения, но трудно отвлечь человека, чьи мысли направлены на заботу о своем герцогстве. Он был вежлив, но рассеян. Вера, его вторая дочь, быстро подружилась с Шелле и, по-видимому, забывала о большей части своих бед в ее обществе. Целерити все время сидела рядом с отцом, и когда ее темно-синие глаза встречались с моими, они были похожи на открытые раны. От этого взгляда меня охватывала странная смесь эмоций. Я испытывал облегчение от того, что она не ищет моего общества, и в то же время знал, что ее холодность ко мне была отражением чувств ее отца по отношению ко всему Баккипу. Я радовался, что она избегает меня, и в то же время это ранило меня, потому что я не заслужил ее гнева. Когда приглашение наконец поступило и Браунди поспешил к королю, я стал надеяться, что это затруднительное положение изменится. Уверен, не я один отметил, что королева Кетриккен не была приглашена на совет. Меня, конечно, тоже не пригласили. Но нечасто королеву ставят на тот же социальный уровень, что и незаконного племянника. Кетриккен сохраняла хладнокровие и продолжала показывать Шелле и дочерям Браунди горную технику вплетения бисера в вышивку. Я держался неподалеку от стола, но сомневался, что они думают об этой работе больше, чем я.
Ждать нам пришлось недолго. Меньше чем через час герцог Браунди появился в Большом зале яростный и холодный, как штормовой ветер. Он сказал Вере:
— Пакуй наши вещи. — И потом обратился к Целерити: — Скажи страже, чтобы были готовы выйти в течение часа. — Затем он очень сдержанно поклонился королеве Кетриккен: — Моя королева, прошу разрешения отбыть, поскольку Дом Видящих не собирается предложить никакой помощи и Бернс теперь должен сам заботиться о себе.
— Разумеется. Я вижу, что вам нужно спешить, — серьезно ответила Кетриккен, — но я все-таки предлагаю вам пожертвовать своим временем для еще одной трапезы. Не хорошо пускаться в такое путешествие на пустой желудок. Скажите, вы любите сады? — Ее вопрос был обращен не только к Браунди, но и к его дочерям. Они посмотрели на своего отца. Через мгновение он вежливо кивнул.
Его дочери осторожно сказали Кетриккен, что любят сады, но выглядели явно озадаченными. Сад? Зимой? Под воющим штормом? Я разделял их недоумение, но в этот момент Кетриккен обратилась ко мне:
— Фитц Чивэл, выслушай мои пожелания. Розмэри, пойди с лордом Фитцем Чивэлом на кухню. Приготовь еду, какую он укажет, и принеси ее в Сад Королевы, а потом проводи туда наших гостей.
При этих словах я в отчаянии широко открыл глаза. Нет. Не туда. Взобраться на башню и так стоило немалых трудов, не говоря уж о том, чтобы выносить чашки с чаем на исхлестанную бурей площадку наверху. Я не мог вообразить, о чем она думает. Улыбка, которой она ответила на мой тревожный взгляд, была, как всегда, открытой и спокойной. Взяв под руку герцога Браунди, она вывела его из Большого зала. Его дочери вместе с наперсницами королевы шли сзади. Я повернулся к Розмэри и изменил распоряжения королевы.
— Пойди найди теплую одежду и догони их. Я сам позабочусь о еде.
Девочка весело убежала, а я поспешил на кухню. Я коротко сообщил Саре о нашей нужде, и она быстро уложила на поднос подогретые булочки и добавила стакан теплого вина для меня.
— Отнеси это сам, а я пришлю еще с мальчиком.
Я улыбнулся про себя, когда взял поднос и поспешил к Саду Королевы. Сама королева может называть меня лордом Фитцем Чивэлом, но повариха Сара ни на минуту не задумается, прежде чем послать меня отнести поднос с едой. Как ни странно, в этом было что-то утешительное.
Я взобрался по лестнице быстро, как мог, и остановился отдышаться на верхней площадке. Я закутался, чтобы укрыться от дождя и ветра, и распахнул дверь. На башне было холодно и отвратительно, как я и ожидал. Наперсницы королевы, Шелле и дочери герцога Браунди столпились под жалким укрытием двух соединенных стен и куска парусины, который был растянут прошлым летом в качестве защиты от солнца. Под ним ветер был не таким сильным, кроме того, навес спасал от ледяного дождя. Там стоял маленький стол, на который я водрузил поднос с теплой едой. Уютно закутанная Розмэри стащила булочку с края подноса. Леди Модести хлопотала, раздавая еду. Королева и герцог стояли у самого края парапета, глядя из-за зубчатой стены на открытое море. Ветер взбивал белую пену и так швырял чаек, что они не могли взлететь. Я подошел к Кетриккен и Браунди. Они тихо разговаривали, но рев ветра сделал безнадежной мою попытку подслушать их беседу. Я пожалел, что не догадался взять плащ для себя. Я почти мгновенно промок насквозь, зубы мои стучали, но я пытался улыбаться, когда передавал им вино.
— Вы знакомы с лордом Фитцем Чивэлом? — спросила Кетриккен у Браунди, принимая вино.
— Конечно. Я имел удовольствие видеть его у себя за столом, — заверил ее герцог. Капли дождя повисли на его кустистых бровях, ветер трепал его плащ.
— Значит, вы не будете возражать, если я попрошу его присоединиться к нам? — Несмотря на дождь и ветер, королева разговаривала спокойно, как будто мы грелись на весеннем солнце.
Я подумал, понимает ли Кетриккен, что Браунди примет ее вопрос как завуалированный приказ.
— Я приветствовал бы его советы, если вы считаете, что у него достаточно мудрости, — неохотно согласился Браунди.
— Я надеялась, что вы согласитесь. Фитц Чивэл, возьми себе немного вина и присоединяйся к нам, пожалуйста.
— Как пожелает моя королева. — Я низко поклонился и поспешил исполнить приказ. Мой контакт с Верити становился все более хрупким по мере того, как шло время и он уезжал все дальше, но сейчас я ощущал его жгучее нетерпеливое любопытство. Я поторопился к своей королеве.
— Нельзя исправить то, что уже сделано, — говорила королева, когда я вернулся. — Я скорблю, что мы оказались неспособны защитить наш народ. Однако, хотя я не могу исправить то, что уже сделали пираты, я, возможно, сумею защитить людей от наступающих штормов. Я прошу вас отвезти им это — с руки и от сердца их королевы.
Я заметил, что Кетриккен не упомянула о бездействии короля Шрюда. Я наблюдал за ней. Она двигалась одновременно неторопливо и целеустремленно. Засучив свободный белый рукав, который уже промок от дождя, она обнажила белую руку и вьющуюся по этой руке золотую змейку с вплетенными в нее темными опалами. Я и прежде видел темное сияние горных опалов, но никогда — такого размера. Тем не менее она протянула мне руку, чтобы я расстегнул замок, и без промедления сняла с себя драгоценность. Из другого рукава она вынула маленький бархатный мешочек. Я раскрыл его, и Кетриккен опустила туда браслеты. Она тепло улыбнулась герцогу Браунди и вложила мешочек ему в руку.
— От вашего будущего короля Верити и от меня, — сказала она тихо. Я почувствовал побуждение Верити в моем сознании броситься к ногам этой женщины и заявить, что она слишком царственна для его простой любви. Браунди изумленно бормотал слова благодарности и клялся ей, что ни пенни из этого состояния не будет истрачено напрасно. Прочные дома снова поднимутся в Ферри, и народ будет благословлять королеву. Я внезапно понял, почему она выбрала Сад Королевы, чтобы сделать этот подарок. Это был дар королевы, и он не зависел от слов Шрюда или Регала. Место, выбранное Кетриккен, и манера, в которой она преподнесла Браунди драгоценности, все разъяснили ему. Она не просила его сохранить их разговор в тайне, ей этого не требовалось. Я думал об изумрудах, спрятанных в моем сундуке с одеждой, но в моей душе Верити молчал. Я не сделал никакого движения, чтобы достать их. Я надеялся увидеть однажды, как Верити сам застегнет эти изумруды на шее своей королевы. Кроме того, я не хотел принизить значительность ее дара, прибавив еще один от бастарда. Нет, решил я, пусть это останется в его памяти как дар королевы.
Браунди отвернулся от Кетриккен и задумчиво посмотрел на меня.
— Моя королева, вы, по-видимому, очень уважаете этого молодого человека, если делаете его свидетелем ваших личных разговоров.
— Именно так. Он никогда не предавал моего доверия.
Браунди кивнул, как бы утвердившись в чем-то. Он позволил себе легкую улыбку.
— Моя младшая дочь Целерити была несколько огорчена официальным письмом от лорда Фитца Чивэла. Особенно потому, что ее старшие сестры открыли его для нее и нашли там много такого, чем дразнили ее потом. Но когда она пришла ко мне со своими горестями, я утешил ее. Редкий человек может так чистосердечно признать то, что люди считают недостатками. Только хвастун будет утверждать, что бесстрашно отправляется в бой. И я не стал бы доверять человеку, который убивает и потом не чувствует себя безжалостным. Что же до вашего физического здоровья, — он неожиданно хлопнул меня по плечу, — я бы сказал, что целое лето работы топором и веслами принесло вам пользу — Его ястребиные глаза взглянули в мои. — Я не изменил моего мнения о вас, Фитц Чивэл. Как и Целерити. Я хочу, чтобы вы не сомневались в этом. Я сказал то, что должен был сказать.
— Благодарю вас, сир.
Он повернулся. Его взгляд устремился сквозь хлещущий дождь к тому месту, откуда Целерити смотрела на нас. Отец слегка кивнул ей, и ее улыбка засияла, как солнце, выглянувшее из-за туч. Вера сказала что-то, глядя на нее, и Целерити вспыхнула и толкнула сестру. Я похолодел, когда Браунди сказал мне:
— Можете попрощаться с моей дочерью, если желаете.
Мало было вещей, которых я желал бы меньше. Но я не мог испортить того, что с таким трудом создала Кетриккен. Не мог. Так что я поклонился, попросил разрешения уйти и заставил себя перейти в другой конец сада и предстать перед Целерити. Вера и Шелле немедленно отошли на достаточное расстояние, чтобы наблюдать за нами. Я вежливо поклонился ей.
— Леди Целерити, я должен еще раз поблагодарить вас за свиток, который вы мне послали, — неловко сказал я. Сердце мое колотилось, как и ее, но, я уверен, по совершенно противоположной причине.
Она улыбнулась:
— Я была рада послать его и еще больше рада получить ответ. Мой отец объяснил его мне. Я надеюсь, вы не рассердитесь, что я показала письмо ему. Я не понимала, почему вы так принижаете себя. Он сказал: «Человек, который восхваляет сам себя, знает, что никто другой его не похвалит». Потом он сказал, что нет лучшего способа узнать море, чем поработать гребцом на корабле, и что в его юные годы его оружием тоже всегда был топор. Он обещал моим сестрам и мне, что на будущее лето у нас будет лодка, чтобы в хорошие дни мы могли выходить в море… — внезапно она осеклась. — Я глупости болтаю, правда?
— Вовсе нет, моя леди, — тихо заверил я ее. Было предпочтительнее, чтобы говорила она.
— Моя леди, — повторила она и вспыхнула так, словно я поцеловал ее. Я отвел взгляд только для того, чтобы увидеть, как Вера смотрит на нас широко открытыми глазами, а рот ее сложился в виде буквы «о». Она была в восторге. Я подумал о том, что, по ее мнению, я сказал ее сестре, и тоже залился краской. После этого Вера и Шелле захихикали. Казалось, прошла вечность, прежде чем мы покинули исхлестанный бурей Сад Королевы. Наши гости разошлись по комнатам, чтобы переменить промокшую одежду и приготовиться к путешествию. Не желая пропустить их отъезд, я вышел из замка и смотрел, как Браунди и его отряд садятся на лошадей. Там же была и королева Кетриккен в своем уже ставшем знакомым пурпурном и белом. С ней вышла ее почетная стража. Королева стояла у лошади Браунди и желала ему счастливого пути, и, прежде чем вскочить на коня, он опустился на одно колено и поцеловал ее руку. Были произнесены несколько коротких слов, я не знаю каких, но королева улыбалась, а ветер играл ее волосами. Браунди и его отряд двинулись прямо навстречу буре. В осанке Браунди по-прежнему читался гнев, но его почтение к королеве сказало мне, что еще не все потеряно. Целерити и Вера обернулись, а Целерити осмелилась поднять руку в прощальном жесте. Я ответил тем же. Я стоял и смотрел, как они скачут, и мне было холодно не только от дождя. В этот день я поддержал Верити и Кетриккен, но какой ценой? Что я сделал с Целерити? Может быть, Молли была во всем права?
Позже в этот вечер я пошел выразить почтение своему королю. Он не звал меня. Я не собирался обсуждать с ним Целерити. Я пошел, не зная, хочет ли этого Верити во мне, или это мое собственное сердце умоляет не покидать его. Волзед неохотно впустил меня, строго предупредив, что король все еще не совсем здоров и я не должен утомлять его.
Король Шрюд сидел перед камином. В воздухе клубился дым. Шут, лицо которого все еще покрывали синяки, расположился у ног короля. На свое счастье, он разместился так, что не вдыхал самый едкий дым. Мне повезло меньше, потому что я сел на табуретке, которую Волзед заботливо подал мне. Через несколько минут король повернулся ко мне. Некоторое время он смотрел на меня туманным взглядом, голова его покачивалась.
— А, Фитц! — приветствовал он меня наконец. — Как твои уроки? Доволен ли мастер Федврен твоими успехами?
Я бросил взгляд на шута, но он не оглянулся на меня и угрюмо тыкал кочергой в камин.
— Да, — сказал я тихо, — он говорит, что доволен моим письмом.
— Это хорошо. Хороший почерк — это то, чем человек может гордиться. А что с нашей сделкой? Сдержал ли я свое слово?
Это была старая песня. Я снова подумал об условиях, которые он предложил мне. Он будет кормить меня, одевать и учить, а взамен получит мою полную преданность. Я улыбнулся старым словам, но горло у меня сжалось при мысли о том, как изменился произносивший их человек и чего все это стоило мне.
— Да, мой король, сдержали, — тихо ответил я.
— Хорошо. Тогда смотри, чтобы ты тоже держал свое слово. — Он тяжело откинулся в кресле.
— Сдержу, ваше величество, — сказал я, и глаза шута, снова ставшего свидетелем этого обещания, встретились с моими. Несколько мгновений в комнате было тихо, не считая потрескивания огня. Потом король сел, словно испуганный каким-то звуком. Он смущенно огляделся.
— Верити? Где Верити?
— Он отправился в путешествие, мой король. Чтобы отыскать Элдерлингов и отогнать красные корабли от наших берегов.
— Ах да. Конечно. Конечно, так. Я просто подумал… — Он откинулся в кресле. Дрожь пробежала по моей спине. Я почувствовал, как он пытался нащупать Верити Скиллом. Его сознание тянулось к моему, как старые руки, ищущие поддержки. Я думал, что он не может больше пользоваться Скиллом, что он сжег свой талант много лет назад. Верити как-то говорил мне, что Шрюд теперь редко пользуется Скиллом. Я не обратил тогда внимания на эти слова, приписав их преданности Верити своему отцу. Но призрачный Скилл цеплялся за мои мысли, как непослушные пальцы за струны арфы. Я почувствовал, как Ночной Волк ощетинился от этого нового вторжения. Тихо! — скомандовал я ему.
У меня внезапно перехватило дыхание при одной мысли. Может быть, ее подал мне Верити? Я отбросил предосторожности, напомнив себе, что обещал этому человеку так давно. Преданность во всем.
— Мой король? — спросил я, придвигая табуретку к его креслу. Я взял его иссохшую руку в свою.
Я словно окунулся в стремительную реку.
Ах, Верити, мой мальчик, вот ты где! Через мгновение я увидел Верити, каким его до сих пор видел король Шрюд. Круглолицый мальчик восьми или девяти лет, скорее дружелюбный, чем умный, и не такой высокий, как его старший брат Чивэл. Но здоровый и располагающий к себе принц, отличный второй сын, не слишком амбициозный, не слишком любопытный. Потом, как будто ступив на берег реки, я рухнул в стремительный грохочущий поток Скилла. Я потерял ориентацию, внезапно увидев мир глазами Шрюда. Края того, что он видел, были мутными от тумана. На мгновение я заметил Верити, устало бредущего по снегу. Что это? Фитц? А потом меня унесло, и я попал в сердце боли короля Шрюда. Я проник глубоко в него, туда, где травы и дым еще не омертвили его. И я был сожжен мукой боли. Это была медленно растущая боль в его позвоночнике и в голове, толкающаяся и разрастающаяся. От нее нельзя было уйти. Его решения были поглощены болью, которая не давала ему думать и заставляла омертвлять тело и разум травами и курениями, чтобы спрятаться от нее. Но глубоко внутри его затуманенного сознания король все еще был жив, и он был в ярости от своего заточения. Его дух все еще был здесь, он боролся с телом, которое больше не подчинялось ему, и болью, которая пожирала последние годы его жизни. Я клянусь, что увидел его молодым человеком, может быть на год или на два старше, чем я. Его волосы были такими же буйными и непокорными, как у Верити, его глаза были глубокими и полными жизни, а морщины на его лице появлялись только от широкой улыбки. Таким он оставался в своей душе. Он схватил меня, в безумии спрашивая, есть ли выход? Я чувствовал, что тону под его хваткой.
Потом, как слияние двух рек, еще одна сила ворвалась в меня и закружила в своем течении. Мальчик? Соберись. Как будто сильные руки подхватили меня и отдельной нитью вплели в ту веревку, которую мы образовали.
Отец. Я здесь. Тебе что-то нужно?
Нет. Нет. Все так, как уже было некоторое время. Но, Верити…
Да. Я здесь.
Бернс больше не верен нам. Браунди пустил в свою бухту красные корабли в обмен на защиту своих городов. Он предал нас. Когда ты вернешься домой, ты должен…
Мысль Шрюда начала блуждать, потеряла силу.
Отец? Откуда у тебя эти известия?
Я почувствовал внезапное отчаяние Верити. Если то, что говорил Шрюд, правда, для Баккипа не было никакой надежды выстоять зиму.
У Регала есть шпионы. Они доставляют ему сообщения, а он передает их мне. Это должно оставаться тайной некоторое время, пока мы не соберемся с силами, чтобы ударить по Браунди. Или пока мы не решим отдать Бернс его друзьям с красных кораблей. Да. Это план Регала. Чтобы защитить Баккип от красных кораблей. Они нападут на Браунди и накажут его сами. Браунди даже послал фальшивую просьбу о помощи. Он хотел заманить наши корабли в ловушку.
Может ли такое быть?
Все шпионы Регала подтверждают это. И я боюсь, что мы больше не можем доверять твоей жене — иностранке. Регал заметил, что она проводила много времени с Браунди, пока он был тут, и находила множество поводов оставаться с ним наедине. Регал опасается, что она затевает заговор с нашими врагами, чтобы захватить трон.
ЭТО НЕ ТАК! Сила его гнева пронзила меня, как острие меча. На мгновение я снова начал тонуть в потоке несущегося сквозь меня Скилла, потерянный, беспомощный. Верити почувствовал это и снова подхватил меня. Мы должны быть осторожны с мальчиком. У него недостаточно сил, чтобы мы могли использовать его таким образом. Отец, я умоляю тебя. Доверяй моей королеве. Я знаю, что она не лжет. И будь осторожен с тем, что докладывают тебе шпионы Регала. Приставь шпионов к шпионам, прежде чем решишь действовать по какому-нибудь из их доносов. Советуйся с Чейдом. Обещай мне это.
Я не дурак, Верити. Я знаю, как удержать мой трон.
Хорошо. Тогда хорошо. Проследи, чтобы о мальчике позаботились. Он этому не обучен.
Кто-то вырвал мою руку — словно из горячей плиты. Я осел, уронив голову на колени. Мир вокруг меня кружился. Я слышал, как рядом со мной король Шрюд пытается отдышаться, как будто только что пробежал много миль. Шут впихнул мне в руку бокал с вином, а потом начал вливать вино по капле в рот короля. Внезапно раздался требовательный голос Волзеда:
— Что вы сделали с королем?
— Это они оба! — В голосе шута была паника: — Они разговаривали совсем спокойно, а потом вдруг это! Убери эти проклятые курильницы! Я боюсь, ты убил их обоих!
— Тихо, шут! Мое лечение тут ни при чем.
Но я услышал, что Волзед поспешно ходит по комнате, прикручивая фитильки курильниц и прикрывая их медными чашечками. Окна мгновенно были распахнуты навстречу холодной зимней ночи. Холодный воздух помог мне. Я сел и сделал глоток вина. Мои чувства постепенно возвращались ко мне. Несмотря на это, я все еще сидел, когда Регал ворвался в комнату, требуя немедленно сказать ему, что случилось. Он обратился со своим вопросом ко мне. Шут помогал Волзеду уложить короля в постель.
Я тупо покачал головой, и мое головокружение было непритворным.
— Как король? Он поправится? — заорал Регал. Волзед поспешно подошел к нему.
— Он, по-видимому, успокаивается, принц Регал. Я не знаю, что с ним случилось. Не было никаких признаков борьбы, но он устал, как будто бегал наперегонки. Его организм не может вынести такого возбуждения, мой принц.
Регал бросил на меня оценивающий взгляд.
— Что ты сделал с моим отцом? — прорычал он.
— Я? Ничего. — По крайней мере, это было правдой. Что бы ни случилось, это было дело короля и Верити. — Мы тихо разговаривали. Внезапно я почувствовал, что падаю. Как будто я теряю сознание, — я повернулся к Волзеду: — Может быть, это дым?
— Может быть, — неохотно согласился он и нервно посмотрел на темнеющее лицо Регала. — Мне приходится каждый день делать его сильнее, чтобы он хоть как-то действовал. А король все время требует…
— Молчать! — проревел Регал. Он указал на меня, как на падаль. — Убери его отсюда. А потом вернись, чтобы ухаживать за королем.
В это мгновение Шрюд застонал во сне, и я снова ощутил легкое как перышко прикосновение Скилла. Мои волосы встали дыбом.
— Нет! Волзед, иди к королю немедленно. А ты, шут, уведи отсюда бастарда. И проследи, чтобы об этом не говорили среди слуг. Я узнаю, если ты ослушаешься. А теперь иди. Моему отцу плохо.
Я думал, что сам могу встать и уйти, но обнаружил, что мне нужна помощь шута, хотя бы для того, чтобы встать. Поднявшись на ноги, я пошел вперед, неуверенно покачиваясь и чувствуя себя так, словно я на костылях. Стены то нависали надо мной, то отдалялись, пол слабо шевелился, как палуба корабля, когда он идет по медленной зыби.
— Отсюда я уже справлюсь, — сказал я шуту, когда мы оказались за дверью.
— Ты слишком беспомощен, чтобы оставить тебя сейчас одного, — сказал он тихо, после чего взял меня под руку и начал какой-то не имеющий смысла разговор. Он изобразил бурные попытки помочь мне, пока мы поднимались наверх, в мою комнату. Он ждал, весело болтая, пока я отопру дверь, и потом вошел вместе со мной.
— Я же сказал тебе, что со мной все в порядке, — сказал я немного раздраженно. Все, чего я хотел, это лечь.
— Да? А мой король? Что ты там с ним сделал?
— Я не делал ничего! — проскрипел я, садясь на свою кровать. В голове у меня стучало. Чай из эльфовой коры. Вот что мне было нужно сейчас. Но ее у меня не было.
— Сделал! Ты попросил разрешения, потом взял его за руку. А в следующее мгновение вы оба начали дышать, как рыбы, вытащенные из воды.
— Всего через мгновение? — мне эти секунды показалось долгими часами. Я думал, что прошел весь вечер.
— Более трех сердцебиений.
— Ух, — я прижал руки к вискам, пытаясь успокоить раскалывающуюся от боли голову. Почему именно сейчас нету Баррича? Я знал, что у него должна была быть кора. Боль требовала, чтобы я рискнул. — У тебя есть эльфовая кора? Для чая?
— С собой? Нет. Но я мог бы выпросить у Лейси. У нее масса всяких трав.
— Попросишь?
— Что ты сделал с королем? — он предлагал мне сделку. Давление у меня в голове росло, глаза вылезали наружу.
— Ничего, — я судорожно вздохнул. — А что он со мной сделал, пусть рассказывает сам. Если захочет. Этого тебе достаточно?
— Возможно. Тебе действительно так больно?
Я медленно лег на кровать. Даже положить голову было больно.
— Я быстро вернусь, — сказал он. Дверь моей комнаты распахнулась и захлопнулась. Я лежал неподвижно, закрыв глаза. Постепенно смысл того, что я подслушал, стал доходить до меня. Несмотря на боль, я начал сортировать то, что знал. У Регала были шпионы. Или так он утверждал. Браунди был предателем. Или Регал утверждал, что так сообщили ему его предполагаемые шпионы. Я подозревал, что Браунди такой же предатель, как Кетриккен. О! Разливающийся яд. И боль. Внезапно я вспомнил эту боль. Разве Чейд не говорил мне, что я должен просто вспомнить о том, чему меня учили, чтобы понять, в чем дело? Это все время было совершенно ясно. Если бы я не искал всюду заговоры, предателей и яды! Болезнь съедала короля Шрюда, глодала его изнутри. Он одурманивал себя, спасаясь от боли. В попытке сохранить для себя хоть какой-то уголок сознавая, место, куда боль не могла проникнуть и наполнить его. Если бы кто-нибудь сказал мне об этом всего несколько часов назад, я бы просто усмехнулся. Теперь, лежа в своей кровати и пытаясь дышать осторожно, потому что малейшее движение вызывало очередную волну боли, я смог это понять. Боль. Я испытывая ее всего несколько минут и уже послал шута за эльфовой корой. Еще одна мысль проникла в мое сознание. Я ждал, что эта боль пройдет, что завтра я встану свободным от нее. Что если мне пришлось бы противостоять ей каждое мгновение моей жизни, будучи уверенным, что она сожрет все часы, оставленные мне? Ничего удивительного, что Шрюд одурманивал себя.
Я услышал, как моя дверь тихо открылась и закрылась. Но я не услышал, как шут начинает готовить чай, и заставил себя открыть глаза. Джастин и Сирен стояли в дверях моей комнаты. Они застыли, как будто вошли в логово хищного зверя. Когда я слегка повернул голову, чтобы посмотреть на них, Сирен приподняла верхнюю губу, как будто собиралась зарычать. Ночной Волк внутри меня зарычал в ответ. Сердце мое внезапно забилось быстрее. Я попытался расслабиться, чтобы быть готовым действовать. Но бьющаяся в моей голове боль заставляла меня быть неподвижным. Неподвижным.
— Я не слышал стука, — проговорил я. Каждое слово отдавалось красным взрывом боли в моем черепе.
— Я не стучала, — хрипло ответила Сирен. Ее ясно произнесенные слова были для меня так же болезненны, как удары дубинки. Я молился, чтобы она не узнала, какую власть сейчас имеет надо мной. Я молился, чтобы вернулся шут, и пытался казаться беззаботным, как будто остаюсь в постели только потому, что считаю визит Сирен чем-то незначительным.
— Вам что-нибудь нужно от меня? — мой голос звучал отрывисто. На самом деле каждое слово стоило мне слишком больших усилий, чтобы тратить их напрасно.
— Нужно? Никогда, — насмешливо проговорила Сирен. Скилл толкал меня. Джастин неуклюже тыкался в мое сознание. Я не смог подавить содрогания. То, что сделал со мной мой король, оставило мое сознание кровоточащим, как рана. Неуклюжий Скилл Джастина, словно кошачьи когти, царапал мой мозг.
Закройся, едва слышно прошептал Верити. Я сделал усилие, чтобы поставить стены, но не мог собрать достаточно сил. Сирен улыбалась.
Джастин лез в мое сознание, как рука, входящая в пудинг. Мои чувства внезапно перемешались. Он отвратительно пах у меня в голове, он был ужасный, гнилой, зеленовато-желтый и звучал как звонкие шпоры.
Закройся! — умолял Верити. Его голос был слабым и несчастным. Я знал, что он изо всех сил пытается собрать растрепанные, разбросанные куски меня самого. Он собирается убить тебя. Глупец, он даже не знает, что он делает.
Помогите мне!
От Верити — ничего. Наша связь выдыхалась, как запах цветов на ветру, по мере того как иссякала моя сила.
МЫ — СТАЯ!
Джастин стукнулся спиной о дверь моей комнаты с такой силой, что его голова дернулась. Это было больше чем толчок. У меня не было слов для того, чтобы описать, что сделал Ночной Волк внутри сознания Джастина. Это был гибрид магий. Ночной Волк воспользовался Уитом через мост, созданный Скиллом. Он атаковал тело Джастина из сознания самого Джастина. Руки Джастина взлетели к горлу, отбиваясь от челюстей, которые он не мог схватить. Когти рвали кожу и оставляли красные следы под его тонкой туникой. Сирен закричала, и этот звук пронзил меня, как меч. Она бросилась к Джастину, пытаясь помочь ему.
Не убивай. Не убивай! НЕ УБИВАЙ! Ночной Волк наконец услышал меня. Он отпустил Джастина, отбросив его, как крысу. Он встал надо мной, охраняя меня. Я почти слышал его дыхание, чувствовал тепло его шкуры. У меня не было сил спрашивать, что случилось. Я свернулся в щенка и укрылся под ним. Я знал, что никто не сможет пройти мимо охраняющего меня Ночного Волка.
— Что это было? Что это было? — истерически кричала Сирен. Она схватила Джастина за ворот рубашки и поставила его на ноги. На его горле и груди были желтовато-синие следы, но полузакрытыми глазами я все же видел, что они быстро исчезают. Скоро не осталось никаких следов нападения Ночного Волка, кроме мокрого пятна, расплывающегося на штанах Джастина. Его глаза были закрыты. Сирен трясла его, как куклу.
— Джастин, открой глаза! Джастин!
— Что вы делаете с этим человеком? — Театральный голос шута, полный возмущения и удивления, наполнил комнату. Дверь за его спиной была широко открыта. Проходившая мимо горничная с охапкой рубашек ошеломленно заглянула внутрь и остановилась поглазеть. Маленькая девочка-паж, которая несла корзинку вслед за служанкой, поспешно подошла к двери. Шут поставил на пол свой поднос и вошел в комнату — Что это все значит?
— Он напал на Джастина, — прорычала Сирен. На лице шута отразилось недоверие.
— Он? Он выглядит так, как будто не может напасть даже на подушку. Это вы, как я видел, теребили этого юношу.
Сирен отпустила ворот Джастина, и он, как тряпка, упал к ее ногам. Шут с жалостью посмотрел на него.
— Бедняга! Она пыталась тебя изнасиловать?
— Не говори глупостей! — Сирен была в ярости. — Это он! — она показала на меня.
Шут задумчиво поглядел в указанном направлении.
— Это тяжелое обвинение. Ответь мне, бастард, она действительно пыталась тебя изнасиловать?
— Нет. — Тон был как раз таким, каким я себя чувствовал. — Я спал. Они тихо вошли в мою комнату. Потом… — Я поднял брови и позволил своему голосу затихнуть. — Боюсь, этой ночью я нюхал слишком много дыма.
— Я с этим соглашусь! — подлинное отвращение сквозило в голосе шута. — Я редко видел такую неподобающую похоть! — Шут внезапно повернулся к пажу и служанке: — Это позорит весь Баккип! Подумать только, что члены группы Скилла так себя ведут! Я требую, чтобы вы никому не говорили об этом. Не позволяйте распространять слухи об этом. — Он посмотрел на Сирен и Джастина. Лицо Сирен было залито краской, рот в ярости открыт. Джастин заставил себя сесть у ее ног и сидел, раскачиваясь и цепляясь за ее юбки, как младенец, пытающийся встать.
— Я не испытывала похоти к этому человеку, — сказала она четко, — и я не нападала на него.
— Что бы вы ни делали, вам лучше было бы заняться этим в собственной комнате, — резко прервал ее шут. Не удостаивая ее больше взглядом, он повернулся, поднял свой поднос и понес его дальше по коридору. При виде того, как удаляется мой чай, я не смог сдержать стона отчаяния. Сирен быстро повернулась ко мне, злобная гримаса исказила ее лицо.
— Я доберусь до сути этого! — прорычала она. Я набрал в грудь воздуха.
— Но, пожалуйста, в твоей собственной комнате. — Я изловчился поднять руку и указать ей на дверь. Она вылетела вместе с Джастином, ковылявшим вслед за ней. Служанка и паж с отвращением отшатнулись от них, когда они проходили мимо. Дверь в мою комнату осталась распахнутой. Потребовалось страшное усилие, чтобы подняться и закрыть ее. Я чувствовал себя так, как будто моя голова вот-вот упадет с плеч. Я запер дверь и даже не попытался вернуться в постель. Я соскользнул вниз по стене, прислонившись спиной к двери. Я чувствовал себя израненным.
Брат. Ты умираешь?
Нет. Но мне больно.
Отдыхай. Я буду сторожить.
Я не могу объяснить, что случилось потом. Я выпустил что-то, что сжимал всю свою жизнь, даже не зная об этом. Я свалился в мягкую, теплую и безопасную темноту, а волк сторожил меня моими глазами.


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   34




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет