Робин Хобб Королевский убийца
жүктеу/скачать 1.75 Mb.
|
| 27. ЗАГОВОР
Рябой Человек заглянет в окно, Рябой постучит в твою дверь. И тогда настанут тяжелые дни, Ты старой примете верь. Коль хлеб не поднимется и скиснет молоко, Масло не взобьется, пересохнет тетива, А свеча твоя вспыхнет синим огнем, Ты поймешь, что твой заколдован дом. Когда свернется гадюка у очага, А твой собственный нож порежет тебя И петухи закаркают при луне — Тогда ты поймешь, что проклят. — Нам понадобится кровь. — Кетриккен выслушала меня и начала действовать так спокойно, как будто я попросил у нее чашку вина. Она перевела взгляд с Пейшенс на Лейси в поисках идей. — Я пойду и принесу курицу, — неохотно сказала Лейси. — Мне потребуется мешок. Я положу ее туда, чтобы она не шумела. — Тогда иди, — сказала ей Пейшенс. — Поторопись. Принеси ее в мою комнату. Я приготовлю нож и таз. Мы должны принести сюда хотя бы чашку крови. Чем меньше мы будем делать здесь, тем меньше нам придется скрывать. Первым делом я пошел к Пейшенс и Лейси, зная, что самому мне никогда не пройти мимо ухаживающих за королевой дам. Потом я отправился в свою комнату, а они быстро прошли к королеве, сказав, что принесли ей специальный травяной чай, а на самом деле тихо попросили личной аудиенции для меня. Она отпустила всех своих леди, сказав им, что Пейшенс и Лейси позаботятся о ней, и послала за мной Розмэри. Сейчас Розмэри играла у очага, наряжая свою куклу. Когда Лейси и Пейшенс покинули комнату, Кетриккен посмотрела на меня. — Я забрызгаю рубашку и простыню кровью и пошлю за Волзедом. Скажу, я подозреваю, что у меня выкидыш из-за падения. Но это все, что я смогу сделать, Фитц. Я не позволю этому человеку прикоснуться ко мне и не буду настолько глупа, чтобы выпить или съесть что-нибудь, приготовленное им. Я делаю это только ради того, чтобы отвлечь их от моего короля. И я не скажу им, что потеряла ребенка. Только, что я боюсь этого, — она говорила свирепо. Меня пробрал озноб от того, что она так легко приняла мой рассказ о действиях Регала и предложение сделать ответный ход. Я отчаянно хотел быть уверенным в том, что не обману ее доверия. Она не говорила о предательстве или зле. Она обсуждала стратегию, холодно и спокойно, как генерал, планирующий битву. — Этого будет достаточно, — пообещал я ей. — Я знаю Регала. Волзед побежит к нему с этой историей, и принц немедленно примчится к вам. Он не сможет сопротивляться. Он пойдет посмотреть, насколько близок к успеху. — Я и без того страшно устала, потому что все мои женщины сочувствуют мне из-за смерти Верити. Я не вынесу, если они начнут к тому же говорить о гибели моего ребенка. Но я должна все выдержать, если это необходимо. А что если они оставят с королем стражника? — спросила она. — Как только Регал пойдет к вам, я постучу в дверь и отвлеку их внимание. Я разделаюсь с любым стражем, какого бы они ни оставили. — Но если ты будешь отвлекать стража, как ты сможешь чем-то помочь королю? — Есть… другой человек, который поможет мне. — Я рассчитывал на Чейда и проклинал его за то, что он не дал мне никакой возможности связаться с ним в критических ситуациях. «Доверяй мне, — всегда говорил он в таких случаях. — Я наблюдаю и слушаю там, где это необходимо. Я вызываю тебя, когда это безопасно. Тайна является тайной, пока ее знает только один человек». Я никому бы не признался, что уже поговорил о своих планах с камином в моей комнате, надеясь, что Чейд каким-то образом услышит меня. Я думал, что за то недолгое время, которое я смогу выгадать, Чейд найдет путь к королю, принесет ему лекарство и избавит его от боли, чтобы он мог противостоять дьявольскому плану Регала. — Это уже пытка, — тихо сказала Кетриккен, как будто читая мои мысли. — Заставить старика мучиться от боли! — она посмотрела мне в глаза. — Ты недостаточно доверяешь своей королеве для того, чтобы сказать мне, кто твой помощник? — Это не моя тайна, а тайна моего короля, — тихо сказал я. — Я верю, что скоро она будет открыта вам. А до тех пор… — Иди, — отпустила она меня. Она поерзала на подушках. — Мне, по крайней мере, не придется изображать страдание, я вся в синяках. Сколько терпимости к человеку, который пытается убить своего будущего племянника и пытает престарелого отца! — Я иду, — сказал я быстро, чувствуя, что ярость Кетриккен разгорается, и не желая поддерживать ее. Все должно быть убедительно. Она не должна показать, что знает, чем было вызвано ее падение. Я быстро прошел мимо Лейси, которая несла поднос с чайником. Пейшенс шла за ней. В этом чайнике не было чая. Проходя мимо дам, собравшихся в передних покоях королевы, я постарался выглядеть озабоченным. Их реакция на просьбу королевы прислать к ней личного лекаря короля Шрюда будет достаточно убедительной. Я надеялся, что мне удастся отвлечь Регала от его жертвы. Я проскользнул в комнаты Пейшенс и оставил дверь немного приоткрытой. Я ждал и думал о старом человеке, о том, как он страдает, когда кончается действие трав и боль снова просыпается в нем. Я знал эту боль. Сколько времени я смог бы оставаться молчаливым и уклончивым, испытывая такие страдания, под градом настойчивых вопросов? Казалось, прошла целая вечность. Наконец раздался шорох юбок, послышался топот ног по коридору, и в дверь короля Шрюда яростно застучали. Мне не нужно было разбирать слов, достаточно было тона, испуганной мольбы женщин, обращенной к кому-то у дверей, потом посыпались сердитые вопросы Регала, внезапно превратившиеся в фальшивую озабоченность. Я слышал, как он вызвал Волзеда. Он возбужденным голосом приказывал лекарю немедленно осмотреть королеву, которая опасается выкидыша. Затем леди снова пробежали мимо моей двери. Я стоял неподвижно, затаив дыхание. Неровная рысь и смущенное бормотание — это, очевидно, Волзед, нагруженный лекарствами. Я ждал, стараясь успокоиться и убедить себя в том, что мой план не провалился. Потом послышались неторопливые шаги Регала и топот догонявшего его человека. — Это хорошее вино, дурак. Не разлей его, — рявкнул Регал, и оба удалились. Я не двигался. Удостоверившись в том, что принца впустили в покои королевы, я заставил себя подождать, пока не сосчитаю до ста. Потом я вышел из дверей и направился к комнатам короля. Я постучал — негромко, но мой стук был настойчивым. Через мгновение сердитый голос поинтересовался, кто там. — Фитц Чивэл, — сказал я смело. — Мне необходимо увидеть короля. Молчание. Потом из-за двери донеслось: — Никто не будет допущен. — По чьему приказу? — Принца Регала. — Я ношу знак короля, он дал мне слово, что я буду принят в любой момент. — Принц Регал специально предупредил, чтобы вас не впускали. — Но это было до… — и, понизив голос, я пробормотал что-то невнятное. — Что вы сказали? Я снова забормотал. — Говорите! — Это не для ушей всего замка, — возразил я негодующе. — Сейчас не время распространять панику. Это возымело действие. Дверь слегка приоткрылась. — В чем дело? — прошептал человек. Я наклонился к двери и осмотрел коридор. Потом заглянул в щель. — Ты один? — спросил я подозрительно. — Да! — ответил он нетерпеливо. — Ну, в чем дело? Лучше бы ты не беспокоил меня попусту! Я поднес руки к губам, наклонившись к двери, как бы сохраняя мой секрет. Сторож приблизил лицо к моему. Я быстро дунул, и белое облачко закрыло его лицо. Он отшатнулся, протирая глаза и ловя ртом воздух. Через мгновение он уже лежал. Ночной туман. Быстро и эффективно. Часто это бывало смертельно. Я не испытывал жалости. Дело было даже не в том, что стражником оказался мой старый знакомый, чуть не сломавший мне плечо. Он не мог охранять дверь Шрюда и ничего не знать о том, что там происходит. Я просунул руку в щель и пытался снять цепочку, когда услышал знакомый шепот: — Уходи отсюда. Оставь дверь в покое и уходи. Не открывай ее, дурак. Я успел заметить рябое лицо, и дверь захлопнулась перед моим носом. Чейд был прав. Лучше, если Регал окажется перед закрытой дверью, тогда ему понадобится время, чтобы его люди прорубились внутрь. Каждое мгновение, пока Регал остается снаружи, будет мгновением, которое Чейд сможет провести с королем. То, что последовало за этим, было сложнее уже сделанного мною. Я спустился по лестнице на кухню, дружелюбно заговорил с поварихой. Спросил ее: что за шум был наверху? не потеряла ли королева своего ребеночка? Она быстро прогнала меня, чтобы найти собеседников, у которых было больше информации. Я прошел через караульную, чтобы выпить немного пива и поесть, хотя мне этого совершенно не хотелось. Пища камнем легла в мой желудок. Меня сторонились, но я слушал, как разговаривают другие. Слух о том, что королева упала, передавали из уст в уста. Теперь тут были гвардейцы из Тилта и Фарроу, крупные медлительные мужчины, составлявшие свиту внутренних герцогов. Они выпивали со стражниками из Баккипа. Горше желчи было слышать, как алчно они говорят о том, что будет означать гибель ребенка для Регала. Они обсуждали это так, как будто делали ставки на бегах. С этой сплетней мог состязаться только слух о том, что какой-то мальчик видел около колодца в замке Рябого Человека. Якобы была почти полночь, когда парнишка увидел его. Ни у кого не хватило ума задуматься о том, что мальчик делал там в такое время и откуда взялся свет, позволивший ему разглядеть этого предвестника несчастий. Но все клялись, что будут держаться подальше от воды, потому что колодец, конечно же, испортился. По тому, как они пили пиво, я решил, что смерть от жажды им не грозит. Я оставался там, пока не пришло известие, что Регалу требуются три сильных человека с топорами, которых нужно немедленно отправить в покои короля. Это дало толчок новым разговорам, но тут я оставил караульную и пошел в конюшни. Я хотел найти Баррича и проверить, навестил ли его шут. Неожиданно я увидел Молли, спускавшуюся по крутой лестнице, как раз когда я начал подниматься по ней. Она посмотрела вниз, на мое ошеломленное лицо, и засмеялась. Но это был короткий смех, и он не коснулся ее глаз. — Зачем ты приходила к Барричу? — спросил я и тут же понял, каким грубым был мой вопрос. Я боялся, что она искала помощи. — Он мой друг, — сказала она коротко и начала проходить мимо меня. Не раздумывая, я преградил ей путь. — Дай мне пройти, — прошипела она свирепо. Но я шагнул к ней и обнял ее. — Молли, Молли, пожалуйста, — сказал я хрипло, когда она с силой оттолкнула меня, — давай найдем место и поговорим, хотя бы минутку. Я не могу вынести, когда ты так на меня смотришь, а я, клянусь, не сделал тебе ничего плохого. Ты ведешь себя так, как будто я бросил тебя, но ты навсегда в моем сердце. Если я не могу быть с тобой, это не потому, что я не хочу этого. Она внезапно остановилась, борясь с собой. — Пожалуйста? — умолял я. Она оглядела темную лестницу. — Мы постоим и поговорим. Быстро. Прямо здесь. — Почему ты так сердишься на меня? Она чуть было не ответила мне. Я видел, как она прикусила язык и внезапно стала холодной. — Почему ты считаешь мои чувства к тебе самой важной вещью в моей жизни? — спросила она. — Почему ты думаешь, что у меня нет других забот, кроме тебя? Я изумленно смотрел на нее. — Может быть, потому, что я сам так отношусь к тебе? — спросил я мрачно. — Это неправда, — она говорила раздраженно, словно поправляла ребенка, утверждающего, что небо зеленое. — Правда, — настаивал я. Я попытался прижать ее к себе, но она окаменела в моих объятиях. — Твой будущий король Верити для тебя важнее. Король Шрюд важнее. Королева Кетриккен и ее ребенок важнее, — она отсчитывала по пальцам, как будто перечисляла мои грехи. — Я выполняю свой долг, — сказал я тихо. — Я знаю, где находится твое сердце, — сказала она без выражения. — И оно не со мной. — Верити… больше нет здесь, чтобы защищать свою королеву, своего ребенка или своего отца, — убедительно сказал я. — Так что на это время я должен ставить их выше собственной жизни. Выше всего, что мне дорого. Не потому, что я люблю их больше… — я беспомощно искал слов. — Я человек короля. — А я свой собственный человек. — Молли произнесла это так, как будто хотела сказать: «Самый одинокий человек в мире». — И я позабочусь о себе. — Но тебе не суждено всегда самой заботиться о себе, — возразил я. — В один прекрасный день мы будем свободны. Свободны. Чтобы обвенчаться, чтобы… — Чтобы делать то, о чем тебя попросит твой король, — закончила она. — Нет, Фитц, — в ее голосе была решимость. Боль. Она оттолкнула меня и стала спускаться по лестнице. Оказавшись на две ступеньки ниже меня, когда пропасть, казалось, разделила нас, она заговорила. — Я должна сказать тебе кое-что, — начала она, почти мягко. — Теперь в моей жизни есть другой. И он значит для меня столько же, сколько для тебя твой король. Он для меня важнее моей собственной жизни, важнее всего, что мне дорого. И после того, что ты сказал, ты не можешь винить меня, — она подняла глаза. Я не знаю, как я выглядел, знаю только, что она отвела взгляд, как будто не могла этого вынести. — Ради него я ухожу. В более безопасное место, чем это. — Молли, пожалуйста, он не может любить тебя так, как я, — взмолился я. Она не взглянула на меня. — И твой король не может любить тебя так, как я… любила. Но, — сказала она медленно, — дело не в том, что он чувствует ко мне, а в том, что я чувствую к нему. Он должен быть первым в моей жизни. Ему это необходимо. Пойми это. Дело не в том, что я больше не люблю тебя. Просто я не могу поставить это чувство выше того, что для него лучше, — она спустилась еще на несколько ступенек. — Прощай, Новичок, — она почти выдохнула эти слова, но они пронзили мое сердце. Я стоял на лестнице и смотрел, как она уходит. И внезапно это показалось мне слишком знакомым, боль слишком привычной. Я бросился за ней, схватил ее за руку и втащил под лестницу, ведущую на чердак, в темноту. — Молли, — проговорил я, — пожалуйста! — Она ничего не ответила. Она даже не сопротивлялась. — Как, как мне заставить тебя понять, что ты для меня значишь? Я просто не могу тебя отпустить! — Точно так же ты не можешь заставить меня остаться, — сказала она тихим голосом. И я почувствовал, как что-то ушло из нее. Какая-то ярость, какое-то желание. У меня не было для этого слов. — Пожалуйста, — сказала она, и это слово ранило меня, потому что она умоляла: — Просто отпусти меня. Не делай это еще труднее. Не заставляй меня плакать. Я отпустил ее руку, но она не ушла. — Когда-то, — осторожно начала она, — я сказала тебе, что ты похож на Баррича. — Я кивнул в темноте, не подумав о том, что она меня не видит. — В чем-то это так, а в чем-то — нет. Сейчас я решила за нас, как когда-то он решил за них с Пейшенс. У нас нет будущего. Твое сердце уже занято, и пропасть между нами слишком велика для того, чтобы через нее можно было перекинуть мост любви. Я знаю, что ты любишь меня. Но твоя любовь отличается от моей. Я хочу, чтобы ты разделял мою жизнь. Ты хочешь держать меня в ящике, отделив от себя. Я не хочу быть человеком, к которому ты приходишь, когда у тебя нет никаких более важных дел. Я даже не знаю, что ты делаешь, когда ты не со мной. Ты никогда не делился со мной этим. — Тебе бы это не понравилось, — сказал я ей. — И на самом деле ты не хочешь знать. — Не говори этого, — прошептала она сердито. — Разве ты не видишь, что я не могу так жить? Ты даже не позволяешь мне самой решить, хочу я знать или нет, У тебя нет прав так поступать со мной. Если ты даже об этом не можешь мне рассказать, как я могу поверить, что ты любишь меня? — Я убиваю людей, — услышал я свои слова. — Для своего короля. Я убийца, Молли. — Я не верю тебе! — прошептала она. Она говорила слишком быстро. Ужас в ее голосе был таким же сильным, как презрение. В глубине души она знала, что я сказал правду. Наконец. Ужасное молчание, такое холодное, пока она ждала, чтобы я признался во лжи, зная, что я сказал чистую правду. Наконец она сделала это за меня. — Ты убийца? Ты не смог даже пройти мимо стражников в тот день, чтобы узнать, почему я плачу, у тебя не хватило мужества не подчиниться им ради меня. И ты еще хочешь, чтобы я поверила, что ты убиваешь людей для короля? — она всхлипнула от ярости и отчаяния. — Почему ты говоришь мне такие вещи? Почему именно сейчас — чтобы произвести на меня впечатление? — Если бы я думал, что это может произвести на тебя впечатление, то, вероятно, рассказал бы тебе об этом давным-давно, — признался я. И это была правда. Мое желание хранить мои тайны было полностью основано на страхе, я боялся, что если о них узнает Молли, я потеряю ее. Я был прав. — Ложь, — сказала она больше себе, чем мне. — Ложь, все ложь. С самого начала я была такой глупой! Если человек один раз ударил тебя, он ударит тебя еще раз. Так говорят люди. И то же самое с ложью. Но я оставалась с тобой, и я слушала, и я верила. Какой глупой я была! — она проговорила это с такой свирепостью, что я отшатнулся, как от удара. Она стояла в стороне от меня. — Спасибо тебе, Фитц Чивэл, — сказала она холодно, почти официально, — теперь мне будет гораздо легче. — Молли! — взмолился я. Я протянул руку, чтобы коснуться ее, но она резко повернулась, готовая нанести удар. — Не трогай меня! — предупредила она. — Не смей прикасаться ко мне! Она ушла. Через некоторое время я осознал, что стою в темноте под лестницей Баррича. Я дрожал то ли от холода, то ли от чего-то еще. Мои губы раздвинулись в улыбке. Нет, скорее в оскале. Я всегда боялся, что из-за своей лжи потеряю Молли. Правда в одно мгновение разорвала то, что ложь держала в сохранности целый год. «Мне следовало знать это», — подумал я. Очень медленно я поднялся по ступенькам и постучал в дверь. — Кто там? — раздался голос Баррича. — Я, — он отпер дверь, и я вошел в комнату. — Что тут делала Молли? — спросил я, не заботясь о том, как это может прозвучать, не обращая внимания на то, что у стола Баррича сидел шут. — Ей была нужна помощь? Баррич откашлялся. — Она приходила за травами, — сказал он неловко. — Я не мог помочь ей. У меня не было того, что она хотела. Потом пришел шут, и она осталась, чтобы помочь мне перевязать ему руку. — У Пейшенс и Лейси есть травы. Целая куча, — заметил я. — Это я ей и сказал, — он отвернулся и начал прибирать на столе, — но она не хотела идти к ним. — В его голосе было что-то подталкивающее меня к следующему вопросу. — Она уходит, — сказал я еле слышно. — Она уходит. — Я опустился в кресло перед очагом Баррича и зажал руки коленями. Потом заметил, что раскачиваюсь взад и вперед, и попытался остановиться. — Тебе удалось? — тихо спросил шут. Я перестал раскачиваться. Могу поклясться, что несколько мгновений я не знал, о чем он говорит. — Да, — сказал я тихо. — Думаю, что да. — Но также мне удалось потерять Молли. Удалось убить ее преданность и любовь, ее уверенность в этой любви, удалось быть таким логичным, практичным и верным своему королю, что я просто потерял всякую возможность когда-нибудь пожить собственной жизнью. Я посмотрел на Баррича. — Ты любил Пейшенс, — спросил я внезапно, — когда решил уйти? Шут вздрогнул, а потом вытаращил глаза. Значит, были какие-то тайны, о которых не знал даже он. Лицо Баррича потемнело. Я никогда не видел его таким. Он скрестил руки на груди, как будто для того, чтобы сдержать себя. «Он может убить меня, — подумал я. — Или, может быть, он просто пытается справиться с какой-то болью». — Пожалуйста, — добавил я, — я должен знать. Он яростно сверкнул глазами, потом осторожно заговорил: — Я не меняюсь. Если я любил ее — значит, любил. Так. Это никогда не уйдет. — И тем не менее ты решил… — Кто-то должен был решить. Пейшенс не понимала, что это невозможно. Кто-то должен был закончить эту пытку для нас обоих. Как Молли решила за нас. Я пытался думать о том, что делать дальше. В голову ничего не приходило. Я смотрел на шута. — Ты в порядке? — спросил я его. — Мне лучше, чем тебе, — ответил он искренне. — Я имел в виду твое плечо. Я думал… — Кость вывихнута, но не разбита. В отличие от твоего сердца. Легкий укол остроумия. Я не знал, что он может шутить с таким сочувствием. Эта доброта подтолкнула меня к краю пропасти. — Я не знаю, что делать, — сказал я обреченно. — Как мне с этим жить? Бутылка бренди тихо звякнула, когда Баррич поставил ее в центр стола и расставил вокруг стаканы. — Мы выпьем, — сказал он. — Выпьем за то, чтобы Молли нашла свое счастье. Мы пожелаем ей этого от всей души. Мы выпили по одной, и Баррич снова наполнил чашки. Шут поболтал бренди. — Разумно ли это сейчас? — спросил он. — Именно сейчас я не хочу ничего разумного, — ответил я. — Я предпочитаю быть дураком. — Ты не знаешь, о чем говоришь, — сказал он мне, но тем не менее поднял свой бокал вместе с моим за дураков всех сортов. И в третий раз за нашего короля. Мы сделали искреннюю попытку, но судьба не отпустила нам достаточно времени. В дверь Баррича настойчиво постучали, и в комнату вошла Лейси с корзинкой в руке. Она быстро закрыла за собой дверь. — Избавьтесь от этого как-нибудь, — она вывалила на стол убитого цыпленка. — Обед! — с энтузиазмом провозгласил шут. Лейси не составило труда понять, в каком состоянии мы находимся. Еще меньше времени потребовалось ей, чтобы прийти в ярость. — В то время как мы ставим на карту наши жизни и репутации, вы напиваетесь! — Она повернулась к Барричу: — За двадцать лет ты так и не понял, что это ничего не решает! Баррич и глазом не моргнул. — Вопросы бывают и неразрешимыми, — заметил он философски. — А выпивка все сглаживает. — Он легко поднялся на ноги и встал перед ней, твердый как камень. Годы пьянства, по-видимому, научили его хорошо владеть собой в такие мгновения. — Что ты хотела? Лейси прикусила губу, но решила не спорить. — Мне нужно, чтобы вы это уничтожили. И мне нужна мазь от синяков. — Разве в этом замке никто больше не пользуется услугами лекаря? — спросил шут, не обращаясь ни к кому в частности. Лейси не обратила на него внимания. — Вот под каким предлогом я сюда пришла, так что мне бы лучше взять у тебя мазь, на случай, если кто-нибудь захочет проверить. А на самом деле я собиралась найти Фитца и спросить, знает ли он, что гвардейцы топорами рубят дверь короля. Я мрачно кивнул. Но шут с криком вскочил на ноги. — Что? — Он повернулся ко мне: — Ты, кажется, сказал, что все в порядке? Ну и что это значит? — Это лучшее, что я мог предпринять, и за очень короткое время, обрати внимание, — заметил я. — Это или сработает, или нет. На данный момент мы сделали все, что могли. Кроме того, подумай сам. Это хорошая, крепкая дубовая дверь. А когда ее снесут, они, полагаю, обнаружат, что внутренняя дверь в королевскую спальню точно так же заперта и закрыта на засов. — Как это тебе удалось? — тихо спросил Баррич. — Не мне, — отрывисто ответил я и посмотрел на шута. — На данный момент я сказал достаточно. Ты должен доверять мне. — Я повернулся к Лейси: — Как королева и Пейшенс? Как прошло наше представление? — Неплохо. Королева очень сильно ушиблась, и, честно говоря, я не так уж уверена, что ребенку ничто не угрожает. Выкидыш не всегда случается немедленно. Но будем надеяться на лучшее. Волзед был решителен, но бестолков. Для человека, который утверждает, что он лекарь, он удивительно мало знает об истинных свойствах растений. Что до принца… — Лейси фыркнула, но не стала продолжать. — Разве никто, кроме меня, не считает, что незачем распространять слухи о выкидыше? — легкомысленно спросил шут. — У меня не было времени придумать что-нибудь еще. Через день или два королева опровергнет эти слухи и скажет, что с ребенком, по-видимому, все в порядке. — Так, пока мы в безопасности, — заметил Баррич. — Но что дальше? Так и будем смотреть, как короля и королеву Кетриккен увозят в Тредфорд? — Доверие. Я прошу об одном дне доверия, — сказал я осторожно. Я надеялся, что этого будет достаточно. — А теперь нам надо разойтись и жить нормально, насколько это возможно. — Конюх без лошадей и шут без короля, — заметил шут. — Мы с Барричем можем продолжать пить. Думаю, это как раз и есть нормальная жизнь при таких обстоятельствах. Что до тебя, Фитц, то я представления не имею, как тебя называть в эти дни, не говоря уж о том, какова твоя нормальная жизнь. Поэтому… — Никто не будет сидеть и пить, — угрожающе произнесла Лейси. — Отодвиньте бутылку и будьте настороже. И разойдитесь, как говорил Фитц. В этой комнате было сказано и сделано достаточно, чтобы всех нас повесили за измену. Конечно, кроме тебя, Фитц Чивэл. Для тебя у них найдется яд. Тех, в ком течет королевская кровь, не вешают. От этих слов все мы похолодели. Баррич поднял пробку и закупорил бутылку. Лейси ушла первой, унося в корзинке горшочек с мазью, которую ей дал Баррич. Шут последовал за ней. Когда я оставил Баррича, он заканчивал ощипывать цыпленка, выдергивая последние перышки. Этот человек не тратил времени зря. Мне пришло в голову немного прогуляться. Я следил, нет ли тени у меня за спиной. Кетриккен, наверное, отдыхает, и я не думал, что смогу сейчас выносить болтовню Пейшенс и ее проницательность. Если шут был в своей комнате, значит, ему не требовалось ничье общество. Если его там не было, я представления не имел, где его искать. Баккип был наводнен жителями Внутренних Герцогств, как больная собака блохами. Я прошел через кухню, стащив пару имбирных пряников. Потом я бесцельно бродил по дворам замка, стараясь делать вид, что у меня нет никакой определенной цели, но на самом деле направляясь к хижине, в которой некогда прятался Ночной Волк. Теперь эта хижина была пуста и так же холодна внутри, как и снаружи. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как Ночной Волк покинул ее. Он предпочитал поросшие лесом холмы за Баккипом. Но мне недолго пришлось ждать, прежде чем его тень появилась в дверях. Может быть, самая большая радость связи Уита заключается в том, что никогда и ничего не приходится объяснять. Мне не нужно было перечислять Ночному Волку события прошедшего дня, не нужно было подыскивать слова, чтобы описать, каково это было — смотреть, как уходит от меня Молли. И он тоже не задавал вопросов и не произносил обязательных сочувственных слов. Человеческие переживания для него имели мало смысла. Он реагировал на силу того, что я чувствовал, а не на причины моих переживаний. Он просто подошел ко мне и сел рядом со мной на грязный пол. Я мог обнять его, зарыться лицом в его мягкую шкуру и сидеть молча. Такие стаи создают люди, заметил он мне через некоторое время. Как вы можете охотиться вместе, если не в состоянии бежать в одном направлении? На эго я не ответил. Я не знал ответа. А он и не ждал его. Он наклонился и почесал переднюю лапу. Потом сел, потянулся и спросил: А что ты теперь будешь делать с самкой? Не у всех волков есть самки. У вожаков всегда есть. А как иначе будет увеличиваться стая? У моего вожака есть самка, и она ждет щенят. Может быть, волки поступают правильно, и людям следует брать с них пример. Возможно, только вожакам следует заводить самок. Сердце Стаи давным-давно решил, что у него не может быть одновременно и самки и вожака, которым он мог бы принадлежать всем сердцем. Как бы то ни было, он больше волк, чем хочет признать. Он помолчал. Пряник? Я дал ему пряник и смотрел, как он жадно глотает. Мне не хватало твоих снов по ночам. Это не мои сны. Это моя жизнь. И я рад приветствовать тебя в ней, если только Сердце Стаи не рассердится на нас. Лучше жить вместе. Он немного помедлил. Ты бы предпочел разделить жизнь с самкой? Это моя слабость. Я слишком многого хочу. Он посмотрел на меня. Ты слишком многое любишь. Моя жизнь гораздо проще. Он любил только меня. Это верно. Единственная трудность, которая у меня есть, — та, что ты никогда в это не поверишь. Я тяжело вздохнул. Ночной Волк внезапно чихнул, потом отряхнулся. Мне не нравится эта мышиная пыль. Но прежде чем я уйду, почеши своими ловкими руками у меня за ушами. Мне трудно сделать это как следует, не оставив царапин. И я почесал ему за ушами, и под подбородком, и затылок, после чего он завалился на бок, как щенок. — Псина, — сказал я ему с чувством. За это оскорбление ты заплатишь! Он вскочил на ноги, сильно укусил меня за плечо, скользнул в дверь и исчез. Я засучил рукав и увидел глубокие белые вмятины, которые едва не кровоточили. Волчий юмор. Короткий зимний день угас. Я вернулся в замок и заставил себя пройти через кухню, чтобы дать поварихе возможность пересказать мне все сплетни. Я набивал желудок сливовым пудингом и бараниной, пока она тараторила о возможном выкидыше у королевы и о том, как стражники пробивались в покои короля, после того как часовой внезапно умер от апоплексического удара. — Принц Регал все время беспокоился и торопил их, поскольку боялся, что с королем что-то случилось. А когда они вошли, король, несмотря на весь этот шум, спал как младенец, сир. И так крепко спал, что они не смогли разбудить его, чтобы сказать, зачем разрубили дверь. — Удивительно, — согласился я, и она продолжала рассказывать обо всем происходящем в замке. Я узнал, что в эти дни все говорили о том, кого берут, а кого не берут в Тредфорд. Повариха должна была ехать — она пекла такие вкусные крыжовенные пирожные и слоеные булочки. Она не знала, кто будет готовить здесь, но полагала, что кто-то из гвардейцев. Регал сказал, что она может взять все кастрюли, которые пожелает, и она благодарна ему за это, но ей будет не хватать баккипского очага, потому что она никогда не встречала ничего лучшего. Тут отличная тяга, а крючки для мяса сделаны на нужной высоте. Я слушал ее и ждал, когда же она перейдет к менее значительным, по ее мнению, событиям своей жизни. Стража королевы, как я узнал, останется в Баккипе, так же как и те немногие, кто по-прежнему носил цвета личной стражи короля Шрюда. Поскольку солдаты потеряли право находиться в его комнатах, они превратились в унылый и разочарованный отряд. Но Регал настаивал, чтобы эти группы солдат остались и сохранили видимость королевского присутствия в Баккипе. Розмэри должна была уехать, как и ее мать, но это никого не удивляло, поскольку все знали, кому они прислуживают. Федврен не ехал. Так же, как и Меллоу. Вот чьего голоса Кетриккен будет не хватать, но в конце концов она, наверное, привыкнет к птичьему пению чужеземцев. Она и не подумала спросить, еду ли я. Поднимаясь в свою комнату, я пытался представить себе, каким станет Баккип. Высокий Стол опустеет. Нам будут подавать простую лагерную пищу, которую лучше всего умеют готовить солдатские повара, — пока хватит запасов. Я предполагал, что мы будем есть дичь и морские водоросли до наступления лета. Я беспокоился больше за Пейшенс и Лейси, чем за себя. Грубые помещения и грубая еда не смущали меня, но они к этому не привыкли. По крайней мере, тут останется Меллоу, чтобы радовать их своими песнопениями. Конечно, если только в таком отдалении от королевского двора им не овладеет меланхолия. И Федврен. Наверное, будут дети, которых нужно учить, и они с Пейшенс, возможно, займутся приготовлением бумаги. Я старался храбро принять настоящее, чтобы таким образом найти для нас какое-то будущее. — Где ты был, бастард? — из дверей навстречу мне внезапно шагнула Сирен. Она ожидала, что я вздрогну. Но мой Уит предупредил меня о чьем-то присутствии. Я не вздрогнул. — Выходил. — Ты пахнешь собакой. — Ну, у меня есть маленькое оправдание. Я и был с собаками. С теми, которые еще остались в конюшнях. Ей потребовалось всего мгновение, чтобы обнаружить в моем вежливом ответе замаскированное оскорбление. — Ты пахнешь собакой, потому что сам больше чем наполовину собака, звериный колдун! Я чуть было не сказал что-нибудь нелестное по поводу ее матери, но внезапно на меня нахлынули воспоминания детства. — Помнишь, как твоя мать заставляла тебя носить темный фартук, когда мы учились писать, потому что ты все время разливала чернила? Она угрюмо смотрела на меня, обдумывая этот вопрос и пытаясь обнаружить какой-нибудь подвох. — Что с того? — спросила она наконец, не в силах пропустить мое замечание мимо ушей. — Ничего. Просто я это помню. Было время, когда я помогал тебе правильно писать хвостики букв. — Это не имеет ничего общего с сегодняшним днем, — огрызнулась она. — Нет. Это моя дверь. Ты собираешься зайти ко мне? Она плюнула — плевок не задел меня, но угодил прямо в мои двери. Почему-то я решил, что она не сделала бы этого, если бы не покидала Баккип вместе с Регалом. Замок не был больше ее домом, и она считала, что вправе пачкать его, прежде чем уедет отсюда. Это о многом сказало мне. Она не собиралась сюда возвращаться. В своей комнате я тщательно проверил замки и задвинул дверь на тяжелый засов. Потом я убедился, что окно хорошо закрыто ставнями. После этого я заглянул под кровать и сел наконец в кресло у очага, чтобы подремать, пока меня не позовет Чейд. Меня разбудил стук в дверь. — Кто там? — крикнул я. — Розмэри. Королева хочет видеть вас. К тому времени, когда я отпер замки и засовы, девочка уже убежала. Она была всего лишь ребенком, но меня все-таки рассердило, что такое сообщение выкрикивают через дверь. Я быстро привел себя в порядок и поспешил в покои королевы. Проходя мимо покоев короля, я увидел печальные обломки, которые некогда были дверью в спальню Шрюда. Здоровенный гвардеец стоял на страже — парень из Внутренних Герцогств, которого я не знал. Королева Кетриккен лежала на диване у очага. Несколько дам беседовали в разных углах комнаты, но около королевы никого не было. Глаза ее были закрыты. Она выглядела такой усталой, что я подумал, не ошиблась ли Розмэри. Но леди Хоупфул сделала мне знак подойти к королеве и принесла низкую скамеечку, на которую я мог сесть. Она предложила мне чашку чая, и я с благодарностью согласился. Как только леди Хоупфул ушла за чаем, Кетриккен открыла глаза. — Что теперь? — спросила она так тихо, что мне пришлось низко наклониться к ней, чтобы расслышать ее вопрос. Я искоса посмотрел на нее. — Шрюд спит. Но он не может спать вечно. То, чем его опоили, перестанет действовать, а когда это произойдет, мы снова окажемся в опасном положении. Последует церемония назначения будущего короля. Возможно, принц будет занят этим. Ему придется проследить за тем, как шьют новые костюмы, примерить их и позаботиться обо всех мелких деталях, которые он так любит. Это может на некоторое время удержать его от посещений короля. — А потом? Леди Хоупфул вернулась с моим чаем. Я взял чашку, пробормотав слова благодарности, а леди Хоупфул пододвинула кресло и села около нас. Королева Кетриккен слабо улыбнулась и спросила, нельзя ли принести и ей чашечку. Я был почти пристыжен тем, как поспешно вскочила леди Хоупфул, услышав просьбу своей королевы. — Я не знаю, — шепнул я, отвечая на предыдущий вопрос Кетриккен. — Я знаю. Король будет в безопасности в Горном Королевстве. Его будут почитать и защищать, и, может быть, Джонки будет знать… О, благодарю вас, Хоупфул. — Кетриккен взяла чашку и пригубила ее. Леди Хоупфул уселась в кресло. Я улыбнулся и заговорил, тщательно выбирая слова, веря, что Кетриккен поймет меня. — Но ведь это так далеко от нас, моя королева. А погода в это время года очень суровая. К тому времени, когда гонец доберется туда и разыщет лекарство вашей матери, будет уже почти лето. Есть и другие места, в которых могут найтись хорошие средства для вас, Бернс или Риппон могут предложить их, если мы попросим. Вы знаете, что достойные герцоги ни в чем не смогут отказать вам. — Я знаю, — Кетриккен устало улыбнулась. — Но у них столько собственных проблем сейчас, что мне не хотелось бы обременять их своими просьбами. Кроме того, корень, который мы называем «живи долго», растет только в горах. Я думаю, что храбрый гонец может туда пробраться. — Она снова прихлебнула чаю. — Но кого нам послать с таким поручением? Ах, вот это самое трудное, — заметил я. Она, конечно, понимает, что нельзя отправить больного старика зимой в горы. Он не сможет ехать один. — Необходимо найти человека достаточно надежного и обладающего сильной волей. — Тогда это должна быть женщина, — пошутила Кетриккен, и Хоупфул весело засмеялась, больше из-за улучшения настроения королевы, чем из-за самой остроты. Кетриккен помолчала. — Может быть, мне следовало бы поехать самой, чтобы убедиться, что все в порядке, — сказала она задумчиво и улыбнулась, когда мои глаза расширились. Но взгляд ее был серьезным. За этим последовал какой-то легкий разговор, Кетриккен перечислила несколько трав, по большей части только что ею выдуманных, которые я обещал постараться найти для нее. Полагаю, я понял, что она имеет в виду. Возвращаясь в свою комнату, я размышлял о том, как мне удержать ее от немедленных действий до того времени, когда наконец начнет действовать Чейд. Миленькая загадка! Я едва успел запереть все мои запоры и замки, как почувствовал легкий сквозняк. Я повернулся и увидел, что дверь во владения Чейда открыта. Я встал и поднялся по лестнице. Мне хотелось спать, но я знал, что, если лягу, все равно не смогу сомкнуть глаз. Войдя в комнату Чейда, я ощутил соблазнительный запах еды и внезапно понял, что голоден. Чейд уже сидел за маленьким накрытым столом. — Садись и ешь, — сказал он мне коротко. — Мы должны вместе составить план. Я уже дважды откусил от мясного пирога, когда он тихо спросил меня: — Как ты думаешь, сколько времени мы сможем продержать короля Шрюда в этих комнатах незамеченным? Я разжевал и проглотил. — Я никогда не мог найти вход в эту комнату, — сообщил я тихо. — Но вход существует. А поскольку еда и другие вещи появляются в комнате и исчезают из нее, есть несколько человек, которым известно об этом входе, хотя они не понимают, что именно им известно. Мое жилище соединяется с комнатами в замке, которые регулярно наполняются запасами для меня. Но жизнь была гораздо проще, когда еду и белье приносили леди Тайм. — Как ты будешь питаться, когда Регал уедет в Тредфорд? — спросил я. — По всей видимости, не так хорошо, как сейчас. Кое-что люди будут делать просто по привычке, если только те, у кого есть эти привычки, останутся в Баккипе. Но по мере того как пищи будет становиться меньше, они начнут удивляться, зачем складывать ее в неиспользуемой части замка. Но мы говорим об удобстве Шрюда, а не моем. — Это зависит от того, как Шрюд исчезнет. Если Регал будет думать, что он оставил замок каким-то другим способом, мы сможем продержать его здесь некоторое время. Но если принц догадается, что Шрюд все еще в Баккипе, он не остановится ни перед чем. Я подозреваю, что первым делом он прикажет людям с кувалдами поработать над стенами королевской спальни. — Прямолинейно, но эффективно, — согласился Чейд. — Ты нашел для него безопасное место в Вернее или в Риппоне? — Так быстро? Конечно нет. Нам придется прятать его здесь несколько дней, а может, и недель, прежде чем такое место найдется. И тогда его надо будет выкрасть из замка. Это значит, что нам придется заплатить кому-то, кто будет стоять у ворот. К сожалению, людей, которых можно подкупить, чтобы они что-то сделали, можно подкупить еще раз, чтобы они потом об этом рассказали. Если только с ними не произойдет несчастный случай, — он посмотрел на меня. — Об этом можно не беспокоиться. Есть другой выход из Баккипа, — сказал я, думая о проходе моего волка. — Но у нас есть еще одна проблема, и это Кетриккен. Она будет действовать по собственному разумению, если не узнает, что у нас есть план. Она думает о том же, о чем и ты, но собирается сама отвезти Шрюда в горы. — Беременная женщина и старый больной человек в середине зимы. — Чейд помолчал. — Смешно. Но этого никто не будет ожидать. Их никогда не станут искать на этой дороге. И среди этого потока людей, которые поднимаются по реке Бакк, вряд ли кто-нибудь обратит внимание на еще одну молодую женщину и ее престарелого отца. — Это все равно смешно. — Мне не понравились искры заинтересованности, разгорающиеся в глазах Чейда. — Кто с ними поедет? — Баррич. Это поможет ему не спиться от скуки, и он будет ухаживать за лошадьми. И обеспечивать их всем, что им еще понадобится. Он поедет? — Ты знаешь, что поедет, — сказал я неохотно. — Но Шрюд не перенесет такого путешествия. — Вероятнее, что он выдержит это путешествие, а не поездку с Регалом. То, что терзает его, будет уничтожать его жизнь, где бы он ни был, — Чейд мрачно нахмурился. — Но почему это снедает его сильнее в последнее время — я понять не могу. — Голод. Лишения. Это не прибавляет здоровья. — На большей части пути есть трактиры. Я могу раздобыть еще немного денег. Шрюд совершенно непохож на того короля, которого помнят люди, и мы можем не опасаться, что его узнают. С королевой будет сложнее. Мало найдется женщин такого роста и с таким цветом волос. Но, надев на нее побольше одежды, мы сделаем ее толще. Закроем капюшоном волосы и… — Не может быть, чтобы ты говорил серьезно. — Завтра ночью, — ответил он. — Мы должны предпринять что-нибудь завтра же ночью, потому что кончится действие сонного зелья, которое я дал Шрюду. Нового покушения на королеву, вероятно, не будет, пока она не окажется на пути в Тредфорд. Но в дороге может произойти столько несчастных случаев! Можно упасть с баржи в ледяную реку, лошади понесут, мясо испортится… Если наемник Регала хоть вполовину хорош от нас, он преуспеет. — Наемник Регала? Чейд с жалостью посмотрел на меня. — Ты же не думаешь, что наш принц собственноручно размазывает по ступенькам жир и сажу? И кто, по-твоему, это мог сделать? — Сирен, — это имя само сорвалось с моих губ. — Тогда, скорее всего, это не она. Нет, мы обнаружим, что это какой-то человек-мышка, с приятными манерами и хорошо устроенной жизнью. Если мы вообще когда-нибудь узнаем, кто это. Ах, сейчас нам не до того. Хотя нет ничего более захватывающего, чем выслеживать другого убийцу. — Уилл, — сказал я тихо. — Что — Уилл? Я быстро рассказал ему об Уилле. По мере того как он слушал, глаза его расширялись. — Это было бы великолепно, — одобрил он. — Убийца, владеющий Скиллом. Чудо, что раньше никто до этого не додумался. — Может быть, Шрюд додумался, — сказал я тихо, — но его убийца не смог научиться… Чейд откинулся в кресле. — Хотел бы я знать, — проговорил он задумчиво. — Шрюд достаточно скрытен, чтобы не рассказать о такой идее даже мне. Но сам я сомневаюсь, что Уилл сейчас нечто большее, чем просто шпион. Опасный шпион, тут нельзя обманываться. Ты должен быть особенно осторожен. Но я не думаю, что мы должны бояться его как убийцу, — он откашлялся. — Ах, ну хорошо. Ясно, что нам нужно действовать как можно быстрее. Бежать придется из комнаты короля. Ты должен найти способ снова увести стражников. — Во время церемонии… — Нет. Мы не можем ждать так долго. Завтра ночью. Не позже. Тебе не придется долго возиться с ними. Мне потребуется всего несколько минут. — Мы должны подождать! Иначе мы не сможем сделать все, что задумали. Ты хочешь, чтобы к завтрашней ночи королева и Баррич были готовы, а значит, надо будет рассказать им о твоем существовании. И Барричу надо будет позаботиться о лошадях и запасах. — Рабочие лошади. Пусть не берет хороших. Это слишком быстро заметят. И носилки для короля. — Рабочих лошадей у нас сколько угодно, только они и остались. Но Баррич не вынесет, если король и королева поедут на плохих лошадях. — И мул для него самого. Они должны выглядеть бедняками, едва набравшими денег, чтобы поехать во Внутренние Герцогства. Нечего привлекать внимание бандитов. Я фыркнул, подумав о Барриче верхом на муле. — Это невозможно, — сказал я тихо. — Времени слишком мало. Это должно быть сделано в ночь после церемонии назначения будущего короля. Все будут внизу, на празднике. — Все, что можно сделать, должно быть сделано, — настаивал Чейд. Мгновение он сидел, задумавшись. — Возможно, в твоих словах и есть смысл. Регалу понадобится дееспособный король во время церемонии, иначе ни один из герцогов побережья не примет ее всерьез. Регалу придется позволить Шрюду принять болеутоляющие травы, чтобы он сделал все, что потребуется. Что ж, очень хорошо. Ночь послезавтра. А если тебе крайне потребуется поговорить со мной завтра, кинь в камин немного горькой коры. Не много, я не хочу, чтобы меня выкурили. Но полную горсть. Я открою вход. — Шут захочет поехать с королем, — тихо напомнил я ему. — Это невозможно, — решительно возразил Чейд. — Его нельзя переодеть. Мы не можем рисковать. И вообще, ему необходимо остаться. Нам понадобится его помощь, чтобы должным образом обставить это исчезновение. — Не думаю, что он с этим согласится. — Предоставь шута мне. Я покажу ему, что жизнь его короля зависит от его действий. Должна быть создана «атмосфера», в которой исчезновение короля и королевы не будет рассматриваться… А, ладно. Оставь эту часть работы мне. Я не дам им разбивать стены. У королевы роль не такая уж трудная. Ей надо только пораньше уйти с церемонии, заявить, что она хочет выспаться, и отослать своих слуг. Она должна попросить их не беспокоить ее, пока она сама их не позовет. Если все пройдет хорошо, у Шрюда и Кетриккен будет в распоряжении большая часть ночи, чтобы выиграть время, — он улыбнулся. — Что ж, думаю, это лучшее, что мы можем сделать. Теперь иди, поспи, сколько сможешь, мальчик. Завтра у тебя тяжелый день. И мне надо многое сделать прямо сейчас. Я должен смешать достаточно лекарств, чтобы королю хватило на всю дорогу в горы, и запаковать их как следует. Баррич ведь умеет читать? — Очень хорошо, — заверил я его. Я помолчал. — Ты был у колодца прошлой ночью, около полуночи? Там видели Рябого Человека. Некоторые говорят, это знак, что колодец испорчен. Другие видят в этом дурное предзнаменование. — О? Хорошо. Может быть, и так, — Чейд тихо засмеялся. — Проклятий и предзнаменований они получат, мой мальчик, достаточно, чтобы исчезновение короля и королевы показалось вполне естественным, — он мальчишески ухмыльнулся и как будто помолодел на несколько десятков лет. Что-то похожее на прежнюю проказливую искру блеснуло в его зеленых глазах. — Пойди отдохни. И сообщи королеве и Барричу о наших планах. А я поговорю со Шрюдом и с шутом. Больше никому ничего знать не следует, потому что отчасти мы должны довериться судьбе. А в остальном доверься мне. Его смех, преследовавший меня на лестнице, не принес мне особенного облегчения. жүктеу/скачать 1.75 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|