Рождение британии

Неудавшееся восстание и гражданская война, чуть было не начавшаяся после падения Ричарда, оказались фатальными для него. Несмотря на то что Ричард II был низвергнут, его особа продолжала считаться священной, и никакие церемониальные и конституционные процедуры, сопровождавшие восхождение на трон Генриха, не могли лишить Ричарда подобающего ему отношения. Пребывая в заточении в замке Понтефракт, он оставался объектом симпатий как своих приверженцев, так и угнетенных масс. Это раздражало и беспокоило партию власти. В феврале 1400 г. было объявлено о смерти Ричарда. Умер ли он от истощения, заморил ли сам себя голодом, как предполагало правительство, или же стал жертвой более прямых методов воздействия – неизвестно. Стены Понтефракта хранят свою тайну. Но по всей Англии распространился слух, что он бежал и, находясь в своем тайном укрытии, дожидается того часа, когда поведет простой народ королевства к счастливой жизни.

Все эти обстоятельства усугубляли положение Генриха Болингброка. Заговоры с целью его убийства следовали один за другим. Валлийцы доставляли королю все больше проблем, отдельные выступления переросли в общенациональную войну. Оуэн Глендовер, замечательный человек, имевший неплохое образование, сопротивлялся англичанам до 1409 г. Все эти годы боевые действия не прекращались. Кроме этого, королю приходилось то и дело воевать с шотландцами. После шести лет всех этих тревог и волнений природное великодушие короля было исчерпано, и он уступил парламенту и своим сторонникам, требовавшим большей жестокости. Возможно, что так и было на самом деле.

Наиболее серьезный конфликт произошел у Генриха с семейством Перси. Эти лорды северного пограничья, старый граф Нортумберлендский и его свирепый сын Хотспур, в течение почти трех лет защищали Англию от шотландцев, не получая почти никакой помощи, и вели боевые действия практически за свой счет. Их же усилиями для короля сохранились важные районы в северном Уэльсе. Больше нести такое тяжелое бремя расходов они уже не могли и потребовали урегулировать вопрос оплаты. Граф Перси представил счет на 60 тысяч фунтов. Король, пребывавший в состоянии прискорбной бедности, смог предложить только 40 тысяч. Эта история имела свою подоплеку. В свое время Перси сыграли немаловажную роль в возведении Генриха на трон. Но зять Хотспура, Эдмунд Мортимер, присоединился к взбунтовавшемуся Глендоверу, и вся семья попала под подозрение. Перси были независимы и могущественны, и столкновение их с королем стало неизбежно. Хотспур поднял знамя мятежа. Но в короткой, ожесточенной битве при Шрусбери, 21 июля 1403 г., Генрих взял верх и убил Хотспура. Старый граф, шедший на помощь сыну, поневоле подчинился королю и тем самым заслужил прощение. Парламент изо всех сил старался снять с него все обвинения в измене и мятеже и признал виновным лишь в злоупотреблениях. Такая снисходительность объяснялась, конечно, необходимостью защищать шотландскую границу и отсутствием других средств для этого. В итоге граф посвятил себя делу, уже ставшему для него привычным. При этом он продолжал возглавлять крупные вооруженные силы, что обеспечивало ему главенствующее положение на северном пограничье.

Но через два года, не сумев простить смерть сына, он снова поднял мятеж. На этот раз заговор получился широким. В числе его главных участников мы видим архиепископа Йоркского Скроупа и графа Ноттингемского, Томаса Маубрея. Программой мятежников была реформа управления, они не стремились удовлетворить личные притязания. Снова Генрих отправился на север и снова успех сопутствовал ему. Граф Нортумберленд был изгнан за границу, где еще несколько лет оставался, угрожая королю. Скроуп и Маубрей попали в руки сторонников Генриха, и тот, несмотря на призывы архиепископа Кентерберийского, позволил отрубить им головы после поспешно проведенного суда. Казнь Скроупа потрясла страну, и многие сравнивали ее с убийством Томаса Бекета. В это же время пошатнулось здоровье короля. Говорили, что его поразила проказа, и это несчастье приписывали гневу Всевышнего. Однако слухи все же оказались неверны. У короля обнаружились неприятное заболевание кожи и сердечная слабость, сопровождавшаяся обмороками и трансами. Физически он был сломлен. Отныне его правление стало борьбой со смертью.

Все же Генриху еще удалось отпраздновать победу в войне с валлийцами, в результате которой Оуэн Глендовер был принужден уйти далеко в горы. Но парламент в полной мере воспользовался трудной для короля ситуацией. Спасение виделось Генриху только в капитуляции перед ним. Он уступил общинам свою ношу со всем конституционным почтением, подобно современному правителю. Натиск парламента был силен, а его требования во многом дерзки до наглости. Иностранцы, не исключая и двух дочерей королевы, подлежали изгнанию. В назначаемый королем Совет включили лидеров парламента. Правительство обязали отчитываться перед парламентом во всех своих расходах. Даже личный двор короля испытал на себе его давление. Новый Совет потребовал еще большей власти. Король дал обещание править только с его одобрения. Благодаря всем этим уступкам Генрих превратился в наименее влиятельного из королей. Но зато он передал другим невыносимое бремя власти. Теперь всю ответственность предстояло нести парламенту и Совету, и на них же падал позор за совершенные преступления. Они оказались недостойны столь высокого доверия.

* * * В это время на сцене появляется новая фигура. Старший сын Генриха IV, принц Уэльский, уже продемонстрировал свои необычайные способности. Это он возглавлял наступление на Хотспура при Шрусбери и добился успеха в Уэльсе. Однако только после решающей победы над Глендовером принц Генрих смог обратиться к большой политике. По мере ухудшения здоровья отца он все более приобщался к государственным делам, принимая на себя все новые обязанности и стремясь к увеличению своих полномочий. Под нажимом со стороны своих приверженцев, прежде всего родственников, трех двоюродных братьев Бофор, настаивавших на том, чтобы он взял бразды управления страной из слабеющих рук немощного короля, принц потребовал, чтобы король отрекся от престола в его пользу. Но Генрих Болингброк, несмотря на то что находился в состоянии старческой слабости, с негодованием отверг это предложение. В 1411 г. в Вестминстере между отцом и сыном произошла серьезная стычка. Неизвестно, были ли сторонники короля многочисленнее или решительнее, но принца вынудили в замешательстве удалиться. После этого он потерял председательство в Совете, а его приверженцы лишились своих постов. Ему ничего не оставалось, как затаиться. Противники принца обвиняли его в том, что он якобы присвоил деньги, предназначенные для выплаты гарнизону Кале. Генрих решительно возражал и тем самым очистил себя от подозрений. Нет никаких сомнений в том, что умирающий король из последних сил цеплялся за власть. Еще несколько месяцев трон продолжал занимать дряхлый старик, уже не способный править. В 1412 г., когда король уже не мог больше ходить и едва держался в седле, Совет с трудом отговорил его от попытки возглавить войска в Аквитании. Он кое-как протянул зиму, мечтая о крестовом походе, созвал в феврале парламент, но уже не смог работать с ним. В марте, когда король молился в Вестминстерском аббатстве, с ним случился удар и он лишился чувств. Генрих пришел в себя только 20 марта 1413 г., но лишь для того, чтобы умереть в Иерусалимской палате.

Таким образом, жизнь и правление короля Генриха IV демонстрируют нам пример тщетных амбиций и горькой цены, которой оплачивается успех. Ему было за что мстить и что отстаивать. Поначалу Генрих Болингброк едва смел думать о короне, но в конце концов поставил на кон все, чтобы получить ее. Овладев ею, он обнаружил, что это не так уж и приятно. Не только физически, но и морально он согнулся под ее тяжестью. Годы триумфа были также годами скорби и вынужденной осмотрительности. Но никто не может сказать, что за его поступками не стояли благоразумие и справедливость или что вся страна не приняла его. После его смерти новая личность, уже совсем иного исторического масштаба, давно жаждущая власти, без всяких споров взошла на трон Англии. Очень скоро новый король стал сувереном почти всего западного христианского мира.

Глава XXV. ИМПЕРИЯ ГЕНРИХА V

Отблеск величия пал на мрачную, беспокойную историю средневековой Англии, когда Генрих V стал королем. Заняв трон в 26 лет, он был уверен в своих правах на него, в отличие от своего отца, который никогда не испытывал подобного чувства. Юность он провел в походах и Совете; во время болезни отца в течение пяти-шести лет Генрих с перерывами управлял страной. Романтическим историям о его бурной юности и внезапном обращении к серьезности и добродетели, когда на него пала высочайшая ответственность, не следует придавать слишком большого значения. Вполне вероятно, что «он был в юности прилежным последователем праздных утех, весьма расположенным к музыке и воспламененным факелом Венеры». Но если он в свое время и уступал неистовым кипениям страсти, это было не больше чем просто приятное развлечение, потому что с детства Генрих был вынужден постоянно решать серьезные вопросы.

В волнующейся стране, король которой был тяжело болен, с противостоящими друг другу группировками и значительными социальными и моральными неустройствами, все население в какое-то время обратило взор на него, и последующие поколения почти не сомневались в том, что в соответствии с понятиями своего времени Генрих полностью, даже внешне удовлетворял предъявляемым монарху требованиям. У него было овальное лицо, с длинным, прямым носом, румяными щеками, темными гладкими волосами и живыми глазами, мягкими, как у голубя в минуты покоя, но грозными, как у льва при гневе; сильная, подвижная, стройная и одновременно крепко сложенная фигура. Он обладал твердым, рыцарственным, справедливым характером. Генрих пришел к власти в тот момент, когда Англия уже устала от раздоров и ссор и желала единства и славы. Он отвлек нацию от внутренних несогласий и распрей, обратив ее силы на заморские завоевания. У него была мечта, которая, возможно, могла осуществиться, – стать во главе всей Западной Европы и направить ее силы на новый крестовый поход. И парламент, и Совет внезапно проявили готовность воевать с Францией. Как было заведено в тогдашней Англии, все это подавалось под соусом из фраз противоположного смысла. Лорды хорошо знали, «что король не предпримет ничего, что не вело бы к восславлению Господа, и станет избегать пролития христианской крови; если он отправится на войну, то ради восстановления своих прав, но не по собственному желанию». Заседание парламента 1414 г. началось, с проповеди епископа Бофора на тему «Борись за правду до смерти», завершившейся словами «Пока есть у нас время, давайте же делать добро всем людям». Понятно, что все это должно было означать скорейшее вторжение во Францию.

Вследствие этого палата общин проявила либерализм в отношении денежного обеспечения кампании. Король, в свою очередь, провозгласил, что ни один закон не будет принят без согласия представителей сословий. Волна примирения прокатилась по стране. Генрих объявил всеобщее прощение. Он стремился успокоить всех и забыть прошлые обиды. Он вступил в переговоры с шотландцами по вопросу об освобождении сына Хотспура и восстановил его в правах графа Нортумберлендского. Он перевез тело, или то, что считалось таковым, Ричарда II в Лондон и перезахоронил его в Вестминстерском аббатстве со всеми подобающими покойному королю почестями. Заговор, устроенный против него накануне отъезда на войну, был раскрыт и легко подавлен небольшими силами. Отметим, что среди пощаженных королем был и его кузен, юный Эдмунд Марч, граф Приграничья, которого называли в числе претендентов на корону. Впоследствии эта семья еще доставила немало неприятностей Англии.

Генрих V в зрелые годы

На протяжении всего 1414 г. Генрих всецело отдал себя делу подготовки к войне на суше и на море. Он реорганизовал флот. Вместо того чтобы, как делалось раньше, забирать и вооружать частные суда, король, подобно Альфреду Великому, построил немало кораблей для военно-морского флота Англии. В его распоряжении оказалось по меньшей мере шесть «больших кораблей» и еще около пятнадцати сотен судов сопровождения меньших размеров. Экспедиционная армия набиралась и обучалась с особой тщательностью. Несмотря на общую склонность воевать в пешем строю, что объяснялось имевшейся шеститысячной армией лучников, составлявших основу сухопутных сил, под началом короля числились две с половиной тысячи конных рыцарей, каждого из которых сопровождали два-три оруженосца или слуги.

В 1407 г. по наущению герцога Бургундского был убит Людовик, герцог Орлеанский, определявший баланс сил при дворе слабоумного французского короля Карла VI. Вражда между двумя группировками, разделявшими Францию, стала перерастать в жестокую и смертельную распрю. Покойный король Англии имел определенные обязательства перед герцогом Бургундским: именно благодаря последнему в завершающие годы правления Генриха IV внешняя угроза стала не столь грозной. При восшествии на трон Генриха V орлеанисты добились усиления своего влияния во Франции и развернули знамя борьбы против герцога Бургундского. Естественно, Генрих заключил союз с более слабой партией, бургундцами, которые, находясь в горьком положении, уже были готовы признать его королем Франции. Когда он бросил английскую мощь через пролив, как бы продолжая затянувшуюся историческую месть за экспедицию герцога Вильгельма, то мог рассчитывать на поддержку немалой части того, что является сейчас французским народом. Примерно десятитысячная английская армия отплыла во Францию 11 августа 1415 г. на небольших судах и, почти не встречая сопротивления, высадилась в устье Сены. К середине сентября после недолгой осады пал город Арфлёр. Доказав еще раз свою доблесть в бою, Генрих предложил дофину покончить с войной одним сражением. Вызов был отклонен. Тем временем тяготы осады и болезни, неизменные спутники средневековых армий, уже сказались на английской экспедиции самым печальным образом. Франция же успела собрать значительные силы к будущему сражению. Пятого октября военный совет предложил переправиться назад в Англию.

Но король, оставив в Арфлёре гарнизон и отослав на родину несколько тысяч больных и раненых, решил – с тысячью рыцарей и четырьмя тысячами лучников – совершить стомильный марш по французскому побережью к своей крепости в Кале, где его должны были ожидать корабли. Обстоятельства принятия этого решения показывают, что Генрих надеялся вовлечь противника в сражение. В этом ему не откажешь. Двигаясь через Фекан и Дьепп, он планировал пересечь Сомму в том самом месте, в районе Бланштака, которое проходил его прадед перед Креси. Получив ложную информацию о том, что проход блокирован, Генрих направился к Аббевиллю, но мост там оказался разрушенным. Вынужденный поднятья вверх по Сомме к Амьену, он переправился через реку лишь у Бетанкура. Все эти названия хорошо известны нашему поколению. Двадцатого октября король стал лагерем около Перонны. Теперь он значительно углубился в территорию Франции. Настала пора дофину предложить Генриху сделать выбор в пользу благородного рыцарского сражения. Прибывшие в английский лагерь французские герольды любезно осведомились – чтобы не доставить никому неудобства, – каким маршрутом намерены проследовать Его Величество. «Наша дорога лежит прямо к Кале», – последовал ответ Генриха. Нельзя сказать, что он сообщил им очень много, так как у него не было иного выбора. Французская армия, совершив обходной маневр, уже отступила перед его авангардом за реку Канш. Генрих, двигаясь через Альбер, Фреван и Бланжи, узнал, что противник ожидает его с превосходящими силами. Ему нужно было либо пробиваться с боем, либо погибнуть, либо сдаться. Когда один из его офицеров, сэр Уолтер Хангерфорд, с прискорбием заметил, что их слишком мало, король укоризненно ответил ему: «Разве не хочешь ты, чтобы Господь с этими немногими попрал гордость Франции?» Король и его «немногие» остановились на ночь в деревне Мезонсель, сохраняя полную тишину и поддерживая строжайшую дисциплину. Штаб французов расположился в Азенкуре, и, как рассказывают хронисты, они пребывали в веселом настроении и играли в кости на будущих пленников.

Английская победа при Креси была достигнута, когда англичане оборонялись против численно превосходящего врага. При Пуатье они нанесли французам контрудар. Азенкур стоит в ряду героических битв как самое выдающееся из сухопутных сражений, которое когда-либо выигрывала Англия. Атака была неистовой. Французы, численность которых оценивается примерно в 20 тысяч человек, расположились тремя линиями, часть их осталась в седле. С вполне оправданной уверенностью они ожидали наступления противника, почти втрое уступающего им численностью, который здесь, вдали от родины и за много переходов от моря, должен был или победить, или умереть. Верхом на небольшом сером коне, с богато украшенной короной на шлеме, в королевской мантии с леопардами и лилиями, король выстроил свои силы в боевой порядок. Лучники расположились шестью клинообразными формированиями, каждое из которых поддерживала группа тяжеловооруженных всадников. В последний момент Генрих попытался избежать сражения, обещавшего быть весьма жестоким. Герольды сновали между двумя армиями. Генрих предложил отдать французам Арфлёр и всех пленников в обмен на возможность пройти к Кале со всем войском. Французский монарх ответил, что английский король должен отказаться от короны Франции. После этого Генрих решился сражаться до конца. Вся французская армия во главе с королем спешилась и отправила лошадей в тыл. В начале двенадцатого 25 октября 1415 г., в день Святого Криспина, король отдал приказ: «Во имя Господа Всемогущего и святого Георгия, вперед знамя, и да придет святой Георгий в этот день нам на помощь!». Лучники поцеловали землю в знак смирения перед Богом и, прокричав громко «Ура! Ура! Святой Георгий и добрая Англия!», выступили вперед. Когда от огромной вражеской массы их отделяло уже не более трех сотен метров, они воткнули свои колья и расчехлили стрелы.

Как и в других битвах, французы и на этот раз чересчур сгрудились. Они стояли тремя плотными рядами, и ни их лучники, ни артиллерия не могли вести эффективный огонь. Попав под град стрел, они, в свою очередь, двинулись вперед по склону, с трудом преодолевая распаханное поле, успевшее превратиться в болото. Тем не менее они были уверены в себе и в своей способности расстроить боевой порядок противника. И снова лучники опередили их в этом: всадники и пешие падали, пораженные стрелами; землю устилали убитые и раненые, по которым смело шли новые шеренги, но все было тщетно. Ь этот великий миг лучники отбросили луки и, обнажив мечи, напали на беспорядочно наступавшие толпы. Затем вторая линия французов во главе с герцогом Алансонским выдвинулась из глубины, и завязалось упорное рукопашное сражение, в котором герцог скрестил мечи с Хамфри Глостерским. Французский король поспешил на помощь брату и, получив чудовищный удар, был повержен на землю, но Алансон все же погиб, а вторая линия французов оказалась разбитой английскими рыцарями и йоменами. Она отпрянула, подобно первой, оставив на поле огромное число пленных, большая часть которых была ранена.

После этого произошел ужасный эпизод. Третья линия французов, еще не понесшая потерь, заполнила весь фронт, а англичане уже утратили боевой порядок. В этот момент сопровождавшие французскую армию обозники и находившиеся неподалеку крестьяне устремились в английский лагерь, предав его разграблению. Украденными, в числе прочего, оказались королевская корона, гардероб Генриха и Большая государственная печать. Король, полагая, что подвергся нападению с тыла, в то время как его основные силы сражались на передней линии, отдал страшный приказ перебить пленных. Так погиб цвет французской знати, многие из представителей которой сдались в надежде получить свободу за выкуп. Пощадили только наизнатнейших. То, что это было сделано в порыве отчаяния, дает некоторое основание для оправдания подобной жестокости. Однако эта мера не была настолько необходимой, как могло показаться сначала королю. Тревога в тылу скоро улеглась, но тем не менее еще до того, как наступило спокойствие, резня почти закончилась. Третья линия французов покинула поле боя, так и не попытавшись всерьез возобновить сражение. Генрих, объявивший на рассвете: «За меня Англия платить выкуп не будет», увидел теперь, что дорога на Кале открыта. Но произошло и нечто гораздо более значительное: король в одной решительной битве, при неблагоприятных обстоятельствах, когда соотношение сил было большим, чем три к одному, уничтожил французское рыцарство. За два или три часа он растоптал не только тела поверженных, но и волю французской знати.

Узнав название ближайшего замка и приказав именовать сражение «битвой при Азенкуре», Генрих направился в Кале, не имея продовольствия. Французы, все еще располагавшие превосходящими силами, не досаждали ему. Через пять месяцев после отплытия из Англии он возвратился в Лондон. Король сокрушил на глазах у всей Европы мощь Франции и совершил военный подвиг, который и по сей день остается непревзойденным. Он с триумфом проехал по улицам столицы, продемонстрировав ликующему народу трофеи и пленников. Сам он был в простом платье и отказался показать свой «покореженный шлем и погнутый меч» восхищенной толпе, «чтобы люди не забыли, что этой славой они обязаны только Богу». Победа при Азенкуре превратила его в самую влиятельную фигуру в Европе.

Когда в 1416 г. император Священной Римской империи Сигизмунд посетил Лондон, пытаясь добиться мира, он признал Генриха королем Франции. Но затем последовало множество долгих и дорогостоящих кампаний и осад, исчерпавших финансовые ресурсы Англии и постепенно охладивших воинственный пыл англичан. В 1417 г. за пролив отправилась еще более крупная экспедиция, чем два года назад. После долгой и тяжелой осады был взят Кан, а в последующие годы и все остальные французские крепости в Нормандии одна за другой перешли под контроль англичан. Поле ужасной и отвратительной бойни в Париже, устроенной бургундцами в 1419 г., сторонники дофина убили в Монтеро герцога Бургундского и тем самым способствовали упрочению союза Бургундии с Англией. Орлеанистская Франция не только проиграла битву при Азенкуре, но и потерпела полное поражение в войне. В мае 1420 г., подписав договор в Труа, Карл VI признал Генриха наследником французского престола после своей смерти и регентом при жизни. Английский король обязался управлять с помощью Совета из французов и сохранить все древние обычаи. Нормандия переходила под его полный суверенитет, но по его восшествии на французский престол должна была воссоединиться с Францией. Ему был присвоен титул «Короля Англии и Наследника Франции». Для закрепления этих славных достижений он женился на дочери Карла Екатерине, миловидной принцессе, родившей ему сына, которому суждено было долго управлять своими владениями в тяжелый для англичан период.

«Положение, которое занимал Генрих V, – пишет немецкий историк Ранке, – было совершенно необычайным. Двум огромным королевствам, каждое из которых рано или поздно начало бы претендовать на господство в мире, предстояло (без их слияния в одно) оставаться едиными на вечные времена не только во время правления его самого, но и его преемников... Бургундия была связана с ним узами крови и враждебностью к общему противнику». Английский король склонил королеву Иоанну Неапольскую к тому, чтобы она приняла его старшего брата в качестве своего сына и наследника. Король Кастильский и наследник Португалии были отпрысками сестер его отца. Вскоре после его смерти младший из его братьев, Хамфри Глостерский, женился на Жаклине Геннегау, владевшей многими землями. «Династии Южной и Западной Европы сходились к дому Ланкастеров, глава которого, таким образом, был как бы и главой их всех». Казалось, требовался только еще один крестовый поход, общее святое деяние, направленное против растущей мощи оттоманов, чтобы скрепить те узы, которые, хотя бы временно, объединили всю Европу под властью английского короля. Возобновление соперничества между Англией и Францией отвлекало огромные силы, которые могли бы быть использованы христианством для противостояния турецкой угрозе.

Англия еще никогда не предъявляла таких притязаний на господство в Европе. Генрих V не был феодальным правителем старого типа, который ради своих классовых интересов не считался с социальными и территориальными барьерами. В своих воззрениях он полностью оставался на национальных позициях: он был первым королем, обратившимся в своих письмах и посланиях домой к английскому языку; его триумфальные победы были добыты английскими войсками; его политика находила поддержку у парламента, имевшего основания претендовать на выражение мнения английского народа. Именно союз мелкопоместного дворянства и поднимающегося городского среднего класса придал в тот ранний период английскому парламенту такой характер и отвел ему такую роль, которых не знали – ни тогда, ни в будущем – ни Генеральные Штаты Франции, ни кортесы Кастилии. Генрих, а вместе с ним и вся страна, стоял на вершине мира. Сам он был наделен высочайшими качествами зрелого человека. «Ни один из когда-либо правивших монархов, – говорит Стаббс, – не удостаивался таких похвал от современных ему авторов. Он был религиозен, чист в жизни, умерен, великодушен, заботлив и при этом великолепен, милосерден, правдив и честен, сдержан в речи, осторожен в совете, благоразумен в суждениях, скромен в одежде, благороден в поступках, блестящий солдат, здравомыслящий дипломат, способный организатор, объединивший все имеющиеся в его распоряжении силы; он восстановил английский военный флот, он заложил основы нашего военного, международного и морского права. Это настоящий англичанин, обладающий всем величием своих предков Плантагенетов и не подверженный их разительным порокам».