Рождение музея

Музеи Грина. Феодосия. Старый Крым. Путешествие в страну Гринландию. —Симферополь: СОНАТ, 2005.— с. 112 с илл. ISBN 966-8111-58-3

ISBN 966-8111-58-3 © Варламова Л. М., 2005

€^ Оформление, изд-во «СОНАТ», 2005

Варламова Людмила Максимовна — старший научный со­трудник ФЛММ А. С. Грина. Автор путеводителя «Музей ро­мантики» и ряда статей о жизни и творчестве писателя, опубли­кованных в «Крымском альбоме» и других изданиях.

В просвет улицы видно море... Синее, праздничное в сол­нечную погоду и хмуро-мрачное, холодное, когда небо затянуто тучами.

Сюда доносятся гудки теплоходов, а сквозь закрытые став­ни проглядывает синева вечера...

В закатные часы, когда стихает суета дня, особенно приятно бродить по небольшим комнатам этого удивительного, неповторимого музея... Откроем «Бегущую по волнам»...

«Я поселился в квартире правого углового дома улицы Амилего, одной из красивейших улиц Лисса. Дом стоял в нижнем конце улицы... за доком,— место корабельного хлама и тишины, нарушаемой, не слишком назойливо, смягченным, по расстоя­нию, зыком портового дня»ⁱ.

Кажется, что Александр Грин рассказывает здесь о себе, о феодосийской квартире в доме по улице Галерейной, 8, где он поселился в сентябре 1924 года и прожил несколько лет, где были написаны многие лучшие его книги.

Потом писатель сменил квартиру, а через год вообще рас­стался с Феодосией, последние два года его жизни прошли в Старом Крыму.

И уже много лет спустя, когда творчество Александра Грина получило всемирное признание, когда огромными тиражами стали издаваться его книги и даже бывшим скептикам стало ясно, что гриновская романтика созвучна нашему времени, в дом по улице Галерейной пришли люди, взявшие на себя нелегкую миссию — создать музей Александра Грина и тем самым увековечить его память.

К этому времени в бывшей гриновской квартире сменилось много жильцов и ничто уже не напоминало о том высоком, уг­рюмом на вид человеке, который жил здесь когда-то и писал свои тревожные и добрые книги о высоких устремлениях чело­веческой души. Не сохранилось вещей, принадлежавших Грину, не было документов, книг, рукописей — всего того, что состав­ляет ныне основу музея писателя. И началась огромная само­отверженная работа: поиски материалов о жизни и творчестве А. С. Грина, уточнение фактов его биографии... И одновремен­но: ремонт помещения, составление тематико-экспозиционных планов, определение структуры будущего музея, поиски его ху­дожественного образа.

Образ музея-корабля настолько естественно вытекает из самой сути гриновского творчества, что кажется, будто так было всегда: фонари, канаты, якорь у входа и даже барельеф бриган­тины, без которого сейчас почти невозможно представить Галерейную улицу. И невдомек сегодняшним посетителям музея, сколько за этим споров, бессонных ночей, радостных открытий, горьких разочарований и самого настоящего подвижничества, без которого никогда не приходит успех.

«От всего сердца благодарим всех, кто создал этот прекрас­ный музей! Мы попали в мир мечты и надежды, приключений, романтики...»

«Ваш музей открывает людям глаза на себя, на свое сердце, на свою душу, заставляя волноваться и думать. И в то же время он хрупок и нежен как «добрая игрушка» Лонгрена. Огромное спасибо за Чудо!»

Восторженные слова в книге отзывов, статьи в газетах, мно­жество желающих попасть в музей — все это явилось след­ствием самозабвенного труда творческих, талантливых, по-на­стоящему увлеченных Грином людей.

Среди подвижников музея одним из первых следует назвать имя Геннадия Ивановича Золотухина,

Это человек, который стал душой и сердцем еще не рожден­ного музея и который сделал максимум возможного (да подчас и невозможного!), чтобы гриновский музей был.

Еще задолго до начала работы по созданию музея он стал собирать все издания, все вещи, имеющие хоть какое-то отно­шение к писателю. Во время своих отпусков объездил много городов с единственной целью: встретиться с гриноведами и местами, где бывал Грин.

Когда в 1966 году было принято официальное решение со­здании музея, Г. И. Золотухин стал одним из наиболее само­отверженных его энтузиастов.

В результате первых научных командировок были обнару­жены интересные материалы: гриновские фотографии, рукопи­си, прижизненные издания произведений писателя. Одна из са­мых счастливых находок — многотомный энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, принадлежавший писателю, первая книжная покупка Грина в Феодосии.

Впоследствии многое из обнаруженного тогда составило ос­нову музейной экспозиции. Создание экспозиции—дело вообще чрезвычайно трудное, стоящее на грани науки и искусства, — в музее Грина приобретало трудность особую. Статичность клас­сических музейных форм — стендов, витрин — никак не соот­ветствовала волшебному миру гриновского творчества.

Нужно было найти свой, особый способ рассказать людям о Грине с помощью традиционных музейных экспонатов, но при этом превратить их в совершенно необычные предметы.

Было перепробовано множество вариантов, отвергнуто множе­ство решений... Была уже почти создана экспозиция, но музей не был открыт. Стало вдруг ясно, что сделанное не отвечает поставленной задаче.

Это было совсем не просто — отказаться от почти завер­шенной работы, чтобы начать новые поиски.

И безусловно счастливым событием для музея стало при­влечение к его созданию московского художника-архитектора, заслуженного деятеля искусств РСФСР Саввы Григорьевича Бродского, который за несколько лет до этого связал свое твор­чество с миром Александра Грина, создав замечательные ил­люстрации к его произведениям.

Предложенный С. Г. Бродским проект художественного офор­мления музея как в фокусе собрал в себе то, что, казалось, ви­тало в воздухе и не находило выражения. Теперь всё соедини­лось и воплотилось в едином художественном образе — образе музея-корабля. Как бы сошедший со страниц гриновских книг, он стал одновременно местом, где люди знакомятся с жизнью писателя и его творчеством.

Жизнь писателя и его книги... Неразрывность этих понятий стала непреложным законом для создателей музея А. С. Грина, где рукописи и фотографии писателя перемежаются морскими приборами и старинными картами, где особенно ясно ощущает­ся «тесное единство исписанной страницы и прожитого, пере­чувствованного писателем дня»ⁱⁱ.

Создание экспозиции проходило в обстановке всеобщего эн­тузиазма и вдохновения, как бы на едином дыхании.

Впоследствии в одном из писем в музей С. Г. Бродский вспом­нит о том трудном, напряженном, но очень счастливом времени, когда работали без устали и отдыха, о помощи многочисленных энтузиастов из Феодосии и других мест.
И вот настал этот радостный, долгожданный и в то же время немного грустный день... Создатели музея вручали свое дети­ще людям. 9 июля 1970 года стало днем рождения музея Алек­сандра Грина. В этот день у дома на улице Галерейной собра­лись все, кто верит в мечту и романтику, чтобы отправить в путь гриновский музей-корабль и пожелать ему долгого и счаст­ливого плаванья.

Через десять лет в одном из интервью С. Г. Бродский скажет: «Это не академический музей, в основе его не жизнь писателя, не его биография, а творчество, мир его героев. В нашей стране еще таких музеев не было, да и в мировой практике не много отыщется аналогов, разве что музей великого сказочника Андерсенаⁱⁱⁱ».

Слова С. Г. Бродского удивительно перекликаются с впе­чатлением от посещения музея писательницы А. И. Цветаевой:

«В любимой Грином Феодосии, в доме, где он жил, открыт волшебный музей его имени: его портреты, его книги о кораблях и кораблекрушениях, о мужественных и суровых людях, о бегу­щей по волнам Фрези Грант. Музей парусников и шхун, где из угла выступает нос корабля, где живут морские фонари и кана­ты, и подзорные трубы, унося с собой посетителей в карту Грин-ландии с новыми мысами и проливами, с городами Гель-Гью, Лисс, Зурбаган...»^iv.

Следующая комната, куда попадаешь, продолжая путеше­ствие по Гринландии, носит сугубо морское название «Трюм фрегата». Здесь преобладает тема морской романтики. Это веду­щая тема музея, ведущая тема творчества Александра Грина.

Не нужно быть специалистом-гриноведом, чтобы понять ее значение в творчестве писателя. Достаточно вспомнить гринов-ские книги, чтобы увидеть как наяву поэтические морские пей­зажи, уютные бухты, шумные и веселые гавани Лисса, Зурбага-на, Гель-Гью...

Константин Паустовский говорил: «О море написано множе­ство книг. Целая плеяда писателей пыталась передать это нео­быкновенное шестое ощущение, которое можно назвать «чув­ством моря». Все они воспринимали море по-разному, но ни у одного из этих писателей не шумят и не переливаются на стра­ницах такие праздничные моря, как у Грина»^viii.

Праздничные гриновские моря бороздят необыкновенные корабли открытий и корабли приключений — бриги, бригантины, фрегаты, старинные парусники, овеянные воздухом морских мифов и легенд...

Но море у Грина — это не только место действия его произ­ведений, это образ-символ, олицетворяющий силу, беспредель­ность и мощь человеческого духа.

Не случайно все любимые гриновские герои — это добрые и отважные капитаны, для которых самое лучшее дело на земле — «живописный труд плаваний», а вся ценность жизни выражается

вдохновенно-поэтической формулой романтики: «Опасность, риск, власть природы, свет далекой страны, чудесная неизвестность, мелькающая любовь, цветущая свиданием и разлукой; увлека­тельное кипение встреч, лиц, событий; безмерное разнообразие жизни, между тем как высоко в небе — то Южный Крест, то Медведица, хотя твоя

каюта полна непокидающей родины с ее книгами, картинами и

сухими цветами, обвитыми шелковистым локоном в замшевой ладанке на твердой груди»^ix.

«Трюм фрегата» помогает полнее ощутить волнующую по­эзию парусного флота. На стенах этой небольшой комнаты -ванты, сплетенные из сизальского каната, которые распростра­няют вокруг горьковато-соленый запах моря. На них - деревян­ные силуэты парусников — бриг, бригантина, фрегат... Приглу­шенный свет корабельных фонарей...

А прямо против входа, над дверью, — выполненный С. Г. Бродским портрет Александра Грина. Грустно-тревожное лицо с глубокими, внимательными глазами... В этой комнате Грин как бы наедине со своими кораблями...

«Белой точкой на горизонте в исчезающей отдаленности мо­ря появляется корабль, за ним еще один и еще... Ветер и волны дружно влекут их, они летят, слегка накренясь, у них почти жи­вые стройные формы; ветер воет в тонких снастях, плещет вдоль борта тугая отлетающая волна, загорелые веселые матросы глядят за горизонт — что там? И наше сердце стремится ле­теть за ними, к тучам, полным зарева далеких и удивительных городов, к цветам и скалам таинственных стран воображения... Это корабли Александра Грина...»^x.

«Корабли Александра Грина» — статья молодого критика Марка Щеглова, которая явилась подлинным открытием в гриноведении. Созданная в 1956 году, она стала значительной вехой на пути настоящего, глубокого исследования творчества писателя.

Эта работа оказалась единственной, которую Марк Щеглов посвятил Грину. Ранняя смерть критика помешала развитию его яркого дарования.

В память о Марке Щеглове «Трюм фрегата» иногда называ­ют иначе: «Корабли Александра Грина».

Описывая комнату Грина в Старом Крыму, Юрий Олеша во­сторженно говорил: «Слушайте, он украсил свою комнату той деревянной статуей, которая иногда подпирает бушприт! Разуме­ется, это был только обломок статуи, только голова. (Будь она вся, эта деревянная дева, она легла бы сквозь всю комнату — может быть, сквозь весь дом и достала бы сада!) Но и того достаточ­но: на стену, где у других висят фотографии, этот человек плес­нул морем!»^xi.

И хотя доподлинно известно, что никакого обломка бриган­тины в комнате Грина не было, в это хочется верить, как по­верил Ю. Олеша. Воздействие блистательного вымысла Грина так сильно, что кажется, будто и в жизни писателя окружала нео­бычная, экзотическая обстановка, знакомая нам по его книгам.

Отсюда, наверное, и многочисленные легенды о Грине, ко­торые складывались еще при его жизни...

Отсюда и самый первый вопрос посетителей, впервые при­шедших в музей: «Скажите, а при Грине было так же?»

Узнав о том, что в доме Грина все было просто, скромно, без всякой экзотики, возможно, кто-то разочаруется.

Но пусть разочарование послужит толчком к стремлению ближе соприкоснуться с жизнью Грина, которая много откроет в его книгах.

Кабинет появился в музее не сразу. Сначала были оформлены комнаты-каюты с их парусниками, раковинами, морскими при­борами. И только потом посреди этого романтического велико­лепия возник живой слепок гриновской жизни...

Это святая святых музея, куда даже сотрудники не заходят без особой надобности. Но, проходя по «Трюму фрегата», обя­зательно задержатся у раскрытой двери единственной в музее комнаты, восстановленной в прежнем виде, так, как было это при жизни писателя.

Эта комната, совершенно отдельная, изолированная, была присоединена к квартире Грина позднее. Писатель устроил там свой рабочий кабинет.

В стене, слева от стола, — шкаф. Там лежат книги... Под книжными полками узенькая дешевая кушетка. У стола с одной стороны полукруглое рабочее кресло, с другой, у окна, — кле­енчатое, мягкое. На окне белые полотняные портьеры...»^xii.

Вещей, о которых упоминает Нина Николаевна, почти не со­хранилось. Пришлось разыскивать другие, максимально похо­жие, и восстанавливать обстановку гриновского кабинета по воспоминаниям, рассказам очевидцев, фотографиям.

Имеется две фотографии А. С. Грина в рабочем кабинете. На одной из них Грин сидит у стола, повернувшись вполоборота к двери. Лицо спокойное, сосредоточенное. Хорошо видны пред­меты на столе: лампа, статуэтка собаки.

Вторая фотография была опубликована в журнале «30 дней» в октябре 1927 года. Готовясь к десятилетию со дня победы Ок­тябрьской революции, журнал обратился к видным советским пи­сателям с просьбой рассказать, как они живут и работают. От­веты А. С. Грина на анкету «Писатели дома» были иллюстриро­ваны двумя фотографиями. На одном из снимков А. С. Грин за­печатлен в рабочем кабинете. Писатель сидит спиной к окну, лицо его обращено к двери. Под фотографией надпись: «Жду почту». На этом снимке также можно рассмотреть стол и часть стенного шкафа с книгами. Сейчас в этом шкафу стоят книги, принадлежавшие Грину, — несколько томов энциклопедическо­го словаря Брокгауза и Ефрона, те самые, которыми пользовал­ся писатель.

Этот словарь был куплен Грином почти сразу же после при­езда в Феодосию. Писатель понимал, что, живя в маленьком городе, он будет нуждаться в книгах, поэтому покупал их, как только позволяли средства.

В Феодосии было тогда две книжные лавки, в обеих Грина знали, оставляли для него новинки.

Там были приобретены «Зеленая шляпа» Майкла Арлена, «Главная улица» Синклера Льюиса, «Где рождаются циклоны» Луи Шадурна... Отвечая в 1927 году на вопросы одной из анкет о составе своей личной библиотеки, А. С. Грин сказал, что со­бирает книги давно, что сейчас в его библиотеке около трехсот томов, исключительно беллетристика, главным образом иност­ранная: английская, испанская, французская. Интересен ответ Грина на вопрос о его отношении к собирательству книг: «Хоро­шо начать собирать книги в пожилом возрасте, когда прочитана Книга Жизни».

На вопрос, пользуется ли он в своей работе справочниками, словарями, Грин ответил отрицательно. Он действительно ред­ко пользовался подобной литературой в ее прямом назначении." для проверки или уточнения каких-либо данных. Но словарные статьи могли дать толчок воображению писателя, могли стать отправной точкой развития действия. Общеизвестен тот факт, что именно словарь помог найти имя для гриновского героя. На корешке 18 полутома словаря Брокгауза и Ефрона написано «Гравилать до Давенантъ». Эти слова, незначительно изменив, выбрал Грин для имени героя романа «Дорога никуда». Более того, многое из содержания словарных статей писатель исполь­зовал в развитии сюжета. Над этой книгой он работал в 1928— 1929 годах в Феодосии. Здесь же, в рабочем кабинете, был со­здан роман «Джесси и Моргиана», многие рассказы.

Небольшие произведения Грин писал, тщательно обдумав, без предварительных черновиков, набело. Большие рассказы, романы требовали черновиков. Особенно трудно давалось Грину нача­ло, когда предстояло найти «верный вход в русло».

Писал он чаще всего зимой, преимущественно по утрам. Утро — его любимые рабочие часы. Но иногда садился за пись­менный стол вечером, и тогда приходилось включать настоль­ную лампу с зеленым абажуром.

Рабочий стол Грина — это старый ломберный столик, куп­ленный самим писателем на аукционе в 1925 году.

Может быть, этот стол был не совсем удобен для работы, но другого Грин не хотел.

Он не любил пышности, помпезности, ложной значительно­сти, говорил, что «писатель за письменным столом — это очень мастито, профессионально и неуютно. От писателя внешне дол­жно меньше всего пахнуть писателем»^xiii.

В этих словах открывается важнейшее свойство Грина, пи­сателя и человека: предельная простота быта и искрометное богатство фантазии, нелегкие испытания судьбы и непобедимая вера в торжество добра.