Российская академия наук

Таким образом, в начале второго срока сохранялась уже сложившаяся модель взаимодействия с Россией: 1) дружественная риторика, дипломатический диалог; 2) взаимные асимметричные уступки (более существенные со стороны России; 3) одновременная жесткая критическая антироссийская позиция конгрессменов, республиканцев и демократов, граничащая с ультимативностью, а также значительной части академического сообщества; 4) невы­полнение американской стороной данных обещаний и действия, ущемляющие интересы России.

Как отмечалось выше, США были заинтересованы в поддерживающей и спокойной позиции РФ по ряду проблем американской внешней политики, в том числе на постсоветском пространстве. Но по мере уменьшения влияния России в соседних странах, заинтересованность в ее поддержке может также уменьшиться. Единственным существенным фактором, «связывающим» две державы, остается война в Ираке. По мнению авторитетного американского специалиста по России Э. Качинса, чем меньше Дж. Буш будет нуждаться в поддержке России, тем меньше будет сдерживающих моментов в его администрации для критической оценки российской внутренней и внешней политики. А значит, охлаждение двусторонних отношений будет продолжаться⁴⁹.

Охлаждению и усилению критики могла способствовать ситуация, сложившаяся в американском политико-академическом сообществе. Как мы отмечали выше, начиная с 2000 года сложился консенсус между демократами и республиканцами, либералами и консерваторами по глобальной стратегии, аналогичная тенденция существовала и в российском вопросе. Это проявилось осенью 2004 года, когда было подготовлено «письмо 112» в адрес НАТО и ЕС с критикой внутренней и внешней политики РФ. Инициатива исходила от членов обеих партий, двухпартийным было также предложение рассмотреть возможность исключения России из «восьмерки». В начале 2005 года республиканские конгрессмены выступили с предложением не допустить участия России в очередном саммите «восьмерки» в июле 2005 года в Шотландии. Их поддержали отдельные представители академического сообщества, заявившие, что следует воспрепятствовать получению Россией титула руководителя «восьмерки» и проведению саммита летом 2006 года в Санкт-Петербурге. Профессор Йельского университета Дж. Гартен предложил добиться от российского президента заверений по трем вопросам: обеспечения большей открытости экономики, прекращения вмешательства в политику соседних государств и возобновления свободной работы СМИ⁵⁰.

В феврале 2005 года состоялась встреча президентов В.В. Путина и Дж. Буша в Братиславе, а в мае 2005 года американский президент присутствовал на праздновании 60-летия победы в Великой Отечественной войне. Дружественность отношений глав держав сохранилась. Было заявлено о приверженности сотрудничеству в сфере контроля над распространением ОМУ, против ядерного терроризма, о поддержке США членства России в ВТО, кооперации в энергетической и космической сферах, о взаимодействии в проведении контртеррористической борьбы и в гуманитарной сфере⁵¹.

Однако реального прогресса в развитии партнерских отношений не произошло. Как отметил один из ведущих российских специалистов по международным отношениям С.М. Рогов, тот позитивный импульс, который получили российско-американские отношения после 11 сентября 2000 года, к 2005 году себя уже исчерпал, возник застой, в США сформировался антироссийский консенсус⁵².

Для России наступил момент истины: существенно сократились возможности для маневра на постсоветском пространстве, непросто развивались отношения с новой Большой Европой и новой Большой НАТО, США упорно не выполняли обещаний в вопросах, столь важных для России (прежде всего, экономических). Авторитетный отечественный политолог А.Д. Богатуров так охарактеризовал ситуацию: «Вспышки взаимных претензий между нашими странами регулярно происходили и раньше. Нерв ситуации – в ее изменившемся политико-психологическом фоне. Очарование “внезапного союзничества” прошло, а шарм “дружбы президентов” приелся. Вернулась подзабытая атмосфера холодных расчетов»⁵³.

Такая ситуация предвещает трудную дипломатию и реальную необходимость России «сосредоточиться», чтобы не только поддержать неконфронтационную модель двустороннего взаимодействия с минимальным ущербом для интересов страны, но и сохранить потенциал для участия в строительстве нового мирового порядка, где для США, несмотря на многие преимущества, складывается отнюдь не идеальная ситуация.

II. США – РОССИЯ – СНГ

Действия США на постсоветском пространстве планировались и осуществлялись без учета интересов и озабоченностей России, хотя российское руководство добивалось признания особого статуса РФ в бывших советских республиках. В 1993–1995 гг. российскому и американскому руководству удавалось поддерживать шаткое согласие по этому вопросу. Американское руководство было заинтересовано в закреплении независимости новых независимых государств (ННГ), в распространении идей и институтов демократии, соблюдении прав человека и развитии либеральной экономики. Наибольшую озабоченность вызывала проблема установления контроля над ОМУ. Но в целом ННГ, особенно страны Средней Азии и Южного Кавказа, оставались на периферии американской политики, основной целью которой было решение судьбы восточноевропейских стран.

Согласно концепции, предложенной Зб. Бжезинским в начале 1990-х годов, вокруг Российской Федерации должен был сложиться пояс демократических государств, который стал бы препятствием для возрождения империи и способствовал бы демократизации самой России. США работали в этом направлении, оказывая экономическую и финансовую помощь ННГ, создавая структуры гражданского общества, и способствовали подготовке новых политических лидеров. После принятия в 1996–1997 гг. основополагающих документов по глобальной стратегии США и проведенной в конце правления администрации Клинтона реорганизации отделов Государственного департамента, занимавшихся пространством бывшего СССР, политика в отношении всех новых независимых государств стала носить четко дифференцированный характер с учетом целей и задач глобальной стратегии и политики на региональных направлениях⁵⁴.

Однако до 1999 года самой важной задачей оставалась политика в отношении восточноевропейских стран и их прием в НАТО и ЕС. В силу этого, активизация и конкретизация американской постсоветской политики произошла при администрации Буша. В ходе предвыборной кампании 2000 года и сразу после прихода республиканцев к власти была реанимирована концепция демократизации постсоветских государств, президент объявил о приеме стран Балтии и в перспективе Украины и Грузии в НАТО и ЕС. А после начала антитеррористической кампании в Афганистане и войны в Ираке под лозунгом демократизации мира администрация Буша поставила вопрос о смене реакционных режимов вообще и, в частности, в ряде постсоветских государств, где продолжали оставаться у власти старые политические лидеры, установились авторитарные или диктаторские режимы, процветала коррупция, нарушение прав человека, отсутствовали демократические институты и не проводились демократические выборы.

Большинство стран СНГ выразили поддержку политики США по борьбе с международным терроризмом, а Украина направила воинский контингент в Ирак. На территории Киргизии, Узбекистана и Таджикистана был размещен ограниченный воинский контингент США. Эффективность американской политики усиливалась тем, что во многих постсоветских странах сложились благоприятные внутренние предпосылки для изменения политического режима и проведения более активной политики для сближения с западными структурами и «отрыва» от России и СНГ. После 13 лет существования Содружеству Независимых Государств не удалось превратиться во влиятельный субъект (институт) международных отношений, добиться сплочения членов, обеспечить стабильное экономическое развитие в отдельных странах и прочной политической и экономической кооперации внутри СНГ.

Речь уже не шла об интересах России. Постсоветское пространство стало сферой действия и влияния разных акторов – США, ЕС, Китая, Ирана, Турции. Российская Федерация должна была принять реальность того, что ей придется конкурировать с разными странами и институтами, и эта конкуренция вырисовывалась в виде нелегкой дипломатической и силовой политики.

Самым сильным игроком на постсоветском пространстве являются США, поэтому любые их действия по реализации глобальной стратегии и конкретных региональных планов оказывают влияние на российские интересы и планы. После приема в 2004 году стран Балтии в НАТО на очередь был поставлен прием в альянс других постсоветских стран, началась смена режимов, активизировалось их движение к НАТО и ЕС, началась тенденция к выходу из СНГ.

По оценке американских внешнеполитических экспертов, деятельность России в качестве регионального гегемона в 1990 е годы оказывала сдерживающее (ограничивающее) действие на политику постсоветских стран, не позволяла развиваться региональным тенденциям, не способствовала формированию действенных региональных структур, которые могли бы привести к стабилизации и лучшему экономическому развитию стран, ранее входивших в СССР. Специалист по России Р. Эллисон, сравнивая деятельность РФ и США, отметил, что американская политика глобального гегемона оказала более благоприятное и стимулирующее влияние на регион постсоветского пространства, нежели действия России, все усилия которой по созданию и укреплению региональных структур (структуры СНГ, прежде всего, Организация Договора о коллективной безопасности) не увенчались успехом⁵⁵, а в 2004–2005 гг. произошли события, свидетельствовавшие о кризисе или крахе российской политики. В сложившейся ситуации администрации Буша было предложено действовать более активно, не оглядываясь на Россию, которая не заинтересована в появлении и консолидации региональных государств-лидеров и привлечении других держав в урегулирование проблем региона постсоветского пространства (например, Турции).

В деятельности администрации Буша при планировании политики в отношении отдельных стран постсоветского пространства, включая Россию, стратегическим вопросам уделялось первостепенное внимание. Антитеррористическая деятельность требовала относительной стабильности в Евразии, лояльности стран, соседних с регионом Большого Ближнего Востока, благоприятных условий для распространения военного и экономического американского присутствия с последующим закреплением и расширением. В результате США проводили политику «двойных стандартов», когда не делалось большого акцента на отсутствие демократии и нарушение прав человека в отдельных странах, закрывались глаза на серьезные нарушения в проведении выборов.

События, происшедшие в Грузии, Украине, Киргизии, Узбекистане в 2004–2005 гг., привели не только к ожидавшимся результатам по смене режимов, но и преподнесли некоторые сюрпризы по дестабилизации политической ситуации в странах, где изначально столь быстрое развитие событий не планировалось. Это касалось событий в Киргизии и Узбекистане, где США придерживались позиции временной поддержки существовавших режимов и лидеров, планировали постепенную подготовку новой элиты и смену руководства без серьезной дестабилизации региона.

По оценкам американских внешнеполитических экспертов, Грузия является геостратегическим ключом к Южному Кавказу и может стать стабилизирующим фактором в регионе. Кроме того, Грузия представляет важность для США ещё и как альтернативный российскому вариант транспортировки каспийской нефти на Запад. Поэтому стабилизация политической ситуации и приход к власти подконтрольного Соединенным Штатам правительства в Грузии рассматривались американским руководством как один из жизненно важных приоритетов. Они приняли очень активное участие в подготовке и осуществлении «революции роз», сразу поддержали М. Саакашвили. Консервативные аналитики предложили усилить помощь Грузии: поддержать экономические реформы и антикоррупционную деятельность М. Саакашвили; предложить помощь в оснащении военных и полицейских формирований Грузии; расширить сотрудничество по обеспечению безопасности нефте- и газопровода Баку – Тбилиси – Джейхан, создать специальные подразделения для его охраны; при содействии посольства США способствовать продолжению переговоров между правительством Грузии и лидерами Абхазии и Южной Осетии⁵⁶.

Однако, как признавали американские внешнеполитические эксперты и политики в администрации, поддержание очень слабой грузинской экономики и решение территориальных вопросов невозможны без участия соседних стран, прежде всего, России. В планы США не входит экономический подъем стран, где прямо (как в Ираке) или косвенно (как в Грузии и Украине) осуществляется демократизация в рамках глобальной американской стратегии. Поэтому помимо сохранения существовавшего стаус кво в регионе и в отношениях с Россией были предприняты шаги по активизации региональных организаций, где РФ не участвовала и которые не зависели от структур СНГ. Такой организацией стал ГУАМ, созданный в 1997 году как группа четырех государств – Грузии, Украины, Азербайджана и Молдовы для решения проблем безопасности (ГУУАМ в 1999–2005 гг., когда в организацию входил Узбекистан)⁵⁷. К 2001 году ГУУАМ все более превращался в структуру, противопоставляющую себя СНГ, не была сформулирована какая-то общая стратегия по решению проблем обороны и безопасности (сохранялось лишь двустороннее взаимодействие по отдельным вопросам), что и привело к выходу из него Узбекистана и охлаждению интереса со стороны Молдовы.

Слабость входивших в ГУУАМ стран, отсутствие внешнего финансирования не позволили ему превратиться в сколько-нибудь действенную структуру. Однако после смены руководства в Грузии и Украине, а также после того, как США выразили готовность оказать финансовую поддержку организации, появились перспективы ее возрождения. Не скрывалось, что в краткосрочной перспективе ГУУАМ был призван стать альтернативой СНГ, сплотить новые демократии, вывести их из-под влияния России, повысить их самостоятельность.

Соединенные Штаты не являются сторонниками создания серьезных и действенных региональных организаций, на которые легла бы часть ответственности за решение проблем безопасности (а также других региональных проблем): трудно их контролировать, координировать их действия, увязывать их деятельность с глобальной американской стратегией. Любая многосторонность не очень устраивает США, так как ограничивает их маневренность, процесс принятия решений, их независимость в выборе тактики и в проведении конкретных акций. Поэтому, хотя американское руководство заявило о поддержке ГУУАМа, оно не собиралось вкладывать большие средства и усилия в эту организацию. С другой стороны, и члены организации больше были заинтересованы в присоединении к НАТО и ЕС, что, по их мнению, решило бы все проблемы безопасности и экономики, навсегда закрыло бы их от России.

Согласно оценкам отдельных американских политологов, без двух сильных встречных тенденций, исходящих от стран – членов ГУУАМа и США, а также без крупных финансовых вливаний со стороны США и ЕС, перспектива регионализации постсоветского пространства невелика. Они также указывают на то, что особый статус России в антитеррористической коалиции, демонстрация дружбы с РФ не способствуют успокоению постсоветских стран, не укрепляют их позиций, не стимулируют их к активизации действий по укреплению ГУУАМа и созданию других организаций. По мнению Р. Эллисона, до тех пор, пока Украина не получит твердых гарантий принятия в НАТО, она не сможет стать государством, действующим против России (в качестве контрбалансирующего актора). А это означает, по его мнению, что ГУУАМ не сможет стать влиятельной структурой, частью евроатлантической системы безопасности. Интересы США, считает Р. Эллисон, лежат к западу от Каспийского моря, поэтому особых усилий требует и укрепление трехсторонней кооперации между Азербайджаном, Грузией и Турцией, что также могло бы привести к образованию еще одного контрбалансирующего (против России) центра⁵⁸.

После террористических актов в 2001 года Соединенные Штаты решили возродить ГУУАМ, оказали воздействие на Узбекистан для возобновления полноценного членства, начали предоставлять организации экономическую помощь. В мае 2002 года США предоставили ей 46 млн. долл. для реализации совместных проектов по борьбе с преступностью и наркобизнесом, для упорядочения торговых и таможенных структур. Оказывалась существенная военная помощь, прежде всего, Азербайджану⁵⁹. К 2004 году интерес к развитию региональных структур в постсоветской Евразии ослаб, так как все более очевидным становился дорогостоящий характер такой политики, внимания и усилий требовало урегулирование отношений с союзниками (НАТО), с отдельными ведущими державами (Китай), росли расходы на войну в Ираке. Перспектива того, что промедление в процессе регионализации может нанести ущерб США, также была слабой: в сложившейся ситуации Россия все более утрачивала потенциал для восстановления своего влияния и способности стать центром региональной интеграции.

Существовала и проблема отношений с Россией, хотя она и не была важнейшим приоритетом или серьезной угрозой США. Американское руководство хотело усилить свое политическое и военное влияние в соседних с РФ странах без резкого ухудшения российско-американских отношений, без потери ее как союзника в борьбе с международным терроризмом и без нанесения ущерба усилиям по достижению договоренности о получении доступа к евразийским энергоресурсам. Такой подход требовал проведения компромиссной, но настойчивой политики: поддерживать прозападный режим в Тбилиси и работать над предотвращением территориальной дезинтеграции Грузии, одновременно поддерживая приемлемый уровень взаимодействия с Россией. Отказавшись от жесткой ультимативной формы диалога с российским руководством, администрация Буша тем не менее оставалась на стороне Грузии в решении спорных вопросов с Россией, прежде всего, о восстановлении и укреплении территориальной целостности Грузии, о выводе российских войск.

Отдельные консервативные аналитики заявляли, что политика РФ на Кавказе имеет исторические корни: «России всегда была присуща жесткая тактика на Кавказе, возможно, она хотела бы сохранить Грузию нестабильной и слабой; не исключено, что Россия хочет спровоцировать Грузию совершить ошибку, которая сможет оправдать российские контрмеры и потенциальный военный конфликт между российскими и грузинскими вооруженными силами»⁶⁰. Поэтому администрация стремилась помочь России и Грузии найти мирное и долгосрочное политическое урегулирование существующих проблем, не испортив с ними отношений.

В оценках ситуации в Грузии и роли России на Кавказе был заметен определенный прагматизм при описании того, до каких пределов могут пойти США в поддержании нового грузинского лидера. Так, отмечалось, что, если Грузия будет стремиться к военной конфронтации с Россией, она окажется не только в военном проигрыше, но и лишится поддержки со стороны друзей на Западе, которые вряд ли пойдут на открытое военное противодействие России. Были и резкие заявления, требования надавить на Москву и заставить её «более конструктивно подойти к южноосетинской проблеме» ⁶¹.

Администрация Буша избрала компромиссный вариант: сдерживала и направляла Грузию и поддерживала диалог с российским руководством, События, развернувшиеся осенью – зимой 2004 года на Украине, подтвердили правильность избранного курса постепенной непрерывной наступательности и диалога: начатая в 1992 году политика в отношении постсоветских стран стала приносить плоды, начался процесс смены режимов. Конечно, этому способствовала не только американская политика, но и смена поколений и властных элит на более ориентированных на сближение с ЕС и НАТО, неэффективность российской политики и слабость СНГ.

Окончание избирательной кампании в США совпало с завершающим этапом предвыборной кампании на Украине. По определению американских экспертов, ни одно из событий в Европе в 2004 году не было так важно для США, как президентские выборы на Украине. По их оценкам, результаты выборов, в случае победы пророссийского кандидата, могли бы усилить геополитическое влияние России на Украину и другие страны пространства бывшего СССР. Отмечалось, что сохранение контроля над Беларусью, Украиной и Молдовой позволит России усилить контроль над каспийским нефтеносным бассейном, оказывать более эффективное давление на Казахстан, добиться согласия Азербайджана с региональной политикой РФ, восстановить и расширить сферу влияния в черноморском регионе и Юго-Восточной Европе, включая Балканы⁶². Поэтому стратегическим интересом США было объявлено поддержание суверенитета Украины, предотвращение вмешательства России в ее внутренние дела.

События на Украине были расценены как поражение России. М. Макфол писал, что развитие политической ситуации на Украине можно охарактеризовать как самую большую внешнеполитическую катастрофу для российского руководства, провал попыток применить «мягкую силу», и для России не осталось никакого достойного выхода из сложившейся ситуации⁶³.

Приветствуя результаты выборов на Украине, М. Макфол высоко оценил роль США и Запада в определении демократического характера и исхода выборов. Не признавая обвинений в адрес США относительно открытого вмешательства во внутренние дела республики, политолог заявил в форме вопроса: «А действительно ли такая “интервенция” нарушает международные нормы?» Его ответ был предсказуем, так как США не считают «суверенитет государства» (национальный суверенитет) незыблемой категорией. Вместо суверенитета нации-государства М. Макфол предложил новую категорию «суверенитет народа» (sovereignty of Ukrainian people). «Сегодня, – пишет политолог, – те, кто продолжает отстаивать незыблемость “суверенитета государства”, часто делают это для того, чтобы сохранить автократию; а те, кто выдвигает идею “суверенитета народа”, – это новые, прогрессивно мыслящие люди». Исходя из такой постановки вопроса, внешние акторы, которые помогли украинскому народу быть услышанным мировым сообществом, не нарушили суверенитет народа, а защитили его⁶⁴.

М. Макфол предложил занять более жесткую позицию и пересмотреть политику в отношении России и целесообразность сохранения за ней статуса союзника и партнера в антитеррористической борьбе; усилить деятельность по демократизации страны⁶⁵.

Администрация Буша официально признала, что на деятельность, связанную с выборами на Украине, было потрачено 18 млн. долл.⁶⁶ Было заявлено, что Соединенные Штаты рассматривают Украину в качестве «ответственного партнера» в решении международных проблем и будут оказывать ей поддержку в обретении нового, более высокого международного статуса. Чтобы закрепить победу, консервативные и либеральные аналитики единодушно высказались за проведение широкомасштабной программы помощи Украине. Следует:

• 
  убедить Конгресс отменить поправку Джексона – Вэника в отношении Украины;
  
• 
  направить специального представителя от Министерства торговли США для подготовки Украины к вступлению в ВТО;
  
• 
  настаивать на том, чтобы ЕС подписал с Украиной соглашение об ассоциированном членстве, и начать предварительные переговоры о ее принятии в ЕС;
  
• 
  в рамках ПРМ ускорить модернизацию украинских вооруженных сил; распространить на нее статус «верного союзника» (trusted ally) без членства в НАТО, но с перспективой вхождения в альянс в будущем;
  
• 
  оказать помощь в демонтаже и ликвидации устаревшего оружия, особенно ракет «земля – воздух»;
  
• 
  настоять на том, чтобы МБРР и МВФ использовали дифференцированный подход к украинской тяжелой индустрии, оставшейся от советской эпохи; если необходимо, предоставить Украине кредит для закрытия старых угольных шахт;
  
• 
  разработать систему мер по реформе законодательства, приватизационной системы, торговли, системы налогообложения и по осуществлению законодательных мер;
  
• 
  заявить о поддержке территориальной целостности Украины. При этом заверить Россию, что США не стремятся нанести ущерб российским интересам (сохранение военно-морской базы в Севастополе; российские инвестиции; транзит газа);
  
• 
  совместно с ЕС предоставить существенные дополнительные средства для строительства нового саркофага для поврежденного реактора Чернобыльской АЭС, который полностью закроет реактор;
  
• 
  увеличить помощь в рамках программы «Freedom Support Act» для осуществления реформ новым украинским руководством⁶⁷.
  

Как и в случае с приемом стран ЦВЕ и Балтии в НАТО и ЕС, американская политика, по мнению политологов, должна содержать не только геополитический, но и идейный компонент: успешная демократизация стран расширенного региона Черного моря, особенно, Азербайджана как мусульманского государства, позволит создать зону стабильности и контролируемости, что обеспечит более эффективное продвижение западных ценностей и институтов на восток, на территории государств ББВ. Первым шагом в реализации предложенного проекта, считает Р. Асмус, как и в случае со странами ЦВЕ, должно быть заявление о приеме стран региона в НАТО, так как только в этом случае появится основа для реального сплочения Украины, Грузии, Азербайджана, Молдовы, Турции в едином стремлении в альянс и ЕС, и это создаст реальные предпосылки для США реализовать свои интересы в сфере безопасности и энергетики.

После событий в Грузии и на Украине американские политологи рассматривали возможность возникновения революционных ситуаций в других постсоветских странах. Практически все внешнеполитические эксперты сошлись во мнении, что в ближайшем будущем не стоило ожидать революции в Узбекистане или Киргизии, не говоря уже о Таджикистане и Туркменистане. Особый интерес вызывал Узбекистан.

До террористических актов 11 сентября 2001 года американцы мало знали о событиях в постсоветских центральноазиатских странах, в том числе, в Узбекистане, хотя изучение политической и экономической ситуации в этой стране и в субрегионе в целом начали проводить задолго до террористических актов. Признается большая важность центральноазиатских стран и практическая польза от участия Узбекистана в антитеррористической коалиции. Как отмечал З. Бейран из Центра Р. Никсона, «без Узбекистана практически невозможна какая-либо значимая региональная кооперация, стабильный Узбекистан жизненно необходим для предотвращения распространения ОМУ и борьбы с наркотраффиком». Он подчеркнул большую геополитическую значимость страны и региона, указав на то, что ведущие региональные державы, прежде всего, Россия, Китай, Иран, сохраняют приверженность геостратегическому мышлению и планированию, и в их стратегических замыслах Узбекистан занимает очень важное место»⁶⁹.

Не чуждо геостратегическое мышление и американскому руководству, о чем свидетельствует, прежде всего, их политика на Большом Ближнем Востоке. Они вряд ли уйдут из постсоветской Центральной Азии, позволив другим державам заполнить вакуум. «И Россия, и Китай надеются, – пишет З. Бейран, – что США уйдут из Узбекистана (как и из Казахстана и Киргизии), чтобы заполнить образовавшийся вакуум». По мнению аналитика, такая перспектива невыгодна и Соединенным Штатам, и странам субрегиона. Основное преимущество от американского присутствия видится в том, что США будут способствовать демократизации центральноазиатских республик, приближать их к сообществу развитых стран, укреплять их стабильность и безопасность. Американская политика противопоставляется действиям России и Китая, которые в отличие от Запада не заботятся о демократии и правах человека, а стремятся лишь к включению этих стратегически важных стран в сферу своих политических и экономических интересов и для обеспечения своей безопасности.

Большинство внешнеполитических экспертов рекомендовали администрации Буша уделять Узбекистану первостепенное внимание и максимально способствовать сохранению в стране относительной стабильности, поддерживая существующий режим. Указывалось на то, что правительство И. Кари­мова, при всех его недостатках, это светское правительство и борется против проявлений радикального исламизма. А. Коэн предсказывал, что свержение светского правительства в Узбекистане повлечет за собой цепную реакцию в постсоветской Центральной Азии и приведет к тому, что у международных террористов появится новая территориальная база в Узбекистане, более мощном государстве, чем Афганистан.

В ходе проведения антитеррористической кампании США были заинтересованы в стабильности постсоветской Центральной Азии и Южного Кавказа и в лояльности стран этого региона, поэтому они не прибегали к резкой критике руководства за нарушения прав человека и недемократизм, за нарушения в ходе выборов (например, в Азербайджане, а затем и Грузии). Геополитическая и стратегическая значимость перевешивали, что приводило к использованию двойных стандартов. Существенно выросла финансовая помощь странам региона.

Революционная смена режима в Киргизии в марте 2005 года и антиправительственные выступления в Андижане в Узбекистане в мае 2005 года опередили прогнозы американских аналитиков. Реакция на революцию в Киргизии была весьма сдержанной, хотя администрация приветствовала победу новых политических сил, усиление тенденции к построению демократического общества, высказала высокую похвалу и пообещала моральную и материальную поддержку со стороны США (как известно из прошлого опыта, весьма ограниченную). События начали развиваться быстро и не по американскому сценарию: приходившие к власти группировки и лидеры не имели четкой прозападной ориентации, направление и содержание их будущей политики были неясными. В общем геополитическом контексте в Центральной Азии они могли усложнить для США реализацию планов по борьбе с терроризмом и по демократизации региона, создать дополнительные очаги нестабильности и бедности, новые территории для наркобизнеса и терроризма.

Несмотря на то, что на территории Киргизии, Узбекистана и Таджикистана были американские военные базы, Соединенные Штаты предпочли не вмешиваться в политические события. Как отмечала одна из наиболее авторитетных американских специалистов по Центральной Азии М. Олкотт из Фонда Карнеги, урегулирование ситуации в Киргизии и Узбекистане было возможно только коллективными международными усилиями – США, ОБСЕ, ООН, отдельных соседних стран.

Перед США встала проблема управления региональными процессами, и ответ на этот вызов простым не вырисовывался. Не работали советы отдельных политологов о необходимости отказаться от «соревновательного сотрудничества» с Россией на постсоветском пространстве, перейти к двустороннему взаимодействию с отдельными постсоветскими странами, что позволит им проводить смелую политику, «играть против России» и не бояться ее, имея поддержку США. Сторонники указанной точки зрения были убеждены, что продолжение взаимодействия с Россией не позволит Соединенным Штатам создать надежные региональные структуры безопасности, необходимые для поддержки американской политики по борьбе с терроризмом⁷⁰.

Однако складывавшаяся в мире и в регионе Центральной Азии ситуация не позволяла США принять такую рекомендацию полностью. Было очевидно, что на какой-то период им потребуется взаимодействие с Россией, которая остается влиятельной региональной державой, может участвовать в многосторонних моделях урегулирования кризисных ситуаций и последующей стабилизации постсоветских стран (военный, экономический и гуманитарный факторы). Как долго может длиться такая заинтересованность (кстати, взаимная), сказать трудно, так как продлить или приостановить ее могут как сами США (изменение внутриполитической ситуации), так и внешние факторы (международные катаклизмы, позиция лидеров отдельных стран, включая Россию).

На период неопределенности и взаимной заинтересованности А. Коэн предложил разработать своеобразный «кодекс поведения» на постсоветском пространстве и согласовать его с Россией. В основе этого кодекса должна быть поддержка обеими сторонами тех политических сил, которые выступают за демократию, свободный рынок, евроатлантическую интеграцию. Предлагалось также расширить дипломатические контакты с Москвой на высоком уровне по разрешению спорных вопросов в отношениях России и соседних стран, таких как проблема Абхазии и Южной Осетии и военное присутствие США в постсоветских странах. А. Коэн сделал акцент на том, что США должны отстаивать право на активное участие в урегулировании всех конфликтных ситуаций на постсоветском пространстве⁷¹.

А. Коэн написал следующее: «Россия и США стоят перед выбором: они могут построить конструктивные отношения, базирующиеся на совместном отражении общих угроз и взаимном признании мощи, возможностей и ограничений, или они могут вернуться к конфронтации периода холодной войны. Они должны выбрать между взаимным уважением национальных интересов и вступлением в мелкие стычки из-за статуса в регионе, развивать прибыльное экономическое партнерство или играть в игры “кто сильнее”, которые дадут выгоду только третьим сторонам. Следовать нормам демократии, прав человека или вернуться к жестокому авторитаризму и риску международной изоляции. США выбрали путь продуктивного партнерства с Россией и должны поощрять Москву сделать правильный выбор. Народы обеих стран хотят свободы, безопасности, стабильности и благосостояния. Теперь их лидеры должны оправдать возложенные на них надежды»⁷².

Слова действительно правильные – обе державы не в первый раз стоят перед выбором. Однако в них, как всегда, присутствует сильный ультимативный компонент, складывается впечатление, что только Россия стоит перед выбором «правильного поведения». Но для действительного конструктивного взаимодействия и США необходимо пересмотреть ряд положений своей политики и методов достижения своих целей, как на глобальном уровне, так и в конкретных странах Евразии.
* * *

На официальном уровне критика внутриполитической ситуации и внешнеполитической деятельности Российской Федерации носила умеренный характер. Реализация жесткой модели воздействия на Россию была переложена на парламент, академическое сообщество и СМИ, которые практически ни в чем не ограничивали себя в критике РФ и ее политики, в формулировании требований и ультиматумов. Происходило усиление антироссийской критики в Конгрессе США, со стороны научно-исследовательских центров и в прессе. Именно конгрессмены выступили с инициативами репрессивного характера по отношению к России, с обращениями к президенту Бушу о необходимости наказать ее за отсутствие демократии, за «дело Ходорковского», за ограничение свобод СМИ: исключить из «восьмерки», лишить возможности проводить саммит Группы восьми в 2006 году, заставить признать оккупацию прибалтийских республик и т.д. Наблюдалось единение республиканцев и демократов в этих инициативах, их поддерживали многие внешнеполитические эксперты из консервативных и либеральных центров. И либеральные, и консервативные внешнеполитические аналитики начали давать более пессимистические оценки перспектив российско-американского взаимодействия, нежели в 1990-е годы.

Директор программы российских и евразийских исследований Фонда Карнеги А. Аслунд, которого можно отнести к числу сторонников сбалансированного подхода к России, писал, что происшедшие в стране изменения имели системный, а не случайный, характер⁷³. На основании этого были сделаны следующие выводы:

• 
  не должно быть более иллюзий относительно того, что Россия и США разделяют одни и те же ценности, исключением может быть лишь приверженность обеих держав определенной доле реализма во внешней политике;
  
• 
  неизбежен конфликт американских и российских интересов в постсоветских странах, так как США намерены твердо стоять на защите демократии во всех постсоветских государствах;
  
• 
  сократились возможности взаимодействия в энергетической сфере в результате расширения государственной монополии на транспортировку энергоносителей и сокращения частного сектора после наступления на олигархов;
  
• 
  вызывает сомнение статус РФ как одного из самых твердых и способных союзников США в борьбе с международным терроризмом. События в Беслане, взрывы в Москве и на Северном Кавказе дают основания усомниться в способности России к результативным действиям в борьбе с терроризмом.
  

Признавая, что Россия – это слишком большая держава, чтобы оказывать на нее реальное влияние извне, политолог предложил администрации не разрывать взаимодействия по ключевым проблемам (ОМУ, терроризм, энергетика), но все-таки недвусмысленно заявить, что развитие демократии в России станет главным пунктом в двусторонних отношениях. Он предложил Дж. Бушу «заговорить одним голосом» с американским политико-академи­ческим сообществом и СМИ, чтобы у российского руководства не оставалось надежд на «особое мнение и позицию президента и администрации». По мнению М. Макфола, такой шаг будет способствовать созданию «объединенной западной оппозиции» недемократическим тенденциям в России, и в том случае, если все-таки не удастся добиться успеха в ее демократизации, у Дж. Буша будет оправдание в том, что он старался этого добиться, и это не повредит общей оценке его деятельности.

Отдельные либеральные политологи, бывшие в явном меньшинстве, сделали акцент на том, что США следует отойти от двойных стандартов, использовавшихся на протяжении всего периода после окончания холодной войны. Так, А. Ливен из Фонда Карнеги напомнил, что США весьма терпимо относились к разного рода политическим, культурным и иным различиям и недемократичности Турции, с которой не прекращалось взаимодействие по включению в сообщество западных стран. Политолог считает, что недостатки политической и экономической системы России не должны оставаться основным критерием при разработке политики США в отношении РФ, а диалог и взаимодействие не должны прекращаться⁷⁵.

Несмотря на различную степень неудовлетворенности и пессимизма, большинство американских политологов все-таки высказались за сохранение взаимодействия двух держав, считали нецелесообразным требование отдельных конгрессменов и политиков исключить РФ из Группы восьми или не принимать ее в ВТО, так как членство России в международных организациях является прогрессивным фактором для ее демократического преобразования.

Большинство американских специалистов по международным отношениям признали, что, несмотря на все существующие несовпадения и разногласия, Россия остается страной, без которой нельзя до конца решить большинство проблем обеспечения международной безопасности (ОМУ, терроризм, конфликты и другие глобальные проблемы) и региональной безопасности (в том числе на постсоветском пространстве), а ее «выталкивание» из сферы взаимодействия ведущих мировых держав и основных международных и региональных организаций не будет способствовать успешному реформированию страны, в чем Запад и США заинтересованы.