С. В. Букчин. Ревнитель театра 5 Читать Легендарная Москва Уголок старой Москвы 48 Читать Мое первое знакомство с П. И. Вейнбергом 63 Читать М. В. Лентовский. Поэма

{258} Ландыш русской сцены⁶²⁹

— Веселой песней.

Взошла на сцену где-то в Новочеркасске⁶³¹, в водевиле, с бойким куплетом, веселым голосом, — но тотчас же задумалась и задумчиво, с большими глазами, полными слез, прошла перед нами по сцене.

На могиле не будем преувеличивать.

Ни спорить.

Смерть почтим правдой.

Почтим искренностью.

У нее не было большого изобразительного таланта.

Единственного условия, при котором человек чувствует себя на сцене на месте.

Не ее слова, не мимика, не жест — производили впечатление.

Неотразимое, незабываемое впечатление оставляли ее глаза, ее взгляд, полный:

— Внутреннего, невысказанного страдания.

За тем немногим, что она изображала на сцене, чувствовалась еще куда более глубокая пропасть неизображенного перед нами горя.

Она принесла на сцену безмолвную повесть невысказанного страдания, невыплаканных слез.

Она играла и веселые роли.

Но и они у нее были подернуты какой-то скрытой печалью.

Словно веселые цветы, — про которые вы знаете, что они завтра будут сорваны и положены на чью-то могилу.

В драме она была лирическим поэтом.

Отсюда, быть может, ее метанья по сцене.

И ее поиски искусства:

— Для нее!⁶³²

Ее киданья из стороны в сторону. От Островского к Мейерхольду⁶³³. И ее отчаяние:

— Я оставляю сцену!⁶³⁴

{259} — Что остается после нее?

Ничего, что остается после актера.

Ни слова, ни жеста, ни даже интонации.

Один только запавший глубоко в душу взгляд больших глаз, полных слезами.

Невыплаканными слезами невысказанного страдания.

Настоящего «истиннорусского» страдания.

Именно того, которого так много в нашей печальной стране.

Маленький холмик могилы Комиссаржевской должен был бы быть на фоне левитановского пейзажа.

Печального, тихого, родного и прекрасного.

Вместо панихиды над этой могилой, — хотелось бы прочесть что-нибудь чеховское.

Ясное и грустное.

Рукой костлявой смерть сорвала белый ландыш, чистый ландыш.

И слезинкой упала на землю капля еще утренней росы.

{260} Фигнер⁶³⁵

Но у г. Фигнера было столкновение куда крупнее, куда громче, куда более шумное!

Странно, что о нем забыли.

Это столкновение произошло несколько лет тому назад, в Москве, Великим постом.

В Москве появились на гастроли одновременно две итальянские труппы⁶³⁷.

Во главе одной стоял г. Мазини, во главе другой — г. Фигнер.

Преимущества в этом поединке были на стороне г. Мазини.

Он мог выбирать оружие. Он пел все свои лучшие партии.

Тогда как г. Фигнер был наполовину обезоружен: труппа была итальянская, и он не мог выступить в своих наилучших партиях, ни в Ленском, ни в Дубровском⁶³⁸.

Оружием были исключительно итальянские оперы.

В этом состояло преимущество противника; все остальные условия были совершенно одинаковы: цены были одинаково высокие, и интерес публики сосредотачивался в обеих труппах на тенорах.

Столкновение русского оперного певца с королем теноров интересовало всех.

Мы плохие патриоты в области искусства, и пение совершенно посторонней нам Патти⁶³⁹ предпочитаем пению нашей собственной жены.

Но, согласитесь, приятно все-таки констатировать, что и ваше искусство стоит высоко.

Это было интересное, с обеих сторон в высшей степени напряженное, длившееся целых пять недель, единоборство.

Из него никто не вышел побежденным.

Г н Фигнер в такой же степени интересовал и увлекал публику.

Соседство г. Мазини с лучшим ролями его репертуара не мешало г. Фигнеру делать полные сборы.

Пение г. Фигнера вызывало такие же овации, как и пение г. Мазини.

Это было одно из самых интересных столкновений в мире.

В лице гг. Мазини и Фигнера столкнулись не только два певца различных национальностей, — но стали лицом к лицу две школы, два направления в искусстве.

{261} Старая итальянская школа, выше всего ставившая красоту звука. «Искусство для искусства». И новая, современная реальная школа, на первом плане ставящая драматизм пения.

Г н Мазини пел в «Фаворитке», г. Фигнер в «Отелло»⁶⁴⁰.

Было интересно выяснить, способна ли эта новая школа так же увлекать, волновать и восхищать публику, как восхищала, трогала и увлекала старая итальянская школа.

Я думаю, что этот вопрос для людей, посещающих театр, гораздо важнее, чем вопрос:

— Имеет ли право инженер стоять на платформе вагона?

Казалось бы, что это «столкновение» скорее следует вписать в послужной список артиста, чем столкновение вспыльчивого пассажира с грубым инженером.

Русское искусство обязано г. Фигнеру пропагандой Чайковского.

Гг. Фигнер и Яковлев сделали «Онегина» бессменно репертуарной оперой на лучшей русской оперной сцене⁶⁴¹.

Это заставило иностранцев обратить внимание именно на эту оперу.

Это, наверное, имело влияние и на постановку «Онегина» и на итальянской, и на немецкой сцене.

Наконец, мы, одесситы, в значительной степени обязаны г. Фигнеру интересом к русской опере.

Этот интерес вспыхнул у нас с такою силой со времени и благодаря гастролям г. Фигнера.

В лице г. Фигнера мы имеем талантливейшего представителя той молодой реальной школы в искусстве, которая стремится в гармонически целой прекрасной форме соединить оперу с драмой, мы имеем художника, с достоинством вынесшего знамя русского артиста в борьбе с лучшим из итальянских певцов, имеем человека, блестяще пропагандирующего русское искусство.

Для того, чтоб свистать г. Фигнеру, нужно очень многое забыть.

И нужно уж очень с головой уйти в мелкие обывательские дрязги для того, чтоб, слушая в наилучшем исполнении слова Пушкина, положенные на музыку Чайковским, — думать в это время о полицейском происшествии на станции Конотоп.