С. В. Букчин. Ревнитель театра 5 Читать Легендарная Москва Уголок старой Москвы 48 Читать Мое первое знакомство с П. И. Вейнбергом 63 Читать М. В. Лентовский. Поэма

{488} Макс Линдер¹⁰⁷⁹

— Так, как Макса Линдера, встречали Толстого.

О, господи!

Мне вспоминается брошюрка, изданная на правах рукописи, которая лет 25 тому назад рассылалась по редакциям.

Ее написал какой-то благочестивый человек, изобличавший нашу интеллигенцию.

«Было это в городе Казани. Жил в сем городе старец-инок, и подвизалась в местном театре певунья. Случилось так, что инок и певунья умерли в один и тот же день. И что же? Певунья уже к вечеру протухла так, что обожатели ее не могли к ней подойти, а старец и на третий день все благоухал!»

Зачем по поводу певиц вспоминать непременно монахов?

И по поводу Линдера «всуе» поминать Толстого?

Дело гораздо проще.

— Мама, сверчок!

— Живой сверчок!

Каким-то образом сверчок ухитрился вылезти из-за печки. В детской это произвело сенсацию.

— Сверчок!

— Живой сверчок!

Сверчка все слышали, но никто никогда не видел.

Начались овации.

Маруся от радости хлопала в ладоши.

А Ваня кувыркался через голову:

— В честь сверчка!

Дети нашли, что сверчок:

— Хорошенький!

Ваня принес коробку и требовал ее закрыть:

— Потому что сверчок любит темно.

А Маруся положила в коробку ваты:

— Чтобы сверчку было мягко!

Ваня притащил лист салата:

— Чтобы сверчку было что есть!

Каждому хотелось подержать сверчка на ладони.

— «Живой Макс Линдер» это:

— Живой сверчок!

Даже прилагательное ему дано тоже:

— Детское. «Живой».

Макса Линдера знают все, как сверчка.

Кинематографов теперь столько же, сколько печек.

Но «живого» Макса Линдера не видел никто.

И когда вдруг появился «живой» Макс Линдер, — это произвело сенсацию.

И вызвало восторг.

Его встречала молодежь. И среди нее много очень юной молодежи.

Молодежь явилась с книжками.

Чудесная деталь. От нее веет юностью.

Много «абсов»¹⁰⁸⁰ и единиц в этот день поставлено в Москве!

У молодежи звонкие голоса и хорошие мускулы.

Она любит кричать и возиться.

Дурачились в честь «живого» Макса Линдера вовсю.

Кричали «ура».

Несли на руках.

Как носят «молодчину» во время «большой перемены».

В Москве стали дешевы цветы.

Еще недавно, словно дорогие кокотки из карет, они смотрели на прохожих только сквозь стекла больших магазинов.

— Мы доступны только богачам!

В них было что-то наглое, высокомерное и противное. Теперь они стали милы и демократичны.

Наши улицы, наши площади в 6 градусов мороза полны цветами. Москва словно Ницца.

Мальчуган с нарумяненными легким морозом щеками предлагает вам пучки пунцовых роз и прекрасных махровых гвоздик. Весело кричат вам:

— Барин, мы мерзнем!

Что за прелестное: «мы». Дети и цветы!

Цветы всем по карману, — и в Макса Линдера летели цветы.

Сверчку и салат?

Все равно! Он:

{490} — Молодчина!

А на тротуарах стояла толпа, чтоб хоть одним глазком взглянуть на «живого сверчка».

Улыбалась и хлопала в ладоши. Потому что он:

— Молодчина!

Он весело проходит свою жизнь. Смеясь и весь мир заставляя только смеяться.

Молодчина!

Он ловок. Он отлично танцует. Высоко прыгает. Он бешено правит автомобилем. Летает на воздушном шаре. Лазит по веревке.

Танцор, гимнаст, спортсмен. Молодчина!

Он работает весело, без устали.

С поезда на репетицию, на спектакль.

Молодчина!

Он зарабатывает полмиллиона франков в год.

Молодчинище!

Он настоящий молодчина.

Он друг маленьких, друг бедных, друг обездоленных.

В их жизнь, в которой так много-много печали, он вносит струю веселья и смеха.

Он актер дешевых рядов кинематографа.

Да здравствует Макс I, веселый король бедноты!

Я помню, — давно это было, — я жил на Балкане¹⁰⁸¹, в Живорезном переулке, и снимал крошечную комнату.

Сквозь тоненькую перегородку я слышал, как слышат пульс, как билась унылая жизнь.

Я снимал комнату у двух сестер-портных.

Старшая была хоть вдова. Хоть в прошлом видела дом, семью, ласку и радость.

Младшая осталась старой девой, и работа сделала ее кривобокой. Эта в жизни не видела ничего.

Бедно они жили.

Когда не было спешной работы, в сумерках не зажигали лампы:

— Чтоб не тратить керосина.

Единственной их радостью было почитать «Листочек»¹⁰⁸². Они покупали его два раза в неделю, по средам и субботам, когда печатался роман А. М. Пазухина¹⁰⁸³.

Они читали про богатого купца-самодура, про его красавицу-дочку, про приказчика, который был беден:

— Как они.

{491} Которому приходилось терпеть:

— Еще побольше.

Но который, в конце концов, добивался счастья. Они верили этой золотой сказке. И прерывали чтение замечаниями:

— Это правда!

— Это взято из жизни!

— На Пятницкой был даже такой дом. На углу.

И Пазухин, добрая Шехерезада, рассказывал им сказку за сказкой.

И они видели золотые сны.

Милый, добрый писатель, да благословит вас счастием небо, за те хорошие минуты, которые вы внесли в жизнь маленьких, бедных и обездоленных.

Вас и ваших близких.

Но театр с его веселой, собравшейся для удовольствия толпой, с радостным ожиданием зрелища, — об этом сестры, жившие от меня через перегородку, слыхали, читали, — но сами этого никогда не видели.

Вас, наверное, давным-давно уже нет на свете, бедняжки.

Нужда, недоеданье, непосильная работа вас давным-давно свалили в яму в последнем разряде Пятницкого кладбища.

Но те, которые сейчас живут на вашей бывшей квартире, в Живо-резном переулке, знают уже театр и радостное ожидание зрелища, и оживление веселой, для удовольствия собравшейся толпы.

Потому что на свете есть кинематограф.

Куда можно побежать.

— На полчасика. «Урвать» полчаса и сбегать.

Куда не надо «одеваться». Можно и «пойти, как есть».

Куда можно пойти за пятиалтынный.

Настоящий:

— Всенародный театр.

Через тонкую перегородку я слышал много слез. Много грустных рассуждений. Но, кажется, никогда не слыхал одного, — смеха.

Теперь же в вашей жизни, бедные, маленькие, обездоленные, есть смех и есть веселье.

Потому что у вас есть ваш, ваш, ваш Макс Линдер.

Да здравствует же еще раз, да здравствует без конца Макс I, веселый король бедноты!

Да будет ему триумф!

Смело поднимайте же его и несите на руках.

{492} Цветов ему на пути! Потому что он:

— Первый народный актер!

Извините, гг. артисты. Может быть, очень жаль, но это так… Посторонитесь!

— Первый народный актер!

Искусство всегда было немножко «на содержании».

Театры везде были или придворными…

А. П. Чехов, пьес которого не принимали в Москве в Малый театр¹⁰⁸⁴, а в Петербурге приняли в Александринский, да провалили, — любил говорить, я от него слышал это, по крайней мере, раз десять:

— Придворные артисты! Вы знаете, где в наших законах говорится о придворных артистах? В разделе: «О придворных артистах и лакеях».

Театры всегда были или придворными, или нуждались в меценатах.

Не будем ставить точек на «i», не станем называть имен. Но какие в Москве есть театры?

Два казенных¹⁰⁸⁵.

Великолепнейший театр, созданный на средства богатого купца¹⁰⁸⁶, и который развился и окреп, благодаря помощи богатых купцов.

Молодой театр, который основался благодаря благородной прихоти богатого мецената¹⁰⁸⁷, давшего полмиллиона.

Театр, который держит богатый человек, почему-то увлекшийся оперой. А основан этот театр был очень просвещенным, вдохновенным меценатом, настоящим Козьмой Медичи¹⁰⁸⁸, — но все же богатым купцом.

Драматический театр, который держит богатый человек, увлекшийся сценой¹⁰⁸⁹.

Наконец, давно существующий театр, который основан не меценатом, не капиталистом¹⁰⁹⁰.

Но была трудная минута.

Этот антрепренер пошел в Купеческий клуб, спросил солонины и заплакал.

Увидали купцы:

— Чего, дорогой, плачете?

— Все, что было, прахом летит! С театром заминка.

Собрали денег и выручили.

Не приди вовремя купеческая помощь, — и не было бы театра.

Все выручали «перворядники».

Театр всегда зависит от «перворядников».

В актере всегда есть несколько «сервилизма».

— Должен я губернатору визит сделать? — с достоинством спрашивает Несчастливцев.

Эрнесто Росси, — бог Эрнесто Росси, — душой переживавший и Гамлета, и Лира, в своих воспоминаниях с гордостью вспоминает, как итальянский король дал ему письмо к австрийскому императору¹⁰⁹¹.

Королей много, а Росси был один.

Но он вспоминает об этом с особой гордостью…

Росси о королях, а провинциальный актер говорит:

— Меня за эту роль губернатор целовал!

Даже еще, пожалуй:

— В Харькове вице-губернатор целовал!

Кем окружены «кумиры и боги» сцены, и кого они окружают? Богатыми купцами и купчихами. Богатых купцов и купчих. Устроят артистическое кабаре в Москве, — и чем гордятся? Кто у них бывает?

— Вся первая гильдия.

И это совершенно понятно.

Театр служит избранным, и актеры прикомандировываются к «избранным среди избранных».

По влиянию или по богатству.

А вот Макс Линдер ни в ком не нуждается! Он сам по себе. Он «сам большой». Чихать он хотел на меценатов. И никаких «перворядников» не знает!

Он умнее вас, он понял, что богаче, что сильнее всех — народ.

Народ делает богачей богатыми и властных сильными.

И он служит толпе, народу, народам.

В царстве его славы, действительно, никогда не заходит солнце.

Потому что его знают везде.

Он служит тому, у кого гроши в кармане. И публика с грошом в кармане платит своему Максу за это полмиллиона в год.

Снились вам такие гонорары!

Он в ус не дует.

Он никому не делает визитов. Купцы ему не подносят «жбанов», но зато и он не принужден ломаться на их вечерах.

Не молодчина?

Он служит «делу, а не лицам»¹⁰⁹².

Толпе, народу. «Его народу». У него единственный хозяин — народ.

Он:

— Демократический актер.

И этот самый богатый, самый щедрый, самый восторженный меценат, — народ, — устраивает своему слуге и кумиру, «своему актеру», такие овации, каких не снилось вам, гг. «слуги избранных».

Вы находите, что эти овации:

— Чересчур.

Возьмите арифметику!

Публика, избранные, имеющие возможность бывать в театрах, устраивают своим любимцам овации каждый спектакль в каждом антракте.

В кинематографе оваций делать некому.

Явившийся поглядеть «живого» Макса Линдера устраивает ему овацию сразу за сто виденных спектаклей.

Помножьте восторженные овации «любимцу» на сто, — и вы получите тот рев, — настоящий рев океана, — которым встречает толпа, народ:

— Своего актера.

Хотите таких же с ума сводящих оваций, сумасшедших гонораров? Хотите стать такими же свободными, независимыми ни от кого, любыми толпе, любыми народу?

Махните рукой на этих «избранных», на эти первые ряды, на эти ложи бенуара, бельэтажа со всем, что их наполняет! Стройте огромные театры с великолепной акустикой, играйте, пойте, танцуйте для десятикопеечной публики.

Несите радость в жизнь масс, а не кислые улыбки на уста пресыщенных, коверкающихся «избранных».

А пока посторонитесь! Посторонитесь с дороги!

Идет, — и триумфальным шествием идет:

— Первый действительно демократический актер!

И в честь него несутся клики:

— Да здравствует Макс I, король бедноты! Первый народный актер! Друг маленьких и обездоленных судьбою людей! Весельчак и молодчина!