Семинара Москва 2008 Содержани е

Рыхтик М.И.

Изучение внешней политики современных государств – сложный и многоступенчатый процесс, на содержание которого влияют социально-экономические, культурные, политические и институциональные особенности общества и государства.

Осуществление внешней политики является одной из важнейших функций государства. Обращение к социально-экономическим, культурно-историческим и институциональным аспектам дает возможность наиболее полно понять содержание современной внешней политики, а, следовательно, вскрыть внутренние пружины и механизмы внешнеполитического курса страны. Знание общих принципов, доктрин и технологий способствует реальной оценке событий и объективному анализу конкретных акций, предпринимаемых правительством страны на мировой арене. В последние годы наблюдается новый всплеск интереса к изучению внешней политики, однако большинство исследований носит преимущественно эмпирический характер. Накоплен солидный багаж знаний конкретно-исторического характера, позволяющий подойти к новому теоретическому осмыслению проблем внешней политики.

Кардинальные изменения, происходящие сегодня в мире, поставили внешнеполитическую элиту перед необходимостью коренного пересмотра основных принципов формирования и реализации внешней политики. Ещё большее значение имеют процессы, воздействующие на содержание шкалы национальных ценностей и идеалов, влияющих на представления общества о месте и роли своей страны на мировой арене.

Возросшее многообразие современного мира порождает необходимость формирования «новой внешней политики», предполагающей вынесение на первый план не проблемы соперничества и господства, а проблемы властного распоряжения и управления мировым социумом¹². Раньше политика воспринималась как борьба за лидерство и власть, и способствовала дезинтеграционным процессам, которые нашли свое максимальное выражение в период биполярного мира. Сегодня ситуация иная и теперь политику следует воспринимать в ее первоначальном значении – как «искусство управления» (греч.) – и представлять как совместную деятельность всех участников мирового политического процесса (государства и негосударственных акторов), которая определяется общими целями и задачами и способствует урегулированию основных проблем современного мирового сообщества.

Современная политика непосредственно связана с решением важной задачи – обеспечением управляемости в новых масштабах. В академическом сообществе разворачивается дискуссия об эффективности внешней политики, осуществляемой современным государством. Причем критике подвергается внешняя политика как государств относительно слабых и несамостоятельных (failed states), так и «лидеров» современного мира; как демократических, так и с авторитарной формой правления. Особую озабоченность вызывает эффективность внешней политики демократических государств. Во-первых, их количество за последнее время заметно возросло, что свидетельствует о привлекательности демократической формы правления на современном этапе. Во-вторых, демократические страны все чаще сталкиваются с проблемой эффективности внешней политики. Институты гражданского общества, используя современные средства коммуникации и информации, становятся субъектами принятия внешнеполитических решений в таких странах. В этой связи особую актуальность приобретает проблема манипулирования в процессе формирования внешней политики.

Понятие «политика» традиционно сводилось к функции борьбы за власть и распоряжению полученной в ходе борьбы властью. Однако, сегодня, говоря о внешней политике необходимо вводить два «новых» понятия: «международная жизнь», структурирующее коммуникативную среду «международности», понятие «внутригосударственная жизнь», по новому структурирующее «внутренне пространство» процесса принятия внешнеполитических решений. Оба понятия включают некую политическую, экономическую, социальную, культурно-историческую, лингвистическую и другие сферы взаимодействия на самых разных уровнях (межличностных, межгрупповых, международных, и др.). Понятие «жизнь» несет в себе определенный заряд хаотичности и новизны. В совокупности эти качества определяют динамичное развитие государства и международной жизни. По причине того, что на современном этапе в коммуникативную среду «международности» оказались включены не только традиционные участники – национальные государства, но и многочисленные негосударственные акторы, международная жизнь в наши дни имеет значительную степень непредсказуемости. Однако увеличилось разнообразие участников и «внутригосударственной жизни» (неправительственные организации, средства массовой информации, профессиональные сообщества и ассоциации, частный бизнес и т.п.), что также приводит к большей непредсказуемости. Таким образом, возникает необходимость выявить и зафиксировать критерии предсказуемости и эффективности внешней политики. Именно эти проблемы определяют актуальность внешнеполитической тематики на современном этапе.

Внешнюю политику мы рассматриваем как систему, т.е. совокупность государственных и негосударственных институтов и процедур, технологий, обеспечивающих реализацию внешне- и внутриполитических целей. Процесс принятия внешнеполитических решений представляет собой сложный процесс политического взаимодействия при разработке и реализации идейно-теоретических установок, имеющих целью создание внутренних и внешних условий, благоприятствующих сохранению и укреплению жизненно важных национальных ценностей и интересов страны. Таким образом, понятие «внешняя политика» увязывается с такими категориями как «национальные ценности» и «интересы». Однако в настоящее время, мы являемся свидетелями «размывания» этих категорий. Что с инструментальной, прикладной точки зрения – разрушительно для внешней политики. Считаем, что необходимо вновь актуализировать данную проблематику.

В современной отечественной политологии мало работ, посвященных теоретическому изучению принципов формирования и закономерностей реализации внешней политики

Публикации по проблемам внешней политики распадаются на две группы: 1) теоретические работы по международным отношениям, внешней политики и политологии; 2) конкретные исследования историко-политического, социально-экономического и культурологического профиля.

Теоретические аспекты проблем внешней политики и международных отношений активно разрабатывались в институтах Академии наук СССР. Сотрудники Института мировой экономики и международных отношений под руководством сначала академика Н.Н. Иноземцева, а затем академиков А.Н. Яковлева и Е.М. Примакова в 1970-80-ые годы опубликовали работы, в которых предлагались новые подходы в изучении международных отношений.¹³ Научные коллективы Института США и Канады под руководством академика Г.А. Арбатова и Института Европы под руководством академика В.В. Журкина внесли заметный вклад в изучение военно-политических факторов внешней политики и международных отношений. Публикация этих работ способствовало не только проникновению в общественно-политические науки СССР новых методологических подходов изучения проблем внешней политики, но и появлению оригинальных идей. В свою очередь в МГИМО МИД СССР под руководством А.А. Злобина и М.А. Хрусталева сложилась школа системно-структурного анализа, способствовавшая развитию теории международных отношений в Советском Союзе¹⁴.

Значительный вклад в разработку темы внесли труды отечественных ученых и исследователей по истории международных отношений в целом и внешней политики в частности. Среди них работы А.Д. Богатурова, С.А. Бабуркина, Э.М. Баталова, А.Н. Гончаренко, Н.И. Егоровой, В.В. Журкина, Н.Н. Иноземцева, Э.А. Иваняна, А.А. Кокошина, В.А. Кременюка, О.А. Колобова, А.И. Кубышкина, А.Ю. Мельвиля, А.С. Макарычева, Ю.М. Мельникова, В.О. Печатнова, С.М. Рогова, В.Романова, А.А. Сергунина, Г.А. Трофименко, А.Н. Уткина, Г.С. Хозина, И.Л. Шейдиной, Т.А. Шаклеиной, В.Ю. Юнгблюда, А.Н. Яковлева и др.¹⁵ Были разработаны основные методологические подходы изучения внешней политики (чаще всего на примере какого-либо государства, например, США), процесса принятия внешнеполитических решений, международных отношений в целом.

В последние годы в зарубежном академическом сообществе развернулась дискуссия о будущем международных отношений и роли государства в новой мировой системе. Апологеты однополярности достаточно благожелательно смотрят на сохранение гегемонии США, которая должна быть просто принята международными сообществом¹⁶. Однако алармисты не видят в однополярности стабилизирующий элемент. Ч. Купчан и его последователи уверены, что система, базирующаяся на гегемонии одной страны, не может просуществовать долго¹⁷. Односторонность, по мнению некоторых аналитиков, подкосит любое государство, и Соединенные Штаты в этом не являются исключением¹⁸.

В последние годы среди либерально настроенных исследователей можно наблюдать определенную обеспокоенность по поводу некоторого «усиления роли государства» в процессе планирования и реализации внешней политики¹⁹.

Что происходит сегодня с внешней политикой государства? Какие факторы влияют на внешнюю политику?

Во-первых: смешение сфер безопасности и внешней политики. Сегодня, как никогда, гражданин обеспокоен своей безопасностью и ожидает от государства (его внешней политики) конкретных мер, обеспечивающих ее. Однако гарантировать безопасность можно, только имея монополию на силу. Если национальное государство не обладает монополией на силу, оно будет сталкиваться с серьезными трудностями в осуществлении своей внешней политики и, как следствие, в обеспечении безопасности человека. Если негосударственные акторы применяют насилие (а это реальность сегодняшнего дня), то граждане страны не могут чувствовать себя в безопасности. Кто же в данном случае является «контрагентом» государства, с кем оно должно выстраивать отношения, чтобы обеспечить выполнение своих функций? Являются ли «отношения» с террористическими организациями, международными преступными группами, частными военными кампаниями сферой внешней политики государства?

Во-вторых, актуальность проблематики внешней политики как раз и связана с дискуссией о будущем системы суверенных государств. Сегодня часто можно услышать, что международная торговля и коммерция, международный бизнес, электронные средства коммуникации, трансконтинентальные транспортные маршруты, международные организации, международное освоение космического пространства создают условия для глобального рынка и космополитичного общества, заменяющих традиционную систему суверенных государств. Международная преступность и терроризм продолжают «расцветать» вопреки усилиям государств.

Сегодня становится очевидным, что государство не может управлять международной торговлей и коммерцией, как это оно делало раньше. «Электронные деньги» и оффшорные зоны помогают транснациональным корпорациям «обходить» национальное законодательство и налоги. В условиях интенсификации миграционных потоков мы наблюдаем беспомощность государственных институтов (полиции, специальных служб) в противодействии нелегальной иммиграции. Даже могущественные страны, такие как США или члены Европейского Союза, оказываются беспомощными при решении этих проблем.

В-третьих, расширяющаяся активность институтов «глобального гражданского общества»²⁰, занявшего «социальную нишу» между системой государств и глобальным рынком, подменяет государственные структуры и рынок, которые не способны быстро реагировать на новые потребности общества. Поразительно, но оказание реальной помощи развивающимся странам стало зоной ответственности частных, добровольческих, бесприбыльных организаций и ассоциаций.

Эксперты также отмечают существование «транснационального негражданского общества». Речь идет о криминальных картелях и организациях, занимающихся контрабандой товаров, торговлей людьми, нелегальным распространением наркотиков, пиратством, терроризмом²¹. Деятельность этих организаций происходит на территории государства, что свидетельствует о его неспособности эффективно осуществлять свои функции.

Итак, внешняя политика национального государства является одним из инструментов, используемым государством для участия в глобальном управлении²³. Крупные державы, благодаря колоссальным ресурсам, могут оказывать в одностороннем порядке значительное влияние на процесс принятия решений. Таким образом, внешняя политика этих государств имеет особое значение. Однако, сегодня, все большее количество стран участвуют в глобальном управлении опосредованно: межправительственные организации.

Тем не менее, в рамках новой системы государства вынуждены адаптироваться к изменчивому, взаимосвязанному и взаимозависимому миру, в котором не существует больше четкого деления между внешними и внутренними делами. Государственная власть вынуждена преобразовываться, во многом, под влиянием интеграционных процессов.

Интеграция предстает как форма и способ реакции современного мирового сообщества на глобальные вызовы и угрозы.

Сегодня интеграция представляет собой один из доминирующих факторов современной мировой политики и является одной из форм межгосударственного взаимодействия, а значит, должна находиться в сфере внешней политики. Интеграционные процессы охватили практически все регионы и государства, оказывая определяющее воздействие на внешнюю политику.

«Интеграция позволяет получить такие материальные, интеллектуальные и иные средства, каких ни один из участников не имел бы, действуй он автономно»²⁴. Страны-лидеры видят в интеграции мощный инструмент обеспечения своего политико-экономического доминирования. Развивающиеся же страны рассматривают ее в двух аспектах: как потенциал для укрепления своих позиций на мировой арене, лучшей защиты своих национальных интересов в условиях мировой экономики; или как инструмент разрушения своего суверенитета и самобытности.

Отличительной чертой современных интеграционных процессов является их распространение не только на торгово-экономическую сферу межгосударственного взаимодействия. В рамках интеграции идет поиск решений проблем по укреплению международной безопасности, борьбе с новыми вызовами, по обеспечению устойчивого социального развития, сохранению окружающей среды и т. д. Государства делают попытки реализации мирового политического управления и решить глобальные проблемы на региональном уровне.

Теоретически, в случае политической интеграции речь может идти о двух возможных вариантах. Первый – это создание в конечном итоге самостоятельного политического целого в определенных территориальных границах, а значит «уничтожения» внешней политики. В этом случае речь идет о возникновение наднационального объединения в форме федерации или конфедерации государств. Это интеграция по типу Европейского союза, который не сможет выработать единую внешнюю политику. Она рано или поздно распадется на функциональные направления: экология, торговля, образование, полиция, безопасность и т.п.

Второе - возникновение политического сообщества, не имеющего четкой привязки к территории. Государственные границы в этом случае не имеют большого практического значения. Участники такого политического сообщества объединены не территорией или государством, а общей культурой, обычаями, нравами и ценностями, приверженность которым и образует «некое единство, составляет отличительную особенность всех принадлежащих к нему, обеспечивая повышенный уровень доверия и взаимопонимания между всеми, кто ощущает и признает свою сопринадлежность такому целому»²⁵. Это более высокий тип политической интеграции и пока носит больше теоретико-прогностический характер. В этом случае, «стирается» понятие «внешняя», ибо нет субъекта, в отношении которого и должна быть направлена политика.

Сотрудничество в международных отношениях в рамках интеграционных объединений вплоть до последних лет рассматривалось по преимуществу как сфера межгосударственного взаимодействия, а значит и внешней политики. Однако глобализация принципиально ограничивает способность государств самостоятельно влиять на экономические, финансовые и природные процессы, оказывающие непосредственное воздействие на сами эти государства и их общества, несмотря на территориальные границы. Ни одно государство в современном глобальном мире не может проводить традиционную внешнюю политику и в одиночку сдерживать проявления глобальных вызовов и гроз (международная преступность, терроризм, распространением болезней или экологическими катастрофами и т.п.).

Парадокс в том, что по мере расширения и углубления интеграционных процессов (которые пока являются частью внешней политики, пример ЕС, НАФТА, СНГ, АСЕАН и др.)²⁶, внешняя политика в ее классическом понимании «растворяется». Участниками международных интеграционных процессов (в том числе субъектами внешней политики) в рамках новой системы станут негосударственные акторы мировой политики: ТНК, международные межправительственные организации, НПО. Будет ли это способствовать большей эффективности в реализации эффективной внешней политики, у нас нет уверенности.

Итак, что может составлять критерии «эффективной» внешней политики (в качестве гипотезы):

(1) Безопасность. Безопасность включает Веберовскую монополию на насилие. Если государство не сохранит монополию на насилие, оно не сможет обеспечить полную безопасность. Только в случае наличия определенных гарантий безопасности, государство может обеспечить другие блага.

(2) Сила закона. Необходимы нормы, следование которым позволит в предсказуемом порядке разрешать международные противоречия и конфликты.

(3) Внешняя политика должна создавать условия для экономического развития. Развивать предпринимательскую активность и способствовать повышению качества жизни.

(4) Внешняя политика должна способствовать решать проблемы, связанные с защитой здоровья. Последствия биореволюции, нанотехнологий.

(5) Внешняя политика должна способствовать развитию образования.

М.М.Лебедева

Начало изучения внешней политики государства непосредственно связано со становлением международных отношений как самостоятельной научной области с момента ее институциализации, пусть и символического в 1919 г²⁷. Но и задолго до этого момента внешняя политика государства изучалась в рамках исторических дисциплин. Сегодня нет ни одного государства в мире, в котором не было бы министерства иностранных дел и отношений с другими государствами, подкрепленных законодательной базой, документами, выступлениями политических лидеров и внешнеполитической деятельностью. В этом смысле, во-первых, внешняя политика есть у любого государства, во-вторых, ее вряд ли можно назвать новым разделом международных исследований. Так что, если брать формальные критерии, вряд ли можно считать внешнюю политику исчезающей.

Существует огромный массив исследовательской литературы, относящейся к прошлому и настоящему, по анализу внешней политики конкретных стран на различных языках. Что касается теоретических исследований, то и здесь нет сомнений относительно существования внешней политики государств. Другое дело, что различные теоретические направления в качестве основного исследовательского фокуса концентрируются на разных аспектах международных отношений и мировой политики, в частности, экологических, сырьевых проблемах; угрозах, исходящих от террористических организаций, авторитарных режимах и т.п. Несомненно подобное игнорирование проблем внешней политики неолибералами, а также представителями других теоретических направлений заслуживает упреков.

В этом смысле внешняя политика нередко «пропадает», оставаясь лишь постоянной областью тех авторов, которые работают в рамках различных вариантов реализма. Однако и у реалистов наблюдаются «странности» и пробелы в изучении внешней политики. Несмотря на то, что современная политическая карта мира насчитывает около 200 государств, внимательно изучается и активно обсуждается внешняя политика лишь примерно их десятой части. Прежде всего это государства, занимающие лидирующие позиции в современном мире. Основные вопросы здесь заключаются в том, 1) какие конфигурации приобретает структура международных отношений и 2) что позволяет государствам быть лидером, а также какими средствами это лидерство можно удержать.

В начале 1990-х годов, во время войны в Персидском заливе, тогдашний президент США Дж. Буш заявил, что в связи с распадом Советского Союза исчез один из «полюсов». Эта идея была подхвачена. Зб. Бжезинский в книге Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы отметил, что «в результате краха соперника Соединенные Штаты оказались в уникальном положении: они стали первой и единственной мировой державой». Более того, он указывает далее, «даже когда превосходство США начнет уменьшаться, маловероятно, что какое-либо государство сможет добиться того мирового превосходства, которое в настоящее время имеют США».²⁸

Однополярность связывалась также с отсутствием серьезных угроз для США со стороны какого-либо другого государства. На этот факт обращает внимание К. Уолтц в работе «Намеки многополярности»²⁹, опубликованной в 2000 г., т.е. до появления принципиально новой угрозы, исходящей от неправительственного актора — террористической организации..

Идея однополярности мира, прежде всего во главе с США, после окончания холодной войны вызвала критику как внутри США, так и за их пределами. Сомнению подвергалась прежде всего целесообразность для самих Соединенных Штатов принимать на себя всю тяжесть такого лидерства.

В качестве альтернативы однополрного мира рассматривается многополярность. Сама модель многополярности не стала чем-то новым. Она интенсивно обсуждалась в науке еще в период холодной войны в связи с предполагаемым тогда спадом мощи США и появлением в мире новых центров силы. Тогда эта идея не получила поддержки. В конце 1990-х модель многополярности стала востребованной. Она получила распространение в Китае, ее приняли большинство российских аналитиков и практиков. Концепция многополярности вошла во многие официальные российские документы.

Такая пестрота мнений становится понятной, если учесть, что, оценивая идею полярности мира, и исследователи, и политики отвечают на множество совершенно различных вопросов, в том числе, являются ли США лидером в пост-биполярном мире?; целесообразно ли для самих США сохранять это лидерство?; является ли такое лидерство благом или злом для других стран?; чем такое лидерство может и/или должно быть ограничено?; насколько устойчива, стабильна та или иная конфигурация?; к какой системе международных отношений следует стремиться?

При этом из поля зрения исследователей как-то незаметно выпал вопрос: а что же делать тем государствам, которые не являются лидерами и не образуют полюса? Как их следует изучать? Эти государства вообще надо исключить из анализа? Рассматривать как присоединившихся к одному из полюсов?

Проблема здесь еще усугубляется тем, что стран-нелидеров сегодня оказывается не просто большинство (так было всегда), а то, что отношение количества государств-нелидеров к числу государств-лидеров сегодня составляет более 20, в то время как ранее, до крушение колониальной системы было значительно меньше. Это означает, что «ведомых» оказывается слишком много.

Следует обратить внимание еще на одну тенденцию. Изначально военный потенциал обеспечивал государству мощь и его позицию в качестве лидера. Позднее значимую роль стала играть экономика. Классическими примерами здесь являются послевоенные Германия и Япония. Отдельно от экономики можно выделить энергетику. В качестве опять-таки классического примера можно назвать энергетический кризис начала 1970-х гг., когда США, несмотря на свое военное и экономическое могущество вынуждены были сесть за стол переговоров с арабскими государствами-поставщиками нефти. Позднее к названным параметрам добавилась массовая культура, понимаемая широко и включающая в том числе и идеологический компонент. Для Дж. Ная массовая культура стала инструментом мягкой силы, который позволяет США выступать лидером на мировой арене³⁰. Согласно Р. Бергеру и С. Хантингтону, массовая культура наряду с бизнес-культурой, культурой интеллектуальной элиты (для Дж. Ная эти три группы объединены фактически в одну – «массовая культура») и религиозными направлениями составляют пути распространения глобализации³¹. По мнению А. Богатурова, современный ресурсный потенциал государства включает в себя пять составляющих: «1) военная сила, 2) научно-технический потенциал, 3) производственно-экономический потенциал, 4) организационный ресурс, 5) совокупный креативный ресурс (потенциал производства востребованных жизнью инноваций)»³².

Можно еще тем или иным способом дробить или, напротив – объединять ресурсы, условно относящиеся к «мягкой» или «жесткой» силе, очевидно одно: ресурс государства, который используется для воздействия на мировой политической арене может быть различным. Более того – здесь следует согласиться с А.Д. Богатуровым – в современном мире происходит расслоение ресурсного потенциала государства, который ранее был целостным³³.

Государство выбирает ресурсы в тех сферах, в которых оно чувствуют себя наиболее уверенно. Россия, например, сделала ставку на энергетику, а в перспективе – на нанотехнологии. Австралия и Новая Зеландия выходят на передовые позиции в мире по предоставлению образовательных услуг и оказываются здесь лидерами. Так, по данным ЮНЕСКО, в 2002/2003 учебном году в студенты составили 4% от общего числа студентов в США и 18% – в Австралии³⁴.

Одновременно сами сферы все в большей степени становятся политикообразующими и их число растет. Если в отношении энергетики это поняли еще в начале 1970-х в связи с мировым энергетическим кризисом, то в отношении образования – только недавно, когда многие страны, прежде всего европейские, начали проводить масштабную реформу образования³⁵.

«Специализация» государств на том или ином ресурсе – а охватить все ресурсы будет не под силу ни одному государству – означает, что им придется как-то «обмениваться» своими ресурсами, а следовательно, сотрудничать. Эта тенденция прослеживается уже сегодня. Так, Дж. Най отмечает, что в силовой сфере США доминируют. Однако уже в экономике существуют три основных центра: США, Западная Европа и Япония³⁶. Еще большее разнообразие возникает в сфере культуры и идеологии. По-видимому, такую конкуренцию следует ожидать в большем масштабе и по более широкому спекту вопросов, что означает выстраивание отношений по типу торговых, в том числе, с разработкой различных регуляторов, не позволяющих допускать перекосы.

Происходящие процессы плохо согласуется с идеей полюсности современного мира. «Полюсы» распределяются по сферам и по акторам (не только по государствам, как представляют неореалисты), что означает их размывание, а сама система межгосударственных отношений все сильнее растворяется в политической системе мира.

Кстати, эту проблему, похоже, хорошо уловили в Китае, в том числе, и на официальном уровне, где сейчас подчеркивают, что выдвинутая еще в 1990-х гг. прошлого столетия в ответ на унилетерализм США идея многополюсности (многополярности) мира была важным интеллектуальным вкладом. Вместе с тем, в настоящее время в большей степени внимание уделяется не столько многополюсности мира, сколько многосторонности в международных отношениях. Начиная с 2006 г. разрабатывается концепция формирования гармоничного мира, которая не отрицает, а скорее продолжает идеи, выдвинутые ранее. При этом она позволяет делать акцент не на конкуренции между крупными странами и столкновении полюсов, что, несомненно, существует и на что в значительной степени направлено внимание в концепции многополярности, а на сотрудничество. Кроме того, она дает возможность малым странам, которые с очевидностью не являются полюсами, но которых большинство, не чувствовать себя отстраненными от международной проблематики и открывает для них возможности поиска своей «ниши» в международных делах. Если продолжить эту логику дальше, то и негосударственные транснациональные акторы также могут быть включены в этот процесс.

Таким образом, изучение государств-лидеров в рамках системы межгосударственных отношений, т.е. реалистской парадигмы оказывается недостаточным для понимания современных политических отношений в мире, поскольку слишком многое остается вне рамок исследовательского фокуса, в частности, это:

1) государства, которые не являются лидерами сегодня, но, во-первых, не ясно, что в такой ситуации будут предпринимать, а во-вторых, не исключено, что завтра станут лидерами. Интересно, что буквально лет 10-15 назад (что в историческом масштабе крайне мало) внимание было привлечено к «азиатским тиграм» как к государствам, развивающимся очень быстрыми темпами, сегодня оно переключено на Китай, Индию, Бразилию;

2) расслоение областей, которые обеспечивают лидерство, что позволяет тому или иному государству сделать резкий прорыв. В прошлом такой прорыв удалось, например, совершить Японии за счет развития электроники, в будущем – это могут быть биотехнологии, или, возможно, сферы, связанные с внедрение нанотехнологий. Не исключено, что сегодня мы вообще не можем назвать сферу, которая в ближайшее время окажется главной. В связи с этим особый интерес представляют работы английской исследовательницы С. Стрэндж. Она уверена, что будущее определят не армии или ресурсы, а то, насколько участник международного взаимодействия окажется влиятельным при определении новых «правил игры», т.е. тех норм и принципов, на основе которых будет строиться взаимодействие;

3) деятельность негосударственных транснациональных акторов.

Почему реалисты, для которых внешняя политика страны выступает центральным фокусом анализа, фактически «не видят» большую часть государств? Ответ реалистов на этот вопрос следует искать в той же плоскости, что их ответы и на другие вопросы, в частности, о роли негосударственных акторов на мировой арене – все эти участники, разумеется, существуют, но их деятельность, в понимании реалистов, мало значима.

Другая традиция, разрабатывается не специалистами в области международных отношений, как предыдущая, а политологами. В рамках этой традиции изучается внешняя политика государства как в общетеоретическом плане, так и в сравнительном. Однако если специалистов в области международных отношений интересует вопрос о том, что происходит на международной арене в связи с реализацией тем или иным государством своей внешней политики, то сравнительных политологов в большей степени волнуют вопросы механизмов формирования внешней политики, ее связи с внутренней политикой и т.п.³⁷. В целом, надо отметить, и здесь далеко не все государства изучаются. Обычно проводится сравнение формирования и реализации внешней политики ведущими государствами, развивающимися странами и переходными государствами. В отечественной науке это направление не получило большого развития. Лишь отдельные работы выполнены в его русле³⁸.

Следующее направление исследований, хотя значительно менее распространенное, чем реалистское или политологическое, заключается в том, чтобы попытаться представить все многообразие современных государств с их внешними политиками через большое количество данных. Его, например, избрал коллектив авторов под руководством А.Ю. Мельвиля, поставив перед собой задачу составления политического Атласа современности³⁹. Авторы работы, используя математические средства, построили Атлас – представляющий собой совокупность различных государств, которые можно сравнивать по различным параметрам. Однако сложность возникает при ответе на вопрос, от чего зависит внешняя политика: исследователь оказывается в рамках старой проблемы, связанной с дихотомией объективных и субъективных факторов.

Представители конструктивистского направления, попытавшиеся примирить реалистов и либералов, а также преодолеть дихотомию объективных и субъективных факторов обратили внимание на идею развития. Внешняя политика рассматривается ими как развивающаяся и меняющаяся, в результате чего вчерашние субъективные факторы могут стать сегодня объективными за счет самой деятельности и порождаемой ею продуктов.

Представляется важным наметить и еще один возможный путь изучения современных государств и их внешних политик, который пока не получил должного развития. Этот путь, в отличие от предыдущего, изначально предполагает наличие некоей «картины мира», Но эта «картина мира» принципиально иная, чем у реалистов. Суть ее заключается в том, что в конце ХХ в. произошли изменения, затронувшие основы политической системы (в этом совпадения с неолиберальной точкой зрения):

1) Распад колониальной системы и превращение Вестфальской политической системы в глобальную;

2) Активный выход на мировую арену негосударственных акторов;

3) Развитие научно-технической сферы, что позволяет небольшим государствам и даже группе людей нанести такой ущерб, который раньше был под силу только ведущему государству⁴⁰.

Результатом этих изменений стало резкая диверсификация политических явлений и процессов, быстрая их смена, многослойность и т.п., что получило описание в литературе в терминах усиления неопределенности, непредсказуемости, неожиданности и т.д. В этих условиях концентрация внимания только на нескольких государствах, пусть и важнейших, как делают реалисты, оказывается, по крайней мере, недальновидной и не менее заслуживает критики, чем позиция, например, неолибералов, «забывших» о государстве за множеством других проблем.

Что же собой представляет внешняя политика большей части государств земного шара? Как они себя видят на мировой арене? Какие существуют «типы внешних политик» не только стран-лидеров⁴¹, или государств, выступающих в роли «хулиганов», но и остального большинства стран, внешняя политика которых в значительной мере оказывается «в тени». Даже самый предварительный анализ показывает, что за внешне порой схожей линией поведения на мировой арене этих стран скрываются совершенно разные мотивы, стратегии, возможности и т.д., начиная от отсутствия необходимых структур и ресурсов, в случае, например, несостоявшихся государств, заканчивая определенной долгосрочной или среднесрочной стратегией. Так, государство Андорра мало известно своей внешней политикой, но это не мешает ему быть популярным курортом, открытом для туристов со всего мира и тем самым влияющим на международные процессы.

В то же время негосударственные акторы по силе своего влияния на мировую политику оказываются порой сравнимыми с ведущими государствами. Классическим примером здесь могут служить террористические акты «Аль-Каиды», которые привели, в том числе, и к изменению Концепции национальной безопасности лидера современного мира – США. Конечно, сравнение внешнего влияния любого негосударственного актора с внешней политикой государства, строго говоря, неправомерно, поскольку имеет совершенно иную правовую основу. Тем не менее, по силе влияния, по вектору воздействия и ряду других показателей эти явления сопоставимы.

Сказанное означает, что и внешняя политика всех государств (не только «избранных»), и внешнее воздействие (влияние) негосударственных акторов требует изучения и осмысления. На первых порах необходимо выявить, по крайней мере, основные варианты этих внешнеполитических и внешних воздействий, поскольку накладываясь друг на друга, они могут создавать сильный кумулятивный эффект.

Таким образом, если еще до середины ХХ века было достаточным рассмотреть внешнюю политику ведущих государств, чтобы определить основные политические тенденции развития, то сегодня требуется включить в анализ внешнюю политику всех государств, а также деятельность негосударственных акторов. Пока, к сожалению, ни те, ни другие исследования практически не проводятся.

Возникает проблема и средств осуществления внешней политики. Последнее время этот вопрос активно обсуждается в терминах, предложенных Дж. Наем⁴². Взяв из компьютерной сферы разделение на «программное обеспечение» (software) и детали компьютера, его «железо» (hardware), Дж. Най предложил провести аналогичное разделение внешнеполитических средств государства. Любое военное и экономическе воздействие во внешней политике рассматриваются им как «жесткая» сила, в то время как действия, направленные на то, чтобы сделать привлекательным для другого свои ценности, образ жизни, политику и т.п. представляют собой «мягкую», или «гибкую» силу. Дж. Най определяет «мягкую» силу как «умение убедить других желать того же, чего желаешь ты или как метод осуществления власти путем вовлечения другого в деятельность»⁴³. Во внешней политике США, как пишет Най, слишком большой перевес в сторону методов «жесткой силы», в то время, как «мягкая» сила используется недостаточно.

Подход к внешней политике Дж. Ная получил большой резонанс в США и в других странах мира. Часть экспертного сообщества поддержали Дж. Ная, увидев в его идеях возможность избежать силового давления, другая – напротив, фактически обвинила в навязывании своей воли более силтн, только более изощренными методами, которые, впрочем, были известны и ранее⁴⁴. Такая двойственность в оценке не случайна. Безусловно, силовое давление, особенно применение военной силы вряд ли можно приветствовать на мировой арене. В то же время «мягкая» сила в том виде, как ее понимает Дж. Най, означает своего рода «монолог» государства, но никак не диалог с другими. Точнее по своей форме «мягкая» сила реализуется в общении, которое предполагает использование неофициальной (публичной) дипломатии, работу с теми, кто придерживается умеренных позиций. Но это общение фактически однонаправленное, а потому по своей сути является монологом.

Принципиально иное понимание диалога содержится в работах М.Бахтина. Для него диалог выступает прежде всего как взаимовлияние и взаимоизменения участникв. М.Бахтин пишет: «Утвердить чужое «я» не как объект, а как другой субъект – таков принцип мировоззрения Достоевского»⁴⁵. Применительно к мировой политике различные технологии «мягкой» и «жесткой» силы являются манипулятивными технологиями, в то время как диалог предполагает взаимное развитие.

Еще одна проблема возникает при применении «мягкой силы». Используя военные и экономические рычаги, можно достичь очень многого и за относительно короткий срок. Такое невозможно с помощью мягкой силы. Чтобы сделать нечто привлекательным, нередко необходимо потратить в несколько раз больше сил и времени, чем при использовании средств «жесткой мощи». При этом продолжительность «политической жизни» ограничена, особенно в демократических странах, где существуют предельно допустимые сроки нахождения у власти. Политический деятель, который начал программу с использованием «мягкой силы» вряд ли увидит свой результат, находясь во власти. Весьма вероятно, что на это не хватит и жизни: на серьезные изменения в ценностях, установках, а именно это должно меняться, чтобы произошла переоценка, требуется смена поколений.

Существует, конечно, и другая сторона вопроса, афористично сформулированная Наполеоном: «на штыках можно прийти к власти, но усидеть на них нельзя». Но здесь вновь вмешивается фактор времени: скорее всего, со всеми предстоящими проблемами придется иметь дело уже следующему политическому деятелю, который придет на смену. В результате в политике всегда возникает искушение попытаться решить ту или иную внешнеполитическую проблему сегодня, а не завтра, а поэтому средства выбираются из арсенала «жесткой власти».

А.Н. Литвин