Глава 3. Перекрестки культур и культура перекрестков (Формирование личности посредством информативно-регуляторских текстов)
Из названия книги очевидно, что вся она посвящена межкультурной коммуникации, то есть перекресткам культур. Этот раздел не исключение. Но главное в нем — не перекрестки культур, а культура перекрестков. Помимо звонкого названия главы (хотя и отнюдь не оригинального: после «Грамматики поэзии и поэзии грамматики» Р. Якобсона эта модель неоднократно обыгрывалась), словосочетание культура перекрестков привлекает внимание к той сфере взаимодействия языка и культуры, которая удивительно мало исследована, хотя ее влияние на формирование «человека общественного» трудно переоценить.
Эта сфера представлена различными словесными указаниями, которые окружают человека в так называемом цивилизованном обществе в абсолютно непреложной прогрессии: чем выше «цивилизованность», тем больше слов.
В этой связи вспоминаются два высказывания. Одно — это первая строчка из неопубликованного стихотворения моего друга юности Алика Карельского (доктор филологических наук, профессор Альберт Викторович Карельский, литературный критик, переводчик, поэт, безвременно скончался в 1994 году):
«Человека всегда окружают слова: Иногда — как смола, иногда — как трава».
Второе — изречение классика немецкой литературы Э. Т. А. Гофмана: «Чем больше культуры, тем меньше свободы» («Je mehr Kultur, desto weniger Freiheit»).
Так вот: человека всегда окружают слова, и чем больше слов, тем меньше свободы, но больше культуры. Слова и тексты, окружающие нас, все эти бесчисленные объявления, указатели, призывы, инструкции, постеры, плакаты не только регулируют наше поведение, определяют
229
каждый наш шаг, не только информируют, запрещают, разрешают, побуждают, предостерегают, просят, пугают, спасают и обнадеживают, но и определяют наш образ жизни, культуру, менталитет, национальный характер, то есть формируют как определенный социальный мир, так и нас как личность, представляющую этот мир.
Действительно, наша общественная жизнь, наше общественное поведение и наш социальный «имидж» (как сейчас принято по-русски выражаться) в огромной, не осознаваемой нами до конца степени определяются словесными правилами, которые говорят нам, что надо и что не надо делать в данном месте в данное время.
Таким образом, культура перекрестков — это метафора, раскрывающая культурное воздействие информативно-регуляторской лексики на человека.
Этот слой языка чрезвычайно велик и разнообразен («чем больше культуры...»), поэтому в данной работе некоторые его виды будут лишь упомянуты — для полноты картины и для привлечения к ним внимания. На других можно будет остановиться подробно.
§2. Названия улиц
1 A. Sinyavsky. Soviet Civilization. A Cultural History. New York, 1988, p. 190-196.
Итак, вы стоите на перекрестке. Первое, что вы увидите, — это названия перекрещивающихся улиц.
Культурологическая семантика названий улиц и их влияние на формирование культурного фона и мировоззрения человека достаточно изучены специалистами по топонимике и настолько очевидны, что этот вопрос можно подробно не обсуждать. Остановимся на нем кратко.
История России в XX веке дает прекрасные (с точки зрения лингвистической) и одновременно отвратительные (в плане культуры, этики, морали) примеры в этой сфере. Революция 1917 года переименовала, по словам А. Синявского, весь мир: глава о советском языке в его книге имеет именно такой подзаголовок: «Переименованный мир» — «The Renamed World» 1. Переименовывались города, области и, конечно, улицы.
Улицы получали названия, знаменующие события или реалии новой жизни, в первую очередь увековечивающие деятелей и героев револю-
ции — как русской, так и других народов. В результате сложился некий «обязательный набор» для населенных пунктов СССР: центральная улица в абсолютном большинстве городов и поселений всех размеров — это улица Ленина. Центральная площадь — тоже, как правило, Ленина (и с памятником в центре), но возможны были и героически-возвышенные варианты: площадь Свободы, Победы. В каждом городе были (а во многих есть и сейчас) переименованные в первые годы советской власти улицы Розы Люксембург, Карла Либкнехта, Урицкого, Маркса, Энгельса, иногда Маркса-Энгельса, Красноармейская, Советская.
По этому поводу было немало шуток: «Большая Пионерская, бывшая Малая Дворянская», «тупик X партсъезда». Помню всеобщую негативную реакцию, когда в 1967 году Манежную площадь в Москве переименовали в площадь 50-летия Октября.
Перестройка, то есть 90-е годы нашего века, вызвала пере-переименования: иногда восстановление старых названий (в том числе «Лубянка», приобретшая в советское время отрицательные коннотации: КГБ почему-то ассоциировалось с Лубянкой, а не с площадью Дзержинского), иногда введение новых.
Оба процесса — и переименования, и пере-переименования — несут значительную культурно-идеологическую нагрузку и, несомненно, создают определенный культурно-идеологический мир, определенную систему ценностей для тех поколений, которые приходят в этот мир без груза прошлых названий и, соответственно, прошлых миров и систем.
Процессы переименования интернациональны, не одна Россия грешит ими. Краткий визит на интереснейшую лингвистическую конференцию в Салоники дал следующий материал переименований, имевших место после провозглашения Греции республикой. Центральные улицы Салоников называются:Ethnikis aminis — Национальной обороны (бывшая улица Королевы Софии), Ethnikis anoistasseos — Национального сопротивления, Angelaki — по имени военного генерала, Nikis — Победы, Tritis Septemvriou — Третьего сентября, Leoforos Stratou — Проспект Армии. В целом же названия улиц в Салониках увековечивают имена святых, деятелей и героев Древней Греции и Византии, события и героев борьбы за независимость Греции.
Интересный материал дают названия улиц в США. Эта уникальная по своей истории и по своему происхождению страна не росла постепенно и не складывалась в течение многих сотен лет естественным путем. Европейские, азиатские и подавляющее большинство других стран росли в войнах, захватах, потерях, а потому стихийно и хаотично. США, в отличие от них, были построены (за какие-то двести с небольшим лет) людьми, которые приехали в Америку в поисках лучшей жизни, чем та, которую они оставили на родине. Отверженные, обиженные, разочаровавшиеся, они поехали за «американской мечтой», поехали строить более Разумный, доброжелательный, справедливый и прекрасный мир, чем тот, Который их отверг, обидел, разочаровал. Вот почему названия улиц в Америке или 1) нарочито рациональны и прагматичны: пронумерован-
ные «стриты» и «авеню», как параллели и меридианы, сразу указывают на местоположение в мегаполисе; или 2) приятны на слух, поэтичны, привлекательны: Cherry Creek [Вишневый ручей]; Cherry Hill [Вишневый холм]; Birch Grove [Березовая роща]; Myrtle Ave [Миртовая авеню]; Cliffside Park [Скалистый парк]; Sunset Boulevard [бульвар Закатов] и т. п.
Вспоминается эпизод из нашей относительно недавней действительности. Под Новосибирском построили Академгородок — город ученых, интеллигентов, интеллектуалов (представляющих почти исключительно естественные, точные и технические науки). Эти романтики-идеалисты решили, что им все можно, и назвали главную улицу Академгородка красиво и необычно: Золотая Долина (сразу вспомнилась Солнечная Долина в Америке с ее серенадами и т. п.). Но это было советское время с его жесткой идеологией, порядком, своей системой ценностей. Поступило указание: переименовать главную улицу в ул. Ленина, как положено. Разразился скандал. Физики-математики бурно протестовали и отстояли Золотую Долину, но в несколько изуродованном виде. Компромисс, на который согласились официальные круги Новосибирска и жители Академгородка, выглядел и звучал неуклюже и громоздко: улица Золотодолинская (ср.: Красноармейская, Крестовоздвижвнская).
Достарыңызбен бөлісу: |