светом, горячей и холодной водой,
сокращении рабочей недели, — ни о
чем подобном теперь уже и речи не было. Наполеон заклеймил подобные
излишества, сказал, что они противоречат духу скотизма. Работать не щадя
сил и жить скромно — вот в чем истинное счастье, говорил Наполеон.
Хотя Скотный Двор богател, создавалось такое впечатление, что
животные не становились богаче, за исключением, конечно, псов и свиней.
Отчасти это, наверное, объяснялось тем, что уж очень много и тех и других
развелось на ферме. И не скажешь, чтобы они не работали, на свой,
конечно, лад. Руководство работой и ее организация требуют огромной
затраты труда, втолковывал животным Стукач.
Работа эта по преимуществу
была такого рода, что никто, кроме свиней, по темноте своей не понимал
ее значения. Например, Стукач объяснил животным, что свиньи ежедневно
кладут много сил на составление малопонятных штуковин, которые
называются «данные», «отчеты», «протоколы» и «докладные». Это были
большие листы бумаги. Они убористо исписывались, после чего
отправлялись в топку. На них, утверждал Стукач,
зиждется благополучие
Скотного Двора. Однако ни свиньи, ни псы своим трудом прокормить себя
не могли, а вон их сколько развелось, да и на аппетит они не жаловались.
Что же до остальных животных, их жизнь, насколько они понимали,
какой была, такой и осталась. Они вечно недоедали, спали на соломе,
ходили на водопой к пруду, работали в поле, зимой страдали от холода,
летом — от мух. Порой те, кто постарше,
рылись в слабеющей памяти,
пытаясь вспомнить, лучше или хуже им жилось сразу после восстания,
когда они только что прогнали Джонса. И не могли вспомнить. Им не с чем
было сравнивать сегодняшнюю жизнь, не по чему судить, кроме столбцов
цифр, которые зачитывал Стукач, а они неизменно доказывали: жить стало
лучше. Животные убедились, что им не докопаться до сути, к тому же у них
не хватало времени на размышления. Только старенький Вениамин
настаивал, что помнит всю свою долгую жизнь до мельчайших деталей и
знает: им
никогда не жилось ни лучше, ни хуже — голод, непосильный
труд и обманутые ожидания, таков, говорил он, нерушимый закон жизни.
И все же животные не оставляли надежды. Более того, они ни на
минуту не забывали, что им выпала честь быть гражданами Скотного
Двора. Ведь другой такой фермы, которая и принадлежит животным, и
управляется ими, нет во всей стране, и в какой стране — в Англии! Все без
исключения животные, даже самые молодые,
даже новички, привезенные с
ферм за пятнадцать, за двадцать километров, не могли этому надивиться. И
когда раздавался ружейный залп, а на флагштоке реял зеленый флаг, сердца
их преисполняла непреходящая гордость, и, о чем бы ни шла речь, они