Словарь религий, обрядов и верований

Си-ван-му, мать Фей, подарила императору У-ди из династии Хань (202 до н.э. — 220 н.э.) четыре благоухающих персика, которые созревают каждые три тысячи лет. Персики иногда являются символом Бессмертных, почитаемых наряду с Совершенными (Чэнь Жэнь) и Священными (Шэнь). Они утоляют жажду небесным вином (тэнь-чинь), ходят по воздуху и летают, оседлав ветер. Порой они создают видимость своей смерти, но если открыть их гроб, то вместо тела там будет лежать какой-нибудь символический предмет.

Позднее в даосизме будут переосмыслены некоторые представления об обожествленных людях — вечных символах Пути и гарантах его успешного преодоления. Под влиянием буддизма Бессмертные образуют небесную иерархию. Однако в силу другой традиции они продолжают жить на ставших объектом паломничества Пяти Священных Горах, из которых самой значительной является Тайшань в Шаньдуне. Заветная мечта даоса состоит в том, чтобы присоединиться к Бессмертным на Западной Горе Куньлунь, счастливой земле, где царствует летающая на гусях и драконах Си-ван-му; вкусить от дарующего бессмертие растения и утолить жажду из Синей реки, за пределами которой находится потусторонний мир — совсем как Ахеронт из платоновского мифа (Федон). Гора и Небесные Пещеры, светящиеся изнутри собственным светом, подобно подземелью из «Путешествия в центр Земли» Жюля Верна, представляют собой фантастический мир, куда при помощи амулетов и магических заклятий проникает даос в поисках наркотика, эликсира, универсальной панацеи. Проникнув в Гору, он проникает в самого себя и обретает ту легкость существа, которая делает его невесомым. Освободившись от всех социолингвистических условностей, он изменяет душу таким образом, чтобы изгнать все усвоенные прежде привычки и обязательства. Подобно Чжуан-цзы, он видит во сне, будто стал бабочкой, и, проснувшись, спрашивает себя, ему ли приснилось, что он бабочка или, напротив, бабочке приснилось, что она — Чжуан-цзы. Мир предстает ирреальным созданием из грез, где приснившиеся существа порождают спящего подобно тому, как руки Эшера рисуют самих себя, чтобы получить возможность рисовать.

9.3. Концепция легкости существа, отвергающего тяжкие обязанности по отношению к государству, явно противоречила конфуцианству, получившему статус официальной идеологии в эпоху династии Хань и сохранявшему свои позиции вплоть до 1911 г. После проникновения буддизма в Китай (см. 6.8), начинается борьба Трех Учений за сердца верующих. В этой битве порой будут использоваться крайне жестокие методы, особенно к концу династии Тан (618–907), когда самой могущественной окажется наиболее гонимая религия — буддизм (см. 6.8). С появлением буддизма даосизм испытывает комплекс неполноценности. С одной стороны, он подвергается давлению конфуцианства, требующего отказаться от оккультных ритуалов и народных богов — с другой, ощущает интеллектуальное превосходство буддизма, которому ничего не может противопоставить. Однако нам уже известно, что в невесомости даосского существа заключены ферменты утопии и мятежа. Лишь очень мощная структура способна сдержать его, и такая организация, подчиненная Небесному Наставнику, появляется после падения династии Хань (220 г. н.э.)²³ и, сохранившись до настоящего времени, по-прежнему стремится доказать свою лояльность государству.

Даже если согласиться с Джудит Берлинг, утверждающей в своей работе «Синкретическая религия Линь Чжаоэня» («The Syncretic Religion of Lin Chao-en, 1980), что примерно с XI в. религиозную жизнь китайцев определяет синтез Трех Учений, это отнюдь не означает, что отношения между даосизмом, конфуцианством и буддизмом были мирными в политическом плане. Императоры, благоволившие к буддизму, как правило, подвергают гонениям даосизм, и наоборот. Лишь под влиянием буддизма даосы принимают путь монастырского служения. С 666 по 1911 гг. их смешанные монастыри субсидируются государством; вполне возможно, что древние сексуальные обряды, практикуемые в даосских общинах, отчасти сохраняются и в монастырский период, несмотря на исповедуемые монахами правила буддийской морали. Но монастырское движение никогда не имело в даосизме такого влияния, как в буддизме. Зато императорский двор охотно воспринял универсальную концепцию, сложный и тщательно разработанный ритуал, оккультные обряды и магические заклятия даосизма.

В эпоху Мин (1368–1644) конфуцианский мыслитель Линь Чжаоэнь (1517–1598) провозглашает единство Трех Учений и создает их синтез, в котором важная роль отведена даосским приемам внутренней алхимии.

Даосизм имеет многочисленных приверженцев и в наши дни. Ценные сведения о современных ритуалах на Тайване приводятся в двух недавних работах: о скончавшемся в 1976 г. Чжуан-чэне из Синь-чжу (Michael Saso. «The Teaching of Taoist Master Chuang», 1978) и о Чэнь Жуншене из Тайнана (John Lagerwey. «Taoist Ritual in Chinese Society and History», 1987).

Напротив, такие технические приемы, как тай-си или эмбриональное дыхание, включающее в себя все более продолжительную остановку дыхания или апноэ (как в пранаяме йогов), и фан-чжун или «искусство спальной комнаты», включающее в себя блокировку семенного канала с целью помешать эякуляции, будут успешно развиваться до тех пор, пока не навлекут на себя гонения со стороны конфуцианского пуританизма. В обоих случаях ставится задача достичь бессмертия, и в обоих случаях запасы (дыхательные в тай-си и семенные в фан-чжун) распределяются таким образом, чтобы сохранить в неприкосновенности или увеличить жизненный ресурс. В своей работе «Сексуальная жизнь в древнем Китае» («Vie sexuelle en Chine ancienne», 1961) Роберт ван Гулик высказывает предположение, что конфуцианская знать охотно применяла технику фан-чжун — не в силу приверженности к даосской идеологии, а по причине полигамных браков, возлагавших на мужчину такие сексуальные обязательства, которые он был не в состоянии исполнять. В народных сказаниях часто фигурирует «сексуальный вампиризм», лежащий в основе многих китайских верований. Обычно его практикуют женщины, однако он может пойти на пользу мужчине или обоим партнерам, желающим достичь омоложения.

Целью даосской алхимии является создание эликсира бессмертия. Во внешней среде он выступает в качестве субстанции, пригодной для питья; во внутренней алхимии (нэй дань), зародившейся в эпоху династии Тан (618–907), он представляет собой тот самый жизненный ресурс, который даосы стремятся вычленить, сохранить и приумножить посредством всех вышеописанных приемов. В алхимии имеется своя терминология, но в результате получается то же самое, к чему стремятся эмбриональное дыхание и фан-чжун: при помощи нэй дань золотистый эликсир поднимается в мозг и оттуда попадает в рот. Проглоченный эликсир становится Священным Зародышем, который после шестимесячного вынашивания преображает даоса в Земного Бессмертного. После девяти лет исполнения обрядов формирование Бессмертного завершается. Классическими трудами по внутренней алхимии являются сборники Дао шу («Стержень дао», ок. 1140 г.) и Сючэнь Ши-шу («Десять писаний о культуре совершенства», после 1200 г.). Наставнику Чжуану с острова Тайвань были известны секреты нэй дань, равно как и тайны даосской магии, включающей в себя обращения к духам звезд, очень похожие на заклинания Агриппы Неттесгеймского (XVI в.) и популярные в эпоху Ренессанса руководства по магии. Наставник Чжуан, зная имена и внешний облик этих духов, мог бы потребовать от них исполнения самых невероятных своих желаний, однако ему достаточно того, что они почитают небесный Дао. Наставник Чжуан применял также чрезвычайно распространенную в эпоху Сун (960–1279) Магию Грома, которая и в самом деле является одной из форм внутренней алхимии.

9.5. Библиография. Общие сведения: D.S.Nivison, Chinese Philosophy, in ER 3, 245–57; D.L.Overmyer, Chinese Religion: An Overview, in ER 3, 257–89; A.P.Cohen, Popular Religion, in ER 3, 289–96; N.J.Girardot, Mythic Themes, in ER 3, 296–305, Hsien, in ER 6, 475–7 и History of Study, in ER 3, 312–23; Wing-Tsit Chan, Religion and philosophical Texts, in ER 3, 305–12; L.G.Thompson, Chinese Religious Year, in ER 3, 323–28; D.S.Nivison, Tao & Те, in ER 14, 283–86; F.Baldrian, Taoism: An Overview, in ER 14, 288–306; J.Lagerwey, The Taoist Religious Community, in ER 14, 306–17; J.Magee Boltz, Taoist Literature, in ER 14, 317–29; T.H.Barrett, History of Study, in ER 14, 329–32.

Классическими трудами по даосизму по-прежнему являются две работы: Henri Maspero, Taoïsme, Paris 1971; Max Kaltenmark, Lao Tseu et le Taoïsme, Paris 1965. Лучшая книга по китайской алхимии: Joseph Needham, Science and Civilization in China, 5 vol., Cambridge 1954–1983.

Среди недавних работ отметим следующие: Michael Saso, The Teachings of Taoist Master Chuang, New Haven 1978; Isabelle Robinet, Méditation taoiste, Paris 1979; Judith A.Berling, The Syncretic Religion of Lin Chao-en, New York l980; Kristofer Schipper, Corps taoiste, Paris 1982; Michel Strickmann (ed.), Tantric and Taoist Studies in Honor of R.A.Stein, 2 vol., Bruxelles 1983; F.Baldrian-Hussein, Procédés secrets du Joyau magique: Traiteé d’alchimie taoïste du onziéme siècte, Paris 1984; Judith Magee Boltz, A Survey of Taoist Literature, Xth to XVIIth centuries, Berkeley 1986; John Lagerwey, Taoist Ritual in Chinese Society and History, New York 1987.

10. ДЖАЙНИЗМ

10.0. Название джайнизм происходит от слова Джина («Победитель») — прозвища, полученного основателем религии.

10.1. Источники. Литература джайнов огромна. Она разделяется на две части в соответствии с двумя джайнскими традициями или «сектами»: Дигамбары («одетые небом»²⁴, т.е. «обнаженные») и Шветамбары («одетые в белое»). Канонический свод Шветамбаров, разделенный на шесть частей, состоит из нескольких десятков трактатов, самые древние из которых написаны на пракрите (языке основателя), остальные — на санскрите. Дигамбары особенно отличаются в составлении систематизирующих трактатов (пракараны), самые древние из которых восходят к I в. н.э.

10.2. Основателем джайнизма является Махавира («Великий Герой»), Он был современником Будды, и его настоящее имя — Вардхамана («Процветающий»). Мифическая биография основателя занимает центральное место в традиции шветамбаров. Она была трансформирована в соответствии с индийской парадигмой божественного персонажа (махапуруша). Зачатый в Бихаре в семье брахманов плод якобы был затем перемещен богом Индрой в лоно принцессы Тришала, чтобы ребенок появился на свет в царской семье. О чудесном рождении мать была предупреждена посредством четырнадцати или шестнадцати вещих снов. Юный принц, которому не терпелось покинуть материнское чрево ради совершения подвигов, был воспитан по религиозным заветам Паршвы, получившего в джайнской традиции титул двадцать третьего тиртханкара, что означает «создатель брода (для тех, кто проходит через воды)» — это почти полная аналогия слова понтифик (pontifex — «строитель мостов»).

Сам Махавира представляет собой двадцать четвертого тиртханкара. Подобно Будде, чью биографию Махавира, впрочем, повторяет, основатель, по данным некоторым источников, имел жену и дочь, муж которой будто бы несет главную ответственность за раскол джайнизма. В любом случае, после смерти родителей, в возрасте тридцати лет Вардхамана оставляет свой дом и присоединяется к эксцентричным шраманам, практиковавшим самые разнообразные и часто показные формы аскезы. Они ходили обнаженными и исповедовали пять правил, которые впоследствии станут пятью Великими Зароками (махавратами) джайнского монаха: не убивать, не произносить лживых слов, не воровать, не иметь сексуальных сношений и не собирать ценности бренного мира. Более двенадцати лет провел Махавира на тяжком пути аскетизма. Озарение снизошло на него под деревом шала²⁵, летней ночью, на берегу реки. Он постиг все сущее (обрел Совершенное Познание — кеваладжняна) в прошлом, настоящем и будущем всех миров. Это состояние, называемое кевалин, полностью соответствует буддистскому понятию архат. Но в джайнизме одно течение исходит из того, что кевалин не зависит от отправлений человеческого тела, а другое утверждает, что это позволяет только возвыситься над нечистотой, связанной с процессом этих отправлений (пищеварение, выделения и т.д.). Обретя Совершенное Знание, Джина стал возвещать истину окружающим и основал сообщество джайнов, в которое входили священники и миряне обоего пола. Согласно традиции, он перешел в «нирвану» в возрасте семидесяти двух лет (мистическая нумерология: 2³ x 3²) в 527 г. до н.э. (вероятно, следует предпочесть другую дату — 467 г. до н.э.). Подобно тому, как учение Будды можно резюмировать в формулах Восьмеричного Пути, каждая из которых начинается со слова самьяг- («правильно»), учение Джайны реализуется в Трех Жемчужинах (Триратна): Правильного Видения (самьягдаршана), Правильного Знания (самьягджняна), Правильного Поведения (самьягчаритра).

Подобно традиционному индуизму и некоторым буддийским школам, джайнизм исходит из идеи реинкарнации живой части (джива) человеческого существа в любой одухотворенной среде: это происходит под влиянием «кармического тела», появившегося в результате предыдущих превращений. Достигший озарения джайна стремится замедлить этот естественный процесс посредством постоянного воздействия (самвара)²⁷, что предполагает ежесекундное соблюдение длиннейшего перечня духовных, словесных и телесных запретов, а также полное подчинение тяготам монашеской жизни. Этический дуализм джайнской доктрины не только разрешает, но и рекомендует самоубийство посредством поста (саллекхана). При этом доведенное до крайности пренебрежение к собственной жизни уравновешивается самой трепетной заботой по отношению к другим живым существам. Ибо джайны обязаны оберегать всякую жизнь, даже если речь идет о блохе или муравье — поэтому они не только практикуют строжайшее вегетарианство (которое доходит до стерилизации воды), но прилагают максимум усилий, чтобы не нанести ущерба любому живому существу. Монахи, например, никогда не едят ночью из опасения нечаянно проглотить какую-нибудь мошку.

Только посредством сложной системы аскезы (тапас), принятой в монашеском сообществе (ниргрантха) можно достичь самвары. Когда же самвара монаха приводит к освобождению от уз кармы, он достигает степени идеального совершенства (сиддхи).

Хотя джайнская космология стоит на очень прочном фундаменте, в ней используются традиционные брахманические понятия — подобно тому, как в мифической биографии Махавиры используются жизнеописания других Махапурушей, Великих Героев Индии.

Традиционно признавалось существование двух форм или типов религиозного дуализма: радикального дуализма, исходящего из существования двух извечных начал, ответственных за нынешнее состояние твари, и умеренного или монархианского дуализма. Последний не ставит под сомнение единовластия верховного Творца, поскольку второе начало проявляется позднее и происходит, говоря в общем, от ошибки в системе, запущенной первым началом.

Революционность гностицизма на фоне идей своей эпохи состоит в том, что он отрицает два принципа, утверждаемых как Библией, так и Платоном. Это экосистемный принцип, согласно которому мир был создан благой и разумной действующей причиной, и антропный принцип, утверждающий, что мир был создан для живущих в нем людей, а люди — для этого мира. Гностицизм, напротив, говорит, что творец мира был невежда, что мир, следовательно, плох и что человек возвышен над миром, дабы уловить искру разума, исходящую от далекого благого Отца божественных поколений. Цель же гностика — вырваться из космоса.

Чаще всего гностицизм пользуется христианскими материалами, а его спасителя зовут обычно Иисус Христос. Его роль — открыть посвященному существование плененной в его душе искры вечного гнозиса, что поможет тому вернуться на свою сверхкосмическую родину. У Иисуса Христа вообще не было реального тела (докетическая христология), поэтому он не мог реально страдать и умереть на кресте. Этот мотив трактуется весьма различно. В некоторых версиях распят был кто-то другой (например, Симон Кириенянин), а настоящий спаситель, смеясь, стоял за крестом. Конечно, насмешка Христа над намерениями демиурга и его присных — черта не евангельская.