ГЛАВА LXX АЛЬ-МУТАМИД И ЕГО БРАТ АЛЬ-МУВАФФАК

С ЭТОГО момента мы неожиданно начинаем видеть халифат в более благоприятном свете, с совершенно ясной перспективою возвращения его былой мощи и процветания. И перспективе этой суждено будет сохраняться до конца столетия. Пример бесстрашия в делах, данный нам Аль-Мухтади, каким бы печальным ни был его конец, а также череда последовавших за ним способных правителей, без сомнения, оказывает здесь свое влияние. Но главной причиною этого мимолетного расцвета явилось все же возвращение двора в восемьсот девяносто втором году от рождества Христова в Багдад,¹ где, заручившись поддержкою местного населения, халифам оказалось легче избегать произвола и пагубного воздействия тюркской солдатни. В то же время, там стало возможным привнести в процессы управления западные элементы — для того, чтобы сбалансировать влияние Востока. Как бы то ни было, во время царствования последующих трех халифов не было рецидивов постыдных попыток нападений на личность властителя правоверных, из-за которых прежний самаррский двор сделался притчею во языцех.

После свержения Аль-Мухтади, ведущие придворные освободили находившегося в заточении в Самарре старшего сына Аль-Мутаваккиля и провозгласили его халифом под именем «Аль-Мутамид». Муса, сын Боги, хотя и занятый в тот момент различными идеями хариджитов в Аль-Ахвазе, поспешил вернуться ко двору и выразить свое почтение новому повелителю. И в самом деле, Муса, покончив со своим прошлым, проявил себя смелым и преданным вассалом, так что через некоторое время он был назначен по халифскому указу наставником его сына, которому, как престолонаследнику, была доверена в управление западная часть империи ислама. Сам же Аль-Мутамид оказался слабым и беспомощным монархом.

Однако фактическим правителем и опорою магометанского государства стал его брат Аль-Муваффак, уже упоминавщийся нами под именем Абу Ахмеда. Когда восстание «зенджей» стало угрожать безопасности Багдада, встревоженный Аль-Мутамид призвал своего брата, который являлся в то время правителем Мекки. С тех пор Аль-Муваффак удерживал в своих руках бразды правления всей империей ислама вплоть до своей смерти, которая случилась незадолго до кончины самого Аль-Мутамида.

Восстание зенджей, только что упомянутое, целых пятнадцать лет держало население в страхе и трепете. Главарь мятежников, перс по происхождению, выдавал себя за потомка Али. В начале своей карьеры этот мятежник еще выдвигал какие-то духовные постулаты, но постепенно стали проявляться его истинные чисто разбойничьи интересы, за что он был прозван «Аль-Хабисом», что значило «Нечестивец». После безрезультатных попыток посеять свои интриги в Аравии Аль-Хабис перенес знамя восстания в Аль-Басру, пообещав свободу рабам и бесчисленные трофеи всем, кто рискнет вступить в ряды его банды. В качестве призыва он начертал на своем знамени текст, извращенно трактуя слова Пророка как погребальный звон по рабству.¹ Не удивительно, что, наученные им нападать на своих же хозяев рабы тысячами стекались к Аль-Хабису, также как и постоянно жаждущие легкой добычи бедуины. Слово «зенджи», означавшее эфиопов — то есть, рабских отбросов Африки — и дало название этим мятежникам. В двести пятьдесят пятом году хиджры зенджи одержали свою первую победу; и в последующие два года их банды распространились по всей дельте Евфрата и по берегам Каруна, вплоть до Аль-Ахваза. Вновь и вновь они одерживали верх над посланными против них карательными отрядами, а их флот удерживал господство на обеих реках. Окрыленные такими успехами, мятежники в двести пятьдесят седьмом году хиджры (восемьсот семьдесят первом году от р. Х.) двинулись на Аль-Басру, взяли ее штурмом и в течение трех дней подвергали ее жителей всякого рода надругательствам. В конце концов, они гарантировали несчастному населению пощаду, и множество собравшихся людей, которые поверили лукавому обещанию, были без малейшей жалости перебиты. Большая мечеть была разрушена, а сам город предан огню. Дело кончилось тем, что халиф, встревоженный близостью опасного соседства к его столице, призвал Аль-Муваффака выступить против зенджей. Аль-Муваффак яростно схватился с врагом, но имел лишь частичный успех — ибо возникавшие повсюду опасности заставляли его время от времени отвлекаться на другие операции, также требовавшие его непосредственного участия. Не удалось добиться большего ни Мусе, ни другим исламским полководцам, находившимся в таком же положении.

Из года в год, не взирая на поражения, огромные полчища зенджей заполоняли Аль-Ирак, Хузистан и Аль-Бахрейн. То в виде мародерствующих банд, то как более ли менее организованное войско, они вселяли ужас в беззащитных земледельцев, хлынувших отовсюду в Багдад в поисках убежища. Аль-Ахваз был разграблен, а захваченный Васит вообще превратился в центр, откуда мятежники стали осуществлять свои разрушительные набеги. Так на протяжении десяти лет несчастная земля подвергалась опасностям и мучениям. Наконец, Аль-Муваффак, освободившись от досаждавших ему внешних врагов, объединил силы своей собственной армии и той, что действовала под командою его сына Аль-Мутадида. Теперь удача оказалась не на стороне взбунтовавшихся рабов. Зенджи постепенно были выбиты из Хузистана и оттеснены к нижней дельте Междуречья; однако там они продолжали удерживать свои хорошо укрепленные позиции, защищенные с одной стороны прочными стенами крепостей, а с другой — окружавшими их глубокими каналами. Борьба, которая растянулась на целых пять лет, описана с утомительными подробностями. Даже после того, как враг был выбит из всех прочих своих крепостей, основная цитадель, подвергавшаяся почти постоянной осаде, за исключением небольшой передышки вследствие ранения Аль-Муваффака, еще целых три года оставалась неприступною.

Поняв, что сопротивление бесполезно, мятежники большими толпами стали переходить на сторону Аль-Муваффака, который радушно их принимал. Он даже предложил пощаду их главарю, от которой тот с презрением отказался. Наконец, главная цитадель бунтовщиков пала, и множество женщин, освобожденных из плена, смогло возвратиться по своим домам. Аль-Хабис попытался бежать, но был схвачен и убит. Когда его голову пронесли перед собравшейся армией халифа, солдаты пали ниц, воздав хвалу небесам за то, что были избавлены от проклятого «Нечестивца».¹

Отдаленные провинции Востока отходят теперь в нашей истории на второй план. Традиционный авторитет Багдадского двора все еще имел частичный вес, пускай и не в чем другом, как в том, что оттуда шли все назначения сановников; и славословие халифу по-прежнему звучало повсюду во время публичных молитв, за исключением случаев совсем уж открытой враждебности.

Положение в восточных провинциях, 261 г. хиджры, 874 г. от р. Х.

Тахириды, разбитые Саффаридами, сошли со сцены, и с этого момента упоминаются только лишь как резиденты Багдада, занимавшие там положение главных людей в городе и бывшие его правителями. Династия Алидов все еще удерживала свое господство в юго-восточных районах Каспия; но новый враг поднялся против них в роду Саманидов — благородное семейство, которое с давних пор сохраняло наместничество в Хорасане, а теперь вновь возжелавшее независимости. Эти отдаленные от центра волнения, однако, так же как и карьера проходимца Аль-Худжустани, который с двести шестьдесят первого по двести шестьдесят восьмой год набрал огромную силу на Востоке, мало повлияли на сам халифат.

Но вот Якуб-Медник («Саффар»), оказался новой причиною для беспокойства. Не удовлетворившись многочисленными провинциями, которые его семья контролировала у себя на Востоке, Якуб бросил свой алчный взор на западные земли, и, пожелав господства над Фарсом, стал просить халифа отдать его ему. Оскорбленный такой бесцеремонной просьбою, Аль-Мутамид, позвав паломников, которые как раз возвращались на Восток, во всеуслышание заявил, что отзывает Якуба из Хорасана. Якуб, прослышав про это, поспешил отомстить, двинув свои войска не только на западные провинции Персии, но уже и на сам Багдад. Отказавшись от уступки, на которую халиф, не на шутку встревоженный, теперь готов был пойти, Якуб переправился через Тигр ниже столицы, прошел Васит, и был уже на подступах к Багдаду, когда встретился с армией Аль-Муваффака. Он был разбит с огромными потерями, и, оставив свой лагерь с десятью тысячами мулов и несметной добычей, был вынужден бежать назад в свои персидские провинции. При этом последнему из Тахаридских правителей, который до этого был разгромлен своим соседом и находился у него в плену, после поражения армии Якуба удалось бежать в Багдад. Там он был радушно встречен и даже получил пост губернатора столицы. Летописцы упоминают один забавный случай. «Нечестивец», лидер зенджей, в то время бывший еще в силе, после поражения Якуба предложил ему объединиться и снова напасть на Багдад. На это предложение тот ответил с презрением: «Скажи: “О вы неверные! Я не стану поклоняться тому, чему вы будете поклоняться, и вы не поклоняйтесь тому, чему я буду поклоняться”».¹

Минуло несколько лет, и вновь халиф шлет дружественное послание Якубу, все еще продолжавшему удерживать под своей властью западные земли Персии. Гонец с письмом халифа застал старика на смертном одре. С одной стороны у него лежал меч, а с другой оказалась корка хлеба с луком — свидетельство простых вкусов этого великого воина. Приподнявшись со своего ложа, он ответил посланнику: «Так скажи твоему господину. Я смертельно болен. Если я умру, то считай, что я избавился от тебя, а ты от меня. Если же останусь жить, то между нами не может быть ничего кроме этого меча, которым я попытаюсь одолеть тебя; или же, потерпев поражение, удалюсь, довольствуясь (и он указал на черствую корку) такой простой наградой».

Якуб умер. Ставший преемником его брат Амр покорился халифу и был со всеми почестями признан правителем исламского Востока до самых отдаленных его рубежей — всего Востока, от Синда до Хорасана.

Но через несколько лет положение изменилось; ибо Аль-Муваффак, освободившийся теперь как от внутренних, так и от внешних опасностей, возгорелся желанием восстановить династию Тахаридов. Он повелел объявить Саффаридов вне закона во всех мечетях, и, встретившись с Амром на поле боя, сумел изгнать его прочь от захваченных им западных земель: назад в Сиджистан. Правда, ближе к концу царствования Аль-Муваффака Амр снова обретает почет и прежнее признание халифа. Но, в конце концов, он падет, как мы увидим позже, в борьбе с многочисленными врагами, которые быстро плодились на Востоке, объединенные жаждой борьбы за превосходство их края над другими землями халифата. Утверждение династии Саффаридов станет первым шагом к обретению Персией национальной независимости.¹

Мы оставили Египет в тот момент, когда Ахмед Ибн Тулун, назначенный, как мы помним, правителем Фустата в двести пятьдесят четвертом году хиджры, начал постепенно утверждать свою независимую ни от кого власть над всей страною. Этот мудрый и способный правитель способствовал процветанию своей земли, как никто другой до него. Собранные налоги, вместо того, чтобы отправляться в Багдад, стали употребляться на оплату общественных работ дома в Египте; здания, каналы и благотворительность — все это оказалось предметами заботы нового правителя, а мечеть, носящая имя Тулуна, и поныне служит украшением Каира. Стали процветать науки, в то время как блистательный двор и достаточно мощная армия поддерживали достоинство Египта и без чрезмерного повышения налогового бремени. Какое-то время Ахмеду пришлось вести внутреннюю борьбу против Алидов и прочих претендентов, которых он в итоге усмирил; чтобы впоследствии с таким же успехом он сразиться с Ибрахимом, правителем Кайруана из рода Аглабидов, который после значительных побед на Сицилии простер было свои амбиции на восток.

В это время Аль-Муваффак, возревновав к независимости правителя Египта, отправил туда Мусу с войском, надеясь снова принудить Ибн Тулуна покориться метрополии. Египтяне, располагавшие прекрасными ресурсами, без труда одолели захватчиков. Дело кончилось тем, что войска Мусы, терпевшие значительную нужду и лишения, подняли мятеж в Ар-Ракке, и после долгих месяцев бездействия вынудили своего командира повернуть назад в Аль-Ирак.

Примерно в это же время Византийский двор, воспользовавшись теми внутренними проблемами, что отягощали халифа, предпринял серьезное наступление в Малой Азии. Тарс, город, которому не везло со своими правителями, позволил крепости Лулуа пасть в руки врага. Ахмед Ибн Тулун уже давно просил разрешения на использование его египетских ратей против византийцев, но Аль-Муваффак высокомерно отверг это предложение. Халиф, однако, относившийся к Тулуну с большим почтением, чем его брат, решился вверить судьбу военной операции в руки египтянина. Оставив своего сына Хумаравея управлять страною в его отсутствие, Ахмед, с радостью воспользовавшись представившейся ему возможностью, тотчас отправился в Сирию, где ему вначале оказали сопротивление. Но, без труда разбив отряды выступивших против него местных правителей, он захватил Дамаск и Антиохию и вскоре подступил к Тарсу. Здесь ему оказали плохой прием, и Ахмед был вынужден воротиться в Сирию, предоставив грекам и далее развивать свой успех. Однако ему удалось сохранить свое господство над Сирией и, повернув свою армию на восток, он взял Харран. В то время как перед Ибн Тулуном открывалась перспектива дальнейшего наступления в сторону Мосула, до него дошли вести о том, что его сын Хумаравей бросил столицу и удалился в Барку, прихватив с собою всю государственную казну. Там глупый юнец задумал основать свое собственное новое царство; но, развязав войну на западе, был разбит Аглабидами и был вынужден вернуться в Барку.

Хумаравей был схвачен воинами своего отца и доставлен обратно в Фустат — какое жалкое, должно быть, было зрелище! По повелению Ахмеда его сын вынужден был собственноручно исполнить наказание, назначенное сбившим его с пути советникам. Затем он сам получил сотню плетей, после чего Ахмед горько зарыдал от жалости к своему сыну, укоряя его за глупость.¹

Между тем, освобождение крепости Лулуа мамлюком Ахмедом продолжило триумфальное наступление, начатое его господином. Господство Тулунидов распространялось уже от Сирии до Мосула, когда случился непредвиденный Ахмедом поворот событий [из-за выходки его сына]. Руки Аль-Муваффака были еще связаны в то время смертельной схваткою с мятежниками-зенджами, и империя ислама повсеместно страдала от беспомощности и некомпетентности его брата Аль-Мутамида. Тщеславный Ахмед усмотрел в этом свой шанс. Он предложил халифу, который лишь назывался монархом, не имея реальной власти, бежать в Египет, где его верные вассалы Тулуниды могли бы обеспечить ему безопасность, абсолютное господство и победу над своим деспотичным братом.

Но Ибн Тулун не учел бдительности Аль-Муваффака, который, раскрыв заговор, приказал схватить Аль-Мутамида по пути в Мосул. Вместе со своими основными сподвижниками, в цепях, он был с унижением доставлен назад в Самарру. Ахмед, планы которого оказались, таким образом, разрушены, излил свой гнев, прокляв имя Аль-Муваффака на публичных молитвах; в свою очередь и Аль-Муваффак принудил Аль-Мутамида предать анафеме своего протеже со всех кафедр в мечетях, где еще признавалось главенство халифата. Равно неудачной оказалась и попытка Ахмеда занять председательствующее место на ежегодном паломничестве: отряд того чиновника, которого он отправил для своего представительства в Мекку, был разгромлен имперскими войсками, сопровождавшими персидских паломников. И в этом случае, только уже Священным домом, неудачливый Тулунид был проклят на публичной молитве перед множеством собравшихся мусульман. Хуже всего, однако, была измена Лулу, военачальника Ибн Тулуна, возглавлявшего его войска в Сирии. Этот полководец перешел на сторону Аль-Муваффака и отправился прямиком к тому в Васит, уведя с собою целую армию. Там он был встречен с распростертыми объятиями, и ему суждено было сыграть большую роль в разгроме восстания зенджей. Но спустя несколько лет Лулу, лишенный Аль-Муваффаком своего обширного богатства (владение которым, по утверждению самого Лулу, было его единственной виною), вернулся в Египет нищим, с одним единственным слугой — вот убедительный пример как нестабильности, свойственной тому времени, так и (добавляет наш летописец) справедливого воздаяния за неблагодарность своему хозяину, даровавшему ему некогда свободу.

Вскоре после этого Ахмед скончался, свершив период своего шестнадцатилетнего правления в Египте, а также значительный по времени период господства в Сирии. Преемником его стал Хумаравей, недостойный наследник прославленного имени своего отца.

Между ним и халифом несколько лет не прекращалась борьба за господство над Сирией и Месопотамией, но и по окончанию множественных сражений положение вещей во многом оставалось таким же, каким оно было в самом начале.

Мосул и прилегающие к нему районы, долгое время страдавшие от набегов хариджитов, а позднее — из-за вторжения египетских войск, были теперь на какое-то время возвращены под власть халифата. Но восстания Алидов, продолжавшиеся на протяжении всего этого царствования, не оставляли в покое магометанскую империю. Аль-Куфа была захвачена одним из таких претендентов, отряд которого удалось разбить лишь после нескольких кровопролитных сражений; этот город, однако, лишенный отныне своей исключительности, перестал быть по-настоящему горячей точкой на карте. Медина подверглась нападению армии, также возглавляемой еще одним из мятежников-Алидов, и в городе снова начался такой беспредел, что в течение четырех недель никто не осмеливался прийти на молитву в мечеть Мухаммада. Эти беспорядки не прекращались до той поры, пока недостойные потомки Пророка не были выдворены вон.

В самом начале этого правления император Василий, воспользовавшись беспорядками внутри халифата, повел наступление на сирийскую границу, и, как мы уже видели, захватил крепость Лулуа. В последующие годы, несмотря на противоборство павликиан, занявших сторону арабов, византийцы продолжали одерживать победы, и однажды даже захватили в плен одного арабского военачальника, которого доставили затем к императорскому двору. В более позднее время удача от них отвернулась, и ряд побед был одержан правителем Тарса, представителем Тулунидов, который, однако, плохо кончил — он погиб от камня, брошенного со стены осаждаемой им крепости.

В начале двести семьдесят восьмого года хиджры Аль-Муваффак во время северной кампании был поражен слоновой болезнью. Страдальца пришлось доставить на носилках в Самарру. Очень долгое время он являлся фактическим правителем империи. За несколько лет до этого Аль-Мутамид хотел поставить визирем своего человека, но при приближении Аль-Муваффака бежал через реку; и так как он во всем уступал желаниям своего брата, то даже отправил в темницу своего только что назначенного фаворита. Поэтому Аль-Муваффак, сделавшись больным, решил передать верховную власть, которою он обладал, своему собственному сыну, Аль-Мутадиду (Аль-Мотадиду). Этот юноша пользовался большой популярностью в столице.

Когда-то, попросив себе наместничества в Сирии вместо другого поста, на который его назначил его отец, он очень разгневал Аль-Муваффака. Тот даже наложил на сына арест; в результате среди горожан, перепугавшихся за жизнь и безопасность своего любимца, вспыхнули волнения, не прекратившиеся до того момента, пока юноша не был освобожден из-под стражи. Вот и теперь подобные эмоции можно было видеть повсюду. Поскольку конец Аль-Муваффака был уже близок, халиф приказал визирю перевезти своего брата Аль-Мутамида из Аль-Медайна, где тот находился в изгнании, в Багдад. Народ же, подумав, что и визирь отныне принял сторону слабоумного халифа, восстал против его правительства. Вообще-то, Аль-Мутадид и в самом деле находился в некоторой опасности, но его друзья преуспели, сумев без особых затруднений доставить его

в покои отца, который на смертном ложе успел формально передать сыну верховную власть, которую сам Аль-Муваффак столь долгое время удерживал в своих руках, активно используя ее на благо исламской империи. Вскоре после этого он скончался, достигнув возраста сорока девяти лет.

Аль-Мутамиду так и не довелось возвратить себе власть де-факто; более того, в действительности, он зачастую, как прежде, так и теперь, вынужден был бороться с бедностью, располагая в своем кошельке всего лишь несколькими динарами. На следующий год после смерти его брата, Аль-Мутамида принудили публично лишить своего сына права наследования и объявить своим преемником Аль-Мутадида. Он не на долго пережил своего брата, упившись до смерти вином во время ночной попойки. Умер он в возрасте пятидесяти лет, из которых пробыл главою халифата, пускай и не номинальным, свыше двадцати трех лет.

АЛЬ-МУТАДИД, уже и раньше обладавший всей полнотою власти в халифате, продолжал умело управлять империей уже в качестве законного самодержца. Египет возвратился в свое прежнее подданство; ибо Хумаравей, не устояв перед высокой честью, отдал свою дочь в жены халифу с огромным приданым и обещанием выплачивать дань ежегодно. Вскоре после этого он был убит при обстоятельствах, не делающих чести ни ему, ни его двору.

В стране начались беспорядки, когда к власти пришел его младший сын. Но и он, через несколько месяцев после своего воцарения, был также убит. Впрочем, и при другом сыне Хумаравея, Харуне, занявшем место правителя, дела шли хуже некуда.

А Хорасан постепенно начинает ускользать из нашего поля зрения. Его правители, даже находясь далеко на востоке, все еще были рады получить подтверждение своего титула из Багдада. Но за пределами Аль-Ирака мусульманский халифат имел мало реальной власти. Дом Саманидов, ратовавший за независимость Персии, восставал против приходящих в упадок Саффаридов, чье господство ограничивалось ныне лишь Сиджистаном; и глава последних, Амр Ибн Лейс, взятый в плен правителем из рода Саманидов, был переправлен им в Багдад; где какое-то время находился в заточении, после чего с молчаливого согласия Аль-Мутадида, находившегося уже на смертном одре, был, в конце концов, казнен.

Династия Алидов, которой в течение столь долгого времени удавалось удерживать господство на территории Табаристана, также была проглочена Саманидами. Непосредственная власть халифа простиралась теперь на восток лишь до Ар-Рея; но даже и в этих пределах существовало могущественное семейство Абу Дулафа,¹ ставшее к тому времени более или менее независимым. Как бы то ни было, на данный момент их независимость была подавлена Аль-Муктафи, сыном халифа, так что западная Персия все еще продолжала признавать верховенство Багдадского двора.

В Месопотамии халиф и его сын долгое время боролись против хариджитов, чьи банды все еще свирепствовали от Мосула до Амида. В конце концов, в этом регионе, который так долго был беспокойным, частью из-за бедуинских мятежников, частью из-за вражды между египетскими и халифскими военачальниками, был, пускай и на время, восстановлен порядок.

Аль-Мутадид оказался храбрым и энергичным правителем. Он достаточно терпимо относился к дому Али. Достаточно сказать, что, когда Алидам было послано большое пожертвование из Табаристана от тамошнего князя, происходившего из их рода, халиф нимало не расстроился, подобно своим предшественникам. Он только настоял, чтобы впредь такие дела велись открыто. А вот по отношению к Омейядам он не проявлял такой толерантности. В действительности его неприятие зашло столь далеко, что Омейядов уже начали предавать проклятию на публичных молитвах. Аль-Мутадид даже завел книгу со списком их злодеяний, который должен был оглашаться с кафедр всех мечетей; а также запретил любые благосклонные упоминания об этом семействе во время дебатов в обществах по интересам или на религиозных собраниях. Последствием такого отношения к Алидам явилось начавшиеся в Багдаде народные волнения; в итоге, халифу пришлось отказаться от продолжения оглашения его «книги преступлений». Аль-Мутадид отличался также и крайней жестокостью в своих наказаниях, некоторыми из которых он превзошел своих предшественников. К примеру, мятежник-зендж, получивший прощение, но впоследствии уличенный в хищении на военной службе, был привязан к столбу и сожжен на костре. После чего труп сняли со столба, обезглавили, а останки, посаженные на кол, были выставлены на большом багдадском мосту. Лидер хариджитов из Мосула, попавший к халифу в руки в результате измены, был проведен по улицам столицы, облаченный в шелковое одеяние (ношение одежды из шелка почиталось у хариджитов грехом), а затем распят. Страдалец громко стенал: «Власть должна принадлежать одному лишь Господу, да не простирается так далеко ярость неверных!» Еще с одного из хариджитов была «заживо содрана кожа», как замечает наш летописец, «в точности так, как обдирают барана».

После почти десяти лет царствования, обернувшегося для исламского государства годами сплошного процветания, Аль-Мутадид свершил свой жизненный путь; и трон наследовал Аль-Муктафи, его сын от тюркской невольницы. К тому времени он занимал командный пост в Ар-Ракке, но, узнав о смерти отца, тут же вернулся в столицу, где снискал расположение горожан своей щедростью и упразднением подземных тюрем, учрежденных умершим халифом и служивших подлинным ужасом для Багдада. На протяжении его почти семилетнего правления империя подвергалась различным опасностям, которые бесстрашному халифу

удавалось преодолевать. Основная угроза исходила от «Карамиты» (карматианцев), группы фанатиков, особенно разросшейся в конце его правления, о которых мы расскажем подробнее в следующей главе.

В разгроме озверевших орд карматианцев, занявших Сирию и осадивших Багдад, халиф получил существенную помощь от египетской армии, пришедшей под командою Мухаммада Ибн Сулеймана. Впоследствии этот полководец, видя всю беспомощность правления Тулунидской династии, и, как следствие, беспорядки по землям Египта, не только перешел на сторону халифа, но и выступил с весьма мощным войском, чтобы покорить свою родную страну и восстановить ее подчиненность халифату. В то же самое время вышедший из Тарса флот вошел в акваторию Нила с той же целью. Когда армия Мухаммада подошла к Каиру, к ней присоединилось большинство ведущих военачальников, оставив Харуна с незначительными силами.

Но и те командиры, что оставались в его распоряжении, перессорились между собой, и Харун, пытаясь усмирить вспыхнувшее волнение, был убит стрелою. Египет, восстановленный таким образом в качестве зависимой от халифата провинции, оказался совершенно разорен вторгшейся в страну армией, и величайшие труды последних двадцати лет безнадежно пошли прахом. Тулунидское семейство со всей своею собственностью было отправлено в Багдад, и знаменитая династия прекратила свое существование. Несмотря на свои колоссальные заслуги и привезенные из Египта огромные богатства, Мухаммад был брошен в темницу, где его пытали, чтобы выведать, где он скрывает якобы утаенные им сокровища. Изгнанные вожди прежней династии вновь заявились в Египет и учредили независимое правительство в Фустате; но, в конце концов, и этот новый мятеж был подавлен, и Египет, наконец, был возвращен в состав халифата.

А Мосул вновь оказался ареной для серьезного нападения. Огромные толпы курдов, спустившихся на равнины из своих горных укрытий, буквально затопили Ниневию. Правительство в то время находилось в руках главы Хамданской династии (основателем их рода был Хамдан), арабов из клана Бени Таглиб, которые запросили помощи из Багдада. С помощью полученных подкреплений арабы-Хамданы выдворили курдов в Азербайджан, и порядок, наконец, был восстановлен. Примерно в то же самое время Саманидский правитель Хорасана был атакован бесчисленными ордами тюрков. Он оказался в такой опасности, что вместо того, чтобы оказать соседям поддержку в борьбе с курдами, сам направил неотложную просьбу о помощи в Багдад, которая была зачитана со всех городских кафедр, что, впрочем, практически не привело ни к какому результату.

На протяжении этих двух царствований почти не прекращалась война с византийцами, которые не упускали возможности воспользоваться затруднительным положением халифата. В двести восемьдесят пятом году хиджры Византийский флот был предан огню, а три тысячи взятых в плен моряков обезглавлено.¹ Но были также и поражения. Тарс был плотно окружен греческим войском, а его правитель взят в плен. Хуже того, египетские мятежники, назло халифу, уговорили Тулунидского правителя Тарса сжечь мусульманский флот из пятидесяти судов, стоявший там в порту на якоре. Вследствие этого византийцы получили возможность беспрепятственно разорять побережье, как с моря, так и со стороны суши, захватывая и увозя с собою огромное количество пленников. Война велась с переменным успехом.

Десять золотых крестов, за каждым из которых следовало по десяти тысяч человек, несли опустошение и плен по всему мусульманскому побережью; в то время как с другой стороны, мусульманский флот под командою греческого перебежчика и укомплектованный темнокожими моряками, разорял противоположные берега Константинополя.

Борьба продолжалась пока, наконец, не был восстановлен мир, и пленники с обеих сторон были обменены или выкуплены.

Таким образом, после беспокойного периода правления в шесть или семь лет, Аль-Муктафи оказался все же в состоянии оставить после себя халифат в более безопасном положении, чем он находился во времена Аль-Мутасима. Одним из последних деяний Аль-Муктафи стало признание сына Саманидского князя по смерти его отца своим преемником в Хорасане. Халиф отослал ему знамя, которое сам непосредственно держал в своих руках. Он умер достаточно рано, в возрасте тридцати трех лет, поручив престол заботам младшего брата. Однако прежде чем продолжить печальное повествование о судьбе халифата, давайте немного подробнее остановимся на движении исмаилитов, которое возникло примерно в это же время и оказало значительное влияние на дальнейшую историю ислама.²