Содержание: Пролегомены

Второй стереотип был бесконечно более древним, чем первый, и получил неизмеримо большее распространение. В Западных Альпах оба эти образа закрепились вскоре после 1350 г. Весьма вероятно, слиянию этих двух столь различных культурных структур способствовало наличие в тот же самый период в этом районе вальденских еретических групп. Первоначальные учения этих групп давно уже смешались с местными фольклорными традициями или с дуалистическими верованиями типа учения катаров, происходящими из Восточной и Центральной Европы, которые могли быть истолкованы как культ поклонения дьяволу 24. Вмешательство инквизиции разогрело эти разрозненные элементы до температуры плавления. Так родился шабаш. Раз появившись, образ начал быстро распространяться. Помимо инквизиторов, судей и демонологов, внесли свою лепту и проповедники, в особенности Сан-Бернардино да Сиена. Поначалу его проповеди о «порче. . . ведьмах. . . и колдовстве» вызвали в Риме определенное замешательство. «Слушая меня, — вспоминал Сан-Бернардино, — они решили, что я брежу». Но вскоре начались суды над колдунами, загорелись костры» [20].

Как проходил шабаш ведьм?

Вот как описал шабаш известный русский писатель Валерий Брюсов:

ном все щели около нее, окно же было раньше завешено наглу-

хо. Потом, при свете сальной лампочки, раскрыл я ящичек с

мазью, …, и попытался определить ее сос-

тав, но зеленоватая, жирная масса не выдавала своей тайны:

только исходил от нее острый запах каких-то трав. Раздевшись

донага, я опустился на пол, на свой разостланный плащ, и стал

сильно втирать себе эту мазь в грудь, в виски, под мышками

и между ног, повторив несколько раз слова: «emen - hetan,

emen - hetan», что значит: «здесь и там».

Мазь слегка жгла тело, и от ее запаха быстро начала кру-

житься голова, так что скоро я уже плохо сознавал, что делаю,

руки мои повисли бессильно, а веки опустились на глаза. По-

том сердце начало биться с такою силою, словно оно на верев-

ке отскакивало от моей груди на целый локоть, и это причиня-

ло боль. Еще сознавал я, что лежу на полу нашей комнаты,

но когда пытался подняться, уже не мог и подумал: вот и все

россказни о шабаше оказались вздором и эта чудодейственная

мазь есть только усыпительное зелье,- но в тот же миг все

для меня померкло, и я вдруг увидел себя или вообразил се-

бя высоко над землею, в воздухе, совершенно обнаженным, си-

дящим верхом, как на лошади, на черном мохнатом козле.

Сначала все у меня в голове туманилось, но потом я сделал

усилие и вполне овладел своим сознанием, ибо только оно мог-

ло быть мне проводником и защитником в чудесном путешест-

вии, которое я совершал. Освидетельствовав животное, кото-

рое несло меня через воздушные сферы, я увидел, что то был

совершенно обыкновенный козел, явно из костей и мяса, с

шерстью, довольно длинной и местами свалявшейся, и только

когда, оборотив ко мне свою морду, он посмотрел на меня, за-

метил я в его глазах нечто дьявольское. Тогда не подумал я о

том, каким образом вышел из своей комнаты, в которой хотя

была маленькая печурка, но с трубою очень узкой; однако по-

зднее узнал я, что одно это обстоятельство не может слу-

жить доказательством призрачности моего путешествия, ибо

Дьявол есть artifex mirabilis и может с неуловимой для глаза

быстротой раздвигать и снова сдвигать кирпичи. Равным об-

разом не задумался я во время самого полета над вопросом,

какая сила могла поддерживать существо, столь тяжелое, как

козел, вместе с тяжестью моего тела, над землею, но теперь ду-

маю, что можно в этом видеть ту же инфернальную силу, ко-

торая позволяла подыматься на воздух Симону-волхву, о чем

свидетельствует Святое писание.

Во всяком случае, мой адский конь держался в струях ат-

мосферы очень прочно и летел вперед с такой стремитель-

ностью, что я, дабы не упасть, принужден был обеими рука-

ми вцепиться в его густую шерсть, а от ужасной скорости дви-

жения ветер свистел мне мимо ушей и было больно груди и

глазам. Освоившись с чувствами летающего человека, стал я

смотреть по сторонам и вниз, заметил, что держались мы мно-

го ниже облаков, на высоте небольших гор, и различил некото-

рые местности и селения, сменявшиеся подо мною, словно на

географической карте. Разумеется, я совершенно не мог уча-

ствовать в выборе дороги и покорно несся туда, куда спешил

мой козел, но по тому, что не встречалось на нашем пути горо-

дов, заключал я, что летели мы не по течению Рейна, но, скорее

всего, на юго-восток, по направлению к Баварии.

Полагаю, что воздушное путешествие длилось не меньше

получаса, а то и дольше, потому что успел я вполне привык-

нуть к своему положению. Наконец означилась перед нами

из мрака уединенная долина между голыми вершинами, осве-

щенная странным синеватым светом, и, по мере того как мы

приближались, слышнее становились голоса и виднее фигуры

различных существ, сновавших там, по берегу серебрив-

шегося озера. Мой козел опустился низко, почти к земле, и,

домчав меня до самой толпы, неожиданно сронил на землю,

не с высокого расстояния, но все же так, что я почувствовал

боль ушиба, а сам исчез. Но едва успел я подняться на ноги,

как меня окружило несколько исступленных женщин, так же

обнаженных, как я, которые подхватили меня под руки, с кри-

ками: «Новый! Новый!»

Меня повлекли через все собрание, причем глаза мои, ос-

' удивительный художник (лат.).

лепленные неожиданным светом, сперва ничего не различали,

кроме каких-то кривляющихся морд, пока не оказался я в сто-

роне, у опушки леса, где, под ветвями старого бука, чернела

какая-то группа, как мне показалось, людей. Там женщины,

ведшие меня, остановились, и я увидел, что то был Некто, си-

дящий на высоком деревянном троне и окруженный своими

приближенными, но во мне не было никакого страха, и я успел

быстро и отчетливо рассмотреть его образ. Сидящий был огро-

мен ростом и до пояса как человек, а ниже как козел с шерстью;

ноги завершались копытами, но руки были человеческие, так

же как лицо, смугло-красное, словно у апача, с большими круг-

лыми глазами и недлинной бородкой. Казалось, ему на вид

не больше сорока лет, и было в выражении его что-то грустное

и возбуждающее сострадание, но чувство это исчезало тотчас,

как только взор переходил выше его поднятого лба, над ко-

торым из черных курчавых волос определенно подымались

три рога: два меньших сзади и один большой спереди,- а вок-

руг рогов была надета корона, по-видимому, серебряная, из-

ливавшая тихое сияние, подобное свету луны.

Голые ведьмы поставили меня перед троном и восклик-

нули:

Тогда послышался голос, хриплый, лишенный оттенков,

словно бы говорившему непривычно было произносить сло-

ва, но сильный и властный, который сказал мне:

- Добро пожаловать, сын мой. Но приходишь ли ты по

доброй воле к нам?

Я ответил, что по доброй воле, как и подобало отвечать

мне.

был я предупрежден, но которые не хочу повторять здесь, и

шаг за шагом совершил я весь кощунственный обряд черного

новициата. Именно: сначала произнес я отречение от господа

бога, его святой матери и Девы Марии, от всех святых рая и от

всей веры в Христа, спасителя мира, а после того дал мастеру

Леонарду два установленных целования. Для первого протя-

нул он мне благосклонно свою руку, и, прикасаясь к ней губа-

ми, успел я подметить одну особенность: пальцы на ней, не ис-

ключая большого, были все ровной длины, кривые и когтистые,

как у стервятника. Для второго он, встав, повернулся ко мне

спиной, причем надо мной поднялся его хвост, длинный, как

у осла, а я, ведя свою роль до конца, нагнулся и облобызал

зад козла, черный и издающий противный запах, но в то же

время странно напоминающий человеческое лицо.

Когда же я исполнил этот ритуал, мастер Леонард, все тем

же своим неизменным голосом, воскликнул:

- Радуйся, сын мой возлюбленный, приими знак мой на

теле своем и носи его во веки веков, аминь!

И, наклонив ко мне свою голову, острием большого рога

коснулся он моей груди, повыше левого соска, так что я испы-

тал боль укола, и из-под моей кожи выступила капля крови.

Тотчас приведшие меня ведьмы захлопали в ладоши и зак-

ричали от радости, а мастер Леонард, воссев на троне снова,

произнес наконец те роковые слова, ради которых предстал я

пред ним:

- Ныне проси у меня все, что хочешь, и первое твое же-

лание будет нами исполнено.

С полным самообладанием я сказал:

- Хочу узнать и прошу, чтобы ты сказал мне это, где

ныне находится известный тебе граф Генрих фон Оттергейм и

как мне найти его.

Говоря так, я посмотрел в лицо сидящему и видел, что оно

омрачилось и стало страшным, и уже не он, а кто-то другой,

стоявший близ трона, низкого роста и безобразный, ответил

мне:

Поберегись играть вещами, которые сильнее тебя самого. А

теперь иди, и, может быть, после получишь ты ответ на свой

дерзкий вопрос.

Нисколько не устрашенный грозным тоном, ибо простота

и человекоподобность всего происходившего не внушали мне

вообще никакого страха, хотел было я возразить, но мои руко-

водительницы зашептали мне на ухо: «Больше нельзя! после!

после!»- и почти силой повлекли меня прочь от трона.

Скоро очутился я среди пестрой толпы, ликовавшей, слов-

но на празднике в Иванов день или на карнавальных весели-

ях в Венеции. Поле, где происходил шабаш, было довольно

обширно и, вероятно, часто служило для той же цели, ибо все

было истоптано, так что трава не росла на нем. Кое-где, ме-

стами, из земли подымались огни, горевшие безо всякого кост-

ра и освещавшие всю местность зеленоватым светом, похожим

на свет от фейерверка. Среди этих пламеней сновало, прыгало,

металось и кривлялось сотни три или четыре существ, мужчин

и женщин, или совсем обнаженных, или едва прикры-

тых рубашками, некоторые с восковыми свечами в руках, а

также отвратительных животных, имевших сходство с людь-

ми, громадных жаб в зеленых кафтанах, волков и борзых

собак, ходивших на задних ногах, обезьян и голенастых

птиц; под ногами же вились там и сям мерзкие

змеи, ящерицы, саламандры и тритоны. В отдалении, на

самом берегу озера, заметил я маленьких детей, которые, не

принимая участия в общем празднике, пасли длинными белыми

жердями стадо жаб меньшего роста.

Одна из голых ведьм, ведших меня, приняла во мне особое

участие и не захотела покинуть, когда другие, втащив меня в

толпу, разбежались во все стороны. Лицо ее привлекало весе-

лостью и задорностью, а молодое тело, хотя и с повисшими

грудями, казалось еще свежим и чувствительным. Она крепко

держала меня за руку и льнула ко мне, сообщила, что на ноч-

ных собраниях зовут ее Сарраской1, и уговаривала: «Пойдем

плясать»,- я же не видел причины отказать ей.

Тем временем в толпе раздались крики: «Хоровод! хоро-

вод!»- и все быстро, исполняя привычное дело, стали

собираться в три больших круга, заключенных один в другой.

Средний из них стоял так, как обычно при деревенских

хороводах, но меньший и больший, напротив, обернувшись

лицами вовне, а спинами внутрь. Затем послышались звуки

музыки,- флейты, скрипки и барабана,- и началась дьяволь-

ская пляска, становившаяся с каждой минутой все более

быстрой, сначала напоминавшая испанский танец de espadas

или сарабанду, а потом не похожая ни на что. Так как с моей

подругой попал я в самый внешний круг хоровода, то мог

видеть только мельком, что делалось в других кругах: ка-

жется, меньший все время исступленно вращался слева на-

право, во втором участвующие яростно подпрыгивали, а в

нашем главная фигура танца состояла в том, что, становясь

вполоборота и не размыкая рук, соседи ударяли задом

друг друга.

Я совершенно выбился из сил, когда наконец музыка

стихла и пляска кончилась, но едва танцевавшие разорвали

хороводы, как послышались звуки пения, доносившиеся с той

стороны, где был трон. Сидящий, сопровождая свое пение

звуками арфы, пел своим хриплым и тяжелым голосом

некий псалом, который все мы слушали в почтительном

молчании. Когда же он смолк, все сразу хором запели чер-

ную литанию, сложенную наподобие церковной, причем на

прошения ее,- в которых я не мог разобрать всех слов,-

слышались знакомые возгласы: «Miserere nobis» и «Ora pro

nobis»3. Тем временем между нами сновали какие-то малень-

1 Сарацинка, т. е. арабка (от арабск. sarqin - восточные, т. е. арабы).

2 танец со шпагами (исп.).

3 «Помилуй нас, боже!» и «Молись за нас!» (Лат.)

кие, но юркие существа, в красных бархатных кафтанах,

унизанных маленькими бубенчиками, и очень ловко расстав-

ляли столы, накрывая их белыми скатертями, хотя и видно

было, что эти прислужники действуют без помощи рук.

Сарраска, во время пения отдышавшаяся от танца, стала

опять теребить и торопить меня.

- Беан, беан, пойдем скорее, сядем, а то мест не будет,

я страшно есть хочу.

Решившись подчиняться всем обычаям этого места, как

это я вообще делал всюду, куда судьба заносила меня,

я последовал за молодой ведьмой, и мы одни из первых

сели за стол, около которого были поставлены самые обыкно-

венные деревянные скамьи. Очень скоро литания окон-

чилась, и, с великим шумом и гиканьем, вся ватага последо-

вала нашему примеру, заполнив все скамьи, толкаясь и ссо-

рясь из-за мест. Слуги в бархатных кафтанах стали расстав-

лять по столам разные кушанья, очень простые: чашки с супом

из капусты или с овсянкой, масло, сыр, тарелки с хлебом

из черного проса, крынки молока и кварты вина, которое,

когда я его попробовал, оказалось кислым и низкого сорта.

Над всеми столами стоял несмолкаемый говор, хохот,

свист и гоготание, но так как наше место было в стороне,

то я постарался расспросить Сарраску о разных, не совсем

понятных мне подробностях этого празднования; она же,

с прожорливостью набивая себе желудок предложенными

угощениями, очень охотно удовлетворяла мое любопытство.

Я спросил ее, кто эти служители, подающие нам блюда,

и она сказала, что это - демоны, притом безрукие и дей-

ствующие с помощью зубов и крыльев, которые они скры-

вают под капюшоном. Тут же она подозвала одного из этих

министров', чтобы мне его показать ближе, и странно было

видеть, как голая женщина вертела передо мною невысокого

человечка с тупым лицом и с крыльями, как у летучей мыши,

вместо рук.

Потом я спросил, как все не боятся плясать среди стол-

бов огня. Но Сарраска расхохоталась и сказала мне, что он

не жжется, что это только попы пугают, будто адский огонь

причиняет великие страдания, а на деле он вроде мыльных

пузырей,- и хотела тотчас потащить меня, чтобы убедить

в этом, но я остерегся обращать на себя внимание всего

общества.

Еще спросил я, не могут ли причинить вреда ползаю-

щие у наших ног змеи и тритоны, но Сарраска, опять хохо-

1 прислуживающих (лат. minister).

ча, уверила меня, что это животные милые и безвредные,

и тут же вытащила из-под стола змею и обкрутила ее

вокруг своей груди; змея же ласково лизала ей шею раз-

двоенным языком и, играя, кусала ее красный сосок.

Наконец, спросил я, случаются ли шабаши более ожив-

ленные, нежели сегодня, и при таком вопросе глаза у Саррас-

ки заблестели, и она мне сказала:

- Еще бы! Ведь сегодня самое обыкновенное собрание,

какие всегда бывают в среду и пятницу, но что было здесь

под успение или, погоди, что будет под праздник всех

святых. Тут собирается больше тысячи человек, крестят

украденных младенцев, справляют свадьбы или поминки по

умершим! То-то бывает весело и плясать, и петь, и лас-

каться! Волки бывают такие, что ни один мужчина не может

с ними сравниться! А на угощение, порой, сами мы варим

в молоке детское мясо!

При этих словах у Сарраски как-то по-особенному свер-

кали во рту белые и острые зубы; когда же я, не без от-

вращения, переспросил: неужели человеческое мясо так

вкусно и волчьи ласки так приятны,- она только лукаво

засмеялась в ответ. Тогда я спросил еще, случалось ли ей

испытывать ласки демонов и доставляют ли они наслаждение.

Она, не стыдясь, заявила мне, что доставляют, и очень

большое, только семя у демонов холодное, как лед. Но потом

она придвинулась ко мне совсем близко и, бесстыдно касаясь

рукою частей моего тела, стала мне говорить:

- Но что там поминать прошлое, мой беанчик? Сегодня

я тебя люблю, и ты мне желаннее всякого инкуба. Знаешь,

вот огни уже гасят и скоро петух запоет,- пойдем-ка со

мной.

Когда же я отрицательно покачал головой и постарался

чего я такой печальный. Я сказал ей, что мастер Леонард

пообещал мне дать ответ на один вопрос, для меня очень

важный, и до сих пор не ответил ничего.

Тогда Сарраска сказала мне:

- Ты не грусти, беанчик! Прошлую пятницу я была

у него невестой, и он ко мне очень благосклонен. Я сейчас

пойду и спрошу у него: он мне не откажет.

Сказав это, Сарраска соскользнула со скамьи и побежала,

а я, оставшись один, стал осматриваться вокруг. Действи-

тельно, огни уже погасли, и только некоторые из них слабо

тлели у самой земли, и на моих глазах быстро стали пустеть

скамьи, ибо настал миг для участников шабаша предаться

завершительной и позорнейшей части празднества. Нежная

музыка флейт зазвучала над лугом, и в сгущавшемся мраке

руки стали протягиваться к рукам и сплетенные тела, с ти-

хими стонами, падать на землю, тут же, между столами, и на

берегу озера, и в отдалении, под ветвями деревьев. Там видел

я перед собою безобразное соединение юноши со старухой, там

гнусную забаву старика с ребенком, здесь бесстыдство

девушки, отдавшейся волку, или неистовство мужчины,

ласкающего волчиху, или чудовищный клубок многих

тел, переплетенных в одной ласке,- и дикие вскрики

вместе с прерывистым дыханием неслись со всех сторон,

возрастая и заглушая звуки инструментов. Скоро весь луг

обратился в один оживший Содом, в новый праздник Кодра

или в страшный дом сумасшедших, где все были охвачены

яростью сладострастия и бросались друг на друга, почти не

различая, кто это: мужчина, женщина, ребенок или демон,-

и непобедимый запах похоти подымался от этих темных роя-

щихся груд, опьяняя также и меня, так что я чувствовал

в себе то же мужское безумие и ту же ненасытную жажду

объятия.

В этот-то миг появилась передо мной Сарраска, ликующая

и говоря мне:

- Готово! Готово! Он сказал мне: «Разве моя верная

служительница не дала ему ответа: куда едете, туда и поез-

жайте!» И уж если он подтвердил, значит - верно!

После этих слов, считая, что печаль моя рассеяна, ведь-

ма, молча, охватила меня руками и повлекла за собою к

опушке леса, прижимаясь, как ящерица, и шепча мне бес-

связные слова ласки. Соблазн сладострастия проникал в

меня и через ноздри, и через уши, и через глаза. Сарраска

же теплым телом как бы опаляла мое тело, так что без со-

противления давал я вести себя. Под ветвями густого ореш-

ника мы упали на землю, где был островок моха, и я в ту

минуту не помнил ни своих клятв, ни своей любви, а пре-

давался только вожделению, затемняющему разум и лишаю-

щему воли. … наконец я уже ничего не различал вокруг и упал

на землю, словно в глубокий колодец, головой вниз.

Затем, когда я очнулся и, сделав большое усилие, от-

крыл глаза и осмотрелся, я увидел, что лежу, один, на по-

лу нашей маленькой комнаты, где намазал себя магичес-

ким составом. В воздухе еще стоял удушливый запах этой

мази, все тело мое ныло, словно бы я разбился, упав с вы-

соты, и боль в голове была так сильна, что я едва мог мыс-

лить. Однако, собрав все силы, я, присев, тотчас постарал-

ся дать себе отчет, чем было все то, что наполняло мою

память» [21].

Основной вопрос заключается в следующем: действительно ли ведьмы и колдуны телесно переносятся на шабаш, или же видения шабаша – это результат действия мазей, включающих, возможно, в свой состав наркотические средства способные вызвать галлюцинации?

Итальянский демонолог ХVII века Франческо Гуаццо в своей книге «Compendium Maleficarum» пишет следующее: «Мнение, которого придерживаются последователи Лютера и Меланхтона, заключается в том, что, по их мнению, ведьмы участвуют во всех этих собраниях лишь в своем воображении, их сознание замутнено некоей дьявольской уверткой. В защиту этого предположения отрицатели указывают, что ведьм часто видели лежащими в определенном месте без движения (в то время как впоследствии они утверждали обратное). Более того, из жития св. Германа, которое уместно будет здесь процитировать, известно, что некоторые женщины заявляли, будто они отправляются на «банкет», в то время как, по заверениям надежных свидетелей, они ложились и засыпали. Что подобного рода женщины легко поддаются обману, не подлежит сомнению... Я же придерживаюсь противоположного мнения, что в ряде случаев некоторые ведьмы действительно телесно переносятся на полуночный шабаш дьяволом, принимающим форму того или иного нечистого и чудовищного животного, чаще же всего козла. Так полагают ведущие теологи и специалисты в области юриспруденции из Италии и Испании; это мнение подтверждается и католическими авторитетами. Большинство авторов придерживается именно такого взгляда, например, Торквемада в своих комментариях к Гриллану, Реми, св. Петр Дамиа-ни, Сильвестр Авильский, Томмазо де Виа Гаэтани, Альфонсо де Кастро, Систо Сиенский, Пер Криспе, Бартоломео Спинья в глоссах на Понцинибио, Лоренцо Ананья и множество других, о которых для краткости здесь умалчивается». Соотечественник Гуаццо, итальянский инквизитор Бернард из Комо, в своём энциклопедическом трактате «De Strigibus» писал следующее: «Эти несчастные, действительно полностью контролируя свои чувства и не находясь в состоянии сна, посещают эти собрания, или скорее, оргии, и если место их проведения находится недалеко, то они идут туда пешком, по дороге весело беседуя. Если же им предстоит встреча в некоем отдаленном месте, то они переносятся туда дьяволом. Каким бы образом они ни попали в это место, нет сомнений, что путешествие это носит реальный, а не воображаемый характер. Нет также причин думать, что они действуют в помраченном сознании, когда отвергают католическую веру, поклоняются дьяволу, попирают ногами Крест Господень, оскверняют Святое Причастие, предаются грязному разврату и совокупляются посреди этого собрания, оскверняют себя связью с дьяволом, который является им в обличий человека и используется мужчинами как суккуб, обслуживая вместе с тем женщин, как инкуб».

Как видно из приведенных отрывков, средневековые инквизиторы верили в реальность физического посещения шабашей колдунами и ведьмами.

«В «Молоте ведьм» Шпренгер сообщает о женщине, которая добровольно пришла в суд с тем, чтобы ее наказали как ведьму, и призналась братьям-доминиканцам, что по ночам она посещает шабаши и никакие заслоны и решетки не могут ей помешать отправиться на адскую пирушку. Она была помещена под замок в помещение, откуда не было никакой возможности выбраться, и охранялась специально приставленными к ней людьми, которые постоянно наблюдали за ней в замочную скважину. Эти люди сообщили, что как только ее доставили в это помещение, она немедленно повалилась на кровать; при этом казалось, что ее члены абсолютно не гнутся. Избранные представители трибунала, серьезные и внимательные доктора вошли в комнату. Они стали будить женщину. Вначале это не получалось и пришлось основательно ее потрясти. Тем не менее она оставалась недвижимой. Тогда ее стали довольно грубо щипать. Наконец, принесли зажженную свечу и держали у ее ступни, пока на ней не появились следы ожога. Женщина никак не реагировала на происходящее. Через некоторое время к ней вернулись чувства. Она села и в подробностях рассказала, что случилось с нею на шабаше, где именно она была, сколько там было человек, какие проводились ритуалы, о чем говорилось. Потом она пожаловалась на боль в ноге. На следующий день отцы объяснили ей, как все происходило, что она и не покидала этого места и что боль происходит от свечки, эксперимент с которой был необходим для установления истины. Обращались они с ней строго, но по-отечески, и после того, как она исповедовалась в своей ошибке и обещала впредь противиться таким скверным фантазиям, ей предписали соответствующее случаю покаяние и отпустили» [22].

Очевидно, что сатанизм начал свою историю в незапамятные времена, намного раньше ведовских процессов и, возможно, раньше появления письменности. Собственно, первым сатанистом был сам Сатана: он стал им, когда стал Сатаной, т.е. стал против бога.

Истоки же современного сатанизма, как культа сознательного поклонения Дьяволу следует искать в христианских ересях. Гностики, катары и проч. – о них мы поговорим несколько позже, когда будем говорить о Светлом сатанизме и его идеологической основе. Начало же «классического сатанизма» (приверженцы которого считают Дьявола воплощением зла и тьмы) обнаруживаются в средних веках новой эры.

«В 1388 году инквизиция подвергла допросу с пристрастием некоего человека,

который под пытками рассказал о группе вальденсов, действовавшей близ

Турина. Они поклонялись Великому Дракону Апокалипсиса, создателю мира,

власть которого на земле выше власти Бога. Они считали Иисуса простым

смертным, сыном Иосифа Обручника, а не Сыном Божиим. Они проводили обряды

в честь своего бога, а затем устраивали оргии. При посвящении в секту

новичок должен был выпить зелье, приготовленное из экскрементов жабы;

снадобье это было настолько могущественным, что отведавший его человек уже

не мог выйти из секты до конца своих дней.

В 1453 году в Тюрингии обнаружили секту Братьев Креста. Они занимались

умерщвлением плоти и верили в то, что Сатана рано или поздно вернет себе

былое могущество и снова взойдет на небеса, изгнав оттуда Христа. По ночам

они устраивали тайные оргии.

В начале XVI века по Европе прошел слух о том, что Богемию наводнили

тысячи люцифериан. А в Италии Папа Юлий II отдал одному инквизитору приказ

расследовать деятельность "некой секты", члены которой

отвергали христианскую веру, оскверняли кресты и святые таинства (в

особенности - таинство причастия) и, считая Дьявола своим владыкой и

господином, приносили ему клятвы верности и послушания» [23].

С классическим сатанизмом прочно ассоциируется понятие о так называемой Чёрной мессе. Чёрная месса – это обряд, традиционно приписываемый сатанистам. Чёрная месса является пародией на традиционную мессу – религиозную службу Католической церкви. Замечательное описание обряда чёрной мессы дал А. Ш. ЛаВей:

«Популярная концепция Черной Мессы такова: отлученный от церкви священник стоит перед алтарем, который представляет собой обнаженная женщина с раздвинутыми ногами и выставленным напоказ влагалищем, в каждой из протянутых рук сжимающая по черной свече, приготовленной из жира некрещенных детей; на ее животе стоит чаша с мочой (или кровью) проститутки. Перевернутое распятие висит над алтарем, а треугольные гости из зараженного спорыньей хлеба или покрытая черными пятнами репа благословляются священником и макаются во влагалище женщины-алтаря. Затем, рассказывают нам, призывы к Сатане и различным демонам уступают место набору молитв и псалмов, прочитанных задом наперед и пересыпанных непристойностями... все это исполняется в "защитной" пентаграмме, нарисованной на полу. Если появляется Дьявол, то он предстает в виде нетерпеливого мужчины с головой черного козла на плечах. После следуют такие действия, как самобичевание, сжигание молитвенни-ков, куннилингус, феллацио и поцелуи в основном нижних частей тела - все под аккомпанемент сквернословных цитат из Библии и харкания на распятие! Если во время ритуала может быть убит ребенок - еще лучше; ведь всем известно, что это любимый вид спорта сатанистов»! [24]

ЛаВей пишет: «Все религии духовного характера придуманы человеком. Ничем иным, как своим плотским мозгом, он сотворил целую систему богов» [25].

Далее у ЛаВея мы читаем: «Не является ли более осмысленным поклонение тому Богу, которого он сам создал в соответствии с собственными эмоциональными потребностями - тому, кто наилучшим образом представляет его целиком и полностью плотское существо, имеющее навязчивую идею первым делом изобрести себе Бога? Если человек настаивает на обособлении своей скрытой сущности в виде «Бога», тогда зачем бояться своего истинного «я»; боясь «Бога» - зачем обращаться к самому себе, обращаясь к «Богу» - зачем обособляться от «Бога» ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ОТПРАВЛЯТЬ РИТУАЛЫ И РЕЛИГИОЗНЫЕ ЦЕРЕМОНИИ В СВОЕ ИМЯ»?

Давайте теперь посмотрим, кем или чем является для ЛаВея Бог: «Для Сатаниста же, «Бог», каким бы именем он ни был назван, или даже не назван вообще, - видится неким уравновешивающим природу фактором…». То есть, ЛаВей отрицает Бога, как личность, заменяя его на некий «уравновешивающий природу фактор».

Давайте теперь посмотрим, кем или чем для ЛаВея является Сатана: «Сатанисты, согласно учению ЛаВея, исходят из того, что сам человек, а также силы действия и противодействия Вселенной ответственны за все происходящее в природе, и не заблуждается насчет того, что кому-то есть до этого дело». «Большинство Сатанистов, - говорит ЛаВей, - не принимают Сатану как антропоморфное существо. Он просто олицетворяет собой силы природы».

Может ли существовать сатанизм без Сатаны? Трудно однозначно ответить на этот вопрос, ибо в своё время были предприняты попытки создать христианство без Бога. Вспомним так называемый «Пантеизм». Пантеизм: (pantheoism, греч. pan — все + thaos — бог) — отождествление Бога с природой. В пантеистических концепциях нередко скрывались натуралистические тенденции, растворявшие Бога в природе и подводившие к материализму, представляя собой учения, оппозиционные по отношению к господствовавшему теистическому религиозному мировоззрению.

В средние века, в отличие от иудаизма, христианства и ислама, с определяющим для них теистическим пониманием бога как личности, абсолютно возвышающейся над природой и человеком, пантеизм развивал учение о безличном мировом духе, скрытом в самой природе. Натуралистические тенденции пантеизма со всё большей силой начали проявляться в эпоху Возрождения. Одним из первых подошёл к проблеме пантеизма Николай Кузанский.

Давайте теперь попробуем в пантеизме заменить слово «Бог» на «Сатану». Не напоминает ли вам, уважаемые читатели, получившийся результат концепцию ЛаВея (Сатана = олицетворение сил природы)? Разумеется, в приложении к учению ЛаВея сам термин «пантеизм» следует отредактировать. Заменим частицу «теизм» на «сатанизм». Получим – ПАНСАТАНИЗМ.

Чтобы не вызывать двусмысленностей и разночтений, оговорюсь: несмотря на то, что лично я придерживаюсь второй, религиозной концепции сатанизма, тем не менее, я с большой теплотой отношусь к учению ЛаВея. Ибо ЛаВей возвёл человеческую жизнь в ранг священной (вспомним его слова «Каждый человек является богом, если считает себя таковым»). Кроме того, ЛаВей выступал против жертвоприношений людей и животных. Ну и, конечно же, ЛаВею первому удалось официально зарегистрировать сатанинскую организацию.

У ЛаВея существует много последователей в разных странах мира. Хоть некоторые из них и позиционируют себя как нечто отличное от учения ЛаВея, тем не менее, основа учений этих организаций зиждется на всё тех же постулатах «чёрного папы». Как не назови Сатану – «эгрегором» [26], «архетипом» [27], «зелёным инопланетянином», «вселенским процессором» - суть не меняется: у Сатаны отнята его главная составляющая – его Личность. Его разум. Его воля. До появления ЛаВея со своим учением, Сатана был Личностью, следовательно, любая попытка обезличить Сатану – является не чем иным, как интерпретацией (порой – весьма изощрённой интерпретацией) всё того же учения мистера ЛаВея.

Наша работа посвящена Светлому сатанизму, поэтому я не буду здесь подробно расписывать все остальные направления религиозного сатанизма. Скажу только о том, что не относится к сатанизму - к любому из его видов:

1) К сатанизму не имеет ни малейшего отношения так называемое «позёрство». Позёрами являются, главным образом, подростки, ищущие романтики в новых ощущениях. Такие ощущения, как они думают, им может дать сатанизм. Иначе говоря – эти люди идут в сатанизм не из – за своих убеждений, а исключительно для того, чтобы испытать что – то новое, или же просто отдать дань моде, покрасоваться перед своими товарищами. Для них сатанизм – это всего - навсего ещё одна игра, как домино или шашки. Такие люди культивируют, как правило, только внешнюю псевдо-сатанинскую атрибутику (пр. носят перевёрнутые пентаграммы на своих шеях, одеваются во всё чёрное). Как правило, это подростки. Когда они закончат свои институты или училища, когда они устроятся на приличную работу, найдут себе жён и мужей и выйдут, наконец, из – под опеки своих родителей, то их косухи найдут своё вечное пристанище на чердаках и в подвалах их домов. На цепи, которыми они сейчас так любят обвешиваться, будут посажены их домашние псы. А их пентаграммами будут играть их младшие братишки, и сестрёнки, которые к тому времени уже подрастут и окрепнут.

Светлые сатанисты не носят никаких косух и цепей. Исключение составляют металлисты, исповедующие светлый Сатанизм. Кроме того, Светлые сатанисты могут и вовсе не быть металлистами, а слушать совершенно другую музыку. Тут главное другое. Тут главное, чтобы сатанист верил в свои убеждения, и свято им следовал на протяжении всей своей жизни.

К одной из разновидностей религиозного сатанизма относится так же и предмет изучения данной работы – Светлый сатанизм. Поговорим о нём в следующей главе.

2. Светлый сатанизм, как культурный феномен.

А вот что говорит нам Толковый словарь русского языка Ушакова: «КУЛЬТУ'РА, ы, ж. [латин. cultura] (книжн.). 1. только ед. Совокупность человеческих достижений в подчинении природы, в технике, образовании, общественном строе. История культуры. Развитие культуры происходит скачками. 2. То или иное состояние общественной, хозяйственной, умственной жизни в какую-н. эпоху, у какого-н. народа, класса. Неолитическая культура. Культура древнего Египта. Пролетарская культура. 3. только ед. То же, что культурность. Высокая культура. Насаждать культуру. 4. только ед. Разведение, возделывание, обработка (с.-х.). Культура льна, свекловицы. 5. Разводимое, культивируемое растение (с.-х.). Сельскохозяйственные культуры. Масличные культуры (соя, кунжут, клещевина и др.). 6. Лабораторное выращивание бактерий; полученная таким путем колония бактерий (бакт.). Культура холеры. 7. перен., только ед. Усовершенствование, высокое развитие. Актеру требуется культура голоса, движений. Физическая к. (спорт и гимнастика)».

Можно, конечно, прожить всю жизнь со стихийно сложившимся мировоззрением, без философских раздумий над его содержанием. Но люди с такой жизненной позицией часто не способны ориентироваться в сложностях современной общественной жизни и культуры. У таких людей теряются жизненные ориентиры, отсюда следуют неудачи в жизни, и неудовлетворённость своей судьбой.

Можно (схематически и условно) поделить всех людей на две категории: одни придерживаются научного, а вторые - религиозного мировоззрения. Светлый сатанизм представляет собой органичный сплав первого и второго типа мировоззрений.

«Религия дает людям объяснение происхождения и развития мира, она обеспечивает им защиту и, в конечном счете, счастье среди всех превратностей жизни, и она направляет их убеждения и действия предписаниями, которые представляет всем своим авторитетом. Таким образом, религия выполняет три функции. Во-первых, она удовлетворяет человеческую любознательность, делает то же самое, что пытается делать наука своими средствами, и соперничает здесь с ней. Второй своей функции она, пожалуй, обязана большей частью своего влияния. Она умаляет страх людей перед опасностями и превратностями жизни, вселяет уверенность в добром исходе, утешает их в несчастье, и тут наука не может с ней соперничать. Правда, наука учит, как можно избежать определенных опасностей, успешно побороть некоторые страдания; было бы несправедливо оспаривать, что религия сильная помощница людям, но во многих случаях она вынуждена предоставлять человека его страданию, и может посоветовать ему лишь покорность. В своей третьей функции, давая предписания, провозглашая запреты и ограничения, религия в наибольшей степени отдаляется от науки, поскольку наука довольствуется исследованиями и констатациями. Правда, из приложений науки выводятся правила и советы для поведения в жизни. Иногда они те же, что предлагает и религия, но только с другими обоснованиями» - писал о религии Зигмунд Фрейд.

Каким образом Светлый сатанизм может сочетать в себе эти, на первый взгляд, противоположные понятия: религиозную веру и научное мировоззрение?

В современном мире религия и наука идут бок о бок. Для религии сверхъестественное стоит в начале, для науки – в конце всего мышления. Для религии сверхъестественное представляет фундамент, для науки – венец разработки концепции мира. Человек нуждается в науках для познания мира, а в религии – для реальных действий в этом мире.

«Вера, верность, верование, уверенность, достоверность – все это слова, однокоренные с латинским veritas – истина; индоевропейский корень ver присутствует в большинстве развитых языков с тонкой разработкой познавательной семантики. Из основных европейских языков, пожалуй, лишь в русском, да отчасти в немецком омонимичны два главных значения слова вера: 1) любая уверенность в чем-то или в ком-то и 2)особое состояние сознания, основанное на признании очевидности сверхъестественного» [28]. Иными словами, верить можно во что – то или в кого – то: в существование какого – либо предмета или явления. Например, можно верить в Бога или Сатану. Или в то, что завтра будет хорошая погода, хотя по радио обещали дожди с градом. Поклонение же это – ритуальное почитание какого – либо сверхъестественного существа, например, Бога. Акт поклонения сопровождается обычно молитвами, жертвоприношениями, либо какими – либо иными видами ритуалов. Поклоняющийся чему – либо человек обычно отдаёт всего себя объекту своего поклонения.

Существует мнение, что сатанисты не верят в Бога. Это не так. Сатанисты верят в то, что Бог существует. «И бесы веруют», говорил апостол (Иак.2:19). Однако сатанисты не поклоняются богу. Впрочем, Сатане они так же не поклоняются, но об этом речь пойдёт у нас позже.

С чего начался Светлый сатанизм?

В основе Светлого сатанизма лежит дуалистическая мировоззренческая концепция. Светлые Сатанисты верят в существование двух противоположных друг другу этико-религиозных начал (Бог и Сатана). При этом оба эти начала признаются Светлыми сатанистами равновеликими по отношению друг к другу (в отличие, скажем, от христиан, которые считают Сатану подчинённым Богу, и действующим исключительно с божьего позволения).

Светлые сатанисты не являются первооткрывателями дуалистического мировоззрения. Дуализм лежал так же в основе ряда гностических [29] учений, появившихся в первые века существования христианства.

Гностики верили в то, что наш мир управляется Архонтами (младшими божествами), в то время, как Верховный Бог не принимает участия в земных делах.

Главный же Архонт ассоциировался гностиками с библейским Богом, которого гностики наделяли чертами коварства и злобы, а так же безжалостности и мстительности. Вот что пишет о гностиках Ричард Кавендиш:
«Некоторые гностики стали отождествлять Иегову с Дьяволом, а другие пришли к выводу, что Дьявол был благим ангелом, противником Иеговы и Архонтов. Они опрокинули всю ветхозаветную систему ценностей, осуждая патриархов и пророков и восхваляя врагов Иеговы. Согласно учению гностиков, Эдемский змей был на самом деле спасителем, которого верховный Бог послал на помощь Адаму и Еве, дабы те познали добро и зло и смогли постичь порочную сущность мира, сотворенного Иеговой. Некоторые гностики превозносили Каина и указывали на то, Иегова

отверг его подношение, состоявшее из плодов земли, но принял кровавую жертву Авеля, так как сам был кровожаден и жесток. Другие гностики восхваляли Корея, Дафана и Авирона, фараона и египтян, жителей Содома и прочих персонажей, проклинавшихся в Библии за поклонение иным богам и непокорность Иегове.

Некоторые даже осуждали Иисуса как сына злого бога Иеговы и прославляли Иуду Искариота, избавившего мир от этого "инкуба". Правда, в большинстве своем гностики признавали Иисуса божественным спасителем, явившимся освободить людей от власти ветхозаветного Бога, однако и подобные воззрения были в высшей степени неортодоксальны. Отец церкви Ириней в своей книге "Против ересей", написанной в конце II века н. э., отмечает,

что Сатурнин не верил в смерть Христа на кресте. Вместо Иисуса, утверждал этот гностик, был распят некий Симон из Кирены, а Иисус стоял рядом и смеялся, глядя на его мучения. Из этого следовало, что все уверовавшие в Распятого просто-напросто были одурачены Архонтами и по-прежнему остаются их рабами; свободен же от их власти только тот, кто отрицает мученическую

смерть Христа» [30}.

Церковь крайне враждебно относилась к гностическим учениям, считала эти учения ересями и пыталась всячески искоренить (в том числе – огнём и мечом) любые их проявления. Вот что говорит о гностиках и об их отношении с церковью Е. П. Блаватская: «Величайшею их [гностиков] виною были их синкретические взгляды, ибо не было другого такого периода в мировой истории, когда у истины было бы еще меньше шансов на победу, чем в тем дни подделок, лжи и умышленной фальсификации фактов.

Но прежде, чем нас принудят поверить этим обвинениям, не будет ли нам позволено осведомиться, что представляют исторические личности их обвинителей? Начнем с вопроса, на каком основании Римская церковь претендует на превосходство своих доктрин над доктринами гностиков? Несомненно — на апостолической преемственности. Эта преемственность по традиции установлена непосредственным апостолом Петром. А что, если это окажется выдумкой? Ясно, что тогда вся надстройка, державшаяся на этой единственной воображаемой опоре, упадет с громадным грохотом. А когда мы проводим тщательное исследование, мы обнаруживаем, что тут от нас требуется поверить единственно слову Иринея (святой отец церкви II в., известный своей борьбой с гностиками, прим. Просветителя) — Иринея, который не привел ни одного веского доказательства в подтверждение своему заявлению, которое он так нагло выдвинул, и который для этого прибег к бесконечным подделкам» [31].

Светлые сатанисты, так же, как и гностики, не склонны ассоциировать библейского бога с добром и с любовью к людям. На то у светлых сатанистов имеются свои основания:

Б). Как относятся Светлые сатанисты к христианскому богу и христианству в целом?

Светлые сатанисты верят, что Иисус Христос существовал, как личность. Они верят в его божественное происхождение. Но в корне не согласны с его учением, а так же со многим в его поведении. Сейчас поясню:

Начну издалека, и покажу, что многие самые настоящие, всамделишные христиане не исполняют заветов своего бога:

«А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» (Мф 5:39-40) Эти слова – не изобретение Христа. Лао-цзы и Будда говорили эти слова за 500 лет до рождения Иисуса. Но подумайте: применяют ли этот принцип христиане в реальной жизни, на практике?

Давайте понаблюдаем за жизнью обычных христиан: как часто конфликты между христианами заканчиваются подставлением другой щеки? Да практически никогда! Мордобой, часто переходящий в поножовщину – вот традиционный итог христианских конфликтов.

Следующая мысль Христа, на которой я хотел бы заострить внимание: «Не судите, да не судимы будете» (Мф 7:1). А пользовался ли этот принцип популярностью в судах христианских стран? Не думаю, чтобы вам удалось это обнаружить. Думаю, в мире существует немало судей, которые являются ревностными христианами. Я уверен, что ни одному из них даже в голову не приходит, что он поступает вопреки христианским принципам.