Труды по истории раскола и старообрядчеству

Издания, посвященные проблемам раскола и старообрядческого движения, долгое время не выделялись как самостоятельное явление. Ф. К. Сахаровым был составлен «Указатель» литературы о расколе. Литература истории и обличения русского раскола: Сист. указ. книг, брошюр и статей о расколе, находящихся в духовных и светских периодических изданиях.- Тамбов, 1887–1900., который содержал около 7 тыс. работ. А потому на современном этапе изучения истории РПЦ принято говорить о данной проблеме как самостоятельной.

Одним из первых опубликованных сочинений, направленных на борьбу с расколом, стал труд митрополита Димитрия Ростовского, в котором он с позиций современника критикует идеологические воззрения сторонников старообрядчества и их несогласие с проводимыми реформами (Димитрий Ростовский (Туптало), Даниил Савич. Розыск о раскольнической брынской вере, о учении их и делах их.- М., 1755).

К важным документальным свидетельствам можно отнести труды митрополита Тобольского и Сибирского Игнатия (Римского-Корсакова), составленные в виде посланий,- жанра, к которому часто прибегали иерархи русской церкви (Игнатий, митрополит. Три послания к раскольникам.- Казань, 1855; Игнатий, митрополит. Три послания к раскольникам. Казань, 1855). В то же время несомненную ценность представляют свидетельства их оппонентов - Семена Денисова и Ивана Филиппова (Симеон Денисов. История об отцах и страдальцах соловецких.- М., 2000; Филиппов И. Истории Выговской пустыни.- СПб., 1862). Именно им мы обязаны объективными данными по истории раскола, беспристрастным и сдержанным свидетельствам событий, непосредственными участниками которых они являлись. Братья Семен и Андрей Денисовы создали богословие раскола, исторически и даже археологически обосновав его. В своем сочинении они сумели подметить слабую сторону противника, используя при этом приемы исторической и филологической критики, обладая большим запасом сведений по описываемому вопросу. «История» И. Ф. Филиппова имеет весьма важное научное значение как единственный летописный источник, в котором собраны и описаны в строгой последовательности главные события того периода. Но эти работы могут быть использованы лишь при освещении начальной стадии раскола конца XVII –начала XVIII вв. К тому же в них наблюдается явная тенденциозность при освещении событий в зависимости от принадлежности к тому или другому религиозному течению.

С XIX в. старообрядчество стало предметом исследований не только синодальных «борцов с расколом», но и русских историков. На смену критике «официального православия» пришел объективный исторический взгляд. Ученые увидели в старообрядчестве уникальное культурно-историческое движение, сохранившее живую, неразрывную связь с Древней Русью. Ранее работы, вышедшие из-под пера представителей русской церкви и русской исторической науки, в большинстве своем имели только обличительные и миссионерские цели. В конце 1850-х и в 1860-х гг. XIX в. появилась обширная литература о расколе и этих своеобразных русских «диссидентах»⁹⁰. Подобной точки зрения придерживался и Сергей Зеньковский, протоиерей-эмигрант, известный специалист по истории русской философии и богословия Он писал: «К серьезному изучению русского старообрядчества русские историки и богословы пришли только тогда, когда наступила годовщина двухсотлетия русского церковного раскола»⁹¹.

К наиболее фундаментальным работам о расколе в первую очередь следует отнести труды профессора Московской духовной академии Н. И. Субботина: «Летопись происходивших в расколе событий» (М., 1871), «История так называемого австрийского, или белокриницкого, священства» (М., 1874–1898. 2 т.), «Материалы для истории раскола за первое время его существования» (М., 1875–1895. 9 т.). Все они представляют исключительную ценность благодаря собранным в ней документам, среди которых сочинения расколоучителей, деяния Собора 1666–1667 гг. и множество других материалов. Им же освещается полемика представителей РПЦ со старообрядцами, а также опубликован ряд литературных памятников, связанных с расколом.

Известный исследователь русской литературы А. Н. Пыпин был одним из первых авторов XIX в., рассмотревших старообрядчество не с позиции официальной церкви. В его книге были собраны обширные материалы о старообрядцах России, (Пыпин А. Н. Сводный старообрядческий синодик.- СПб., 1883).

Довольно подробную картину о различных толках и направлениях российского старообрядчества обрисовал в значительном числе работ публицист-этнограф А. С. Пругавин. Основополагающее направление его исследований раскола заключалось в идее о безусловной веротерпимости и полной общественной равноправности раскольников. Он доказывал «тесную связь вопроса о расколе со всеми вопросами нашего общественного быта, которые относятся до православного и экономического положения народа» (Пругавин А. С. Старообрядчество во второй половине XIX в. - М., 1904; Раскол и сектантство в русской народной жизни. - 1905; Монастырские тюрьмы в борьбе с сектантством.- М., 1905; Самосожигатели и самоутопленники в Сибири 1782–1783 гг. // Рус. старина.- 1879.- Т. XXIV.- С. 336–340).

Пересмотр традиционных взглядов и отказ от тенденциозности в освещении вопросов раскола содержатся в работах профессора Московской духовной академии Н. Ф. Каптерева, из которых наиболее важны «Патриарх Никон и его противники в деле исправления церковных обрядов» (Сергиев Посад, 1913) и «Характер отношения России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях» (Сергиев Посад, 1914). Основной труд Н. Ф. Каптерева «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович» появился лишь после издания манифеста 1905 г. о веротерпимости (Сергиев Посад, 1909–1912; М., 1996). Работа Н. Ф. Каптерева и П. С. Смирнова «История русского раскола старообрядчества» (Рязань, 1893; СПб., 1895 (2-е изд.)) способствовала изменению отношения русского духовенства к старообрядцам, проявившемуся в документах Поместного Собора 1917–1918 гг.

Истории старообрядчества посвящали свои труды ученые: Е. В. Барсов «Новые материалы для истории старообрядства XVII-XVIII веков» (М., 1890); А. П. Щапов «Русский раскол старообрядства, рассматриваемый в связи с внутренним состоянием русской церкви и гражданственности в XVII веке и в первой половине XVIII» (СПб., 1859), «Земство и раскол» (Вып. 1. СПб., 1862); Г. В. Есипов «Раскольничьи дела XVIII столетия» (СПб., 1861); П. П. Власов «Письма старообрядческих деятелей» (М., 1915).

Работы историков XIX в., безусловно, важны и ценны как приведенными в них сведениями, так и постановкой вопроса по рассматриваемой проблеме. Но кроме работы А. С. Пругавина, который привел случаи самоуничтожения сибирских раскольников, в исследованиях других авторов практически не рассматривается сибирский раскол или лишь упоминается. Не дается характеристика сектантства конца XIX в., что вполне объясняется временем написания данных работ. Но и у А. С. Пругавина не сделан анализ и не выявлены причины, по которым раскольники шли на смерть. Он не работал с сибирскими архивами, где сосредоточены наиболее важные и типичные документы о раскольничьих самоподжогах, а ограничился использованием лишь центральных архивов, в связи с чем нами использованы только отдельные фрагменты его трудов.

Историком сибирской церкви А. И. Сулоцким была опубликована статья о первых случаях самосожжений раскольников в Сибири, а также о противодействии этому пагубному явлению со стороны сибирских архипастырей «О бедствиях в Сибири от раскола. Протопоп Аввакум» (в 3-х томах.- Т. III.- Тюмень, 2001). В ней он полемизирует с авторами XIX в., которые называли протопопа Аввакума выходцем из Тобольска, приводит выдержки из «Записок Сибирской истории», помещенных в «Древней Российской Вивлиофике», издаваемой Н. И. Новиковым. При описании биографий сибирских архипастырей он в ряде случаев указывает, что они вели борьбу с расколом, но совершенно не приводит архивных данных или ссылок на документы. На наш взгляд, это объясняется тем, что маститый историк не ставил перед собой цели исследования сибирского раскола, а потому упоминал о нем лишь фрагментарно. Преподавателем Тобольской семинарии, священником И. Я. Сырцовым на страницах «Тобольских епархиальных ведомостей» за 1887 г. в № 13-14. (С. 250-260), № 15-16. (С. 289-298) был помещен ряд статей о самосожжении раскольников по материалам архива Тобольской консистории. Эти материалы были затем выпущены отдельным изданием (Сырцов И. Я. Самосжигательство Сибирских старообрядцев в XVII и XVIII столетии.- Тобольск, 1887). Особо важен тот факт, что И. Я. Сырцовым использована часть документов, хранившихся некогда в фондах Тобольской духовной консистории и не дошедших до наших дней, а потому его публикация особенно важна для нас. В то же время его работа изобилует фактическим материалом, сгруппированным по годам и территориальной принадлежностям самосожжений, но не дается анализа происходящим событиям, не приводятся фамилии зачинателей гарей, отсутствует критика действий властных структур и пр.

После революции за рубежом вышла книга В. П. Рябушинского - одна из наиболее значительных работ по истории старообрядчества, однако практически неизвестная на родине автора (Рябушинский В. П. Старообрядчество и русское религиозное чувство.- Париж, 1936). Другим русским эмигрантом, П. Н. Милюковым, в трехтомном издании, посвященном истории развития русской культуры, весьма подробно исследованы причины возникновения раскола, разногласия среди старообрядцев, история основных течений (поповщины и беспоповщины), происхождение сектантства (Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры.- Т. 2. - М., 1994).

В XX в. усилился интерес к истории раскола. Активную работу по собиранию рукописей и старопечатных книг, сохранившихся в старообрядческой среде, ведут археографические центры МГУ (Поздеева Н. В., Кашкарова И. Д., Леренман М. М. Каталог книг кириллической печати XV–XVII вв. Научной библиотеки Московского университета.- М., 1980), Пушкинского дома (Древлехранилище Пушкинского дома.- Л., 1978; Древлехранилище Пушкинского дома: Материалы и исследования.- Л., 1990). Сотрудниками Сибирского отделения АН СССР под руководством Н. Н. Покровского найдены новые материалы о старообрядцах в Сибири, опубликованные в ряде работ коллективов авторов: «Источники по культуре и классовой борьбе феодального периода: Археография и источниковедение Сибири» (Новосибирск, 1982), «Древнерусская рукописная книга и ее бытование в Сибири» (Новосибирск, 1982), «Публицистика и исторические сочинения периода феодализма» (Новосибирск, 1989).

В советский период появилось множество работ, посвященных отдельным писателям-старообрядцам: Грекулов Е. Ф. «Библиографический указатель литературы по исследованию православия, старообрядчества и сектантства в советской исторической науке за 1922–1972 годы» (М., 1974), около 2500 наименований. Были найдены и опубликованы неизвестные ранее старообрядческие сочинения, однако обобщающих работ по истории раскола не появилось. В 1969 г. С. А. Зеньковский в эмиграции написал научно-популярную книгу «Русское старообрядчество» (М., 1995), в которой, однако, не смог охватить полученные исследователями новые материалы.

В пятитомной «Истории Сибири» приводятся сведения о борьбе официальной церкви с оппозиционным ей старообрядчеством (История Сибири с древнейших времен до наших дней.- Т. 2: Сибирь в составе феодальной России.- Л, 1968). Довольно политизированную точку зрения на старообрядчество дал Н. М. Никольский в своей работе «История русской церкви» (М., 1988), где рассматривает противоречия между официальной и старообрядческой церковью с классовых позиций историка-марксиста, подробно анализируя распространение различных согласий и сект в России.

Одним из самых значительных исследователей истории старообрядчества Сибири и Урала является Н. Н. Покровский, участвовавший в ряде археографических экспедиций по выявлению рукописных источников этого направления русской культурной мысли, их классификации и изучению. Из довольно значительного количества работ по данной тематике отметим следующие: «Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян – старообрядцев в XVIII в» (Новосибирские, 1974), «О древнерусской рукописной традиции у староверов Сибири». (Литература и общественная мысль Древней Руси.- М., Т. 24.- 1969., «Споры об исповеди и причастии у староверов-часовенных востока России в XVIII в.) (Культура славян и Русь.- М., 1998), «Староверы-часовенные на востоке России в XVIII – начале XX вв.: Проблемы творчества и общественного сознания» (М., 2002).

В своих более поздних работах, часть из которых размещается на сайтах Интернета, Н. Н. Покровский анализирует идеологические разногласия внутри староверов-часовенных. Им в соавторстве с Н. Д. Зольниковой выпущена монография, в которой приводятся весьма важные материалы по истории одной из ветвей старообрядчества в Западной Сибири в XVIII – начале XX вв. (Соборные постановления старообрядцев-часовенных востока России XVIII – XX вв. как исторический источник //http//cclib.nsn/ru/win/projekts/ siberia/religion/pokrov_ros/html).

Вклад Н. Н. Покровского в историографию по данной теме столь велик, что у любого исследователя, собравшегося сказать свое слово по этой тематике, может сложиться довольно таки верное представление, что большинство «белых пятен» на этом пути уже давно изучено и их просто не существует. Однако Н. Н. Покровский в наиболее фундаментальной своей работе «Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян – старообрядцев в XVIII в.» рассмотрел и дал оценку наиболее яркому периоду борьбы старообрядчества за свои права в XVIII столетии, в то время как XIX и начало XX вв. остались вне рамок исследования. К тому же агрессивные и уничижительные высказывания автора в адрес православной церкви с классовых позиций того времени, когда готовился этот труд, и полное отсутствие признания заслуг духовных деятелей, в числе которых было немало культурных и весьма образованных личностей, оставивших значительный вклад в культуре Сибири, мешает полноценному и объективному восприятию работы уважаемого ученого на современном этапе изучения проблемы. Но в любом случае его исследования навсегда останутся тем краеугольным камнем и вектором направленности для последующей деятельности в этом направлении. Именно Н. Н. Покровский дал многообразную картину происходящего, выявил огромное количество документальных свидетельств и ввел их в научный оборот, сообщил новые имена и описал судьбы ярких представителей старообрядческого движения в Сибири и на Урале.

Некоторые проблемы раскола в русской церкви затрагивают авторы Н. Д. Зольникова, Л. М. Русакова, Т. С. Мамсик, Н. С. Гурьянова⁹². В сборниках Тюменского Государственного университета «Религия и церковь», под редакцией Н. С. Половинкина, помещен ряд статей, посвященных истории уральского и сибирского старообрядчества, анализу взаимодействия официальной церкви с представителями раскола⁹³. В 1996 г. в Екатеринбурге под редакцией А. В. Вознесенского вышел сборник «Книгоиздательская деятельность старообрядцев (1701-1918)», а в Москве и словарь «Старообрядчество» под редакцией С. Г. Вургафта и И. А. Ушакова. По материалам международной научной конференции был опубликован сборник «Мир старообрядчества»⁹⁴. Определенный интерес представляет собой Соборное уложение Тюменского собора 13 ноября 1840 г. (Духовная литература староверов востока России XVIII – XX вв.- Новосибирск, 1999). Темой кандидатской диссертации для В.И.Байдина, а затем и для Л.Н. Сусловой стала проблема взаимоотношений между старообрядчеством и гражданскими властями⁹⁵. В последние годы уральские историки всесторонне рассматривают и изучают такое неоднозначное явление, как различные ветви старообрядческого движения⁹⁶.

Совершенно новый взгляд на раскол и его последствия для русской культуры приводится в статье Натальи Михайловой, которая неожиданно подверглась резкой критике на страницах различных патриотических газет и в ряде телевизионных выступлений современных литературных деятелей, (А. Проханова, А. Дугина и В. Личутина и др.), считающих себя приверженцами и последователями «древнего благочестия». Впрочем, сама Н. Михайлова не пытается найти компромисс между двумя направлениями российского религиозного движения, подводя свои выводы к факту подрыва старообрядчеством основных устоев государственности и экономической базы России, что в конце концов привело к революционному краху существующего строя. Нельзя не согласиться с рядом ее положений, которые выявляют негативное влияние старообрядческих общин на политическую дестабилизацию общественных настроений и их смычку с рядом крайних революционных движений, финансирования лидеров этих партий и т. п. Но в то же время автор излишне превозносит и ставит в заслугу деяния такой неоднозначной и противоречивой личности, как патриарх Никон, наделяя его чертами провидца и миротворца. А поскольку в ее работе отсутствует хоть какая-то критика духовных и гражданских властей, идущих на крайние меры при борьбе с последователями старообрядчества, то создается впечатление об одиозной направленности ее сочинения, не претендующего на историческую объективность. Работа помещена на электронном сайте Интернета: Михайлова Н. О старообрядчестве. http://antirascol.nm.ru/michailova.htm. 2003.

Значительный интерес представляет собой монография Н. В. Воробьевой «Церковные реформы в России в середине XVII в.: идейные и духовные аспекты» (Омск, 2002), где существенно уточнены и дополнены сведения об идеологической борьбе в среде «ревнителей древнего благочестия», вскрыты основные их расхождения, которые привели к распаду кружка на «провинциальных» и «московских» ревнителей.

Но при этом хотелось бы подчеркнуть, что мы не ставили своей задачей выявить и рассмотреть все направления старообрядческого движения, сохранение ими древних культурных традиций, теософскую сторону вопроса, а пытались восстановить исторический ход деятельности православной церкви в Западной Сибири в отношении старообрядчества, а также различных сект и учений.

7. Работы по духовному просвещению православной церковью в Западной Сибири, можно поделить два раздела: на работы по истории ТДС и исследования по организации православной церковью в Западной Сибири начальных школ и училищ, главная цель которых заключалась в подготовке детей духовенства к поступлению в семинарию.

Несмотря на более чем полутора вековое существование Тобольской духовной семинарии, работ, посвященных ее истории, крайне мало. Практически все они были опубликованы в дореволюционное время, в большинстве своем в «Тобольских епархиальных ведомостях». О роли «сибирских Афин» в подготовке духовенства и миссионеров-просветителей края сообщал Н. А. Абрамов, но лишь в связи с описанием жизнедеятельности сибирских архипастырей. Специально сбором материала по ее истории он не занимался. Им же приводятся сведения о церковных школах на территории Западной Сибири, где в частности сообщается, что в 1850-1851 гг. в Ялуторовском округе функционировало несколько школ, в которых «учащихся при церквах было: муж.196, жен.8, всего 204 человека». Эти школы «были заведены по настоянию бывшего тобольского преосвященного Георгия»⁹⁷.

Первым из авторов, кто подготовил и опубликовал в «Тобольских губернских ведомостях» статью об архиерейской школе как предшественнице семинарии, стал протоиерей А. И. Сулоцкий⁹⁸. В своей «Авторской исповеди» он записал: «Почти до последнего времени было у меня страстное желание издать еще историю Тобольской семинарии», но планам его не удалось осуществиться. Сулоцкий много лет собирал материалы о ее истории, первых ректорах и преподавателях, а когда переехал в Омск, то один из его сослуживцев (Г. А. Варлаков) «делал из них по моей просьбе выписки материалов». И хотя «выписок этих у него набралось шесть томов», но передать их Сулоцкому он не успел, а после его смерти они затерялись. Автор многотомных трудов истории сибирской церкви с горечью писал об этом в 1880 г., будучи преклонным старцем, проживая вдали от архивов, а в 1884 г. А. И. Сулоцкий скончался⁹⁹.

Наиболее близко к обобщающему труду по истории семинарии подошел Н. А. Бирюков, историк и бытописатель семинарской жизни, опубликовавший свои архивные изыскания в «Тобольских епархиальных ведомостях» за разные годы¹⁰⁰. Всю свою сознательную жизнь (1887-1918) он связал с Тобольской семинарией - сначала в качестве воспитанника, а потом, в течение почти 30 лет, как ее преподаватель. Огромной заслугой Н. А. Бирюкова явилось выявление им ряда новых документов из фондов Тобольской консистории и семинарского правления, которые не дошли до современных исследователей. Кроме этого, им даны характеристики и библиографические данные о ректорах семинарии, отражена роль преосвященных в развитии учебного процесса, даны сведения о педагогическом персонале, о строительных работах и благоустройстве учебного заведения. Он был близок к тому, чтобы не только обобщить имеющийся у него в наличии исторический материал, но и сделать выводы о влиянии Тобольской духовной семинарии на культуру всей Западной Сибири. Последние его публикации относятся к 1918 г., и лишь смена власти и идеологических ориентиров, надо полагать, помешала ему выпустить полновесную монографию, подобную работе Г. А. Цветаева и С. Н. Замахаева¹⁰¹.

Краткую историю семинарии к ее 150-летнему юбилею попытались составить инспектор И. П. Ксенофонтов и преподаватель А. Н. Судницын, которая была напечатана в местных епархиальных ведомостях¹⁰². Но в этой работе приводятся лишь основные, к тому же не уточненные сведения об основных исторических вехах семинарии, отсутствует критика или какой-либо анализ происходящего. Перу И. П. Ксенофонтова принадлежит статья об открытии низших духовных школ, в которой он не идет дальше критики учительских кадров, не сумевших, по мнению автора, добиться успешной подготовки своих воспитанников. Но как-то оценить политику центральных властей в деле народного образования автор не решается.

О церковно-приходских школах Шадринского уезда довольно подробно рассказал В. Попов, который так определил время их открытия: «Эти школы существовали в разное время, но основание старейших между ними не восходит далее конца тридцатых годов текущего столетия. Но лишь немногие из церковных школ существовали без перерывов и подолгу»¹⁰³. Народному образованию в г. Ялуторовске и округе посвятил свой большой и содержательный историко-статистический очерк Н. И. Палопеженцев, 10 лет прослуживший учителем, а затем штатным смотрителем Ялуторовских училищ. По его мнению, духовенство Ялуторовского округа отнеслось «совершенно безучастно» к распоряжению об открытии церковно-приходских школ. Первая школа по его данным открылась в 1855 г. в селе Терсюкском. Уровень преподавания в церковно-приходских школах он считал довольно низким, примитивным, с рутинными приемами¹⁰⁴. Особо отметил он лишь две начальные школы, основанные в 1842 г. и в 1846 г. декабристом И. Д. Якушкиным и протоиреем С. Я. Знаменским, хотя они по своему статусу числились как церковные школы.

В труде Б. В. Титлинова о духовной школе в России в XIX в. содержится упоминания о том, что «правительство в начале 40-х годов решило воспользоваться для целей народного образования церковно-приходскими школами, которые около того времени стали заводиться по инициативе духовного ведомства»¹⁰⁵.

В первые годы советской власти выходит работа Н. С. Юрцовского, в которой он рассматривает историю первого духовного учебного заведения Сибири, но пользуется при этом данными вышеназванных авторов. По его мнению, «первые церковно-приходские школы были немногочисленны по своему существованию». Начало их появления в Сибири он относит к 1839 г. и не связывает их с «позднейшими церковными школами 80-90-х годов». Он согласен с точкой зрения Н. И. Палопеженцева по этому вопросу и дословно цитирует его критический отзыв. Роль православной церкви он видел в исполнении политических задач государства, которое смотрит на «духовенство как наиболее благонадежный учительский элемент и духовную школу как орудие отвлечения народа от вредных мыслей и направления»¹⁰⁶. Так считал бывший выпускник Тобольской духовной семинарии. Он же сообщает об открытии миссионерских школ в Сибири. Вслед за Юрцовским тематику миссионерских школ затрагивают Ф. Ф. Кронгауз и Ф. Ф. Шамахов¹⁰⁷.

Ряд новых сведений в своей фундаментальной работе сообщает А. Н. Копылов, который обобщил ранее опубликованные работы и отметил ошибку дореволюционных исследователей, считавших, что первой в Сибири была открыта архиерейская школа¹⁰⁸. Более полно освещена и изучена тема народного образования в Западной Сибири авторами Н. А. Миненко, Т. С. Мамсик, А. Г. Мосин¹⁰⁹. Современными исследователями было отвергнуто бытующее некогда в советской литературе убеждение о поголовной неграмотности сибирского крестьянства.. Но в работах, посвященных данной тематике, не сложилось единой точки зрения по этому вопросу: не достаточно изучена роль православной церкви и ее просветительская деятельность за Уралом, не прослежена преемственность открытия церковно-приходских школ и участие духовенства в их работе.

В статье И. В. Скипиной, посвященной церковному образованию в Тобольской губернии в первой половине XIX в., сообщается о церковно-приходских школах, которые, по словам автора, являлись «самым массовым звеном церковного образования». Как и другие авторы И. В. Скипина пишет о бедственном положении церковно-приходских школ: «В этих школах царили нищета, холод, отсутствовали учебники, имело место рукоприкладство преподавателей. Ребята, оканчивая школу, нередко так и не умели читать и писать. Однако и в такие школы попасть было не просто, принимали в основном только мальчиков»¹¹⁰.

Более взвешенно подошла в своей монографии по культуре зауральского крестьянства в позднефеодальный период Н. А. Миненко. Она приводит ряд сведений и статистических данных по этому вопросу. Нельзя не согласиться с ее замечаниями, что «сама постановка обучения в церковных школах оставляла желать лучшего» и что многие из них, «не успев открыться, тут же закрывались». Но главный ее вывод - «все это не дает оснований для утверждения о совершенной бесполезности церковных школ»¹¹¹. Таким образом, авторы постсоветского периода признают в своих работах важность и значимость открытия на территории Западной Сибири первых церковно-приходских школ, обучение в которых велось силами местного духовенства.

Исчерпывающий библиографический указатель по истории Тобольской семинарии составил А. В. Чернышов¹¹². К очередному юбилею семинарии была издана небольшая брошюра, где приводились общеизвестные факты без использования источников («Тобольская Духовная семинария. 250 лет».- Тобольск, 1993»).