Сорокин П. А. С 65 Человек. Цивилизация. Общество / Общ ред., сост и предисл. А. Ю. Согомонов: Пер с англ



бет13/47
Дата15.07.2016
өлшемі5.31 Mb.
#199879
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   47

СТРУКТУРНАЯ СОЦИОЛОГИЯ

СОЦИОЛОГИЯ КАК НАУКА

§ 1. Мир надорганики


Физические науки изучают неорганические явления; биология иссле­дует органический мир, общественные науки рассматривают надорганические явления. Как наличие жизни характеризует живые структуры и процессы, так и наличие сознания или мышления в своей развитой форме отличает надорганические явления от органических. Так же как лишь небольшая часть физического мира (растения и животные) об­наруживает феномен жизни, так и небольшая часть живого мира прояв­ляет сознание в развитой форме — в науке, философии, религии и этике, искусстве, технических изобретениях и социальных институтах. Надор­ганические явления в таком развитом виде обнаруживаются только в человеке ив цивилизации. Другие виды живого мира проявляют лишь рудиментарные формы надорганики. Социология и смежные обществен­ные науки имеют дело с человеком и созданным им миром.

Социальные и гуманитарные науки не занимаются анализом химического состава человеческих тел или церковных зданий, самолетов или любой другой части созданного человеком мира, ибо это - задача органической и неорганической химии. Точно так же они не изучают физические свойства человеческого мира, это — забота физики. Анато­мия и физиология человека принадлежат к области биологии. Обществоведы, конечно, должны знать выводы физических и биологических наук, касающиеся человека, но эти выводы не являются существенной частью социологии и других общественных наук. Они представляют собой "досоциологию" или "досоциальную науку". Задачи социологии и обще­ственных наук в целом начинаются там, где заканчивается изучение человека физикой и биологией.



Позже мы увидим, что физико-химические и биологические свойства человека действительно относятся к области социальных наук, но только постольку, поскольку они непосредственно связаны с надорганикой либо в качестве ее инструментов и средств выражения, либо в качестве фак­торов, которые обусловливают надорганику или обусловливаются ею. 1

§ 2. Описание надорганики


Надорганика тождественна сознанию во всех своих явно выражен­ных проявлениях. Феномен надорганики включает язык, науку и филосо­фию, религию, искусство (живопись, скульптуру, архитектуру, музыку, литературу и драму), право и этику, нравы и манеры, технические изобретения и процессы, начиная от простейших орудий труда и кончая самыми сложными машинами, дорожное строительство, зодчество, воз­делывание полей и садов, приручение и дрессировку животных и т. д., а также социальные институты. Это все надорганические явления, по­скольку они являются проявлениями различных форм сознания; они не возникают в результате голых рефлексов или инстинктов2.

1 Большинство вступительных текстов в социологических трудах перепол­нены подобной "досоциологической" информацией, взятой из механики, физики, химии и особенно биологии. Если для педагогических целей ее введение желатель­но, то для строго социолоического изучения человека и человеческого мира включение значительного объема информации нецелесообразно. В данной работе предполагается, что большинство "досоциологических" знаний о человеке чита­телю известны, а потому их содержание сведено до минимума.

2 Лучшее определение надорганики дано Е. Де-Роберти. Он справедливо указывает, что переход от неорганического к органическому, а затем к надор-ганическому является постепенным. Живой природе присущи рудиментарные ментальные процессы, подобные раздражимости, ощущениям, чувствам, эмоци­ям и ассоциации образов. Но ни один вид, кроме человека, не обладает высшими формами сознания, представленного четырьмя основными классами социальной мысли: а) абстрактными понятиями и законами научного мышления, б) фило­софскими и религиозными обобщениями, в) языком символов в искусствах, г) 'рациональной прикладной мыслью во всех дисциплинах от технологии, агроно­мии и медицины до этики, социального планирования и инженерии. Такая надор-ганическая мысль —суть "ткань" социокультурных явлений. Реальные историчес­кие события и социокультурные явления всегда представляют собой смесь физи­ческих, биологических и надорганических явлений. См.: De Roberty E. Nouveau programme de sociologie. P., 1904. Обществоведы, заявляющие, что социальные феномены являются по своей природе психологическими или ментальными, говорят примерно то же самое. Практически все представители психологических и социопсихологических школ в социологии (а они представляют собой основные течения общественной мысли) находятся в неявном или явном согласии с тезисом этой работы. См.: Sorokin P. A. Contemporary Sociological Theories. N. Y., 1928. Ch. 8—13.

§ 3. Область надорганики


Другими словами, в своих развитых формах надорганика находится исключительно в сфере взаимодействующих людей и продуктов их взаимодействия

Вне человека можно наблюдать лишь рудиментарные формы надорганического поведения, подобно рефлексам и инстинктам, пере­живаниям, чувствам и эмоциям, зачаткам репродуцирующего вооб­ражения, элементарной ассоциации образов и рудиментарной спосо­бности учиться на собственном опыте. Некоторые виды животных, такие, как муравьи и мухи, имеют сложные организации, но они базируются на врожденных рефлексах и инстинктах. Рефлексы и ин­стинкты лежат в основе и такой (производящей большое впечатление) деятельности, как строительство гнезд птицами, паутины пауками и ха­ток бобрами. Немного может узнать животное на основе лишь со­бственного опыта при отсутствии высокоразвитых нервной системы и мозга, сколько бы его ни учили.

Когда Келлогги пытались обучать в аналогичных условиях семиме­сячного шимпанзе и своего сына, который был примерно того же возраста, что и шимпанзе, то он сначала превосходил их ребенка в де­ятельности, которая обусловливалась анатомией, врожденными инстин­ктами и рефлексами. Он научился пользоваться ложкой, пить из чашки, открывать двери. Но шимпанзе не понимал человеческую речь, за ис­ключением нескольких простых слов и фраз, не мог научиться говорить или решать арифметические и другие задачи умеренной степени сложно­сти1. \Не имея больших умственных способностей, животные не создают лингвистических, научных, философских или других надорганических систем. То немногое, чему они обучаются, усваивается ими главным образом через механизм условных рефлексов2. Как уже было показано, надорганика относится главным образом к сфере взаимодействующих людей и продуктам такого взаимодействия. Ни один человек, будучи с рождения изолированным от других людей, не может существенно развить свое сознание. Каспар Хайзер. Анна, Гесский мальчик, девочка из Солги, Амада и Камала — "дети волка" — и другие изолированные от людей дети не умели говорить, не могли вспомнить свое прошлое или решить простые интеллектуальные задачи. Они в действительности бо­льше походили на животных, чем на разумные существа3.

'Научное знание, философская мысль, эстетические вкусы и другие составляющие надорганики не наследуются биологически, люди получа­ют их от других людей благодаря непрекращающемуся взаимодействию с культурой как носителем надорганических ценностей.'Если бы любого из нас изолировать от мира людей, много ли он узнаЙПэы самостоятель­но о нашей культуре? Элементарное владение языком, простейшие пра­вила сложения и вычитания, начальные сведения из физики и биологии, применение таких простых орудий, как рычаг, колесо, лук и стрелы, или добывание и использование огня, легко осваиваемые семилетним маль­чиком, были бы недостижимы для 99% из нас, даже если бы мы жили сто лет и имели мозг Исаака Ньютона. Понадобились многие поколения взаимодействующих людей, чтобы были сделаны такие открытия и из-



1 Wheeler W. M. Ants, Their Structure, Development, and Behaviour. N. Y.. 1916;
id. Social Life Among the Insects. N. Y., 19.18.

2 Pavlov I. Lectures on Conditioned Reflexes. N. Y., 1928.

3 Halhwachs M. Les cadres sociaux de la memoire. P., 1925; Gesell A. Wolf Child
and Human Child. N. Y., 1941.
обретения. В условиях полной изоляции от социокультурного мира потребовались бы века и тысячелетия, чтобы отдельные индивиды овла­дели всем этим, да и то вряд ли им это удалось. Индивидуальный опыт является весьма ограниченным.) Изоляция от других людей лишает человека бесконечно богатого опыта, накопленного благодаря милли­онам поколений. В этом случае его сознание обречено оставаться на самом рудиментарном уровне. Даже развитый, умный человек начинает деградировать, если он вырывается на долгое время из взаимодействия с людьми и соприкосновения с созданным человеком миром.

Наука, философия, религия, этика, технология, искусство и социа­льные структуры создавались и обобщались благодаря деятельности бесчисленных человеческих поколений. Определенное приращение надорганики может возникать из взаимодействия инноватора и предшест­вующей культуры, но накопление знания, являющееся точкой отсчета, само есть продукт человеческого взаимодействия. В этом смысле надорганическая культура может рассматриваться как прямой или косвенный продукт взаимодействия между людьми.


§ 4. Человеческая личность как продукт социокультурных сил


Родившись, человек еще не является личностью или субъектом надо-рганической жизни. Его "я" и имя, научные идеи, религиозные взгляды, эстетические вкусы, моральные убеждения, манеры и нравы, занятия, экономическое положение и социальный статус, судьба и жизненный путь — ничто еще не предопределено. Его можно сравнить с фоног­рафом, на котором можно проигрывать любую запись. Хороший фоног­раф конечно же лучше воспроизводит любую запись, чем плохой. Но то, какие записи он будет играть — симфонию Бетховена или джаз, — не зависит от фонографа. Точно так же человек с лучшей физической конституцией может лучше проигрывать "социокультурные записи", чем тот, кто рождается с худшими наследственными данными; но то, какие записи он станет играть, относительно мало зависит от органических или биологических факторов. Зовут ли его Смит или Джонс, протестант ли он или буддист, говорит ли он по-английски или по-турецки, респуб­ликанец он или демократ, лифтер или король, является ли он граждани­ном России или Сиама, состоит в моногамном или полигамном браке, носит восточную или американскую одежду — эти и другие социокуль­турные характеристики не наследуются биологически, а приобретаются в процессе взаимодействия с людьми, среди которых он рождается, воспитывается, получает образование.

Джозеф Райнхарт, рожденный в американской семье, был в возрасте трех лет брошен своими родителями, усыновлен китайской семьей, привезен в Китай и воспитывался там до девятнадцати лет, став типич­ным китайцем по языку, мыслям и верованию, манерам и образу жизни1. Близнецы, рожденные с одинаковыми организмами, развивают свой ум до разного уровня и имеют разные социокультурные характеристики, если их помещают в разную социокультурную среду. Мейбл и Мери, однояйцевые близнецы, выросшие одна -- на американской ферме, другая — в американском городе, показали множество различий по тесту Стэнфорда-Бинэ. Они также имели ярко выраженные отличия в манерах и нравах, несмотря на то что социокультурные различия



1 Scheinfeld A. You and Heredity. N. Y., 1939. .
между сельской и городской американской средой не являются слишком существенными1. Организмы двух людей могут совсем немного разнить­ся, а могут быть и совершенно разными в биологическом смысле, например, они могут быть относительно слабыми и сильными физичес­ки, относительно посредственными и блестящими умственно, однако оба эти человека могут стать королями или мультимиллионерами2 в зависимости от социокультурных условий. Несмотря на значительные различия в биологической наследственности, дети, родившиеся и вырос­шие в англоязычных странах, имеют родным языком английский; в рим­ско-католическом окружении от 80 до 100% детей становятся католи­ками, и т. д.

А это означает: что касается социокультурных черт и жизненного пути человека, то каждый находится под воздействием надорганической среды, в которой он рождается и воспитывается. \Даже определенные биологические характеристики косвенно определяются социокультурны­ми факторами. Во многих обществах предписывалось убивать детей, рожденных с определенными табуированными чертами. Другие обще­ства запрещают браки между высшими и низшими кастами, между рабами и хозяевами или между определенными этническими, расовыми и религиозными группами. Таким путем социокультурные факторы обусловливают и контролируют до значительной степени то, какие виды биологических организмов воспроизводятся, а какие уничтожаются.

Роль биологических сил во всех этих отношениях сводится к двум функциям. Во-первых, организм с лучшей наследственностью будет успешнее осуществлять социокультурные функции, предписанные ему надорганической средой. Во-вторых, биологические организмы, родив­шиеся с определенными характеристиками, обязательно ограничиваются этими характеристиками, например, умственно отсталый человек не может стать ученым, а человек со слабой конституцией не может стать тяжелоатлетом. Другими словами, как социокультурные индивиды, мы являемся теми, кто мы есть благодаря действию социокультурных сил; и мы ведем себя таким образом, каким нас побуждают действовать эти силы. В связи с указанными выше обстоятельствами предмет социоло­гии и социальных наук в целом отличается от предмета физических и биологических наук.

§ 5. Социология в системе общественных наук


Надорганика или социокультурное пространство изучаются всеми социальными и гуманитарными дисциплинами. Поэтому логически встает вопрос о том, каково отличие социологии от экономики, полити­ки, истории, психологии и других социальных наук. Хотя в более глубо­ком смысле все научные дисциплины составляют одну неделимую науку, предпринимаемое в практических целях разделение труда требует специ­ализации в каждой дисциплине. Физика отличается от химии, и обе эти науки — от биологии, хотя границы между ними являются расплыв-

1 Newman H. H. Mental and Physical Traits of Identical Twins Reared Apart // Journal of Heredity. 1932. V. 23. P. 2—18. Ср.: Newman H. H., Freeman F. N.. Holzinger K. J. Twins: A Study of Heredity and Environment. Chicago, 1937.

2 Среди монархов и мультимиллионеров были люди как с сильной, так и со слабой конституцией, как с посредственными, так и блестящими мыслительными способностями (Sorokin P. A. Monarchs and Rulers /'/ Social Forces. 1925. V. 4; American Millionaires and Multimillionaires // Social Forces. 1925. V. 5).
чатыми и пересекающимися друг с другом. Физическая механика пересе­кается с геометрией и математикой, обе они пересекаются с химией, и все три с биологией, давая нам органическую химию и математичес­кую физику] Разница между социологией и другими социальными наука­ми/ также (относительна; тем не менее они' столь же различимы,! как физика, химия и биология.

В большой группе социальных и гуманитарных дисциплин, которые имеют дело с надорганическим миром, социология выполняет свою собственную определенную задачу и осуществляет свои функции спосо­бами, явственно отличными от других наук. Во-первых, в отличие от истории и других индивидуализирующих наук социология является гене­рализирующей наукой. В то время как история концентрирует свое внимание на изучении социокультурных феноменов, которые являются уникальными и неповторимыми во времени и в пространстве (Соединен­ные Штаты как определенная нация, христианство как уникальная рели­гия, Авраам Линкольн как определенный человек, Тридцатилетняя вой­на как отличающаяся от других войн), социология изучает свойства надорганики, которые повторяются во времени и в пространстве, то есть являются общими для всех социокультурных феноменов (общая социо­логия) или для всех видов данного класса социокультурных явлений — для "всех войн, всех наций, всех революций, всех религий и т. д. (специальные социологии). < Благодаря этому генерализирующему каче­ству социология коренным" образом отличается от истории и других индивидуализирующих гуманитарных дисциплин1.



1 О глубоком различии между генерализующими и индивидуализирующими науками см.: Rickert H. Die Grenzen der Naturwissenschaftlichen Begriffsbildung. Tubingen, 1902; Xenopol A. La theorie de l'histoire. P., 1908.

§ 6. Отличие социологии от других общественных наук


Не в меньшей степени задача социологии отличается от задач таких генерализирующих социальных наук, как экономика, политология и пра­во. Экономика также является генерализирующей наукой, поскольку она пытается обнаружить и сформулировать свойства, отношения и законо­мерности, которые повторяются во времени и в пространстве и являют­ся общими для всех экономических явлений определенного класса. То же самое можно сказать, с соответствующими поправками, о любой другой генерализирующей социальной науке.

Социология отличается от таких дисциплин в нескольких отношени­ях. Прежде всего, каждая из этих наук имеет дело лишь с одной сферой социокультурного пространства: экономика с экономическими отноше­ниями, политика с политическими отношениями. Социология имеет дело по своим специальным направлениям со всеми сферами этого пространства.:Например, экономика изучает хозяйственные структуры как инвариант общества; политология анализирует государство как особый тип общества; религиоведение исследует церковь как тип обще­ства. Метасоциология исследует общество как род, с присущими ему свойствами и отношениями, которые обнаруживаются в любом обще­стве, будь то фирма, церковь, государство, клуб, семья и т. п. Или другой пример: экономика имеет дело с производственными циклами и флуктуациями, политология изучает циклы и флуктуации в политичес­кой жизни. Социология же рассматривает циклы и флуктуации как родовой признак социальных явлений, возникающий практически во всех социальных процессах, будь то экономические, политические, творческие, религиозные, философские, в их взаимосвязях друг с дру­гом. То же можно сказать о таких социальных процессах, как соревнование и эксплуатация, господство и подчинение, стратификация и дифференциация, солидарность и антагонизм и т. д. Каждый из этих процессов возникает не только в отдельных сферах на-дорганики, но практически во всех отсеках социокультурной жизни и, будучи таковым, требует изучения своего родового вида и связей между каждым отдельно взятым видом и другими специальными подвидами того же процесса. (Такое изучение переходит границы любой отдельной дисциплины. Оно требует существования особой науки, которая рассматривает родовые виды всех этих явлений и вза­имосвязи между ними. Эта задача выполняется социологией. ;< Схе­матично это можно изобразить следующим образом,?41усть указанные классы социальных явлений состоят из следующих общих элементов и отношений:

экономические: а, Ь, с, n, m, f

политические: а, Ь, с, h, d, j

религиозные: a, b, с, g, i, q

и так далее.

Допустив, что все остальные виды социокультурных феноменов имеют такие же общие элементы и отношения, как а, Ь, с, и Ъсе они принадлежат к одному роду социокультурных феноменов, то они не могут не обладать ими, и соответственно изучение этих общих элементов — а, Ь, с — будет составлять основную задачу социологии^* С другой стороны, исследование того, как осуществляется связь между несовпадающими элементами, скажем, n, h, j (например, как про­изводительные циклы связаны с циклами в развитии преступности, научных теорий, самоубийств, художественных вкусов, революций и так далее), составляет ее вторую важнейшую задачу. Ни одна из этих задач не решается какой-либо другой общественной наукой; ни одна из них не принадлежит логически другой науке. Они охватывают специальную область социологии.

Наряду с этой глубинной' разницей между задачами социологии и задачами генерализирующих общественных наук существует важное отличие в их основных допущениях, касающихся природы человека и от­ношений между социальными явлениями. Дискретный характер экономи­ки побуждает ее постулировать наличность homo economicus — чисто экономического существа, руководимого экономическим интересом и утилитарной рациональностью, что приводит к полному исключению неэкономических религиозных верований и неутилитарных моральных убеждений, антиэгоистичного альтруизма и не приносящих дохода худо­жественных ценностей, нерациональных нравов и иррациональных стра­стей. В соответствии с этим экономические явления воспринимаются как совершенно изолированные от других социокультурных феноменов и не­подвластные религиозным, юридическим, политическим, художествен­ным или моральным силам. Столь же односторонним путем реализуется идея о homo politlcus в политической сфере, равно как и homo religiosus в сфере религии.

В отличие от подобных допущений homo socius социологией рассмат­ривается как родовой и многогранный homo, одновременно и нераздель­но экономический, политический, религиозный, этический, художествен­ный, частью рациональный и утилитарный, частью" нерациональный и даже иррациональный и при всем при этом отличающийся непрестан­ным взаимодействием всех этих аспектов. Соответственно каждый класс социокультурных явлений рассматривается социологией как связанный со всеми остальными классами (правда, с различной степенью взаимо­зависимости), которые находятся под влиянием всего остального социо­культурного пространства и, в свою очередь, влияющими на него. В этом смысле социология изучает человека и социокультурное простра­нство такими, какие они есть на самом деле, во всем их разнообразии, как подлинные сущности, в отличие от других наук, которые в целях аналитики рассматривают явления, искусственно выделяя их и полно­стью изолируя от остальных.

А). Теории причины самоубийств. Предыдущее повествование ясно указывает на специфические функции социологии среди смежных социа­льных и гуманитарных дисциплин, как, впрочем, и на познавательную значимость этих функций. Без дисциплины, осуществляющей эти функ­ции, назовем ли мы ее социологией или абракадаброй, невозможно получить адекватное знание о важных социокультурных феноменах. Даже такое, как может показаться, малозначительное явление, как само­убийство, не может быть адекватно понято, особенно в том, что касается его причин, без изучения его в рамках социокультурного пространства человека в целом. Дабы четче прояснить вопрос о функциях социологии, остановимся для краткого анализа на проблеме самоубийств и его причинах. Это явление рассматривается биологией и медициной, психи­атрией, психологией, историей, экономикой, политологией, правом, эти­кой и другими биологическими, социальными и гуманитарными дисцип­линами. Каждая из них пытается найти причины в своей собственной области. Биологи и врачи общего профиля ищут их в плохом здоровье и прочих биологических условиях; психиатры, специалисты в области психических патологий и расстройств, и психологи — в том или ином болезненном опыте, подобно безответной любви, разочарованиям, стра­ху скандала или наказания и т. д. Географы ищут причины в климатичес­ких и других подобных им условиях; экономисты — в экономических факторах, подобно бедности, депрессиям и банкротству. До определен­ной степени каждая из этих теорий верна. Но ни одна из них не является адекватной, поскольку не может объяснить целый ряд фундаментальных свойств самоубийств, таких, как тип людей, их совершающих, частота их распределения в различных обществах, периоды возрастания и убыва­ния, и т. д.

. История вообще не может ответить на эти вопросы, она просто описывает уникальные или непохожие на другие случаи самоубийства в различные исторические периоды. Описание условий, при которых Сенека вскрыл себе вены, не является причинным анализом и даже не претендует на это. Когда указывают на несчастную любовь или психи­ческое заболевание, то и это не является причиной, посколь^ миллионы людей в подобных обстоятельствах не совершали самоубийств. То же самое можно сказать о любом отдельном случае самоубийства, изуча­емом в соответствии с какой-либо одной из специальных дисциплин. Простое частное исследование того или иного случая не вскрывает его причины, поскольку у нас нет должных когнитивных условий для того, чтобы найти одну постоянную причину среди сотен переменных. Само­убийство же следует исследовать как феномен, который повторяется в разных обществах и в различные периоды. В таком качестве оно становится не отдельным случаем, а родовым процессом или типичным феноменом, существующим всегда и повсюду. Если его рассматривать таким образом, то мы получим данные о его частотности в различных группах и периодах. Имея эти данные, мы можем проверить специаль­ные теории врачей, биологов, психологов, психиатров, экономистов и географов. Проверка показывает, что их теории содержат в лучшем случае лишь небольшую часть правды, но далеко не всю правду.

Возьмем, к примеру, экономическое объяснение причин самоубийств. Проведенное В. Херлбартом исследование самоубийств в Соединенных Штатах в 1902—1925 годах на первый взгляд поддерживает теорию об экономических причинах самоубийств1. Кривая флуктуации бизнеса и кривая самоубийств в Соединенных Штатах в эти годы кажутся хорошо синхронизированными, периоды депрессии сопровождаются увеличени­ем числа самоубийств, а периоды процветания — их уменьшением.

Близкие результаты были получены Л. Даблином и Б. Бунзелем в 1910—1931 годах. Коэффициент корреляции между месячным индек­сом бизнеса и месячным индексом самоубийств в период 1910—1931 годов относительно высок. С. Крёзе, Э. Морселли, Э. Дюркгейм и М. Хальбвакс отметили такое же возрастание самоубийств во время пери­одов депрессий. М. Хальбвакс обобщил значительное число данных, указывающих на такое же отношение между периодами депрессии и са­моубийств в Пруссии, Германии, Австрии и Франции. В Австрии крах 1872 года сопровождался увеличением числа самоубийств примерно на 50 процентов. В Пруссии и Германии кривая самоубийств с 1881 по 1913 год двигалась в обратном направлении по отношению к кривой цен и параллельно с числом банкротств и финансовых крахов2.

Хотя может показаться, что циклы самоубийств обусловлены и в доста­точной степени объясняются экономическими причинами, несколько более строгий анализ свидетельствует, что такая трактовка является лишь частичной правдой. Во-первых, даже в этих данных связь между самоубий­ством и бедностью или финансовым стрессом далеко не убедительна. Ни одно из этих исследований не дает высокого коэффициента корреляции между двумя явлениями. Поэтому для того чтобы объяснить флуктуации кривой самоубийств, нужен учет и других факторов. Во-вторых, если бы экономические причины были на самом деле главными факторами само­убийств, то должно было бы ожидать, что самоубийства будут иметь тенденцию к уменьшению в данной стране при улучшении ее экономическо­го благосостояния. Действительное положение дел совершенно иное. Почти во всех европейских странах реальная заработная плата и уровень жизни поднялись на 200—300 и более процентов в течение XIX века, особенно во второй его половине. Однако кривая самоубийств почти во всех этих странах не опустилась, а, напротив, поднялась именно в этот период. За последние шестьдесят или семьдесят лет процент самоубийств на 10 тысяч жителей поднялся в Италии от 2,8 до 8,3 %, во Франции — от 7,1 до 23, в Англии — от 7,3 до 11, в Пруссии — от 10,6 до 20,5, в Соединенных Штатах — от 3,18 (в 1860 г.) до 11,9 % (в 1922 г.). Лишь в Германии, Норвегии, Швейцарии и Дании кривая самоубийств двигалась хаотично3. Во всех этих странах уровень жизни существенно возрос с 1840 по 1914 год.

Такая зависимость сразу показывает, что долговременные тенденции самоубийств не объясняются экономическими факторами бедности и процветания. К тому же выводу мы приходим, когда рассматриваем

1 Hurlburt W. С. Prosperity, Depression, and the Suicide Rate // American Journal of Sociology. 1932. V. 37. P. 102. Ср.: Dublin L. I., Bun;el B. To Be or Not To Be. N. Y., 1933.

2 Hallbwachs M. Les Causes du Suicide. P., 1930. P. 102.

3 Ferri E. A Century of Homicides and Suicides in Europe // Bulletin de l'lnstitut International de statistigue. P. 433; Bunger W. A. Le suicide comme phenomene social // Revue de l'lnstitut de Sociologie. 1936. V. 16. P. 322—323; Sorokin P. A., Zimmerman С Principles of Rural-Urban Sociology. N. Y., 1929.
распределение и частоту самоубийств по странам и регионам. Многие аграрные страны, такие, как Балканские государства или Россия, в XIX веке были беднее, чем западные индустриальные страны. И однако число самоубийств в этих более бедных странах было ниже, чем в странах процветающих. В средние века Европа была экономически беднее, чем в XIX или XX столетиях, однако число самоубийств в средневековой Европе, похоже, было очень незначительным. Более того, если бы экономическое процветание было главным противо­действующим фактором, а бедность — главной причиной, мы должны были бы ожидать, что бедные люди регулярно давали бы большее число самоубийств, чем богатые. Однако данные свидетельствуют со­вершенно о другом. С уверенностью можно констатировать, что пре­успевающие, особенно очень богатые люди имеют тенденцию к боль­шему числу самоубийств, чем бедные1.

Этих наблюдений достаточно, чтобы утверждать, что экономические факторы сами по себе не объясняют ни распределение самоубийств, ни их основные тенденции и флуктуации. Они определяют лишь некоторые малозначительные флуктуации в определенные периоды и в определен­ных странах (главным образом индустриальных и экономически разви­тых), но не более того2.

Любая теория, пытающаяся объяснить явление лишь с помощью одного отдельного фактора, не уделяя должного внимания данному обществу и культуре в целом, — ошибочна. Каким бы убедительным на первый взгляд ни было объяснение самоубийства в терминах физиогра­фических факторов, таких, как климат или времена года, более глубокий анализ этого явления показывает, что ни климат, ни смена времен года, ни долгота и широта не являются действительными причинами этого социального феномена. Самоубийства имеют достаточно общие сезон­ные флуктуации, которые достигают своего максимума в мае или июне в европейских странах; но причина их увеличения в эти месяцы скрыта не в погоде или температуре, а в интенсивности социальной жизни и социальных конфликтов. Если кривая самоубийств падает до миниму­ма во время июля, августа и сентября, причина опять-таки кроется не в климате или других физиографических факторах, а в ослаблении социальной жизни (отпуска и т. п.) и уменьшении социальных поводов к самоубийствам3. Хотя климат и другие географические факторы могут вносить свои коррективы, они сами по себе не являются основными и никоим образом не могут объяснить распределение самоубийств в про­странстве или их флуктуацию во времени.

Теории врачей, психиатров и психологов содержат одну и ту же ошибку. Долгое время эти люди пытались объяснить самоубийство,



1 См. данные по профессионально-экономическим классам в: Sorokin P. А., Zimmerman С. Principles... Ch. 7.

2 Однако даже в таких незначительных флуктуациях каузальная роль сведена не непосредственно к экономическим факторам, как таковым, а к социальной дезорганизации, проявлениями которой являются депрессии, банкротства и вне­запные экономические изменения, приводящие к последующей психосоциальной
изоляции Это подтверждается тем фактом, что не только глубокая депрессия, но и неожиданное экономическое процветание часто сопровождаются увеличением самоубийств. С другой стороны, когда внезапные изменения экономики не вызы­ вают социальную дезорганизацию и не ведут к психосоциальной изоляции индивидов, они и не стимулируют увеличения самоубийств.

3 О космических теориях самоубийств см.: Morselli H. Suicide. N. Y., 1882. Великолепную критику подобной интерпретации см.: Durkheim E. Le Suicide. Ch. 3.
исходя из того, что это — болезнь, которая проистекает из психического состояния, расстройства или ненормальности. "Самоубийство — суть всегда болезнь и акт умственного отчуждения". Такова их формула1. Главным аргументом в пользу таких теорий является утверждение о вы­соком проценте психической ненормальности среди лиц, совершающих самоубийства (в некоторых случаях говорится о 100 процентах), а также о параллелизме кривой самоубийств и психических заболеваний. Хотя некоторые приводимые данные являются бесспорными, интерпретация же этих фактов сомнительна, главный тезис невероятно преувеличен, а большая часть свидетельств ошибочна.

1). Процент психически ненормальных лиц среди жертв самоубийств, видимо, в большинстве случаев был чрезвычайно преувеличен. Когда были проведены более точные ретроспективные исследования, то преды­дущие цифры были снижены до весьма низкого удельного веса — 10 % или даже менее того2. 2). Природа многих психических заболеваний до сих пор еще не ясна и не поддается четкому диагнозу. Поэтому существует большая неопределенность даже в тех случаях, когда ин­дивид предположительно диагностируется как психически ненормаль­ный. Нередко сам факт того, что человек совершил самоубийство, подстрекает к автоматическому диагнозу о его ненормальности. 3). Какое психическое состояние является или не является ненормальным, зависит, с некоторыми исключениями, такими, как идиотия, от социо­культурных условий. В этом смысле оно чисто условно и не может быть диагностировано психиатром; скорее оно напрямую зависит от превали­рующих социальных норм. Психические процессы, рассматриваемые врачами как патологические, могут быть в других обществах расценены как вполне нормальные, даже более того, как блестящие, добродетель­ные, святые, вдохновенные или героические. По мнению многих психиат­ров, большинство святых и мистиков средневековья были ненормаль­ными и больными людьми, которые в то время рассматривались как святые или одаренные и в таком качестве весьма почитались3. В связи с этой условностью резонно поставить под вопрос утверждение, что такие явления, как меланхолическая депрессия, суицидальная мания, истерия, хронический бред, перевозбужденность и даже так называемое умопомешательство, обязательно являются формами психического за­болевания, поскольку соответствующий стандарт поведения не может быть нормой сам по себе, а отражает лишь норму определенной культу­ры. Если известный процент тех, кто совершает самоубийство, обнару­живает эти черты, то это не обязательно означает, что эти люди с нару­шенной психикой4. Это также объясняет предположительно высокий



' Bourdin. Du suicide considere comme maladie. P., 1845; Bavet A. Le Suicide et la morale. P.. 1922.

2 Krose S. J. Die Ursachen of Selbstmordbaiifigkeit. Freiburg, 1906; Die Seibstmorde, 1893-1908 // Vierteljahrhefte zur Statistik des deutschen Reichs. В., 1910. Bd. 1.

3 О том, что является, а что не является психическим заболеванием и о зави­ симости диагноза от социальных условий см.: Benthlev A. Mental Disease. N. Y., 1934; Benedict R. The Patterns of Culture. Boston. 1934. Ch. 1-2.

4 Согласно основным нормам современной психиатрии, идеальное психическое здоровье, похоже, совпадает с полной умственной посредственностью: человек должен быть интеллектуально не слишком блестящим, не слишком скучным; достаточно, но не слишком, эмоциональным и г. д. Большинство гениальных людей считалось бы ненормальными, психически неуравновешенными людьми. Это показывает относительность психиатрических норм психического здоровья и нездоровья.
процент психически ненормальных лиц среди тех, кто совершает само­убийство. 4). Из самого факта наличия определенной психической ненор­мальности не следует, что она суть причина самоубийств. Психические болезни часто не наследуются, а приобретаются; они являются резуль­татом определенных социальных условий, в которые помещена жертва. Во многих случаях социальные условия (А) одновременно порождают рост психической ненормальности, такой, как меланхолическая депрес­сия (В), и тенденцию к самоубийству (С). В таких случаях В не является причиной С, но и В, и С являются следствиями общей причины А (задан­ных социальных условий). Тщательное исследование обнаруживает во многих случаях отношение такого рода, но не поддерживает слишком упрощенную интерпретацию, свойственную психиатрической теории. 5). Подавляющее большинство данных, полученных из непосредственных наблюдений, явно опровергает психиатрическую теорию в ее гипер­трофированных формах. Исследования Э. Дюркгейма, М. Хальбвакса, С. Крёзе и других показывают, что страны, регионы или классы, кото­рые дают большее число психических болезней, не показывают боль­шего числа самоубийств, и наоборот. Отношение между этими двумя явлениями не обнаруживает позитивной корреляции или связи. В боль­шинстве европейских стран самоубийства и психические заболевания имели тенденцию к возрастанию в течение последних 80—90 лет, но их рост не был ни параллельным, ни взаимно последовательным. Более того, исходя из норм психиатрии, население в средние века было психи­чески более ненормальным (такой вывод можно сделать по волнам возникновения психических "эпидемий", бичевания, мистицизма, экстазов, массовой истерии и т. д.), чем население нашего столетия. Однако нет основания полагать, что самоубийства в средние века были более частым явлением, чем в наши дни; на самом деле по логике вещей их число было гораздо ниже, чем, скажем, в XIX веке. Такие факты опровергают преувеличенные утверждения психиатрических теорий и по­казывают их неспособность объяснить существенные черты самоубийст­ва, его распределение в обществе или флуктуации во времени1.

Предыдущие критические замечания по поводу психиатрической теории применимы также, с небольшими модификациями, к медицинским теориям самоубийств (плохое здоровье, плохие санитарные условия и т. п.). У нас нет оснований предполагать, что здоровье современного населения Запада хуже, чем а средние века. Однако число самоубийств в XIX—XX веках было больше, чем в средневековье. Мы опять же не можем с полным основанием утверждать, что здоровье европейцев или американцев конца XIX века и в предвоенные годы начала XX века было хуже, чем в 1700— 18 50 годы. По крайней мере, медицинская наука с энтузиазмом проповедует, что на протяжении последнего столетия происходило постепенное улучшение здоровья, снижение смертности и заболеваемости и увеличение продолжи­тельности жизни. Если это так, то тогда увеличение числа самоубийств среди населения в наше время определенно противоречит теории плохого здоровья как причины самоубийства. Более того, вряд ли можно говорить о том, что здоровье англичан или немцев хуже, чем здоровье испанцев или итальянцев. Однако с конца XIX века первые две нации показали заметно более высокий процент самоубийств, чем две последние2.



2 См. критику теории: Durkheim E. La Suicide. Ch. 1; Hallbwachs. Les Causes du suicide. Ch. 13.

3 См. сравнение уровней самоубийств в цитированных выше трудах.
Б). Теория самоубийств Эмиля Дюркгейма. Приведенные соображе­ния свидетельствуют о том, что никакие каузальные теории самоубийств, которые игнорируют социальную организацию и культурные образцы, не вскрывают сути феномена. Что же тогда объясняет его распределение в пространстве и флуктуации во времени? Похоже, что Э. Дюркгейм вполне удовлетворительно разрешил эту проблему. Смысл его теории заключен в целостном рассмотрении соответствующего общества и его культуры в качестве причин самоубийств. Когда вся сеть социальных отношений хорошо интегрирована, то тогда существует высокая степень социального сцепления; люди ощущают себя жиз­ненными частями общества, к которому они принадлежат; они свобод­ны от чувств психосоциальной изоляции, одиночества или забытости. Такой тип организации оказывает мощный ингибирующий эффект на тенденцию к совершению самоубийств. Культура такого общества действует в том же направлении. Поскольку общество интегрировано и поскольку это единство ощущается его членами, его культура также является единой. Ее ценности принимают и разделяются всеми его членами, рассматриваются как надындивидуальные, бесспорные и свя­щенные. Такая культура не поощряет самоубийства и становится мощным антисуицидальным фактором. Напротив, общество с низкой степенью сцепления, члены которого слабо связаны между собой и с референтной группой, общество с запутанной сетью социальных норм, с "атомизированными", "релятивизированными" культурными ценностями, не пользующимися всеобщим признанием и являющимися делом простого личностного предпочтения, — такое общество является мощным генератором самоубийств, независимо от климатических или экономических условий и состояния психического и физического здоровья его членов. Такова суть дюркгеймовской гипотезы. Она рассматривает данное общество и культуру как нечто целое и пытается таким образом объяснить распределение самоубийств в пространстве и во времени.

Каковы в таком случае факты, подтверждающие теорию? Их так много и они столь убедительны, что делают теорию Э. Дюркгейма более адекватной и валидной, чем любую другую теорию само­убийства.



1). Факторы социокультурного сцепления и психосоциальной изо­ляции объясняют, почему в данном обществе разведенные дают большее число самоубийств, чем просто одинокие; а одинокие — бо­льше, чем женатые; бездетные семьи дают более высокий процент, чем семьи с детьми; и, наконец, чем больше число детей в семье, тем ниже в них число самоубийств. Разведенные люди более, чем кто-либо, изолированы психосоциально, в особенности в прошлом, когда развод был скандальным происшествием, ведущим к социа­льному остракизму. Наименее изолированными являются семьи с большим числом детей, члены которых связаны друг с другом самыми тесными узами. 2). В свете этой теории легко понять, почему аграрные классы демонстрируют более низкое число само­убийств, чем городские; почему среди различных занятий те, которые лучше интегрируют людей, дают более низкое число самоубийств, чем менее интегрированные и более индивидуалистичные профес­сиональные группы; почему обеспеченные люди дают большее число, чем бедные; и почему особенно высокое число самоубийств типично для бродяг и других лиц без каких-либо постоянных занятий или связей. 3). Теория объясняет также, почему в странах, где общинный и "семейный" типы организации сохраняются (как во многих пре­имущественно аграрных странах, слабо индустриализированных и ур­банизированных), число самоубийств имеет тенденцию к уменьшению, в отличие от высокоурбанизированных, индустриализированных и "индивидуализированных" стран, несмотря на то что последние могут быть экономически более преуспевающими, чем первые. 4). Факторы социокультурного сцепления и психосоциальной изоляции объясняют также, почему атеисты и неверующие (то есть люди, не связанные религиозными узами) дают большее число самоубийств, чем люди, инкорпорированные в ведущие религиозные организации, и почему среди последних католики и православные христиане, ортодоксальные иудаисты дают меньшее число самоубийств, чем более свободно мыслящие и менее догматичные протестанты. 5). Теория объясняет, почему в XIX XX веках кривая самоубийств возрастает именно в большинстве европейских держав. 6). Теория Э. Дюркгейма объясняет также, почему с началом крупных социальных движений (будь то народная война, революция или реформа) кривая самоубийств неожиданно падает, поскольку чувство ин­дивидуального уступает место чувству совместной принадлежности общему делу, и почему она снова возрастает к концу движения, когда чувство социальной целостности исчезает и вновь появляется психосоциальная изоляция. 7). Она показывает, почему периоды внезапных разрывов социальных связей, происходящих, например, во время экономических кризисов, сопровождаются ростом са­моубийств. 8). Она демонстрирует также, почему среди мужчин число самоубийств больше, чем среди женщин. 9). Она объясняет годовые и дневные кривые самоубийств. 10). Она объясняет, почему даже в современном обществе физически и психически больные показывают несколько более высокий процент самоубийств, чем нормальные люди; болезнь и ненормальность часто усиливают психосоциальную изоляцию таких людей1.
1 См. анализ этой теории в цитированных выше трудах Э. Дюркгейма, М. Хальбвакса, П. Сорокина, К. Циммермана, С. Крёзе и других
Все эти и многие другие черты феномена самоубийства, как, например, распределение среди различных групп населения и флукту­ации во времени, становятся понятными в свете этой теории. Повторим: не рассматривая всего характера данной социальной организации и культуры, мы не можем понять распределение частоты самоубийств и их динамику. Специализированный "атомистический" подход позволяет в лучшем случае понять отдельные стороны явления и никогда — его причины. Отсюда — когнитивная потребность целостного рассмотрения общества, а это — исходная точка зрения социологии.

§ 7. Пределы возможностей специальных дисциплин


То, что было сказано о причинах самоубийств, еще более после­довательно применимо к анализу причин преступлений, революций, войн и практически ко всем другим социокультурным феноменам. Если их не исследовать как повторяющиеся явления, рассматриваемые од­новременно в матрице общества и культуры, ни одно из них нельзя адекватно понять или обнаружить его истинные причины. Например, если задаться вопросом, почему уровень преступности в Соединенных Штатах выше, чем в ряде других стран, каковы причины флуктуации определенного преступления или всех преступлений, вместе взятых, или почему строгость наказания за различные преступления то возрастает, то уменьшается, то ни один из этих вопросов не может получить правильно­го ответа без изучения преступности как перманентного фактора в общей структуре рассматриваемых обществ и их культуры. Можно с уверенно­стью утверждать, что никакая специальная причинная теория преступно­сти — биологическая, психиатрическая, экономическая, географическая, экологическая, образовательная — не может адекватно объяснить, поче­му определенные действия рассматриваются как преступные, а другие как нормальные. Неадекватность таких односторонних теорий непосредст­венно связана с их "атомистическим", сингулярным однобоким подхо­дом, игнорирующим целостный анализ общества и культуры. Это еще более справедливо по отношению к таким глобальным социокультурным феноменам, как войны и революции. Даже дискретные явления, изучае­мые с позиций экономики или политологии, права или этики, искусств или истории, не могут быть полностью поняты без рассмотрения тех социо­культурных созвездий, в которых они происходят. К. Маннгейм правиль­но отмечает, что, например, в политологии "рано или поздно сталкива­ешься с вопросом, почему страны в один и тот же период времени и на одной плоскости развития имеют совершенно различные типы конститу­ций и формы правления и почему экспорт технологии и конституции из одной страны в другую приводит к изменению их формы в той стране, куда они попадают?.. Таким образом, политолог оказывается отброшен­ным к неизвестным сущностям, которым он навешивает либо ярлык "национального духа", либо ярлык "культурного наследия людей". Это означает, что необходимо рассматривать общество и культуру как целое. То же самое происходит, когда он рассматривает проблему власти и господства или многие другие экономические проблемы... Становится, например, все более очевидным, что выбор, совершаемый индивидами, когда они выступают как потребители, не является произвольным, а, напротив, соответствует определенным коллективным стандартам, кото­рые... детерминируются неэкономическими, "социальными" факторами. Какими же социальными факторами? Чтобы ответить на этот и подобные вопросы, экономист, как и политолог, действует, как будто существует некая теория постоянных и переменных, объясняющая формирование человеческих потребностей"1. Иными словами, вновь необходим выход за рамки специальной дисциплины.

В медицине существует процедура, которую обычно проделывает каждый компетентный врач: перед тем как диагностировать болезнь пациента, он исследует весь организм в целом и знакомится с историей его жизни. В социальных науках эта процедура, к сожалению, почти отсутству­ет, ибо ее необходимость еще не осознана. Как и в медицине, специализи­рованный подход здесь становится плодотворным и разумным, лишь когда во внимание принимается все социокультурное пространство. В противном случае науке уготована судьба быть неадекватной и ложной. В большой семье общественных наук социология играет именно эту роль. Вышесказанное в достаточной мере демонстрирует специфические функ­ции социологии в системе социальных и гуманитарных наук, конкретные ипостаси этих функций, и, наконец, необходимость такой науки, независи­мо от того, как она называется — социологией или абракадаброй.



1 Mannheim К. The Place of Sociology // Conference in the Social Sciences: The Relations in Theory and in Teaching. L., 1935. P. 31; Weber M. Wirtschaftssoziologie // Wirtschaft und Gesellschaft. Tubingen, 1922; Lowi A. Economics and Sociology. L.,
1935.

§ 8. Социология как особая наука


Хотя социология является наукой генерализирующей, имея дело с целостным социокультурным пространством, это еще не означает, что она занимается энциклопедическим исследованием всех социальных наук или что она составляет их философский синтез. Исследование общих и характерных свойств, отношений сходства социокультурных явлений предполагает такую же специализацию, как и изучение их уникальных или сегментарных черт и отношений. Несмотря на свою генерализующую природу, социология остается строго специальной наукой. Хотя президент или казначей фирмы имеет дело со всей компанией в целом, это не означает, что его работа не является специализированной или что он выполняет работу за всех сотрудников фирмы. По той же причине'социология, изучающая целостное социо­культурное пространство, не пытается выполнить миссию остальных социальных наук.

Как задача казначея или президента не является невыполнимой, так и задачи генерализирующих наук, таких, как физика и химия, которые имеют дело с регулярными свойствами и отношениями всего материаль­ного пространства, общая биология, которая изучает свойства и повто­ряющиеся отношения живого мира, или социология, которая делает то же самое, но по отношению к надорганическому миру, не являются невыполнимыми. Эти задачи вовсе не обязательно превосходят возмож­ности отдельной науки. Возможно, они более трудны, чем задачи одной очень узкой специальности, но то, что они никоим образом не являются невыполнимыми, подтверждается самим фактом существования этих дисциплин.


§ 9. Взаимозависимость между социологией и другими науками


В своих генерализующих функциях социология зависит от открытий в других специальных науках; но каждая наука, в свою очередь, зависит от смежных с ней наук, а специальные науки — от генерализующих, причем в не меньшей, если даже не в большей степени, л Физики привлекают математику, механику, геометрию и химию, а каждая из этих дисциплин использует другие науки. Ученому немыслимо работать над любой проблемой, не апеллируя к открытиям других дисциплин и ученых. Ни одна специальная проблема физики или химии не может быть разрешена без знания этих генерализующих дисциплин. То же справедливо и в отношении специальных проблем биологии и основных принципов общей биологии. Специальная наука геология гораздо больше зависит от общей физики, химии и биологии, чем сами эти науки зависят от геологии.

Точно так же, если социология зависит от истории, экономики, политологии и других отдельных общественных дисциплин, то и все они в не меньшей мере зависят от генерализующей науки социологии. Со­циологические теории Платона и Аристотеля оказали огромное влияние на политическую, экономическую, правовую, историческую и другие специальные дисциплины, причем их влияние ощутимо вплоть до сегод­няшнего дня. То же касается и обобщающих выводов Августина и Фомы Аквинского, Гоббса и Макиавелли, Ибн Халдуна и Вико, Монтескье и Локка, Руссо и Боссюэ, Конта и Спенсера, Гегеля и Маркса, Шпенг-лера, Дюркгейма, Тарда, Вебера и Парето. Можно цитировать сотни исторических, экономических, политических, антропологических, психо­логических, лингвистических и даже синологических работ, написанных на основе социологических выкладок Августина, Аквината, Макиавелли, Гоббса, Гегеля, Спенсера, Конта или Маркса. Возникновение любой важной социологической системы всегда оказывало влияние на всю систему отдельных дисциплин, на их ведущие принципы, интерпретации, изучаемые проблемы, методы и технику исследования. Почти все специальные гуманитарные и социальные дисциплины второй половины XIX века строились на гегельянских или конто-спенсеровских принци­пах. Позже они оказались под огромным влиянием марксистской социологии в области экономической интерпретации данных, тардовско-дюркгеймовеких, веберовских, паретовских и шпеш лерианских социоло­гических принципов и методов.

Более того, возникновение социологии как систематической науки привело к "социологизации" всех специальных дисциплин на протяжении последних нескольких десятилетий. Их содержание, методы, интерпретации, включая даже те, чьи авторы враждебно относились к социологии, становились все более социологическими и привели к возникновению во всех этих дисциплинах социологических или же институциональных школ: в юриспруденции и истории (так называемая социальная история), в экономике и политологии, в антропологии и психологии (социальная психология), в науках, изучающих искусство и мораль, религию и даже логику. Подобная "социологизация" этих дисциплин является красноречивым свидетель­ством влияния на них социологии. Зависимость между социологией и другими социальными дисциплинами" является обоюдосторонней, то есть это скорее взаимозависимость, а не однобокое влияние социологии на другие науки

Как генерализующая дисциплина общая социология должна быть достаточно абстрактной и теоретической, и по этой причине может казаться многим "практичным людям" нерациональной академической специальностью, оторванной от конкретной реальности и лишенной практической утилитарной ценности. Здесь так же, как и во всех подобных рассуждениях "слишком" практичных людей (которые, кста­ти, по мнению Лаоцзы, являются самыми непрактичными), ошибка совершенно очевидна. Математика является, вероятно, самой абст­рактной и теоретической дисциплиной из всех наук. Однако ее пра­ктическое значение не ставится под сомнение. Алгебра явно более абстрактная дисциплина, чем арифметика, но никто не делает из этого вывод, что она менее практически значима, чем арифметика! Общая теоретическая физика, химия и биология гораздо более аб­страктны и "непрактичны", чем поваренная книга или инструкция к "шевроле" или другому автомобилю. Однако без теоретической физики, химии и биологии ни автомобиль, ни хорошая поваренная книга не могут быть произведены на свет. То же верно и в отношении социологии как генерализующей, теоретической и абстрактной ди­сциплины. Ее практическое влияние — благотворно оно или нет сейчас, это не принципиально, — было весьма впечатляющим. В бо­льшинстве великих социальных революций, реформ и реконструкций именно социология того или иного рода была ведущей идеологией и направлением. Социология Локка сыграла эту роль в революции 1688 года при установлении либерально-демократического режима в Англии; труды Вольтера, Руссо и других энциклопедистов сыграли ту же роль во Французской революции 1789 года и в последующие годы. В наше время марксистская социология была ведущим интеллектуальным направлением и святыней коммунистической ре­волюции в России; расистские социологии А. Гобино, X. Чемберлена и других стали кредо нацистского путча и третьего рейха. От социологии Конфуция до социологии настоящего времени практическое действие этой науки было очень заметным (хотя речь часто шла об ошибочных социологиях, а не о валидных). Сказанного достаточно, чтобы развеять иллюзии слишком практичных людей относительно утилитарной ценности социологии.



Подведем итог^социология — это генерализующая наука о социо-культурных явлениях Г рассматриваемых в своих родовых видах, типах и разнообразных взаимосвязях.

§ 10. Общая и специальная социология


Социология, подобно биологии, которая делится на общую и специ­альную (ботаника, зоология и др.), и подобно экономике, которая также состоит из общей и специальной экономики (банковское дело и деньги, транспорт и сельское хозяйство), может быть поделена на общую социо­логию и специальную. Общая социология изучает а) родовые свойства всех социокультурных явлений в их структурных и динамических аспек­тах, б) повторяющиеся взаимосвязи между социокультурными и кос­мическими явлениями; собственно социокультурные и биологические феномены; различные подклассы социокультурных явлений.

Общая структурная социология изучает а) структуру и состав родо­вых социокультурных явлений (подобно изучению структуры клетки как явления жизни или атома в физике); б) основные структурные типы групп или институтов, в соответствии с которыми дифференцируется и стратифицируется население, и их взаимоотношения; в) основные структурные типы культурных систем и их взаимоотношения; г) струк­туру и типы личности, входящие в состав социальных групп и культур­ных систем.

Общая динамическая социология исследует а) повторяющиеся социа­льные процессы, такие, как социальный контакт, взаимодействие, социа­лизация, конфликт, господство, подчинение, адаптация, амальгама, миг­рация, мобильность; далее, она изучает, как рождаются социальные системы, как они приобретают и теряют членов, как последние рас­пределяются в рамках всех социальных структур, как становятся ор­ганизованными или дезорганизованными и как все эти процессы воздей­ствуют на людей, в них вовлеченных; б) повторяющиеся культурные процессы — изобретение, диффузия, интеграция и дезинтеграция, кон­версия и аккумуляция культурных образцов и систем, их воздействие на формирование личности; в) ритм, темп, периодичность, тенденции к флуктуации в социальных и культурных процессах, социокультурные изменения и эволюция; г) происходящие в людях повторяющиеся социо­культурные процессы. То есть общая динамическая социология исследу­ет, как и почему люди меняются.

Специальные социологии. Каждая из них, по сути, делает то же самое, но в отношении специального класса социокультурных явлений, избран­ного для тщательного изучения. Самые развитые специальные социоло­гии в настоящий момент это: демографическая социология, аграрная социология, урбан-социология, социология семьи, права, религии, зна­ния; социология войны, революции, социальной дезорганизации; социо­логия преступления и наказания (криминология); социология искусств; экономическая социология и некоторые другие.
В схематической форме главные разделы в социологии могут быть представлены следующим образом1.

Общая структурная социология

Общая Специальная

динамическая социология

социология


Теория о:

а) социальных системах


и скоплениях;

б) культурных системах


и скоплениях;

в) личностях в их


структурном
аспекте, основных
типах их
взаимоотношений.

Теория структуры

и динамики

соответствующего

класса


социокультурных

явлений,


изучаемых

в их родовых

и повторяющихся

аспектах


и отношениях.

Теория повторяюще­гося в:

а)социальных процессах и изменениях;

б) культурных
процессах

и изменениях;

в) личностных
процессах

и изменениях

в их типах, ;

взаимоотношениях,

ритмах,

тенденциях



и причинных

факторах.

Это разграничение социологии является логически более аде­кватным2 и лучше соответствует тому, чем является социология на самом деле. Определение ее как науки "о культуре", "об обществе", "о человеческих отношениях" и т. п. представляется слишком общим. Они не указывают на специфические черты социологии и не отличают ее от других социальных наук, хотя, с другой стороны, значительная часть этих определений прекрасно вписывается в верхнюю таблицу.

Таблица дает логическую структуру социологии как научной дисциплины независимо от того, кто проводи! исследования — про­фессиональный социолог или историк, экономист или инженер. Из того, что сэр Исаак Ньютон написал свои "Principia"3* и "Наблюдения над пророчествами Даниила", не следует, что обе эти работы принадлежат одной науке; первая является великим трудом по механике, вторая — по теологии. Многие важные



1 Можно легко заметить, что в этом делении социологии на структурную и динамическую я следую контовскому делению социологии на социальную статику и динамику. До сего времени это было самым плодотворным из всех классификаций.

2 Теоретическая социология изучает социокультурное пространство как тако­вое. Она отличается от нормативной социологии, которая создает идеал социокультурного мира, такого, каким он должен быть, и от практической или прикладной социологии, которая, как медицина или агрономия, занимается научной систематизацией наиболее эффективных путей и способов реализации определенной цели — ликвидации бедности, войн и т. д. О различии между теоретической, нормативной и прикладными дисциплинами см. мою: Sociology and Ethics // Ogburn W. F., Goldenweiser A. The Social Sciences and Their Interrelations. Boston, 1927.

3* Имеется в виду главный труд И. Ньютона "Принципы философии", где изложены его философские и методологические взгляды.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   47




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет