Сорос жизнь, деятельность и деловые секреты величайшего в мире инвестора

ГЛАВА 23

Неизгладимое впечатление на политиков про­извела разгадка их тайны. Ларчик открылся на удивление просто: Милксн, Боэски и прочие менее известные светила обогатились за счет украденных сведений. А все так восхищались поначалу сообразительностью этих молодчиков! Но оказалось, что звезды бизнеса 80-x не обладали и малой частью приписываемого.им интеллекта.

Теперь политики сочли, что пора присмотреться повнимательнее к Джорджу Соросу и хедж-фондам в целом. Вряд ли они считали, что Сорос действует по примеру Милкена и Боэски. Грех Сороса, по их мнению, заключался в самих размерах его богатства. В Вашингтоне они вызывали растущую обеспокоенность.

Хотя эти финансисты сколотили огромные состояния, никто из лиц, непосвященных в тайны

Уолл-стрит — и даже не все посвященные, — не знали, чем именно занимаются менеджеры хедж-фондов и как именно им удается так преуспевать. В Вашингтоне складывалось мнение, что Сороса и ему подобных пора призвать к ответу.

И вот Генри Гонсалес, председатель могущественной комиссии палаты представителей по банкам, объявил в июне 1993 года, что он предложит Совету управляющих Федеральной резервной системы и Комиссии по ценным бумагам и биржам познакомиться поближе с валютными операциями фонда «Квантум». Выступая с трибуны конгресса, Гонсалес заявил, что он желает узнать, за счет чего Сорос получает столь внушительные прибыли. Он намеревался узнать также, какую часть капиталов фонда составляют средства от банковских займов и не связаны ли с деятельностью Сороса банкротства нескольких банков в США. «В ближайшем будущем, — пообещал законодатель, — я предложу ФРС и КЦББ изучить меру влияния мистера Сороса на валютные рынки и выяснить, способен ли отдельный деятель вроде мистера Сороса манипулировать этими рынками в свою пользу».

Нешуточное обвинение!

С мистером Соросом не шутки шутят.

Гонсалес добавил, что «в интересах самой ФРС и центральных банков других стран досконально разобраться в методах манипуляции валютными рынками, применяемыми мистером Соросом. В конце концов, им приходится вступать с ним в лобовое столкновение при попытках изменить валютные курсы».

Слушания в конгрессе, однако, отложили почти на год. Но заявление Гонсалеса приоткрыло покров тайны над деятельностью хедж-фондов. Как и ожидали Сорос и остальные управляющие хедж-фондов, настало время подумать о том, что ждет их впереди.

И все же летом 1993 года Сорос был доволен собой. Он вел себя раскованнее, даже перестал обращать внимание на болтовню о «гуру». Казалось, он был более счастлив, чем 10 лет назад. Эдгар Астер, его лондонский компаньон, считал Сороса заметно повеселевшим, ибо раньше <он был мрачен и холоден. Теперь все говорили о том, как он повелевает рынками, что он гуру, и ему это льстило. Он стал более открытым и жизнерадостным. Я чаще вижу его смеющимся».

Соросу явно нравилось внимание публики, но он знал ее ветреность. <Я не повелеваю рынками, но не могу отрицать и то, что на время вокруг меня как инвестора образовался мистический ореол. Сейчас люди больше интересуются моими делами. И рост цены золота до 15 долларов за один грамм [в середине мая 1993 года] после покупки мною части акций «Ньюмонт» как-то связан с моими операциями. Это правда. Но когда я сделаю несколько ошибок, люди успокоятся».

Сорос умело обращался с прессой. Он понимал, что столкнется с потоком вопросов журналистов о том, что именно он затевает на финансовых рынках. Однако он желал обратить их внимание на свою благотворительность, и надо сказать, весьма преуспел в этом. Уже к концу 1993 года большинство статей о Соросе затрагивали именно эту тему. Журналисты, скорее по долгу службы, упоминали и о его инвестициях, но располагая лишь крохами достоверной информации, касались этих вопросов вскользь.

Оценив помощь подобной гласности своим благотворительным акциям, Сорос потеплел к прессе. После сентябрьского 1992 года удара по фунту он чаще давал интервью и, соответственно, получил благожелательную прессу, особенно в Англии. Например, «Обсервер» от 10 января 1993 года озаглавила статью о нем так: «Человек, сокрушивший Банк Англия»; 14 марта «Лондон стандарт» поместила еще более броский заголовок: «Повелитель вселенной».

Телебригады из США и Англии просили о содействии при съемках короткометражных документальных фильмов о жизни Сороса. И он впервые дал им разрешение на съемки в нью-йоркском офисе и в подвалах Будапешта, где он скрывался от нацистов.

Такое поведение окупалось сторицей. В документальном фильме Эй-Би-Си, показанном 13 декабря 1993 года, он заявил: «Мой фонд так разросся, что мне уже некуда девать деньги... Мне кажется, что легче заработать деньги, чем их потратить. Мне гораздо легче делать первое, чем принять правильное решение по второму вопросу».

Духовный кризис благополучно разрешился. Сорос выглядел весьма довольным собой. Ведь он получил от жизни больше, чем ожидал, как он выразился в интервью журналу «Лидершип» в июле 1993 года. Журналист спросил его, как он оценивает себя сегодня.

Сорос: «Я — неоконченная пьеса, но я скорее доволен нынешним ходом дел. Сейчас я нравлюсь себе гораздо больше, чем когда просто делал деньги. Я ощущаю свою личность полнее. Я испытываю огромное удовлетворение, когда могу лучше понять взаимозависимость всего в этом мире».

Короче говоря, он по-прежнему искал ответы на вопросы, мучившие его в бытность студентом в Лондоне в начале 50-х.

Журналист спросил также, видит ли Сорос пределы своей деятельности, подразумевая уход на покой.

Сорос ответил отрицательно. «Я расценил бы это как своего рода поражение. Мне хотелось бы контролировать события, так что, надеюсь, до этого не доидет. Хотя, конечно, наступит и такой момент, когда я просто не справлюсь с делами».

. Чувствовал ли он себя уставшим? Ведь все сверхбогачи рано или поздно испытывают некую духовную опустошенность. Л сам Сорос?

«Нет. Я не разучился видеть опасность .заранее и избегать ее. Я принимаю ее как одно из правил игры».

Журналист: «Вы говорите о мере ответственности тех, кто обладает подобным богатством, и при этом не выглядите алчным стяжателем. Трудно ли оставаться таким?

Сорос: «Если честно, меня это не интересует. Об этом обязательно напишут, если еще не написали. Я от своих слов не отказываюсь. По думаю, что это вечный вопрос: раб ли я собственного успеха или могу подняться выше этого жребия? Есть и другая проблема: когда человеку слишком везет или слишком не везет. Нужно добиться некоего равновесия, чтобы не раздавил собственный успех. Я не должен заниматься тем, что не по мне. Моя жизнь является подлинной игрой, потому что немыслима без риска».

Затем последовал замечательный вопрос: если Сорос прекратит зарабатывать и раздавать большие деньги, чем тогда он будет заниматься? Инвестор признался, что не раз задумывался об этом. Впервые он задал себе этот вопрос в начале 60-х, когда впервые после эмиграции посетил Венгрию. «Я пришел к выводу, что возил бы на такси туристов, чтобы заработать немного валюты».

Он мог представить себя и преуспевающим бизнесменом средней руки. А если все рухнет, смог бы он кое-как перебиваться простым таксистом?..

Между тем, к лету 1993 года Сорос стал еще большей загадкой для финансистов. После крушения фунта его воспринимали чуть ли не как небожителя, и рынки, казалось, повиновались каждому его слову.

Но теперь, в это трудное для Западной Евро­пы лето, наблюдатели все чаще недоумевали, что же затеял новоявленный идол и на какие финансовые рынки набросится. Он казался не­решительным, готовым плыть по течению. Опыт часто подводил тех, кто пытался подражать его действиям.

Все опасались, что они приведут к чему-ни­будь вроде развала ЕВС. Однажды Сорос поста­вил против нее — и выиграл. Теперь боялись, что он сыграет против нее снова.

Французский франк испытывал все нарастающие трудности. Высокие учетные ставки привлекали перевод капитала в немецкие марки, а французскую валюту толкали к нижнему пределу, утвержденному ЕВС. Спекулянты лихорадочно сбывали франки. Французы, однако, упорно отказывались девальвировать свою валюту.

В понедельник 26 июля Сорос заявил французской газете «Фигаро», что он не играет против франка. Причина: он не желает упреков в желании развалить ЕВС. По сути, своим заявлением Сорос выразил франку вотум доверия, полагая, что тот сможет пережить нынешнюю бурю без вынужденного выхода Франции из ЕВС. Сорос явно не спешил лезть в драку. Но когда директора Бундссбанка проголосовали против изменения базовой стайки, Сорос разгневался и выглядел так, словно его предали. «Я полагаю, что эта система рухнет», — предсказывал он.

В пятницу 30 июля он передал по телефаксу пресс-релиз в лондонское агентство Рейтер, заявив: «После решения Бундесбанка не снижать учетные ставки я более не считаю себя связанным заявлением, сделанным в газете «Фигаро». Я тщетно пытался помочь Европейской валютной системе, отказываясь играть на валютных . курсах, но ведущее звено этой системы, Бундесбанк, действует, не считаясь с интересами других ее участников».

Он сравнил французский франк с избитой супругой, которая, невзирая на побои, остается жить вместе с мужем, в данном случае с ЕВС. «Не думаю, что нынешнее соглашение войдет в силу в понедельник утром». Сорос дал понять, что считает себя вправе возобновить операции с французским франком.

В финансовых кругах по поводу планов Сороса царила полная неясность. Пока министры в Брюсселе изо всех сил пытались спасти ЕВС, Сорос держался отчужденно, оставаясь как бы над схваткой и будучи на этот раз безразличным к очередному кризису евровалютной системы.

Журналист из «Нью-Йорк таймс» позвонил Соросу, когда тот купался в бассейне в особняке под Саутхэмптоном. Слова Сороса, по признанию репортера, обычно услышишь от политика, а не от торговца валютой: «Именно потому, что я не желаю поощрять панику на бирже, я не скажу, что именно я сделаю». Сорос не выдал секретов. Он сказал только, что не начнет спекулировать европейскими валютами до полудня пятницы. Можно было подумать, что потом он начнет продавать франки.

Где же истина?

Сорос молчал. Желая переубедить других, будто он не только спекулирует валютой, Сорос изображал умудренного опытом политика: «Я искренне верю в единую Европу и единую валютную систему и считаю, что ее участникам следует Сохранять ее, а не только искать выгод для себя лично».

Что же, Сорос перестал стоять над схваткой. 4 августа он сделал публичное заявление по поводу марки. По мнению Сороса, политика Бундесбанка подталкивает немецкую экономику к спаду, поэтому он решил продавать марки. <Я лично играю против марки, меняя их на доллары и иены, — заявил он немецкому телевидению. — Так же следует поступать с маркой и в более отдаленной перспективе». Он добавил, что политика поддержания Бундесбанком высоких учетных ставок пагубна и может замедлить оживление в европейской экономике.

Впервые с начала кризиса Сорос оказался прав. В июне, когда он выступил со своим первым прогнозом, за доллар давали 1,625 марки. В конце июля курс понизился до 1,75 марки. Однако к концу сентября немецкая валюта заметно усилилась по отношению к доллару, и обмен шел уже по курсу 1,61 марки за доллар.

До этого мало кто оспаривал право Сороса публично заявлять о своих операциях. Гуру позволено и не такое. Но теперь многие опасались, что Сорос зайдет слишком далеко в советах политикам всех стран.

Так, 1 августа он выступил на британском телевидении по вопросу о поенном вмещатсльстве Запала в войну на Балканах. Смысл его речи сводился к тому, что попустительство доктрине «этнически чистых государств» означает конец цивилизации.

В конце концов, кто дал ему право на такие поучения?!

«Дейли телеграф» в редакционной статье от 5 августа весьма изящно подытожила смешанные чувства к Соросу, овладевшие тогда многими: «После того, как он поставил 10 миллиардов долларов на выход фунта стерлингов из ЕВС, к каждому слову оракула прислушивались, а его письма и статьи уподобились Священному писанию... Никто не желает зла мистеру Соросу. Политики и первые банкиры на континенте, не так давно обвинявшие подобных ему спекулянтов в развале ЕВС, должны быть верными присяге, и вина за попытки поддержания недопустимых учетных ставок и обменных курсов лежит на них целиком и полностью... Но всему есть свои пределы. Все более напыщенные послания мистера Сороса прессе отдают небывалым высокомерием... Если на этой неделе мы узнаем, что мистер Сорос благословляет воздушные налеты, чтобы снять блокаду Сараева, то, похоже, он нуждается в отдыхе. Он может вообразить, что способен кивком или взмахом ресниц определять курсы не только валютных рынков, но и международной политики... Но готовность публики верить любым высказываниям мистера Сороса не должна вводить его в заблуждение и заставлять верить в них самому».

Спустя два дня, 7 августа, «Экономист» выразился еще откровеннее в статье, озаглавленной: «Трепло». «Неужели Джордж Сорос спятил? Газеты и радиопередачи просто пестрят громогласными заявлениями родившегося в Венгрии и осевшего в Нью-Йорке инвестора по любому поводу, от банков до Боснии. Недавно, когда ЕВС снова захворала, мнение мистера Сороса привлекало не меньше внимания, чем решения Бундесбанка. Интерес прессы к мистеру Соросу был понятен: ведь именно он — Человек, сокрушивший Банк Англии. Но теперь инвесторы его размаха склонны болтать поменьше. Почему он поступает иначе?»

Журнал интересовался, почему Сорос так часто обращается к общественному мнению?

«Первой причиной, видимо, является то, что мистер Сорос не прочь прослыть выдающимся инвестором нашей эпохи. Впрочем, этого-то он заслуживает. Второй служит нежелание Сороса оставаться только богатеньким Буратино. Он хочет влиять на принятие политических решений по ключевым вопросам современности. Похвальное желание, хотя наиболее подходящим путем для этого служит практикуемая им в Восточной Европе благотворительность. Наконец, за явной тягой мистера Сороса к славе может скрываться то простое обстоятельство, что сейчас у него меньше работы, чем когда он лично управлял инвестициями фонда "Квантум"».

Атаки прессы усилились, когда 16 августа вмешался журнал «Барронс»: «Когда-то Джордж слыл молчуном. Много лет он был почтенным и весьма остроумным рыцарем Круглого стола, но тогда вместо него говорили финансовые достижения, и говорили, ей-богу, достаточно громко. Однако потом Джордж в исступлении нарушил обет молчания. Вряд ли вам удастся не увидеть его физиономию хотя бы раз в неделю, если смотреть телеящик в Лондоне. Он рассылает в газеты письма, строчит обзорные доклады, устраивает пресс-конференции, принародно бранит Бундесбанк. Короче говоря, он становится общественным деятелем с большой буквы, как некогда стал легендарным инвестором. Удивительно не то, что Джорджу приспичило поразглагольствовать о своей благотворительности или поиграть в философа. У богатых есть такое обыкновение, когда им наскучит просто делать деньги. Нас несколько озадачивают его мысли вслух по менее глобальным вопросам, вроде того, вырастет или упадет курс немецкой марки и стоит ли продавать французский франк. Если бы мы знали его хуже, то заподозрили бы заражение обычнейшей болезнью под названием высокомерие».Журналисту из «Бизнес уик» удалось задать ему в то жаркое лето прямой вопрос, отчего Сорос так разговорился.— Вообще-то я не любитель выступать перед публикой, если мне нечего сказать, — начал Сорос... — И по возможности, я стараюсь говорить своими словами. Я придерживаюсь одного четкого правила: что бы я ни сказал, цитировать меня будут вне контекста. Хотя слова останутся те же, акценты всегда будут смещены...

Мои отношения [с прессой] далеки от какого-то комплекса любви-ненависти. Во всяком случае, я стараюсь держаться от нее подальше. Если вы напишете зубодробительную статью и найдете у меня море недостатков, я не обижусь... Вы вольны писать все, что угодно.

Сорос старался показать, что ему, в принципе, плевать на прессу, но сейчас не тот случай. Не имея под рукой большой и изощренной команды по связям с общественностью, Сорос набил руку в защите своих интересов получше любого адвоката. Грубо говоря, он осознал, что гораздо проще довести до сведения публики все свои мысли, если не давать интервью журналистам, а посылать письма или телефаксы редакторам. И этот прием сработал. Газеты, получив письмо или факс от Сороса, стремглав перепечатывали его целиком.-Он понял и то, когда следует выступать с комментариями, а когда лучше промолчать. В 1993 году он все же решился на смелый шаг и нанял для связей с общественностью постороннюю, но .престижную нью-йоркскую фирму «Кекст энд К», оговорив, что о нем лично будут сообщать как можно меньше.

Кому-то публичные заявления Сороса о своих инвестициях покажутся заумными. Один из ведущих инвесторов Уолл-стрит, пожелавший остаться неназванным, был явно обеспокоен поведением Сороса: «Я не понимал, к чему он все это заявляет, особенно во время активных операций на рынке». Инвестор уверял, что подобные заявления неуместны. «В случае с Соросом речь идет не о нарушении закона, но о несоблюдении этики».

Но к концу августа неумолкающий. Сорос добился очередной награды в виде своего портрета на обложке «Бизнес уик». Некогда подобное «достижение» было бы воспринято как смертельная угроза. Некоторых его помощников чуть удар не хватил. Одного взгляда на сверкающие строчки для этого хватило бы вполне.

Журналист «Бизнес уик» предупредил, что Сорос давно собирался дать журналу интервью. Джсрард Маноловичи, ранее упоминавшийся ветеран из команды Сороса, смутился и сказал Гэри Глэдстейну, управляющему делами Сороса:

«Гэри, прекратите эту ерунду. Я вам серьезно говорю. Хватит этой болтовни».

Глэдстейн обернулся к журналисту и, словно извиняясь, улыбнулся. «Нам не нравится избыток гласности по этим вопросам. Мы не хотим слишком высовываться».

Один известный на Уолл-стрит обозреватель заметил, что для фигур вроде Сороса жажда внимания прессы «представляется не просто нечестным, но и очень опасным поведением. Уолл-стрит живет и действует по-обывательски. Джордж Сорос осуществляет инвестиции в окружении людей, которым плевать на все, кроме денег. Им плевать на свое место в истории. Им плевать, а вот Соросу нет. По мнению окопавшейся на Уолл-стрит шайки, попавшим на газетные полосы лучше сразу уйти на пенсию. Приземлившись на обложке «Бизнес уик», вы можете попрощаться с Уолл-стрит. А Сорос приземлился именно туда ».

На Сороса все сильнее давили собственные помощники, включая Стена Дракенмиллера, уговаривая попридержать язык за зубами. Сложилось мнение, что публичные заявления Сороса связывают фонду руки. Как сказал один его бывший сотрудник, «Сорос мог считать себя манной небесной для рядового инвестора, но дело в том, что при подобном размахе операций периодически приходилось делать большие покупки, чтобы поддерживать устоявшуюся репутацию. В определенном смысле он заменил собой рынок. Он ворочал такими суммами по сделкам с валютой и облигациями, что фонд начал терять необходимую гибкость в операциях на рынке».

Но болтливое лето 1993-го прошло, и Сорос пошел другим путем. Он отказывался отвечать на вопросы журналистов, какие акции и валюты ему нравятся или не нравятся. Он как будто понял, что за каждым его словом бдительно следят. Если ему доверили огромную власть, то ее можно обернуть и против него. Он знал об этом. И поэтому стал более скрытен.

Сорос заслужил мало лестных слов у тех европейских политиков, которых тщетно пытался приручить. Они сердились на него за непрекращавшиеся попытки залезть в европейские валютные дела.

В конце сентября 1993 года бельгийский министр иностранных дел Вилли Клас, бывший одновременно председателем Совета министров ЕС, в завуалированной форме обвинил Сороса в попытках подорвать дело объединения Европы. В интервью французскому еженедельнику «Пуэн» Клас заявил: «Это своего рода заговор. В англосаксонском мире есть немало лиц и организаций, которым милее разделенная Европа, обреченная на вторые роли в мировой экономике, а не сильная Европа с единой международной и финансовой политикой».

Пресс-секретарь Сороса Дэвид Кронфелд отверг заявления Класа, отметив, что «мы не считаем нужным отвечать на нелепые домыслы об англосаксонском заговоре». Он снопа подчеркнул приверженность Сороса к эффективной ЕВС, но эта система еще до нынешнего кризиса стала действовать в ущерб интересам европейских народов.

Как бы то ни было, 1993 год оказался на редкость удачным для фонда «Квантум», выросшего на 61,5%. Какие-то 10 тыс. долларов, вложенные в «Квантум» в 1969 году, стоили теперь 21 миллион. Те же 10 тыс. в акциях 500 крупнейших компаний США за тот же период выросли всего лишь до жалких 122 тыс. долларов.

Все фонды Сороса действовали исключительно эффективно. Лучшим оказался «Квантум имерджин гроус», выросший на 109%, за вычетом сумм уплаченных пошлин, за ним следовали «Квантум» и «Квота», выросшие более чем на 72% каждый. С 1969 года Сорос добивался прироста около 35 сложных годовых процентов. Ежегодный прирост курса акций тех же 500 крупнейших корпораций составлял всего 10,5%.

Главным приобретением Сороса в последнем квартале 1993 года был киномонстр «Парамаунт»; вторая и третья по величине покупки связаны с компьютерными сетями: «Ньюбридж нетуоркс» и «Ди-Эс-Си комьюникейшнс». Крупнейшая продажа Сороса — «Медко контейнмент сервис», хотя другие крупные продажи свидетельствовали об отходе от финансовых услуг, 5 из 10 крупнейших проданных компаний действовали именно в этой области.

Примерно половина всех активов Сороса была помещена в акции компаний. Из приведенных ниже данных видно, где он имел крупнейшие пакеты акций.

КРУПНЕЙШИЕ ПОКУПКИ АКЦИЙ

Источник: Federal Filings (см. «Ю-Эс-Эй тудей» от 12 марта 1994 г.).