Современный психоанализ введение в психологию бессознательных процессов

4. 1. Предварительные замечания

В отличие от классических неврозов психозы представлены в психо­анализе не столь широко. Лишь относительно немногие известные пси­хоаналитики занимались психотическими случаями, как, например, некоторые пионеры психоанализа: Карл Абрахам, Карл Густав Юнг, Пауль Федерн и Пауль Шильдер.

Важная инициатива по поводу психоаналитического лечения шизоф­рении появилась в США. Фрида Фромм- Рейхманн, Гарольд Ф. Сирлс и Пинт-Ни Пао в Честнут Лодж в течение многих часов в неделю разбирали случаи отдельных шизофренических больных. Тем самым они несколько прояснили существо этой тяжелейшей душевной болезни. Другие иссле­довательские центры концентрируются вокруг Теодора Лидра в Yale University School of Medicine и Томаса Фримана в Глазго.

В Германии психозами, а прежде всего их общественным фоном, ин­тересуются многие активные участники студенческого движения. В свя­зи с этим многократно переиздавался сборник «Шизофрения и семья» (Bateson et all., 1969). В нем описаны феномены, которые в столь экс­тремальной форме достаточно сложно наблюдать в собственной семье (знаменитые «двойные обращения» (doppelten Botschaften), «введение в заблуждение» (Mystifizieren) информацией и другое).

Однако официальная психиатрия Германии не приняла во вни­мание психоаналитические перспективы, связанные с психозами. В отличие от этого в США психоаналитические подходы были достаточно широко интегрированы в психиатрию благодаря движению за психическое здоровье (Mental-Health-Bewegung). Здесь психиат­рия тесно переплетается и с психологией вообще и с психоанализом, в частности.

Немецкие психиатры больше доверяют тестовой психологической диагностике, чем качественным диагностическим возможностям психо­аналитического метода (ср. гл. VIII). Поэтому скорее всего они также мало обратят внимание на предлагаемую главу, как и на психоанали­тические аспекты психиатрических картин болезней, представленные в книге «Психоаналитическое учение о болезнях» Вольфгангом Лохом в 1967.

Социологи и просвещенные неспециалисты, напротив, найдут следующие главы весьма, интересными. Начнем же в виде исклю­чения не с шизофрении, а с более «маргинальных» депрессий, которые, однако, вследствие своей частоты имеют не меньшее значение.

Разграничение и симптоматика

Наблюдаемая симптоматика характеризуется депрессивным трио:

1. Замедленное мышление, содержание которого вращается вокруг чувства вины, неполноценности, ничтожности и отсутструющего само­уважения.

2. Подавленное настроение и

3. Замедленная моторика.

Три симптоматические области в своем трагическом сужении лич­ной перспективы часто ведут к мыслям о самоубийстве и суицидным идеям. Тем самым депрессии являются серьезными, угрожающими жизни заболеваниями. Симптомы носят преимущественно фазный характер, способный длиться в течение нескольких недель и месяцев. Биполярное развитие процесса характеризуется отчетливой сменой депрессии и мании (ср. гл. VI. 4.3.). Сюда относятся типичные дневные колебания с ухудшением утром и улучшением вечером, как и типичное ухудшение телесных функций с отсутствием аппетита и нарушением сна. Все это можно рассматривать в противовес невротическим депрес­сиям. при которых отсутствуют вышеупомянутые особенности. Частые при поихотических депрессиях маниакальные (иллюзорные) идеи (Wahnideen) и невозможность воплощения своих замыслов в реаль­ность (gestoerte Realitaetspruefung) также отсутствуют при невротиче­ских депрессиях.

Бессознательные процессы
Решающие бессознательные процессы относятся к конфликтам вле­чений (Triebkonflikte) как сексуального, так и агрессивного плана. На­рушается генитальная сексуальность, в широком смысле, угасая вовсе. Вместо этого больные подавлены вспышками собственной агрессив­ности, направленными против собственной личности и причиняющими серьезный вред самому больному. Налицо стремление к деструкции и саморазрушению.

Пассивно-оральные конфликты (passiv-orale Konfhkte) вращаются вокруг желаний получить, наконец, удовлетворение. Если этого не про­исходит, то оставшаяся ни с чем личность, испытывает разочарование. ведущее к реактивному гневу; здесь же пролегает путь к страху уничто­жить в реактивном гневе то. что еще дает возможность жить.

Такие конфликты, вращающиеся вокруг желаний «иметь-хотеть» (Haben-wollen) и гневом от разочарования лучше всего рассматривать как конфликты орально-садистические. По мнению Мелани Клейн (Klein. 1977), они особенно сильно выражены оттого, что имеют, в ко­нечном счете, физиологическую природу и угнетают людей изнутри. Поэтому вполне справедливо использовать выражение «эндогенная» депрессия, т.е. депрессия, идущая изнутри.'

При более детальном анализе депрессивных состояний обнаружива­ются и внешние причины депрессивной угрюмости, а именно — разочарование во вполне обоснованных желаниях, после того, как к ним было проявлено минимальное внимание и участие со стороны других людей. Главная особенность депрессивного процесса — это аффектив­ное состояние бессилия и беспомощности. При этом. согласно Эдварду Бибрингу (Bibring, 1953), речь идет об основном человеческом способе реагировать на фрустрацию. который столь же обоснован, что и реакция страха в виду конкретной опасности.

Любой из нас желает быть любимым и уважаемым. Каждый стре­мится чувствовать себя значительным, сильным и уверенным. Всякий человек хотел бы любить других людей.

Именно осечки (Versagungen) этих трех желаний и ведут реактивно к депрессиям. Подобные желания относятся к вопросу самооценки в психоналитической нарцистической теории и действующим в ней подразделам, касающимся нарцистической регуляции. Описанный там раз­лад между личными идеалами и реальным поведением при психотических депрессиях является экстремально огромным и, фактически, явно преувеличенным. Связанное с этим неприятное душевное состоя­ние приобретает поистине масштаб невыносимости: депрессивный боль­ной чувствует себя абсолютно ничтожным, никому не нужным и ничего не стоящим.

У депрессивной личности отсутствуют те защитные механизмы, ко­торые находятся в распоряжении личности нарцистической. В этом их качественное отличие друг от друга. Но все же некоторые защитные механизмы, например «расщепление», у депрессивного больного сохра­няются. Характерен также защитный механизм изолирования (Einkapselung — Rosenfeld, 1985). Депрессивный больной бессознательно пытается сохранить самоуважение (листанное Я», Winnicott, 1965) в ситуации напора обесценивающих и разрушительных процессов посредством своей «изоляции». «Истинное Я» тем самым действитель­но сохраняется, однако, надобность в нем в последующем отпадает. поскольку оно становится неприступным — защитный механизм оказы­вается малопригодным.

Малопригодной в этой связи оказывается и защитная попытка идентификации с угрожающим, преследующим и наказующим объе­ктом. Успех защиты здесь заключается в том, чтобы устранить си­туацию вечного мучения, наказания, преследования. Приносимая при этом жертва — это частичная при невротических и полная при психотических депрессиях конвертация самости (Selbst) в угрожающий объект.
Депрессивный процесс
При психотическом типе депрессивный процесс состоит в том. что обширные части личности пропадают (в структурной модели Фрейда — «Я»или эго) под воздействием угрожающей инстанции (в структурной модели Фрейда — супер-эго или «Сверх-Я»). Они «завоевываются», «захватываются» — читатель простит мне мои милитаристские метафо­ры — поначалу угрожающей, а затем и непосредственно атакующей ин­станцией и, в конце концов, «становятся ее собственностью», если не сказать «поглощаются ею».

Однако депрессивный процесс может состоять и в том, что «Я» под­чиняется умозрительной или реальной власти «Сверх-Я» и позволяет ей себя «поглотить», как бы полностью капитулируй. Чаще всего на грани­це между внутренней (личной) и внешней областью находится бурное «Туда — сюда» (Hin und Her) — промежуточная область, в которой берет верх то одна, то другая сторона. Тем самым, описанным психиат­рами различным состояниям между:

а) заторможенной депрессией, в которой «Я» капитулировало перед «Сверх-Я» и

б) возбужденной депрессией, в которой борьба между «Я» и «Сверх-Я» в полном разгаре (см. табл. 11), находится вполне логичное объяснение.

Используя язык образов, Фрейд говорит о том. что тени, «Сверх-Я» пали на «Я». Сомнительное достижение защиты состоит в том, чтобы по меньшей мере не контактировать с угрожающим, наказующим или пре­следующим объектом. Правда, потеря за это самости — цена слишком высокая. Еще один недостаток заключается в том, что под действием депрессивного процесса «захвата Я» пропадают и хорошие составляю­щие объекта, их больше нет во внешнем распоряжении (когда яблоко съедено, его уже нет в моих руках).

В отличие от невротических депрессий при депрессиях психотических собственные и привнесенные внешней средой (fremde) части лич­ности отделены друг от друга не столь явственно. В этой психодинами­ческой особенности психотическая депрессия столь же психотична сколь шизофрения, даже если депрессивная личность не расщеплена наподо­бие шизофренической на множество частей. В этом состоит серьезное качественное отличие от невротической депрессии, при которой грани­цы между «Я» и «Не-Я» (Nicht-ich) все время строго соблюдаются.

Таблица 11. «Пснхотический» тип депрессии: «Я» почти полностью занято, «поглощено» «Сверх-Я». «Свсрх-Я» словно тень падает на «Я».

1. Он начинается с разочарования в себе или другом.

2. Это ведет к нарцистической обиде.

3. Появившаяся беспомощность становится невыносима.

4. В связи с этим больной в качестве компромисса с обидой бессоз­нательно пытается получить нарцистическую подпитку от объекта.

5. Возникающая при этом зависимость создает дополнительное ощущение нарцистической обиды, от которой поэтому необходимо отказаться.

6. Невыносимая зависимость от мощного объекта переносится лег­че, если объект начинают унижать и обесценивать.

7. Последнее приносит удовлетворение (Genugtwng). В конечном итоге следует наказание себя самого, поскольку обесце­ненный объект не может далее продолжать предоставлять нарцистическую подпитку. Ведь другой при этом никак не лучше, нежели больной. Поэтому такое положение вещей все же может вести к временному при­мирению с собой.

Малейший повод, однако, например небольшие провокации, снова может нарушить ненадежное равновесие. Реактивный гнев в таком слу­чае способен разрушить объект, от которого зависит. С одной стороны. это выглядит триумфом. Однако, с другой стороны, подпиливается сук, на котором сидишь. Чтобы избежать подобного состояния агрессив­ность направляется на собственную личность. Последнее воспринима­ется как меньшее зло. но в результате возникает большее сомнение в се­бе и снижение самоуважения.
Терапия
Названные бессознательные процессы описаны здесь так подробно потому, что они возникают повторно во время психоаналитического лечения: здесь в начале лечения анализанд чувствует себя совершенно разбитым, однако, при переносе на аналитика оживляет как свои защитные агрессивные порывы по отношению к другим, так и свои желания, чтобы тот восхищался им и признавал его. Тогда в контрпереносе пси­хоаналитик чувствует, как в одной фазе лечения он воспринимается возвышенным, идеализированным, являясь предметом восхищения, в то время, как в другой — он становится объектом разрушительных напа­док и язвительного обесценивания.

Если осторожно конвертировать бессознательные процессы, такие, как идеализация, обесценивание, идентификация, агрессия, самопожер­твование и связанные с ними страхи, в сознание, то можно добиться улучшения и при депрессивных психозах.

Вероятность успеха будет тем больше, если соотношение между пережитым в детском возрасте хорошим обращением и неуважительным неприятием в дальнейшем бросается в глаза не слишком резко. Кроме того, благоприятным условием можно считать способность больного поддерживать и сохранять новое, созданное во время лечения обра­щение. а не разрушать его снова в результате неизбежной агрессии разочарования.

Если же соотношение между приобретенным из опыта обращением и презрением наоборот неблагоприятно, то тогда становится ясно, отче­го многие депрессивные больные желают пресечь муку самоубийством. Ясно, что в результате самоубийства вместе со страданием прекра­щается и жизнь. Поэтому здесь трудно утверждать какое-либо легко­мыслие со стороны самоубийцы. Ясно и другое: если поддерживать интенсивное общение и пытаться при этом понять этих людей с суицидными идеями, то многих из них можно уберечь от самоубийства. К сожалению, зачастую времени не хватает именно тогда, когда не­обходима помощь. Это осложняется еще и тем, что врачи, лечащие пациентов с суицидными тенденциями, не готовы к взаимодействию с психическими проблемами суицидного больного. Психоаналитики же, способные это делать, не имеют возможности контакта, в частно­сти, из-за своих обязанностей перед другими пациентами, которых они уже лечат.

В жестких самоубийственных действиях, таких, как попытки застрелиться или повеситься, в значительной степени преобладает самоагрессия. При мягких самоубийствах, например, с помощью сно­творных таблеток, отчаявшиеся люди бегут от невыносимой ситуации и ищут гармонии и мира в крайней регрессии, пусть и ценой собствен­ной жизни. Поэтому попытка самоубийства или самоубийство как таковое это всегда также и экстремальный нарцистический криз (Henseler. 1974).

4.3. Мания

Психодинамика
В кратком определении, мания — это « гениальное» (geniale) отри­цание всего, что способно вводить в депрессию. В центральном фоку­се мании заключена реанимация (повторное оживление) всех тех об­ластей, в которых тот или иной человек ощущает себя великолепным, значимым и всемогущим. Поэтому общая защита в мании от депрессии точно соответствует защите при нарцистических нарушениях. В кон­тексте удобной и практичной структурной модели, это случай, когда. говоря образно, «сверх-Я» «побеждено» «Я»: «Я» стоит выше «сверх-Я» и наслаждается своим триумфом настолько долго, насколько это возможно.

И тем не менее, мы имеем дело с «большой» иллюзией (защитный механизм «отрицаниям — Vemeinung), т. к. реальные обстоятельства совершенно иные. Рано или поздно соотношение сил (читатель простит мне очередное милитаристское сравнение) снова приводит к по­беде «Сверх-Я» и низложению «Я». После опьянения наступает похмелье.

Бертром Д. Левин (В. D. Lewin, 1961) объяснял энтузиазм и повы­шенное настроение маниакальных людей их верой в то, что давно желае­мое вот-вот достигнет своего воплощения. Возвышенное чувство в ма­нии. как и исполнение желания в фантазии, является, однако, непод­линным и обманчивым. Это — наслаждение заблуждением. Маньяк теряет связь с действительностью в угоду мечте. Он словно в иллю­зорном самообмане придает своим фантазиям статус реальной жизни и принуждает тем самым и других людей перенимать определенные, пред­писанные им его мечтой, роли. Если эти другие люди будут действовать в согласии с такими предписаниями, то их действия, разумеется, укре­пят маньяка в его устремлениях. Однако рано или поздно это неизбеж­но приводит к серьезному столкновению между мечтой и действитель­ностью. Следствием чего является неминуемая депрессия.

Терапия
Становится ясно, что при подобных условиях маньяки исключи­тельно тяжело поддаются лечению. Аналитик может лишь показать, что бегство в манию не представляет собой решение проблемы и тем самым помочь им постепенно вернуться к реальности, пусть даже и тягостной. Однако именно этого маньяки и боятся, и поэтому всеми си­лами избегают психоаналитического лечения (поскольку дела у них — в воображении — идут хорошо). Отсюда: лучший способ обхождения с маниакальным больным состоит в таком посредничестве между мечтой и реальностью, когда, с одной стороны, терапевтические усилия напра­влены к тому. чтобы расщепить маниакальный мир пациента, а с дру­гой — интересы пациента в терапии представлены и защищены до тех пор, пока он не окажется в состоянии делать это сам. Конечно, не всег­да легко одновременно и поддерживать маньяка в его вымышленном мире, и в тоже время не вызывать у него конфронтации с реальностью. Поэтому не лишено смысла следующее: подождать с вскрывающими психоаналитическими мероприятиями до стадии депрессии. Тогда вос­приятие реальности уже не будет столь искаженным « отрицанием « Ситуация в значительной степени будет восприниматься такой, какова, она в реальности.

Решающая психодинамика

Чтобы понять происходящее в личности, страдающей шизофренией, необходимо постараться представить себя в собственной фантазиях. Наиболее значим текущий личный образ. Сюда же относятся личные образы, созданные нами в детстве. Кроме того. у нас есть еще и свой идеальный образ, т. е. образ, которому мы хотели бы соответствовать в идеальном смысле. Для полноты «реальной» картины следует учесть, что порой человек переживает себя как существо злое, плохое, неполно­ценное, в другие времена — как великолепное и совершенное. С подоб­ными крайностями мы уже сталкивались при описании пограничных личностей (ср. гл. VI. 3.2.).

Чтобы действительно проникнуться душевным состоянием больно­го шизофренией, следует учесть, что различные перечисленные образы фантазий при шизофрении не отделены друг от друга сколь-нибудь отчетливо, а существуют все одновременно и к тому же активны в своих проявлениях. Они толпятся в сознании, и у шизофреника нет никакой возможности от них защититься. Образы настоящего теснятся рядом с образами прошлого и т. п. Если принять во внимание и тот факт, что помимо всего перечисленного «в толпе» присутствуют и раз­личные образы других людей, то можно себе представить (умозри­тельно) сумятицу переживаний такого человека. Здесь и образы идеа­лизированных и разочаровавших людей, людей, вызывающих гнев и гневающихся, несущих зло и злящихся. На них наслаиваются образы, которые мы создали о людях, ценивших и любивших нас, но впоследст­вии возненавидевших или преследующих нас. Вообразите: все эти обра­зы равноценно активны и наслоены друг на друга без четких различий между собой. Таков приблизительный портрет беспорядочного много­образия. которое учиняет в голове шизофрения.

В нормальном состоянии у нас есть более или менее ясный образ определенного человека; мы оцениваем его сообразно с тем, каков он сейчас. В случае, если мы вспоминаем о каких-то ранних пережива­ниях, связанных с этим человеком, то нам представляется образ, изо­бражающий эту личность в соответствующем временном отрезке. При шизофрении разделенные в нормальных условиях образы не только одновременно представлены в сознании, но и носят вирулентный характер. По этой причине человек неизбежно запутывается, дез­ориентируется и становится рассеянным. Образы самости и объекта (Selbstbilder, Objektbilder) подавлены, что лишает человека возмож­ности концентрироваться на происходящем непосредственно сейчас, будь то разговор с другим человеком, интеллектуальная или какая-либо иная работа. Из-за этого серьезно нарушаются поведенческие, мыслительные и чувственные функции. Их уже невозможно привести в порядок. Изобилие переполняющих внутренних образов драматичес­ки приводит к тому. что реальный внешний мир перестает восприни­маться таким, каков он в действительности. Образы внутреннего мира чрезмерно подавляют образы мира внешнего. Проекции внут­ренних образов на внешний мир доходят до того, что расщепленная фантазия оживляет внешний мир мнимыми образами. А образы реаль­но переживаемых «внешних» личностей наоборот, «овнутряются», интроецируются (verinnerlich), входят в состав структуры собственной личности.

Однако эти проективные и интроективные процессы еще не являют­ся признаком шизофренического психического расстройства, поскольку встречаются и в случаях пограничных состояний. Типичный формальный момент шизофренического психического расстройства — это, наряду с «расщеплением», текучие границы между отдельными образами само­сти и образами объекта, между внешним и внутренним мирами. Таким образом, как гласит заголовок одного из произведений Хаидке: «Внутрен­ний мир становится внешним миром внутреннего мира» и наоборот³.

Предназначенные для защиты от путаницы образов защитные меха­низмы «расщепления» отчаянно пытаются содержать перетекающие друг в друга образы в разграниченном состоянии, стремятся прежде всего сохранить хорошие и защититься от разрушающих. При этом существует возможность достигнуть мимолетной стабильности, при которой доминирует либо (как, к примеру, при нарцистической лич­ности) великое «Я» (Grossenselbst) — я совершенно великолепен), либо господствуют (как при депрессиях) ощущения собственной ничтож­ности и ненависти к себе.

Находясь в подобных душевных состояниях, мы, соответственно, весьма легко впадаем в ревность, если важный для нас участник отно­шений обращается к кому-нибудь другому. В другой ситуации над нами доминируют важные авторитеты, которые не только обсуждают нас, но одновременно и осуждают, обвиняют, преследуют.

По мере проникновения в переживания больных шизофренией, все более проясняются и такие непонятные явления, как мания величия (Grossenwahn), мания собственной неполноценности (Minderwertig-keitswahn), мания ревности (Eifersuchtswahn) и мания преследования (Verfolgungswahn). Душевный мир шизофреников предстанет перед нами в еще более причудливом виде, если принять во внимание тот факт, что представления о своей собственной или других личностях относятся не к человеку в целом, а только к его частям. Это могут быть и части лица, например, глаза, нос. или части тела — ладонь, нога, рот, грудь, пенис. В данном случае речь идет о парт-объектных отноше­ниях (Teilobjektbeziehung). Примером могут служить объект-отноше­ния между грудью и ртом.

Конечно, в широком смысле подобное не является патологией. Как не является патологической моя концентрация в данный момент на руке, которая пишет данный текст. При шизофрении патологическими явля­ются навязчивые способы возникновения различных образов из бессо­знательного, одновременное сосуществование самых различных образов и текучесть границ между ними. Навязчивый способ образного заполне­ния сознания говорит, впрочем, в пользу влечений, дополнительно осложняющих отношения при шизофренических психозах: инстинктив­ные импульсы сексуального и агрессивного характера возникают в со­знании и заполняют его. Не случайно, что в начале шизофренического расстройства часто возникают видения наводнений и утопленных людей. Представленная иллюстрация призвана проиллюстрировать фрагментарные соотношения шизофренической психики (см. табл. 12).



Таблица 12. Шизофренический психоз. «Я» расщеплено на элементы (заштриховано) с нечеткими , границами. Элементам «Я» угрожают с двух сторон: интроекция «ар­хаического» «Сверх-Я» (обозначено черным), заключающаяся в преследовании и угрозе наказания; «архаические» составляющие «Я» (серым), полностью наполнен­ные энергией «Оно», «затопившего их.
Семейная динамика
При исследовании семей с шизофреническими пациентами выясни­лось, что описанные душевные переживания, протекающие в форме бессознательных процессов внутри самой личности шизофреника, могут происходить и внутри семьи, между отдельными ее членами. Здесь встречаются особые патологические формы мышления, чувств и пове­денческих функций, которые, если они направлены на зависимого ребенка или протекают в атмосфере его пассивного участия, способны к так называемой «вторичной» патологизации, т.е. к развитию психи­ческого расстройства и у ребенка. Иначе говоря, изначально здорового ребенка можно «сделать ненормальным» по отношению к норме. Здесь вспоминаются слова Полония: «И если это безумие, то в своем роде последовательное» («Гамлет», пер. Б. Пастернака. Москва, 1994).

Рассмотрим в связи с этим подход, разработанный специалистом по коммуникации, американцем, Грегори Бейтсоном (Bateson, 1969). Его метод double-bind-Methode, лучше всего перевести на русский, как «метод двойной связи» или как западня отношений (нем.— Beziehungs-faelle). Ребенок попадает в такую «западню» или противоречивую ситу­ацию, отклоняющую от «нормы» тогда, когда он, например, не может отличить, что из советов важного участника отношений является прав­дой. а что — нет. В личном опыте у каждого полно примеров подоб­ного рода отношений. Скажем, кто-то « втирает нам очки». Или некто говорит мне: «Ты устал», хотя я чувствую себя достаточно бодро. Чело­век упорно доказывает, что он на моей стороне, но ведет себя явно враж­дебным образом. Во всех этих случаях я в затруднении и не могу разо­брать, то ли я неправильно воспринял сказанное, то ли налицо ложное сообщение. Если человек для меня достаточно важен, то мне трудно представить себе, что он лжет.

Драматическим последствием такого рода предположений является то, что мне (на основании предположения, что другой человек не лжет) остается придти к выводу, что это я неправильно оцениваю ситуацию. Если представить, что подобные непонимания случаются весьма часто. а значимая для меня личность имеет надо мной власть, перед которой я слаб и зависим, то легко представить, насколько я буду запутан про­тиворечивыми советами и указаниями. Скорее всего настолько, что уже перестану что-либо понимать, усомнюсь в самом себе и создам совер­шенно неверное представление о реальных соотношениях во внешнем и внутреннем мирах. Похожее воздействие оказывают мистифицирующие советы, не соответствующие действительности. Первоначально понятие мисти­фикация употребил Маркс, стремившийся продемонстрировать, что процесс эксплуатации рабочего класса,— по крайней мере в том виде, в каком он находился в XIX столетии,— выглядит вовсе не таким, каков он есть на самом деле. Что данный процесс представлен в мистифициру­ющем виде и таким образом, словно речь идет о добровольных отноше­ниях между эксплуатируемым и эксплуататором.

Простое представление о процессе мистификации можно получить из следующего примера. Мать говорит своему ребенку, чувствующему себя бодро и хорошо: «Соня, ты же устала, ты же хочешь спать». Ма­ленькая Соня пытается поначалу возражать: «Нет, я не устала, я чувст­вую себя отлично». Однако затем, прежде всего в результате повторе­ния этих слов матерью, она начинает сомневаться в себе, и, в конце концов, начинает верить тому, что устала.

Рональд С. Лэнг (Lang R.. 1960) приводит пример злости дочери на свою мать.

— Мать: «Я не злюсь на то, что ты так говоришь, я же знаю, ты так не думаешь на самом деле».

— Дочь: «Но я действительно так думаю».

— Мать: «Ну, дорогая, я же знаю, ты так не думаешь. Ты не можешь са­ма о себе позаботиться».

— Дочь: «Я могу сама позаботиться о себе».

—— Мать: «Дорогая, я знаю, ты этого не можешь, потому что ты больна. Если бы я хоть на минутку забыла, что ты больна, я бы очень на тебя разо­злилась».

Здесь в любом случае мать знает лучше, что чувствует дочь. Дочь старается защищаться, но рано или поздно из-за повторяющихся увеще­ваний матери она почувствует себя неуверенно и согласится с ее мне­нием, чтобы сохранить мир. В общем, здесь имеет место систематический подрыв доверия у другого к надежности собственных чувств и мыслей. Такое, особенно, происходит тогда, когда мы находимся в неустойчивом душевном состоянии и нам не совсем ясно, что и как именно мы в данный момент чувствуем и воспринимаем.

Фильм «Семейная жизнь» ⁴ преподносит изобилие подобных при­меров: здесь речь идет о конфликте матери и дочери, в котором мать выступает знающей все лучше дочери. Фильм, однако, демонстрирует нечто большее. А именно бессознательные стремления родителей в противовес осознаваемым разговорам: с одной стороны, родители утверж­дают. что желают своей дочери только хорошее, но, с другой — готовы ее и убить. Когда же дочь начинает осознавать, что подобные желания смерти со стороны родителей существуют и рассказывает об этом («Мать хочет меня убить»), ее объявляют сумасшедшей.

В последующих эпизодах групповой терапии пациентки речь идет о том, чтобы сделать расщепленные чувства и мысли доступными созна­нию и разъяснить ей, что из них соответствует действительности. Тогда фальшивые образы себя и матери могут быть скорректированы.
Терапия
В психотерапии врачи или аналитики автоматически уподобляются родителям, сеющим смятение и вносящим путаницу. Поэтому совер­шенно необходимо, чтобы наряду с запутывающими, внушающими отношениями, между пациентом и терапевтом господствовали ясные рабочие отношения. И здесь, в отличие от двусмысленности прошлого, необходима чувственная определенность. Только путем постоянного прояснения отношений с пациентом у последнего появляется шанс отчетливого осознания своих личных чувств и восприятии, способству­ющих росту его уверенности в себе.

К сожалению, шизофренических пациентов весьма редко удается вылечить психотерапевтическим методом. Однако есть свидетельства излечения больных с тяжелыми шизофреническими психозами с помо­щью психоаналитических методов. Разумеется, для этого необходимо, как минимум, принять во внимание «ненормальные» и непонятные на первый взгляд мысли и чувства шизофренического человека. Тогда, к примеру, станет очевидно, что подобное мышление» казавшееся преж­де странным, причудливым, не так уж и алогичное, что оно следует оп­ределенной логике, имеющей собственный смысл, комплементарный или противоположный смыслу «здравому». Это. в частности, наглядно продемонстрировал Люк Киомпи в своей книге «Аффектная логика» (Ciompi L.. 1982).

Книги Бенедетти (1983), Брюса Бойера (Воуег В.. 1976). Фриды Фромм-Рейхманя (Fromm-Reichmann, 1957), Пуля Матуссека (Matusseck. 1976), Герберта Розенфельда (Rosenfeld, 1966). Маргерит Сехехайе (Sechehaye, 19S4) содержат множественные примеры латент­ного смысла безумных фантазий и поступков, равно как и примеры самохарактеристик самих пациентов ⁵. Особо в этом ряду следует упо­мянуть известную книгу Ханны Грин «Я никогда не обещал тебе розо­вого сада» (Green H. «I never promised you a rose garden», что можно перевести, как: «Я не обещал тебе рая на земле». 1964).

Все перечисленные авторы указывают, что переживания людей, на которых словно ярлык наклеен диагноз шизофрении, во многом сходны с переживаниями здорового человека. Часто вообще складывается впе­чатление, что те. кого именуют шизофрениками, ближе к истине, чем мы с вами. Реальность — вообще, штука весьма запутанная, и все мы вы­нуждены к ней приспосабливаться. Чтобы сохранять психическое здоро­вье, приходится отказываться от восприятия многих аспектов сложной реальности, подчас попросту невыносимых для психики. В своей рабо­те «Базисные нарушения» (Sulwold L.. 1977) Лило Зюльвольд указы­вает на психологическую фундаментальность работающих защитных механизмов, избавляющих нас от слишком шокирующих воздействий. вне зависимости, поступают ли те извне или изнутри. В этой перспективе очень важны выявленные в психоанализе защитные механизмы. Если бы люди, страдающие шизофренией, обладали более «здоровой защитой», их психика не подверглась бы столь патологизирующим воздействиям. Так что и здесь речь прежде всего идет о защитных механизмах.