Сто великих узников москва "вече" 2003

батареи. К тому же местным жителям объявили, что в случае содействия побегу

пленника виновных ожидает смертная казнь...

На острове Наполеон продолжал диктовать генералам Г. Гур-го, А.Г. Бертрану и

Ш.Т. де Монтолону свои "Мемории", в которых с удивительной точностью восстановил

подробности многих сражений, назвал не только имена генералов, но и солдат своей

гвардии, приводил многочисленные факты из жизни. Надиктовал он и теоретические

работы по военному искусству, очерки о походах Юлия Цезаря, Тюррена, Фридриха

Великого и даже заметки о творчестве Вергилия, Ж. Расина и Вольтера. Но нигде ни

единым словом не упомянул об общении с выдающимся американским изобретателем Р.

Фултоном.

Еще в конце XVIIIвека Р. Фултон предлагал Директории использовать в борьбе

против английского флота изобретенные им "ныряющие корабли", которые могли

передвигаться под водой на глубине. К письму были приложены схемы и чертежи

действующей модели подводного корабля. Специальная комиссия Французской академии

наук тщательно изучила предложение Р. Фултона и представила заключение, в

котором говорилось: "Машина, безусловно, остроумна, а предлагаемое орудие -

невидимо и ужасно".

С Р. Фултоном заключили контракт, и он энергично взялся за работу в Руане - в

мастерских братье Перъе. В мае 1800 года подводный аппарат, в корпус которого

были встроены три иллюминатора, был спущен на воду. "Наутилус" отбуксировали в

Париж и пришвартовали недалеко от Дома инвалидов - у гранитных ступеней,

спускающихся к Сене. На набережной собралось много народу, и люди с удивлением

смотрели, как изобретатель и матросы спустились в "Наутилус", задраили люки, и

аппарат исчез под водой.

Испытания "секретного ныряющего корабля французов" прошли настолько успешно, что

в Лондоне сильно забеспокоились. Р. Фултон просил у императора предоставить ему

кредит в 57 000 франков для строительства "Наутилуса" и 20 боевых мин с

гальваническим взрывным устройством. Но Наполеон отнесся к этим изобретениям

скептически: исследователи предполагают, потому, может быть, что не придавал

значения войне на море, уверенный, что все проблемы можно решить на суше с

помощью артиллерии.

Но на острове Наполеон вспомнил о Р. Фултоне, и в его голове родился дерзкий

план - бежать из ненавистного плена с помощью подводной лодки. Готовый

"Наутилус" предполагалось доставить на палубе быстроходного английского клипера

в район острова и спустить подводную лодку на воду; к самому же острову

"Наутилус" должен был приблизиться совершенно незаметно - то есть под водой.

Правда, заключительную часть пути предстояло пройти под парусом, держа курс к

заранее намеченной бухточке - вблизи маршрута обычных прогулок Наполеона. Обычно

он гулял в сопровождении английского офицера, державшегося, впрочем, в некотором

отдалении. Опытным заговорщикам не составило бы труда без шума обезвредить его,

а дальше оставалось только достичь "Наутилуса" и немедленно погрузиться... Но

этот дерзкий план не осуществился - 5 мая 1821 года бывший император Франции

скончался.

ПЬЕР ЖАН БЕРАНЖЕ

После низвержения Наполеона во Францию вернулись Бурбоны, и в стране была

восстановлена королевская власть. За Бурбонами потянулись в свои замки сбежавшие

от народного гнева феодалы. Льстецы и просители опять стали толпиться у дверей

королевской приемной, в стране свирепствовал политический террор. Если

вступление союзных войск в Париж оскорбляло патриотические чувства Беранже, то

его негодование при виде поведения некоторых французов было еще сильнее:

особенно возмущало поэта то, что эти господа не стеснялись аплодировать конвою,

под прикрытием которого по Парижу проводили пленных наполеоновских солдат. Не

меньшую боль чувствовал он и при виде общего равнодушия к судьбам Отечества. Все

рассчитывали на то, что король примет конституцию и даст нации возможность

оправиться от погрома и при этом не потерять результатов победы, добытых

революцией. Однако вскоре многие стали сознавать, что обманулись в своих

надеждах и ожиданиях. Вместо свободы печати, о которой говорилось в конституции,

были учреждены цензура для сочинений объемом меньше 30 печатных листов и суровые

штрафы за нарушение весьма растяжимого понятия "благонамеренность". Если в

начале Реставрации Беранже лишь обо-

Беранже. Гравюра XIX в

я "TF'ff И

376

100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ

377

оппозиционные песни 35-летнего поэта.

Власть хотела найти в Беранже союзника: поэту предлагали деньги, хорошее место в

правительстве, если в своих песнях он будет восхвалять нынешнего короля. На это

поэт ответил: "Возвратите нам свободу, сделайте Францию счастливой, и я задаром

буду в своих песнях хвалить вас". К этому времени Беранже был уже зрелым,

сложившимся человеком с независимым характером, всем обязанным самому себе:

литературной известностью, уважением в обществе, твердостью убеждений. Перед его

острым и вдумчивым взглядом разыгрывалась борьба за престол и за близость к

нему, за власть и вес в высшем обществе - борьба со всеми ее темными происками и

предательством. У него было только одно оружие - поэзия, и поэт вмешивается в

круговорот событий своими песнями-памфлетами. В целой серии картин ("Капуцины",

"Миссионеры", "Приходские певчие", "Белая кокарда", "Простуда" и другие), словно

в зеркале, отразилась жизнь развороченной Франции: вначале негодование на

непрошеных гостей, дальше - враги в Париже, и Беранже призывает короля Людовика

XVIII вместо иностранцев опереться на героическую наполеоновскую армию.

Власти начали преследовать недовольных, и один из друзей Беранже был выслан из

Франции. Дело было зимой, поэт провожал изгнанника и на прощание спел ему песню

"Птицы". О том, что зима делает пустынными крыши и поля, изгоняет птиц, которые

будут петь в чужих землях.

В чужих землях покой витает, Но верны вы стране родной. Пускай зима вас

изгоняет, - Вернетесь снова вы весной.

За это стихотворение Беранже едва не поплатился, но на первый раз все обошлось.

Правительство ждало другого случая, и он не заставил себя ждать. В 1821 году

Беранже выпустил два томика стихов, с которых началась его особенная слава. Кем

быть лучше - сапожником или королем? Для многих даже вопроса нет. конечно,

королем быть лучше. Для поэта тоже не было вопроса лучше быть сапожником, так

как он делает полезные вещи, а короли (и, в частности, Бурбоны) - не всегда.

Престол глупцы лишь окружают; Там правды нет - все льсти да льсти... Сапожники ж

льстецов не знают. Нет, лучше шей ты сапоги!

И каждый куплет песни заканчивался словами: "Принц, лучше шей ты сапоги!"*. Еще

насмешливей поэт говорил о королевской власти в стихотворении "Господь Бог":

"Правда ли, что благословение Божие почиет на королях династии Бурбонов?". Ведь

каждый из них,

Самоуправно сев на трон, Твердит, что волею Моею** Он так уселся вам на шею, И

что для вас его глава Священна так же, как права.

Над Бурбонами смеялась вся Франция, и взбешенное правительство решило наказать

поэта. Беранже бьи предан суду, но поэт встретил вызов с открытым забралом:

Муза, в суд! Нас зовут! Нас обоих судьи ждут1

Судьи должны были рассмотреть представленные сочинения и решить, заключается ли

в них вина Беранже и какое за это следует наказание. Зал суда не мог вместить

публику, собравшуюся для слушания этого дела: сюда пытались проникнуть и друзья

поэта, и люди, любившие песни Беранже, и просто любопытные. Один сочинитель

впоследствии описывал, что

с восьми утра все хода, - даже потайные, - были заняты огромной толпой, которая

с нетерпением ломилась в двери. Она не слушала никаких запрещений, разбивала

замки, и в конце концов так закупорила все двери, все входы и выходы, что

проникнуть в зал суда стало совершенно невозможно. Сам подсудимый Беранже должен

был три четверти часа пробиваться через толпу, просить и рассказывать, кто он,

чтобы его пропустили. Судьи и присяжные заседатели, собравшиеся позже Беранже,

совершенно не могли пройти в залу. Они вынуждены были сделать большой обход и

при помощи приставных лестниц войти в залу через окна.

Говорил обвинитель, говорил защитник, говорили судьи, только сам Беранже молчал:

за него говорила книга, которая лежала на судейском столе в ожидании приговора.

Секретарь суда зачитал обвинительный акт, который почти полностью состоял из

стихов. "Запретные песни" больше часа звучали в зале суда, прерываемые хохотом и

аплодисментами, а поэт молча сидел на скамье подсудимых и смотрел на людей,

которые открыто выражали ему свое сочувствие. Беранже приговорили к трем месяцам

тюрь-

* Герой этого стихотворения - сапожник, почему-то вздумавший называть себя

378

мы и штрафу в 500 франков. Если до того времени и был кто-нибудь! во Франции,

кто не знал поэта, то после суда таких не осталось.! Старые и молодые, богатые и

бедные - все знали наизусть его| песни и особенно те из них, за которые его

судили.

Тюрьма Сен-Пелажи в XIX веке выполняла ту же роль, что и| Бастилия в XVIII

самую камеру, которую за несколько месяцев до него покинул известный публицист и

сатирик Курье В тюрьме к Беранже приходили на свидание лкда знакомые и

незнакомые, и сам поэт вспоминал потом: "В Сен-Пелажи у меня была теплая, сухая

меблированная комната, тогда как на свободе я жил в каморке, без всякой мебели,

страдая мороза и оттепелей, без печки и камина... Разумеется, в Сен-Пелажи мне

было гораздо лучше, и я не раз повторял: "Тюрьма избалует меня".

Первое время его пребывания в Сен-Пелажи тюремное началь-| ство было не особенно

строго к поэту, поэтому ему разрешалр разгуливать по коридорам и принимать

гостей в камере. Одна за другой в тюрьму на имя Беранже приходили посылки,

например] жители Сомюра прислали 25 бутылок отличного вина "Шамбер-[ тен"; со

всех концов Франции доставляли поэту фрукты, свежу* дичь, овощи, а жители Бри

прислали замечательные сыры Так что Беранже было чем потчевать не только своих

друзей-посети-; телей, но и товарищей по заключению. С разрешения тюремного 5

начальства он даже держал открытый стол для политических заключенных. Но после

попытки к бегству двух заключенных всяческие вольности и поблажки были

запрещены.

В заключении поэт продолжал оттачивать свои поэтические стрелы о каменные стены

тюрьмы. Еще не закончился тюремный срок, а над поэтом нависла угроза новой

расправы. Чтобы сделать песни Беранже более известными, друзья поэта решили

написать обо всех подробностях судебного процесса над ним. Правительство увидело

в этом новую причину притянуть Беранже к суду и опять обвинило его за те же

самые стихи. Только поэт успел выйти из Сен-Пелажи, как ему снова пришлось сесть

на скамью подсудимых. Однако на этот раз присяжные заседатели не нашли за

Беранже никакой вины, и поэт был оправдан.

В 1728 году Беранже издает очередной сборник песен, в который включил наиболее

резкие свои стихи, высмеивающие короля, его придворных, священников и других

"врагов народа", старавшихся доказать, что сам Бог хочет, чтобы бедные

беспрекословно подчинялись и терпели нужду. Одно из стихотворений называется

"Ангел-хранитель", и в нем Беранже приводит рассказ бед-1 няка-оборванца,

который родился на соломе, питался кое-как,' потом пошел в солдаты и потерял в

сражении ногу. Он уже не мог i

ПЬЕР ЖАН БЕРАНЖЕ

379

тюрьму. И когда бедняк спросил своего ангела-хранителя, как же все это

случилось, ему ответили: ты родился на соломе, но ведь солома была свежая; тебе

нечего было есть, но тебе дали суму умершего монаха, чтобы ты мог побираться...

Тебе оторвало ногу, но останься она, - то могла бы заболеть и т д.

Весть о преследовании по суду застала поэта в Гавре, но он немедленно

возвратился в столицу. Накануне суда влиятельные "благодетели" посоветовали

Беранже раскаяться, и тогда он будет приговорен к минимальному наказанию. Они

ведь хлопочут о его здоровье, от него же требуется только одно - не являться в

суд, и тогда он заочно вынесет самый мягкий приговор. Но Беранже на это ответил:

"Если ведешь войну с правительством, смешно жаловаться на удары, которые оно

тебе наносит, и неловко предоставлять ему случай проявлять свое великодушие,

смягчая удары".

Опять судебный зал, полный народу, и в полдень 10 декабря 1828 года "суд

исправительной полиции" приступает к рассмотрению дела Беранже. На этот раз

поэту предъявили много обвинений: и оскорбление короля, и богохульство, и

проповедь безнравственности, и возбуждение ненависти и презрения к властям... Во

всей книге не нашлось ни одной песни, которая бы, по утверждению суда, чего-

нибудь не оскорбляла и не возбуждала. И потому королевский прокурор Шамионе

заявил: "Тюрьма ничему не научила Беранже, видимо, срок наказания был уж слишком

мал". На этот раз поэта присудили к 9 месяцам заключения в тюрьме Ла-Форс,

уплате штрафа в 10 000 франков и возмещению всех судебных издержек в 1500

франков. У Беранже никогда не было таких денег, и ему грозила бы долговая

тюрьма, но друзья значительную часть штрафа покрыли по подписке На их призыв

помочь национальному поэту откликнулись сотни французов, чего власти совсем не

ожидали

год провести в тюрьме. Но ему помогало участие друзей и незнакомых людей,

которые приходили к нему ежедневно. И приходило посетителей так много, что поэт

даже шутливо просил начальника тюрьмы дать ему, наконец, покой и ограничить

время посещений до нескольких часов в день. Молодые поэты посвящали свои стихи

Беранже, "томящемуся в оковах", и слагали гимны в его честь. К поэту пришли и

вожди нового литературного течения - романтизма: В. Гюго, Сент-Бев, А. Дюма.

Посещать узника можно было до четыре часов дня, позже дверь в его камеру

запирали, и поэт проводил вечера в полном одиночестве. Но он не скучал: с ним

его любимые авторы Ф. Рабле и М. Монтень, произведения которых он всегда был

готов перечи-

380

тывать. С ним перо, чернильница и бумага, - и он работал над новыми песнями.

Однако о заключенном поэте не забывали и враги. Однажды они устроили в камере

Беранже обыск: перетряхнули белье, шарили под кроватью, пересмотрели все

рукописи, книги и даж( рылись в его карманах. Обыск этот был связан с тем, что

Беранж< приписали песни, на самом деле ему не принадлежавшие. Поел* обыска

начался допрос, но полицейским не удавалось ни выу-| дить от поэта нового

признания, ни добыть в его камере каких-] либо "улик", чтобы состряпать еще одно

дело...

В день выхода Беранже из тюрьмы полиция опасалась народ-' ных демонстраций, и

Впоследствии он вспоминал: "Очутившись на свободе после девятимесячного

заключения, я прогулялся по бульварам с такою же беззаботностью, словно только

что вышел из дому". А друзья, прослышав о том, что поэт на воле, завалили его

приветами и приглашениями; каждый старый и новый знакомый хотел видеть его у

себя. Рассказывают, что после выхода из тюрьмы Беранже пришлось сделать не менее

350 визитов...

"ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК ЦАРСТВА ПОЛЬСКОГО"

В декабре 1830 года по личному указанию императора Николая I в один из казематов

Шлиссельбурга был заключен Валериан Лукасиньский. В письме на имя коменданта

крепости говорилось: "государственного преступника Царства Польского содержать

самым тайным образом, чтобы, кроме вас, никто не знал даже его имени и откуда он

привезен".

Валериан Лукасиньский родился в Варшаве в семье небогатого шляхтича Десятилетним

мальчиком он был свидетелем подавления восстания Т. Кос-тюшко, штурма Праги

(варшавского предместья) русскими войсками, последовавшего затем очередного

раздела Польши и оккупации Варшавы прусскими войсками. Таким образом, его

детство и юность совпали с одним из самых тяжелых периодов в истории польского

народа.

Валериан Лукасиньский Несмотря на трудное материальное

.ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК..."

381

положение семьи, В. Лукасиньский получил серьезное образование, хорошо говорил

Плутарха, Монтескье и других философов. Личного честолюбия у него не было, он

желал только одного - служить своей родине и своему народу. Все, кому

приходилось иметь с ним дело (даже противники), отмечали в нем непоколебимое

правдолюбие, твердость духа и готовность к самопожертвованию.

Долгая борьба, которую вел Наполеон Бонапарт с тремя державами - участницами

раздела Польши, и его заявления о сочувствии полякам породили немало мечтаний в

горячих умах. Не избежал их и молодой В. Лукасиньский. В апреле 1807 года он

вступил в польский полк пеших стрелков, участвовал в летнем походе против

прусских и русских войск, отличился в нем и был произведен в подпоручики.

Впоследствии это польское национальное формирование стало основой вооруженных

сил Великого герцогства Варшавского, созданного Наполеоном. В. Лукасиньский

служил сначала в пехотном полку, а потом стал адъютантом при князе Яблоновском -

инспекторе военного ведомства. Он активно участвовал во всех военных операциях

на стороне Наполеона, в 1809 году был уже поручиком, участвовал в австрийской

кампании, потом его произвели в капитаны, а после заключения мира вновь перевели

служить в военное министерство.

В походе Наполеона на Россию в 1812 году В. Лукасиньский не участвовал, но зато

был задействован в военной кампании следующего года и в ноябре месяце под

Дрезденом был взят в плен австрийскими войсками, которые отправили его в

Венгрию. Пока он находился в плену, Герцогство Варшавское было присоединено к

России под названием Царства Польского. Император Александр I принял титул

польского короля, сохранил остатки польских войск и обеспечил им почетное

возвращение на родину. Летом 1814 года В. Лукасиньский вернулся из плена и в

чине капитана 4-го линейного полка поступил в армию Царства Польского, а через

два года дослужился до майора.

В Варшаве он познакомился с некоторыми общественными деятелями, в кругах которых

были живы традиции революционных войн XVIII века и восстания Т. Костюшко, а

также принципы "конституции 3 мая 1791 года" Раздумья В Лукасиньского о прошлом

дорогой отчизны и ее теперешнем состоянии завершились решением создать

нелегальную организацию, которая будет готовить новое восстание. В 1818 году В.

Лукасиньский напечатал "Замечания одного офицера по поводу признанной

потребности устройства евреев в нашей стране", в которых резко выступил против

брошюры В. Красинского, направленной против евреев. Сам В. Лукасиньский

добивался для еврейского населения равноправия и просвещения, ратовал за

привлечение их к военной службе, хотя

382

100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ

383

К сплочению польских патриотических сил В. Лукасиньский приступил первоначально

под масонскими лозунгами. В мае

1819 года в Варшаве состоялось открытие организации "Национальное масонство"

(или "Национальный союз свободных каменщиков"). В целях конспирации члены

капитула этого союза приняли исторические имена (Катон, Сципион, Солон и др.),

сам В. Лукасиньский назвался Ликургом. Фактическое руководство союзом находилось

в его руках, но формально он именовался "наместником начальника". На пост же

самого начальника В. Лукасиньский намеревался пригласить кого-нибудь из бывших

соратников Т. Костюшко. Первоначально предполагалось, что организация будет

состоять только из военных, но вскоре в нее стали принимать и гражданских лиц.

В понимании конечных целей возникшего движения у членов организации не было

полного единства. Ближайшие соратники В. Лукасиньского считали, что в ряды

борцов за национальную независимость Польши следует привлечь крестьян, пообещав

им безвозмездную передачу земли. Говорилось также, что надо опираться и на

беднейшие слои варшавского трудового люда - пекарей, кузнецов и т.д. Сам В.

Лукасиньский по этому вопросу не занял четкой позиции, однако он понимал, что

масонство не может стать организационной формой нелегального патриотического

союза. Используя расхождения в среде руководства союзом, он в августе

1820 года заявил о роспуске "Национального масонства", тем более что в польском

обществе того времени появились более радикальные организации.

В мае 1821 года вместо "Национального масонства" В. Лукасиньский с несколькими

товарищами создал более независимую организацию - "Патриотическое товарищество"

- и выработал основные положения его устава, по которому Польша разделялась на 7

провинций (6 территориальных, а седьмым было Войско Польское). Дело создания

нового союза, как и в первом случае, велось очень осторожно, но тайна

сохранялась недолго. В том же году великий князь Константин Павлович получил

донос и, призвав В. Лукасиньского, имел с ним долгий разговор, взяв с него

"честное слово", что он больше не будет принадлежать ни к чему подобному. Однако

вскоре был сделан новый донос, и на этот раз уже из Петербурга поступило

предписание "немедленно произвести строжайшее расследование". Летом 1822 года В.

Лукасиньского и его товарищей арестовали и отдали в руки особой "следственной

комиссии", которая расследовала деятельность союза "Национальное масонство"; о

"Патриотическом товариществе" у начальства подробных сведений еще не было.

Во время следствия В. Лукасиньский брал всю ответственность на себя, но

признавал, что целью своей ставил только охрану польской самостоятельности. В

середине июня 1824 года военный суд приговорил его к девяти годам строгого

тюремного заключения, но в августе император Александр I уменьшил этот срок до

семи лет. Сначала В. Лукасиньского отправили в крепость Замостье, где он

попытался организовать бунт, в результате чего великий князь Константин Павлович

увеличил ему срок заключения вдвое.