Сто великих узников москва "вече" 2003

доктором-психиатром М. Паппенгей-мом, который сумел завоевать доверие

заключенного и убедить его в том, что он - не шпион. Несколько разговоров с

узником записал доктор, так как у самого Г. Принципа уже не было сил держать

карандаш.

Все время в одиночном заключении. Три дня тому назад сняли цепи. Ночью спит

обычно четыре часа. Много грезит о жизни, о любви, не волнуясь. Думает обо всем,

особенно о положении его страны. Кое-что слышал о войне. Слышал трагическую

весть, что Сербия не существует. Моему народу приходится тяжело. Мировая война

не замедлила бы прийти и без этого*. Был идеалистом, желавшим отомстить за

народ. Мотивы - месть и любовь. Вся молодежь была в таком революционном

настроении. Брошюры анархистов призывали к убийству. Теперь смотрит иначе;

думает, что социальная революция возможна во всей Европе, так как вещи

меняются... С ним обращаются неплохо. Все относятся корректно. Но месяц назад

совершил попытку самоубийства. Хотел повеситься на полотенце. Глупо надеяться.

Рана на груди и на руке. Жизнь, подобная той, которую он ведет, невозможна. В

тот день (5 декабря 1914 г. - НИ.) в 12 часов дня он не мог есть, был в плохом

настроении. Внезапно пришла в голову мысль повеситься. Если бы он имел

возможность, то выполнил бы. Думает о родителях и о других, но от них нет

известий. Тоска. Во время покушения был ранен в голову, в спину и по всему телу.

Принял цианистый калий, но был слаб, и его вырвало. Запись 7 мая 1916 года

сделана в тюремной больнице:

* То есть без убийства Франца-Фердинанда.

496

Все время в нервном настроении. Голоден: не получает достаточно еды.

Одиночество. Здесь ни воздуха, ни солнца. В крепости разрешали прогулки. У него

нет больше никаких надежд на жизнь. Больше не на что надеяться, жизнь потеряна.

Два месяца нет никаких известий. Но для него все безразлично из-за его болезни и

несчастий его народа.

По просьбе доктора М. Паппенгейма узник написал ему на память несколько строк.

Он писал с большим трудом, еле держа перо и трижды прекращая писать от слабости.

По одному случаю мы в кругу товарищей говорили о вопросе, который Кропоткин

поставил в своем "Благосостоянии для всех". Что будут делать анархисты в случае

социальной революции? Мы все приняли это больше за фразу старого анархиста, чем

за серьезное, что подобная революция была возможна в то время. Но, тем не менее,

мы все спорили об этой революции и почти все допускали, что такая революция

возможна, хотя, согласно нашим убеждениям, сначала во всей Европе между народами

должны быть созданы отношения, в которых уравнивались бы все различия. Через

полторы недели доктор записывал. Рана хуже, выглядит плохо. Самоубийство каким-

либо надежным способом невозможно. "Ждать конца". Покорился, но в

действительности не очень огорчен... Иногда в философском настроении, иногда в

поэтическом, а иногда и совершенный прозаик. Думает о человеческой душе: что

существеннее в человеческой жизни - инстинкт, воля или дух? Что движет

человеком?Если бы он мог хотя бы 2-3 дня читать, то мог бы думать более ясно и

выражаться лучше. Месяц ни с кем не говорил. Запись 5 июня 1916 года:

Когда придет разрешение, рука будет ампутирована. Обычное настроение покорности.

В 1916 году немецкий поэт Ф. Верфель видел в крепости Тере-зиенштадт другого

узника - Н. Габриновича.

Я обнаружил белую, неописуемо воздушную форму, цепляющуюся фосфорически светлой

рукой за железную койку. Она, казалось, была одета в лучезарное белое платье,

тесно обтянутое вокруг нее. Но это не было впечатление от закутанного скелета -

нет, но трепещущего бледного видения, невещественно колеблющегося в воздухе

пара, словно освобожденный от тела дух готовился рассеяться в неестественно

желтом блеске, наполнявшем комнату. Габринович, опираясь рукой на кровать, делал

своей ногой движения, подобные движению человека, пытающегося вступить в туфли

при вставании. Его изможденные колени касались друг друга. Его члены бурно

трепетали, словно в нервном кризисе...

Г. Принцип, Т. Грабеч и Н. Габринович умерли в тюрьме в 1917 году от туберкулеза

и недоедания. Времена военных пайков тяжело отразились на всех жителях Австро-

Венгрии, и, конечно,

ЦАРСТВЕННЫЕ УЗНШСИ^

497

государственных преступников никто не хотел щадить или оберегать. Их уморили

этого. "Мальчики, вызвавшие своим выстрелом войну", уже никого не интересовали.

Г. Принцип и раньше был слаб здоровьем и еще до покушения на Франца-Фердинанда

болел острой формой туберкулеза. Даже при хорошем уходе и благоприятных условиях

он мог только отсрочить свою смерть, двое же других были вполне здоровыми и

физически нормальными людьми, однако при смерти они выглядели настоящими

скелетами, потерявшими человеческий облик...

ЦАРСТВЕННЫЕ УЗНИКИ

Несколько лет назад в Санкт-Петербурге были торжественно захоронены останки

царской семьи, но до сих пор не утихают споры, действительно ли они принадлежат

"мученикам Ипатьевского дома". Однако исторической пеленой скрыто и много других

тайн, происшедших с последним русским императором Николаем II и его родными

после Февральской революции. Тайны породили много различных версий и

предположений, например, до недавнего времени мало кто знал, что, подписав

отречение, император на пути из Пскова в Могилевскую ставку попытался его

аннулировать и снова возложить на себя монаршую власть. В Петербурге тотчас

стало об этом известно, и по прибытии в Царское Село император и его семья были

арестованы.

Была ли у царской семьи возможность уехать за границу? Когда она находились под

арестом в Царском Селе, секретную миссию по отправке ее через Финляндию в Швецию

предлагал организовать генерал Маннергейм, находившийся тогда на русской службе

и беззаветно преданный государю. Вывезти царскую семью в "тайном эшелоне" было

нетрудно, но А.Ф. Керенский на это не пошел, так как бегство императора сразу

после Февральской революции привело бы Временное правительство к краху.

По дипломатическим каналам велись переговоры об отправке Николая II с семьей в

Англию, и все как будто было уже подготовлено. Но британский премьер-министр

Ллойд-Джордж сыграл в этом деле резко отрицательную роль. В марте 1917 года в

войну на стороне Антанты вступили США, и в Лондоне очень дорожили сохранением

хороших отноше-

W

Вид Ипатьевского дома

jQO ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ

ний с новым союзником. А из США в адрес английского правительства шли потоки

писем с требованием не принимать на Альбионе бывшего русского императора. И

Временному правительству из Лондона была направлена шифровка, в которой

говорилось, что приезд низложенного российского императора в Великобританию

"сейчас крайне нежелателен"

В Царском Селе стража относилась к царственным узникам грубо и дерзко. Когда

государь здоровался с караульными офицерами и солдатами, те или ничего не

отвечали, или насмешливо приветствовали Николая II словами "Здравствуйте,

полковник". Однажды при смене караула император подал прапорщику руку, но тот

своей руки государю не подал и даже отступил назад. Зная, что Николай II не

любит читать бульварные газеты и журналы, ему нарочно приносили такие, где

писались ложь и клевета на

ЦАРСТВЕННЫЕ УЗНИКИ.

499

царскую семью, причем подобные статьи подчеркивались красным карандашом

Помимо издевательств со стороны охраны, немало нравственных оскорблений наносила

узникам и чрезвычайная верховная комиссия, изводившая их почти ежедневными

обысками, допросами и всевозможными придирками. Только два офицера - полковник

Е.С Ко-былинский и его помощник поручик П. Коцебу - относились к царственным

узникам с человеческим состраданием, но делали это тайно, опасаясь командиров, а

те старались придумать новые оскорбления для членов дома Романовых. Узнали они,

что у детей есть две любимые ангорские козы, и убили их прямо на глазах у детей.

У цесаревича Алексея была винтовка, которую в свое время подарил наследнику один

из заводов как игрушку - со специальными безопасными пулями. Прапорщик

Коравченко с грубыми оскорблениями отобрал ее у горько заплакавшего мальчика.

Узнав об этом, полковник Е.С. Кобылинский унес винтовку к себе, разобрал и по

частям перенес в комнату цесаревича.

Среди дворцовой прислуги процветало фискальство: по доносу была арестована и

удалена из Царского Села фрейлина Анна Вырубова, отстранен от должности

комендант П. Коцебу за то, что пропускал пакеты от царя и других арестованных

без предъявления их в цензуру. Почти все отвернулись от царственных страдальцев:

великой княжне Ольге из многих подруг открыто писали только Хитрово и еще одна,

подписывавшаяся псевдонимом "Лили".

Приютить царскую семью соглашались испанцы, но в Петросо-вет тем временем шли

многочисленные письма и телеграммы от революционного пролетариата с требованием

принять жестокие меры к членам императорской семьи. И в итоге Николай II и его

семья оказались в Тобольске. Отъездом их руководил сам А.Ф. Керенский, а

официально этот шаг Временного правительства был мотивирован тем, что пусть,

мол, царь поживет там, куда прежде ссылал революционеров. Правда,

предполагалось, отправив Романовых подальше от революционного Петербурга, потом

при первом же удобном случае вывезти их за границу через Дальний Восток.

При отправке из Царского Села императорской семье было предоставлено право

выбрать себе свиту и слуг. С бывшим царем в Тобольск добровольно поехали граф ИЛ

Татищев, князь В.А. Долгоруков, доктор Е.С. Боткин (лечивший императрицу

Александру Федоровну), доктор Деревенко (лечивший царевича Алексея) и француз П.

Жильяр - воспитатель наследника. Позднее прибыл англичанин С. Гиббс. Из свиты

женского персонала в Тобольск отправились графиня А.В. Гендрикова, Е.А. Шнейдер

и четыре фрейлины; прислуги было более 40 человек, и содержалась она на средства

царской семьи.

500

100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ

Временного правительства и особым отрядом охраны, привез царскую семью и ее

свиту в Тюмень, а оттуда на пароходе их отправили в Тобольск. Романовых

поместили в бывшем доме губернатора Ордовского-Танаевского; для многочисленной

прислуги найти здесь же помещение не было никакой возможности, а проживание на

частных квартирах запрещалось инструкцией Временного правительства. Однако часть

прислуги все же пришлось разместить на частных квартирах, в другом доме -

напротив губернаторского - разместилась и свита императорской семьи.

Вместе с бывшим царем в Тобольск прибыли офицеры и отряд гвардейцев (33

человека), которым командовал полковник Е.С. Ко-былинский. Наблюдать за особой

Николая II и членами его семьи А.Ф. Керенский направил эсера B.C. Панкратова*. В

Тобольске царская семья должна была находиться до созыва Учредительного

собрания, которое и должно было решить ее дальнейшую судьбу.

Первые дни пребывания в Тобольске были полны для членов царской семьи новыми

впечатлениями, но потом наступили дни уныния. П. Жильяр позднее писал:

Одним из самых больших лишений во время жизни в Тобольске было почти полное

отсутствие всяких известий. Письма доходили до нас крайне неправильно и с

огромным опозданием. Что же касается газет, то нам приходилось довольствоваться

дрянным местным листком, печатавшимся на оберточной бумаге и дававшим лишь

старые телеграммы с опозданием на несколько дней, - дайте чаще всего появлялись

здесь в искаженном и урезанном виде.

В Тобольске царственным узникам было скучно. Дом, огороженный двор и небольшой

сад - вот вся территория, которой они располагали. Тем не менее им жилось в

Тобольске довольно сносно: обед они получали из лучшей в городе столовой,

ежедневно на каждого отпускалось по два обеда. Им разрешали гулять в садике,

часы прогулок члены царской семьи назначали сами. Во внутреннюю их жизнь власти

не вмешивались, так что узники могли распределять время по своему усмотрению.

Первые полтора месяца были, наверное, лучшим временем пребывания узников в

Тобольске. Руководил всем полковник Е.С. Ко-былинский, местным властям он не

подчинялся, посланцы из центра пока еще не прибыли. Население участливо

относилось к заключенным. Если, проходя мимо дома, люди видели кого-нибудь в

окнах, то снимали шапки. Многие присылали продукты, большое участие в жизни

узников принимал Ивановский женский монастырь.

В ясные дни, обычно после обеда, члены дома Романовых выходили на балкон, откуда

открывался вид на городской сад, на-

* Раньше B.C. Панкратов был членом "Народной воли", 14 лет отсидел в

Шлиссельбургской крепости, после чего был сослан в Вилюйск.

ЦАРСТВЕННЫЕ УЗНИКИ.

501

горную часть Тобольска и вдоль улицы Свободы. И прохожие с любопытством

великих княжон: почему они подстрижены, как мальчики? Императрица Александра

Федоровна чаще всего выходила на балкон с шитьем или вязанием, реже всех

появлялся на балконе Николай II. Большую часть дня он проводил за распилкой

кругляков на дрова, и это было одним из его любимых занятий. Физически царь был

очень силен, любил движение, иногда целыми часами, один или в сопровождении

дочерей, ходил по двору.

По вечерам семья собиралась в зале. Приходили доктор Е. Боткин, князь В.А.

Долгоруков, граф И.Л. Татищев, фрейлины А.В. Гендрикова и Е.А. Шнейдер, и вечер

проходил в разговорах или чтении вслух. Осенью с детьми (царевичем Алексеем и

великими княжнами Марией и Анастасией) стали заниматься русским языком,

историей, географией и другими науками. В долгие зимние вечера в бывшем

губернаторском доме ставились спектакли - пьесы на английском и французском

языках - под руководством П. Жильяра. Из русских пьес был поставлен водевиль

А.П. Чехова "Медведь", в котором роль помещика Смирнова играл сам император.

Домашним уютом, семейным счастьем и покоем веяло от этих представлений,

доставлявших удовольствие и самим участникам, и их зрителям.

По воскресеньям царской семье разрешали ходить к ранней обедне в храм

Благовещения, находившийся недалеко от губернаторского дома. Пройти в него можно

было через сад, но на пути всегда расставлялись в две шеренги солдаты, между

которыми и проходили царственные узники и их свита.

Тобольск находился далеко от железной дороги и промышленных центров, и бурные

события октября 1917 года мало коснулись города. На умы местных жителей

продолжали оказывать влияние рыбопромышленники, купцы и духовенство. Каждый раз

вокруг храма Благовещения, когда его посещали царственные узники, собирались

"верноподданные", и просили допустить их к императору. Но даже в церкви царская

семья не могла ни с кем общаться, так как народ, когда там молились Романовы,

туда не допускался.

В Рождество 1917 года по указанию священника дьякон провозгласил в церкви

многолетие царской семье, и обыватели во всех церквах города молились за

здоровье всех членов дома Романовых. Солдаты с угрозой стали требовать сменить

священника, но архиепископ Гермоген не дал своих священников в обиду, только на

время удалил их в Абалакский монастырь. После этого случая надзор за царской

семьей сделался более строгим, но особенно жизнь узников ухудшилась после

заключения Брестского

502

мира. В середине марта 1918 года в Тобольске сложилась ситуация, о которой П.

Жильяр писал так:

Наглость зазнавшихся солдат превосходит все, что только можно себе представить.

Всех уехавших заместили молодежью, невообразимо распущенной и разгульной.

Государь и государыня, несмотря на растущие со дня на день неприятности, все же

надеются, что найдутся между оставшимися верными хоть несколько человек, которые

попытаются их освободить...

Действительно, никогда еще обстоятельства не складывались для побега так удачно,

как в то время, что было известно и Уральскому областному Совету. И в феврале

1918 года на одном из его заседаний был поднят вопрос о переводе Романовых из

Тобольска в более надежное место и немедленном принятии мер, чтобы предупредить

их возможный побег. К тому же наступала весенняя распутица, и с вывозом царской

семьи нужно было спешить. Сначала решено было отправить в Екатеринбург самого

Николая II, императрицу Александру Федоровну, их дочь Марию, доктора Е.С.

Боткина и князя В.А. Долгорукова. Возглавил эту операцию один из видных

участников Октябрьской революции В. Хохряков, бывший матрос Балтийского флота,

служивший на крейсере "Заря свободы". Остальные члены царской семьи и штат

фрейлин и слуг должны были оставаться в Тюмени до первых пароходов.

В Екатеринбурге царскую семью разместили в доме инженера Ипатьева. Владельца

выселили, а сам дом от любопытных взглядов обнесли забором. Ипатьевский дом был

двухэтажным, и в верхнем этаже царской семье было отведено 5 комнат. Нижний этаж

дома, из-за сильного наклона почвы, был полуподвальным, в нем в основном

размещались подсобные помещения - кухня, кладовые и т.д.

В день приезда Романовых в Екатеринбург, 30 апреля 1918 года, на имя

председателя Уральского областного совета А.Г. Белобо-родова пришла телеграмма:

Предлагаю содержать Николая (Романова) самым строгим порядком. Яковлеву

поручается перевозка остальных. Предлагаю прислать смету всех расходов, считая

караулы. Сообщить подробности условий нового содержания. Председатель ЦИК

Свердлов.

23 мая прибыли остальные члены императорской семьи, и тогда же внешний караул

был сформирован из постоянных охранников.

Сначала Романовых хотели судить открытым судом и ждали из Москвы революционный

трибунал. Ипатьевский дом, который большевики называли "Домом особого

назначения", был обнесен двумя заборами: первый проходил почти у самых стен

дома, второй шел на некотором расстоянии от первого, таким образом образовывался

как бы дворик между двумя заборами. "Дом особо-

ЦАРСТВЕННЫЕ УЗНИКИ

503

го назначения" строго охранялся, и царственные узники находились под постоянным

Доступ к Николаю II был ограничен узким кругом лиц и членов Уральского

областного Совета. Но просьбы о свидании с императором и другими представителями

дома Романовых были очень часты: некоторые хотели повидаться, так как "состояли

в родстве", другие - "услужить, что надо будет", являлись представители от

Красного Креста и дипломатических миссий ..

Внутренняя охрана Ипатьевского дома с самого начала была особой командой,

тщательно подобранной из рабочих Злоказовского завода, который считался наиболее

активным и сочувствующим большевикам. Когда злоказовцам предложили стать

охранниками царской семьи, многие охотно согласились: риска для жизни не было, а

жалованье обещали платить большое. Бойцов внутренней охраны разместили в двух

комнатах верхнего этажа, но они сразу же начали вести себя бесцеремонно и даже

появлялись в помещениях, отведенных для членов императорской фамилии.

При доме был небольшой сад, в котором узникам разрешалось гулять. Цесаревич

ходить не мог, и Николай II на руках выносил его в сад. Государыня Александра

Федоровна в сад не выходила, только изредка прогуливалась по террасе. Но

красноармейцы расписали стены террасы похабными словами и непристойными

картинками, после чего императрица совсем перестала выходить. Вскоре подобными

"узорами" были размалеваны и другие места, и дети отказались от прогулок в саду.

Сначала комендантом Ипатьевского дома был А. Авдеев. Н.А. Соколов, которому

впоследствии поручили вести дело о гибели царской семьи, описывал его так:

Обыкновенный тип испорченного фабричного рабочего, побывавший и в Петербурге,

где четыре раза сидел в Крестах за пьяные дебоши и хулиганство и хвастался тем,

что ни перед чем не останавливался в своей жизни, и всех, кто ему мешал, убирал

со своего пути. Был он всегда пьян или сильно навеселе.

А. Авдеев был настолько грубым и резким человеком, что его недолюбливали даже

товарищи из охраны. Он всеми способами старался унизить, оскорбить узников и

сделать их жизнь невыносимой. Пока он был комендантом, Романовы лишились почти

всего своего имущества, а сам А. Авдеев и его люди мешками выносили краденое.

Бесцеремонность с его стороны доходила до того, что он позволял себе садиться за

стол с членами дома Романовых и даже ел из их тарелок. Император, хоть и умел

всегда владеть собой, и то в сердцах назвал его "поганцем".

У царской семьи не было ни минуты покоя: комендант приходил в "Дом особого

назначения" в 9 часов утра и уходил в 9 часов вечера, а в его отсутствие за

Романовыми надзирал Машкин -

504

"пьянчуга, воришка, самый последний рабочий", как его характеризовали сами

товарищи с завода, о чем написано в книге генерала М.К. Дитерихса. Однако

ежедневное общение с Николаем II и членами его семьи оказало влияние и на

охранников, даже в А. Авдееве пробудились какие-то человеческие чувства. Он

перестал горланить революционные песни, сделался, насколько мог, добрым, и,

разумеется, в Уральском совете не могли не заметить этих перемен.

Когда вспыхнуло восстание чехословацкого корпуса и белогвардейцы начали

наступление на Екатеринбург, военный комиссар Уральской области Ш. Голощекин

выступил на заседании городского совета и потребовал введения в Екатеринбурге

чрезвычайного положения. В первых числах июля внутренняя охрана Ипатьевского

дома была заменена не говорившими по-русски латышскими стрелками во главе с Я.

Юровским - членом президиума Исполнительного комитета Уральского совета и

комиссаром юстиции Уральской области. Его появление вселило в узников страх,

хотя держался он с членами дома Романовых холодно и корректно.

10 июля 1918 года против советской власти под руководством офицера Ростовцева и

казачьего есаула Мамкина выступили фронтовики, которые на одной из площадей

города устроили митинг. Ораторы требовали выдать им оружие, заключить мир с

чехословацким корпусом, ликвидировать институт политических комиссаров. Митинг

был разогнан, начались аресты... Это и другие события неблагоприятно сказались

на положении царственных узников; в подобной обстановке и возник миф о заговоре