Молясь за Папу, который не мог решиться приехать в Рим, она говорила Небесному Отцу:
"Вечный Боже, благоволи... чтобы наместник Твой не следовал советам плоти и... чтобы он не страшился никаких препятствий. Если его нерешимость, о вечная Любовь, неугодна Тебе, накажи за нее мое тело, которое я приношу и предаю тебе в жертву" (Молитва III).
Она знала, что страдания и судьбы Церкви таинственным образом имели отношение и к ней: однажды ей было видение Христа, Который "возлагал на плечи ей крест, а в руку влагал оливковую ветвь, говоря ей, чтобы она несла их людям...".
Наконец-то она смогла сама отправиться в Авиньон и сразу же столкнулась там с презрением кардиналов: "Как ты, презренная женщина (cum sis vilis femella), смеешь говорить о подобных вещах с владыкой нашим Папой?".
Но кардиналы не знали, что имеют дело с девушкой, которая могла любить и чистосердечно чтить их в силу присущего им достоинства священства, но в то же время могла не колеблясь назвать их "слугами дьявола", когда они препятствовали исполнению воли Божьей и ее миссии.
И Папа слушал Екатерину: чтобы остановить его, ему доставили подложное письмо от имени святого человека, который тогда был довольно широко известен, - блаженного Петра Арагонского, отказавшегося от королевства, чтобы стать францисканским монахом. В этом письме Первосвященника предупреждали, чтобы он не возвращался в Италию, если не хочет, чтобы его отравили: в лавках, мимо которых Папа должен был ехать по пути в Италию, яд будто бы уже готов!
Екатерина дает уничижительный ответ, где горячность смешана с иронией:
"Не думаю, что хорошо знает дело тот, кто это письмо написал. Ему бы следовало отправиться в школу, и мне кажется, что он знает меньше, чем ребенок", ведь и ребенок знает, что "в лавках Авиньона и других городов так же можно найти яд, как и в римских... и без всяких ограничений, по желанию покупателя".
Заканчивала она письмо такими словами:
"Я заключаю, что посланное вам письмо принадлежит не тому рабу Божьему, но полагаю, что оно написано кем-то из находящихся поблизости, слугами дьявола, не боящимися Бога".
По этому поводу Екатерина даже говорит Папе, впрочем, уважительно и нежно, чтобы он не вел себя как ребенок:
"И я прошу вас от имени Христа Распятого быть не боязливым ребенком, но мужем" (П. 239).
Екатерина опровергала возражения почти всех кардиналов (21 из 26 были французами), которые наперебой советовали Папе не возвращаться в Италию, одним-единственным доводом:
"Мне кажется, что решения добрых людей должны быть продиктованы только стремлением прославить Бога, спасать души и реформировать Святую Церковь, а не их себялюбием..., ибо они стремятся к тому, что любят" (П. 231).
Наконец, в сентябре 1376 года Григорий XI, последний Папа-француз, решился на великий шаг и отправился в Рим. Однако несмотря на то, что художники и скульпторы изображали Екатерину идущей перед процессией во главе с Папой и ведущей его лошадь под уздцы, святая не сопровождала его в Рим, но удалилась в Сиену.
Из своего уединенного прибежища она постоянно устремлялась туда, где были необходимы мир и благодать Божья. Известны истории о том, как она посещала людей, открыто грешивших: встречи с ней были нежеланными, но действенными, или закоренелых злодеев, или приговоренных к смерти, отчаявшихся. Всем известна хрестоматийная история Николо ди Тульдо, приговоренного к смерти, которому Екатерина помогла умереть, как ребенку помогают родиться.
Николо был знатным человеком из Перуджи. Его приговорили к смертной казни "за неосторожные слова о государстве". Не без оснований он плохо отзывался о тех людях, которые заставляли называть себя "великолепными господами и отцами, защитниками народа города Сиены". К тому же было совсем нетрудно обвинить этого "чужака" в шпионаже.
Один из очевидцев-современников пишет: "Он ходил по темнице, как человек отчаявшийся, не желая исповедоваться или выслушать ни от монаха, ни от священника ничего о своем спасении. Наконец послали за этой девушкой. Исполненная милосердной любви, она пришла к нему в темницу".
О том, что произошло, рассказывает сама Екатерина на странице, где, по словам Томмазео, "грозная мощь Микеланджело сочетается с нежностью Фра Беато Анджелико".
"Я пошла навестить того, о ком вы знаете, и он получил такое утешение и ободрение, что исповедовался... Я отвела его на богослужение, и он принял Святое Причастие, которого уже давно не принимал... и я сказала: "утешься, милый брат мой, потому что скоро мы будем на брачном пиру. Ты отправишься туда, омытый драгоценной кровью Сына Божьего, со сладким именем Иисуса - я хочу, чтобы ты всегда помнил о Нем. А я жду тебя на лобном месте...".
И, действительно, она ожидала его у места казни на заре того страшного дня.
"Итак, я ждала его на лобном месте и, ожидая, непрестанно молилась... Потом он пришел, как кроткий агнец, и, увидев меня, начал смеяться и пожелал, чтобы я перекрестила его. Перекрестив его, я ему сказала: "Ложись! на свадьбу, милый брат мой! ибо скоро ты перейдешь в жизнь вечную".
Но он сделал движение, исполненное нежности, которое привлекло бы тысячи сердец. И я не удивляюсь тому, ибо он уже вкушал Божественную сладость. Он обернулся, как оборачивается невеста, когда она дошла до порога жениха своего, оборотив взгляд и голову назад, кланяясь тому, кто ее привел, и с поклоном знаками изъявляя свою благодарность... Он лег с величайшей кротостью, а я расправила ему шею и склонилась над ним и напомнила ему о Крови Агнца. Его уста лишь повторяли: "Иисус и Екатерина".
И с этими словами я приняла голову в свои руки, устремив взор к Божественной благости и говоря: "Я хочу!".
Тогда можно было видеть Бога и Человека, как виден солнечный свет. Когда тело сложили, душа упокоилась в мире и тишине, и запах крови был так силен, что я не могла не омыть его крови, пролившейся на меня. Увы, жалкая я, несчастная! не хочу говорить ничего больше. Я осталась на земле, так сильно завидуя...".
Тем временем в течение немногих лет, прошедших между долгожданным возвращением Папы в Рим и великой схизмой, после которой Екатерина вновь стала бороться за Церковь, в очень короткий срок Екатерина сочинила произведение, которое было, впрочем, подготовлено всей ее жизнью, - произведение, сделавшее ее Учителем Церкви. Святая дала ему простое, но универсальное название: "Книга".
Ее биограф говорит:
"Святая раба Божья сделала чудесное дело, то есть написала Книгу величиной с миссал, и написала она ее в состоянии экстаза, утратив все чувства, кроме способности говорить. Бог Отец говорил, а она отвечала и сама повторяла слово Бога Отца, сказанное ей, и то, что сама она говорила или спрашивала у Него... Она говорила, а кто-нибудь другой писал: когда мессер Бальдуччо, когда сказанный донно Стефано, когда Нери ди Ландуччо. Когда слышишь про это, это кажется невероятным, но тем, кто все это записывал и слышал, так не кажется, и я один из них".
Книга состоит из 167 глав, сгруппированных вокруг четырех просьб, обращенных Екатериной к Небесному Отцу "со страстным желанием".
Первая просьба - "милосердие для Екатерины": и Бог отвечает, помогая ей "познать себя и Его", то есть погружая ее в свет, ослепляющий человека, наконец осознающего свое ничтожество перед "всем" - Богом, однако с бесконечным изумлением открывающего, что Бог извечно влюблен в это ничтожество.
Вторая просьба - "милосердие для мира"; третья - "милосердие для Святой Церкви". Екатерина молила, чтобы Отец "изгнал мрак и гонения" и дозволил ей нести груз любой несправедливости.
Четвертая просьба - "Провидение для всех".
На каждую просьбу Бог Отец подробно отвечает, и в Его ответах разворачивается все христианское учение в различных его богословских, нравственных и аскетических аспектах.
И прежде всего Бог Отец говорит, что милосердие уже было даровано нам, когда
"желая излечить столь многочисленные недуги, Я дал вам Мост в лице Сына Моего, чтобы, переходя через реку, вы не утонули, каковая река есть бурное море этой сумрачной жизни".
Образ "Моста" перекликается со словами Иисуса, назвавшего Себя "путем"; именно Он позволяет нам "пройти через горечь мира".
Вот как один из комментаторов описывает это ниспосланное Екатерине видение Христа, распростертого между небом и землей:
"Мост - это Сам Иисус, пребывающий неподвижным, распростертый на кресте, со скованными суставами ног, растерзанных гвоздями, с ребрами, прободенными копьем, и дрожащими устами, испускающими последний вздох".
Таким образом, совершается восхождение от мира к Отцу через благоговейное "прохождение" тела Христова с троекратным поцелуем: в ноги, в "сокровенное сердца", в "уста Любви, распятой за нас"; это троекратный поцелуй францисканской мистики: поцелуй в ноги, в уста и в сердце (psculum pedum, oris et cordis).
Так к концу XIV века Екатерина завершила дело, начатое Данте в начале века, доказав, что народный язык также может быть языком богословия и мистики.
Только она закончила описание провиденциальной любви, с которой Отец взирает на мир и на Церковь Свою, как произошла великая схизма.
Одни и те же кардиналы избрали двух пап. Христианский мир раскололся надвое, и в течение сорока лет сомнения о том, кто же законный пастырь, терзали Церковь.
Урбан VI, законный Папа, призвал Екатерину в Рим, и она храбро защищала его против всякого сомнения и колебания, обратившись даже к открытой консистории кардиналов.
"И вот, братья мои, - заключил Урбан VI, - какой укоризны заслуживаем мы пред лицом Божьим: в то время, как мы так робки, эта слабая женщина приводит нас в замешательство. Я называю ее слабой женщиной не презрительно, но потому, что по природе слаб ее пол. Она должна была бы колебаться, когда мы вполне уверены, но она уверена, когда мы колеблемся, и ободряет нас своими святыми доводами. Это ее слава и наше посрамление".
Биографы утверждают, что можно было бы почти месяц за месяцем проследить деятельность, которую развила Екатерина в защиту Папы: письма и послания почти всем царствующим особам Европы, советы Первосвященнику по полному обновлению состава курий, и прежде всего попытка сплотить вокруг Папы тех, кого она называла "сообществом добрых" (П. 305).
Наконец, в булле от 13 декабря 1378 года Урбан VI решился просить о духовной помощи всех верных, и сама Екатерина разослала буллу со своим сопроводительным письмом всем лицам, обладавшим духовным авторитетом, которых она знала, прося их выступить открыто единым фронтом в защиту Урбана VI. И она без всяких церемоний обращалась к этим святым людям, которые отступали в сторону под предлогом того, что должны посвятить себя созерцанию.
В то же время она со здравым реализмом отдавала себе отчет в том, что порывистый и неистовый характер Папы Урбана не способствовал примирению. Людовико Альберто Муратори писал о нем, что "он был бы из людей своего времени наиболее достоин стать Папой..., если бы он не был Папой".
Екатерина писала ему: "Простите меня, ибо любовь побуждает меня сказать то, чего, может быть, не нужно говорить. Ибо я считаю, что вы должны знать обычаи ваших детей-римлян, которых легче привлечь и привязать нежностью, чем насилием или суровыми словами..." (П. 370).
И в день Рождества она с тонким намеком подарила Первосвященнику пять апельсинов, наполненных вареньем и изготовленных по старинному сиенскому рецепту: воспользовавшись случаем, она объяснила Папе, что фрукт по природе горький может наполниться сладостью, чтобы его вкус соответствовал его золотистой кожуре:
"Апельсин сам по себе кажется горьким и терпким, но если извлечь из него то, что внутри, и замочить его, то вода отобьет горечь; потом его наполняют вещами приятными, а снаружи покрывают золотом... Так вот, со сладостью, святейший Отец, мы принесем плод без неприятной горечи" (П. 346).
Историки говорят, что Екатерина фактически "заставила мир признать Папу Урбана VI". Тем временем, хотя ей еще не было и тридцати трех лет, ее организм был уже подорван тяготами и переживаниями.
Она знала, что должна принести в жертву прежде всего самое себя.
Она молилась:
"Боже вечный, прими в жертву мою жизнь в сем мистическом Теле - Святой Церкви. Мне нечего дать, кроме того, что Ты дал мне. Возьми же мое сердце и выжми его над лицом Своей Невесты" (П. 371).
Во время Великого поста 1380 года, хотя Екатерина почти уже не могла передвигаться, она дала обет каждый день ходить в собор Святого Петра. Она писала своему исповеднику:
"Какую скудость мы видим в Святой Церкви, ибо видим, что во всем она осталась одна".
Поэтому каждое утро она отправлялась к своему Жениху, тоже брошенному, хотя была так изнурена, что ее поддерживали по дороге. Она говорила:
"Так и иначе, о чем я не могу рассказать, кончается жизнь моя и истекает по каплям в сей сладчайшей Невесте, и я иду этим путем, а прославленные мученики проливали кровь".
Она знала, что переживает настоящее мученичество.
И ее последнее ежедневное паломничество, требовавшее всех ее сил, стало символическим: каждое утро, доходя до собора, представляющего собой сердце христианского мира, она останавливалась перед мозаикой Джотто, которая тогда находилась в центре фронтона портика, изображающей евангельский эпизод с лодкой, на которую обрушиваются волны бурного моря, - символом Церкви. Кажется, лодка тонет, но ничто не может ее потопить.
Этот образ очень нравился Екатерине: она часто писала в своих письмах: "Возьмите лодку Святой Церкви" (П. 357).
Она описывает с потрясающей достоверностью последние дни своей жизни:
"Когда наступает час третий, я встаю от богослужения и вы могли бы видеть, как мертвая идет в собор св. Петра; и я вновь вхожу работать в лодку Святой Церкви. Там я остаюсь почти до вечерни, и оттуда мне не хотелось бы выходить ни днем, ни ночью, пока я не увижу этот народ крепко утвержденным с Отцом его. Мое тело пребывает без какой-либо еды, даже без капельки воды, и терзаемо такими телесными муками, которых я никогда не испытывала, так что жизнь моя едва теплится в нем.
Не знаю, что Божественная благость пожелает сделать со мной, но что касается телесного чувства, мне кажется, что сейчас я должна укрепить его новым мученичеством в сладости души моей, то есть в Святой Церкви; потом, быть может. Он воскресит меня вместе с Собой, положив конец моему недостоинству и распятым желаниям... Я молилась и молю Его милосердие, чтобы Он сотворил волю Свою во мне..." (П. 373).
Так Екатерина провела свой последний Великий пост: страдая вместе с Церковью, которую она называла "сладостью души своей", и вместе с ней ожидая дара Воскресения.
Ей не удалось до конца исполнить свой обет: в третье воскресенье поста, когда она молилась перед мозаикой, силы оставили ее; по ее словам, ей показалось, что вся тяжесть этой лодки и грехов, которые она везла, обрушилась на ее хрупкие плечи. Ее отнесли в ее маленькую келью на улице Папы (иногда даже мелочи умиляют), и там она оставалась прикованной к постели в течение около восьми недель долгой агонии.
В воскресенье перед Вознесением всем показалось, что Екатерина находится в состоянии невыразимого борения.
Присутствовавшие слышали, как она долго повторяла: "Боже, смилуйся надо мной, не отнимай у меня память о Тебе!", а потом: "Господи, приди мне на помощь, Господи, спеши помочь мне!". И, наконец, как будто отвечая обвинителю, она сказала: "Тщеславие? Нет, но лишь истинная слава во Христе".
СВЯТАЯ ЖАННА Д'АРК
Жанна д'Арк - это, быть может, христианская святая, чей образ имеет наибольшее культурное значение.
Не потому, чтобы она была автором книг или воплотила в себе определенный культурный тип, но потому, что ее личность и ее дело ставят перед нами некоторые весьма актуальные вопросы, которые могут опрокинуть убеждения, доставшиеся слишком легкой ценой.
То, что вера не имеет и не должна иметь никакого отношения к политике, кроме отдаленного и опосредованного, что Бог никогда не выступал на стороне того или другого из войск, сошедшихся в битве, более того, что битв вообще быть не должно, что историю делают только люди с их подчас спорными убеждениями, а часто - и с дурными намерениями, что народы возникли не согласно Промыслу Божьему, но в силу случайных обстоятельств и общности интересов (прежде всего экономических), что чудо не может постоянно присутствовать в событиях обыденной жизни - эти и им подобные утверждения ныне стали чуть ли не неприкосновенными догмами как для неверующих, так и для просвещенных христиан.
Если в истории прошлого не все обстояло именно так, если в прошлом слишком часто вера вмешивалась в политику, а сверхъестественное - в исторические судьбы городов и государств, то все это в лучшем случае оправдывается ссылкой на недостаточное развитие цивилизации, в силу чего некоторая неразбериха была неизбежна. Она имела место. Ничего не поделаешь.
Это можно было бы утверждать и относительно Жанны д'Арк, жившей в XV веке, если бы не недавняя канонизация: Церковь провозгласила ее святой и признала истинной ее миссию, исполняя которую, она спасла французское королевство от англичан и бургундцев. Кроме того, следует отметить, что она была канонизирована совсем не как мученица, невинно сожженная на костре, потому что она не пострадала за веру, но была приговорена к казни из политических соображений. Она была канонизирована за послушание, с которым исполнила миссию, полученную от Бога, и с оружием в руках спасла французское королевство. И она была канонизирована в 1920 году, после беатификации в 1909 году другим святым, Пием X.
С какой бы точки зрения ни рассматривать события, перед нами нечто невиданное: девушка, которой не исполнилось и двадцати лет, была провозглашена святой за то, что она вплоть до мучительной смерти верно исполняла миссию, которую, по ее утверждению, получила от Бога: освободить один из наших европейских народов от иностранных войск, не допустив, чтобы этот народ был стерт с географической и политической карты мира, что в противном случае было бы неизбежно.
Кажется, что такое событие могло произойти только в ветхозаветные времена, когда избранный народ сражался под предводительством героев (а иногда и героинь), посланных Богом. Однако дело происходило в середине XV века. Французский летописец того времени пишет: "Посредством этой чистой и незапятнанной юницы Бог спас прекраснейшую часть христианского мира: это самое великое событие, случившееся за последние пять веков".
Даже если отвлечься от законной гордости сына Франции, событие, о котором он пишет, имело именно такое значение.
Это ставит под сомнение мысль, которая слишком часто считалась само собой разумеющейся: мысль о том, что Новый Завет отличается от Ветхого большей духовностью, что с пришествием Христа обетования о спасении утратили всякий "мирской" характер, что христианство занимается исключительно душой или в лучшем случае личностью человека.
Говорится, что Новый Завет стер границы между нациями и народами во имя вселенского единения, где, в сущности, имеет мало значения, кто ты по национальности - итальянец, француз или кто-нибудь иной. Говорится о том, что вмешательство пророков и посланников Божьих в решение политических, экономических и социальных вопросов относится к ныне уже пройденному этапу истории спасения, и многое другое.
Во всех этих утверждениях, конечно, есть доля правды, но забывается нечто существенно важное: разве не именно с Новым Заветом Бог входит в нашу историю, принимает нашу плоть, становится сопричастным к судьбам человечества?
Есть ли для Него что-нибудь невозможное, если Он поистине воплотился? Более того, не должны ли мы ожидать как раз обратного, то есть более явного и более обыденного вмешательства Бога в исторические события?
Можно ли утверждать, что Бог принимает гораздо меньшее участие в истории, творимой христианами, чем в истории, творившейся Его первым избранным народом? К тому же, если хорошенько приглядеться, исторические события, в которые вмешивается Бог, по-прежнему неизменно происходят и определяют нашу жизнь.
Мы не хотим здесь рассматривать эти серьезные проблемы (можно было бы перечислить и ряд других); мы хотим только вместе, приступая к рассказу о св. Жанне д'Арк, понять, какое значение имеет ее личность и деятельность.
Как бы то ни было, образ Жанны д'Арк всегда притягивал воображение; нет святой более любимой, святой, которая бы больше изучалась, чаще изображалась и прославлялась.
Первая поэма, ей посвященная, размером более чем в 20.500 стихов, была сочинена уже через пять лет после ее смерти.
О ней писали - с любовью или ненавистью, в зависимости от своего мировоззрения - Герзон, Шекспир, Вольтер, Анатоль Франс, Мишле, Шиллер, св. Тереза из Лизье, Пеги, Клодель, Леон Блуа, Бернанос, Дж. Бернард Шоу, Ж. Гитон, Р. Перну, Дображинский и десятки других авторов.
Ей посвятили свои музыкальные сочинения Ференц Лист, Гуно, Верди, Чайковский, Хеннегер.
Начиная уже с 1898 года было снято почти двадцать фильмов, рассказывающих о ее жизни или поставленных по мотивам исторических событий, с нею связанных. Среди них - знаменитые фильмы Де Милля, Дрейера, Росселлини, Пренингера, Брессона. Последний фильм о ней - это сатирическая комедия, снятая в 1970 году в Советском Союзе.
Легенда о Жанне д'Арк была бы прекраснейшей легендой, если бы не была доподлинной правдой, засвидетельствованной даже в подробностях: до нас дошли письма, подписанные ею, об ее товарищах по оружию можно прочесть в исторических книгах, тщательные записи всего долгого судебного процесса над ней дошли до нас в независимых рукописях трех нотариусов, которые официально на нем присутствовали; сохранились даже квитанции о выплате жалованья судьям, ее осудившим.
И никто из ее современников не оспаривал фактов, каждый сталкивался с очевидностью: лишь Божественный источник самих этих фактов оспаривался теми, кто считал их опасными для своих политических планов, именно потому, что речь шла о фактах, пожалуй, даже слишком красноречивых.
Мы упоминаем обо всем этом потому, что иногда этой "неудобной" святой хотят отвести несправедливую роль, помещая ее в фантастический, неясный, смутный мир позднего Средневековья, где нет ничего достоверного. Большинство верующих (и даже священников) почти убеждены, что история Жанны д'Арк - немногим более, чем странная, недостоверная легенда.
И это очень удобно для тех, кто не хочет задавать себе вопросов, поскольку, согласно точному определению кард. Даниелу, Жанна д'Арк - это "святая в миру", ибо "она была призвана стать святой среди всех мирских бурь".
В 1429 году Франция, измученная более чем столетней войной, вот-вот должна была пасть под натиском англичан, которые считали ее отныне своим владением, с одной стороны, и под натиском бургундцев, союзников иноземных захватчиков, которые хотели отделиться и стать независимым королевством, - с другой.
Дельфин Карл VII, которого никто даже не осмеливался называть королем, вот уже шесть лет как затворился в Бурже и там жил в бедности, изоляции и состоянии нерешимости. Он еще не был коронован и сам сомневался в своем праве на корону. Последним очагом слабого сопротивления был город Орлеан, осада которого длилась уже давно и в котором уже начался голод.
С падением Орлеана - а оно казалось делом нескольких недель - Франция должна была прекратить свое существование.
Именно тогда по Франции неожиданно разнесся невероятный слух: весть о том, что некая юная дева по воле Божьей "отправляется к благородному дельфину, чтобы снять осаду с Орлеана и привести его в Реймс, дабы посвятить и короновать там".
Так дословно пишет в тот год Жан Незаконнорожденный, защищавший Орлеан и слышавший о ней, и мы можем представить себе, с каким презрением он, посвятивший защите Орлеана все свое военное искусство и мужество, воспринял эти рассказы. Или, быть может, это не было презрение, потому что тогда христианскому миру Бог не был незнаком, хотя Его иногда оскорбляли, грубо попирая Его законы.
Как бы то ни было, слыша эту весть, все были совершенно согласны в одном - в том, что "отныне только Бог может спасти Францию", либо надеясь на это, либо говоря об этом с презрением.
Как бы то ни было, преобладает в этих словах отчаяние.
Если разнесшаяся весть похожа на легенду, то в действительности Жанне, напротив, пришлось столкнуться со всем скептицизмом, который мы легко можем вообразить.
Достарыңызбен бөлісу: |