Такая большая и такая маленькая

книги? Ассистент. Гудрун, ты не обязана носить мои

книги. Ассистентка. Однако я ношу. В этом все

дело. Ассистент. Ну покажи, моя милая, что ты

принесла на этот раз?

Ассистентка (вынимает книги и читает на­звания). Бисмарк. «Стория дельи салюта-

циони кордиали алла корте ди Федериго

Секондо». Ассистент. Наконец-то. «История сердечного

приветствия при дворе Фридриха Второго».

Боже праведный. Спасибо тебе. Ассистентка. Наконец-то спасибо.

Теперь ты еще срываешь мои очки. (Выни­мает другие книги и пытается читать назва­ния без очков.) «Психоанализ». «Катарина Медуза. Взгляды и намерения». Словари. (Тихо плачет.)

Ассистент. А эти книги зачем?

Ассистентка. Это форменное свинство с твоей стороны.

Ассистент. Почему?

Ассистентка. Ты относишься ко мне по-свин­ски.

Ассистент. Судя по этим книгам, сегодня

твой выбор неудачный. Ассистентка. Но в них везде есть следы

материалов по теме.

Ассистент. Лишь бы «Стория» не разочарова­ла.

Ассистентка. Что ты говоришь?

Ассистент. В предисловии много чепухи.

Ассистентка. В «Стории»? Этого нам еще не хватало. Не дай, господи, если и в этой книге окажется бред. Опять мы оба окажем­ся в дураках.

Комната. Окно закрыто. Крепкий пожи­лой мужчина в расстегнутом плаще хо­дит взад-вперед. Лотта появилась в две­рях с портативным телевизором и папкой.

Лотта. Оказывается, ты здесь! Ух! Тебя не так легко разыскать. (Ставит телевизор и пап­ку, снимает пальто и, тщательно сложив, держит его на руке.)

Ты работаешь здесь? Мой привет по радио ты слышал? Я заказывала поздравления и «Танец с факелами» Мейербера. Не слы­шал?.. У тебя все в порядке, Пауль? Как работа? Какие-нибудь неприятности?

Пауль (резко остановился). Чего тебе надо?

Лотта. Мне нужны деньги.

Пауль. Убирайся отсюда.

Лотта. Тогда мне нужен развод.

Пауль. Можем обойтись и без развода.

Л о т т а. Я не могу обойтись. Если я пойду учить­ся чему-нибудь новому, мне, как одиночке, будут платить стипендию. От тебя же я ни­чего не получаю. Хочу изучать иностранные языки... Как обстоят дела с политикой? Здесь нет газет? Когда-то ты повторял: «Опасность войны, опасность войны...» Пом­нишь? Но пока сохраняется мир. Знаешь, я часто вспоминаю о том, что ты говорил... Прекрати расхаживать! Что ты мечешься по этой комнате? Что ты себе думаешь? Стой же! Ты зверь, Унданк, Когда ты ме­чешься, я чувствую себя, как в клетке. Стой спокойно! Стой! (Очень громко.) Когда ты по вечерам ложишься спать, ты?!

...Ты мне совсем не писал. Ты не написал, должна я прийти или нет.

9

Комната с грязным резиновым плащом на полу. Дверь раскрыта настежь. Лотта с телевизором, папкой и пальто через руку и женщина в закрытом платье, Ингл.

Инга. Вот. Можете въехать, когда пожелаете. Старик вчера умер... Окно выходит на ули­цу. Летом оно затенено листвой. Нравится?

Лотта. Спасибо.


Инга берет грязный плащ и тащит его за собой, выходит и закрывает дверь, Лотта распахивает окно, смотрит на улицу. Потом садится на пол, спиной к стене. Рядом с ней работает телевизор с выключенным зву­ком. Через некоторое время дверь открыва­ется. Входит толстая женщина, кото­рая впрыскивала себе морфий.

Что такое?

Толстая женщина. Страх перед воскресень­ем. (Со стоном опускается рядом с Лоттой. Начинает дрожать.)

Лотта держит ее. Вдали слышна игра в тен­нис.

Л от т а. Слышите? Теннис! Плопп, плопп. Плопп, плопп. Спокойная партия. С ума можно сойти. Вы играли в теннис?

Толстая женщина. Можно утопиться в сточ­ной канаве.

В дверях несмело появился гитарист со своим инструментом. Он неуклюже здоро­вается.

Лотта. Да. Входите! Вам не трудно закрыть окно?

Гитарист (закрывает). Ты не обязательно должна говорить мне «вы»,

Лотта. Я теперь живу здесь. А ты, наверное, це­лый день играешь на гитаре, а?

Гитарист. Нет. Каждое утро я ухожу в инсти­тут. Тебе не мешает игра?..

Лотта. Нет. Что ты делаешь в институте?

Гитарист. Я — кристаллограф.

Лотта. Что это за специальность?

Гитарист. Кристаллограф? Ну это, проще го­воря, физик. Мы определяем кристалличе­ское строение твердых тел, производим для этого тончайшие измерения.

Лотта. Ага.

Гитарист. Исследуем минералы и синтетиче­ские кристаллы под давлением и при раз­личной температуре.

Лотта. Например?

Гитарист (отходит). Непосвященному легче всего получить некоторое представление о физике кристаллов на примере кварцевых часов.

Лотта. Ты опять уходишь?

Гитарист. Да, я должен.

Лотта. Приходи еще.

Он выходит.

Толстая женщина (поднимается). Мне тоже пора. Я вечно что-нибудь пропускаю. Когда я захожу к соседям, в это время обязатель­но ко мне кто-нибудь приходит. Я много че­го пропустила. (Уходит.)

Лотта (к телевизору). Пойти мне или нет? Пойти, что ли? С ума сойти. (Складывает папку и покидает комнату.)

10

Комната в полутьме. В левом углу лежат в объятиях Инга и Пауль. Стук в дверь. Входит Лотта.

Лотта. Я не могу спать.

Инга. Только не сейчас, Лотта. Позже. В другой раз. Я не одна.

Лотта отступает назад и закрывает за со­бой дверь.

И

Комната. Гитарист у ассистента и ассистентки.

Ассистентка. Так, Юрген, закончили. «За­метки по социальной истории третьего поко­ления верхнегерманских купеческих родов четырнадцатого столетия». Выводы, обзор работ других авторов, перечень литературы. Составлено Юргеном Биндером при участии Гудрун Лебеде... Целых три года прошло. Знаешь ли, что это были за годы? Издано в Кёльне, двести пятьдесят страниц, трид­цать иллюстраций, цена в переплете сорок четыре марки восемьдесят пфеннигов. Но ведь в эту книгу вложена вся наша жизнь за эти годы. Ты отдаешь себе отчет, что мы наделали?

Ассистент. Трудно себе даже представить...

Гитарист (после паузы). Американское уп­равление по аэронавтике и космическим ис­следованиям в свое время прислало нам об­разцы лунного камня. Ну, мы накинулись на них, как пираты на сокровища, капитана Флинта. И что же? Ничего нового. Знако­мая оптика, обычные кристаллические ре­шетки. Лунный камень не содержал ничего нового. А с какой жадностью мы наброси­лись на этот песок!.. Вы представить себе не можете...

Ассистентка. Зачем мы писали эту книгу, зачем?

Ассистент. Книгу надо было написать. Мы ее и написали.

Ассистентка. Какой же ты идиот! Зачем мы работали над этой книгой вместе?

Ассистент. Гудрун, этот вопрос нелепый.


Ассистентка. Неужели ты не замечаешь, что происходит между нами?

Ассистент. И ты считаешь, вся причина в книге?

Ассистентка. Ах, эта книга! Книга — дерь­мо. Книга вообще ничего не стоит. Но, ка­жется, ее написали двое, мужчина и жен­щина, которые к тому же подходят друг другу. В этом все значение книги.

Ассистент. Я на это смотрю несколько иначе.

Ассистентка. Как? Как? Как?

Ассистент. Я думаю: мы с тобой находимся в самом начале большой совместной рабо­ты, это будет длительное научное путеше­ствие через десятилетия. В данный момент, в несколько критической фазе...

Ассистентка. И как же эта любовь будет выглядеть, а?

Ассистент. Гудрун.,. (Умолк.)

Ассистентка (киваег). Гм... Гм..

Гитарист. Я вам еще нужен?

Ассистентка. Побудь еще, Серей. Сыграй что-нибудь! Почему ты давным-давно не начал что-нибудь играть?

Гитарист играет. Все трое поют два купле­та «Кантри*. Вдруг девушка разразилась слезами и снова затеяла ссору.

Одно могу тебе сказать, Юрген,— ты был и останешься образцовым сынком своей семьи из Ганновера — Варенхайде. Эталон­ное создание среднего класса...

Ассистент. Очень остроумно.

А-ссисте нтка. Остроумно? Но это надо ви­деть. Ты буквально причесываешься перед зеркалом, прежде чем снимаешь трубку, чтобы позвонить своей мамочке в субботу вечером. Так тебя воспитали.

Ассистент. Дурацкие шутки.

Ассистентка. Но ты это делаешь. Бессозна­тельно. Ты не рискуешь говорить с мамоч­кой по телефону непричесанным. Клянусь! Хотя этого и не замечаешь. В том-то и фо­кус, что это у тебя — подсознательно!

Ассистент. А теперь не мешало бы тебе затк­нуться!

Гитарист (после паузы). О'кей? Мне пора.

Ассистент. Подожди еще немного, Сёрен.

Гитарист. Настоящих гениев в физике, то есть ученых глубокого ума, на свете наберется совсем немного. Их всех можно легко пред­ставить на маленьком тюремном дворе — а вокруг высокая стена непонимания. Ну, а если уж не повезет, то в руководители ин­ститута получишь, как у нас, японца, кото­рый двадцать пять лет настойчиво ведет исследования в ошибочном направлении, И мы, как из-под палки, тоже должны ра­ботать в том же направлении. Девяносто процентов моих коллег против ошибочной теории японца, и не раз ему доказывали,

что он выбрал неверный путь, но он упорно продолжает топтаться на месте.

Ассистентка. То, чем ты занимаешься, Сёрен, это работа. А для меня работа — все мое существование. Для меня книга — это Юр-ген и я, и все, что с нами! (Успокаивается.) Мне только интересно понять, над чем вы оба ухмыляетесь. Что это вы такое знаете особенное, глупцы несчастные? (Встала, прислонясь к стене, вздохнула в изнеможе­нии.)

Ассистент. Может быть, ты приляжешь?... Нам скоро идти на семинар. (Подал ей оч­ки, ведет к двери.)

Ассистентка (оборачивается). Черт меня по­путал. На этот раз без сомнения был черт.

Ассистент. Да, моя дорогая. Каждый может сорваться. Но мы довольно быстро справи­лись.

Ассистентка. Нет — черт. Ты даже не пред­ставляешь, какой силой черт обладает.

Лотта. «Шутки здесь неуместны... Вам не сле­дует подтрунивать над вашим опозданием. Не будем шутить, правда? Вы, конечно, не хотите подшутить надо мной? Могу я рас­ценивать это как шутку?..» Нет, все это ба­нально. Он не любит шуток. Я думаю, он и не намерен шутить со мной... «Откуда вы родом? Ваше происхождение? Могу я полю­бопытствовать?» Нет, не так. Он спрашива­ет первый, где я родилась. «Я уроженка Рейнланда. я с берегов Рейна, из Леннепа. А вы? Я из Ремшайдта — Леннепа. А вы? Вы играете на гитаре, а я люблю рисовать. Вам этот рисунок нравится? Это вам, види­мо, не понравилось. А как вы находите этот лист?.,. Я могу часами ничего не делать. Ничегонеделанию тоже надо учиться. Проб­лема свободного времени — главная проб­лема наших дней... в нашем обществе. Проблема современности... будущего?..» Ох, все не то. Надо запомнить на всякий случай: «Ничегонеделанию тоже надо учиться». (Идет к окну, выглядывает наружу, быстро оборачивается, как если бы кто-то стоял перед ней.) Я чуть не умерла от... от... От чего? От страха? От тревожного ожидания? Ерунда какая-то. С ума сойти. (Снова идет к окну и обратно.) Я разведена. Я чуть не умерла от... От чего?.. От тоски?.. От оди­ночества?

Лотта. Так просто. Как тебя звать?

Гитарист. Сёрен.

Лотта. Вам не следует шутить надо мной... Ты не должен...

Гитарист. Знаешь, я хотел поговорить с тобой. Иногда ты что-то делаешь невпопад,

Лотта. Да?

Гитарист. Ты, видно, считаешь, у тебя всег­да кто-нибудь должен быть. Если тебе пло­хо, например, ты не можешь заснуть и вообще...

Лотта (беспокойно склонила голову, понимает, о чем речь). Тебе так кажется?

Гитарист. Ты проявляешь в этом смысле по­вышенную активность, заботишься о дру­гих — может быть, чересчур.

Лотта. Хм.

Гитарист. В принципе здесь каждая комната сама справляется со своими проблемами. Такое тут молчаливое соглашение.

Лотта. Это ясно.

Гитарист. Конечно, может быть и так, что тебе позарез нужна помощь. В этом случае можешь кого-нибудь позвать. Только без суеты, не надо суетиться.

Лотта. Ясно, все ясно.

Гитарист. Ты понимаешь, я должен был те­бе сказать, иначе...

Лотта. Все ясно, Сёрен. Хорошо, что сказал.

Гитарист. Ты рисуешь красками?

Лотта. Нет, я — график.

Гитарист. Ты даже срисовываешь с телевизо­ра?

Лотта. Ты играешь на гитаре, а я люблю ри­совать.

Гитарист. Я только хотел тебе это сказать, а вообще-то замечательно, что ты здесь.

Лотта. Да?

Лотта. На четвертом этаже напротив, из ма­ленькой квартирки, что над бензоколонкой, днем выходит женщина в халате... Мужчи­на осторожно ведет ее на лужайку под бал­коном. С негнущейся шеей она смотрит, как высоко они живут. «Ну, теперь увиде­ла?» — спрашивает мужчина. — «Да». Они поворачивают и идут обратно. Внизу, на мойке машин пускают музыкальные кассе­ты. Возвышенная мелодия, хотя в ней слы­шится надлом. На небе светло и ясно. Сов­сем летнее небо.

Старуха. Кто-то выехал из дома.

Лотта. Кто же?

Старуха. Не знаю. Я хотела посмотреть — кто. Может... (Прислушивается.)

Лотта. Может, кто?

Старуха. Тише! Я хотела посмотреть, где освободилась комната. Потому что вдруг прекратился шорох, который был слышен во всем доме. Это — ваш муж, пожилой мужчина?

Лотта. Хм.

Старуха (отходит обратно к двери). Такая молодая женщина, как вы... (Прикрывает дверь, оставив узкую щель.)

Лотта. Вы против брака пожилого мужчины с молодой женщиной?

Старуха. Он обманывает.

Лотта. Да, он обманывает.

Старуха (из-за двери). Розель?.. Розель?..

Лотта. Что с вами?

Старуха. Ты, дорогая моя, можешь в любое время иметь мужчину получше этого ста­рика.

Лотта. Фрау, не шепчите на таком расстоя­нии... Войдите. Здесь светло, работает теле­визор, в комнате много воздуха. Я знаю, он скоро будет меня обманывать, а я и тог­да должна ему верить.

Неожиданно появляется Пауль, муж Лот­ты.

(Села у стены, поворачивая к нему голо­ву.) Не надо. Только не это.

Пауль. Исчезни, Лотта!

Лотта. Я не хочу.

П а у л ь. А я говорю — встань, не надо все вре­мя сидеть на полу.

Лотта (медленно поднимается, опираясь спи­ной о стену). Да... Все-то мне приходится стоять.

Пауль. Убирайся отсюда! Ты что себе позво­ляешь? Взяла, въехала сюда, а наверху у меня работа — ни с места. Я не могу рабо­тать, я не продвигаюсь вперед.

Лотта. Я же хочу тебе помочь...

Пауль. Не болтай! Не тяни время! Ну!..

Лотта. Я хотела заняться делом...

Пауль. Придержи язык, ты!

Лотта (переходя на крик). Почему я не могу делать для тебя газетные вырезки?!

Пауль. Уходи, сказано тебе!

Делать вырезки! Нет, чтобы я еще раз сде­лал ошибку! Несчастная невеста, опять бу­дешь таскать мне вырезки и говорить на своем невыносимом диалекте: «Может, втиснешь это в свой рассказ?» Так, да? То­же мне, сестра милосердия. Твой плохой

Л о т т а. Ты же гибкий человек, ты можешь при­способиться к разным требованиям.

Пауль. Попробуй-ка, сочини что-нибудь на те­му: «Все более дорогие игрушки произво­дятся для все меньшего числа детей: тако­вы последствия широкого применения про­тивозачаточных таблеток».

Лотта. Я бы могла помогать тебе. Маленькие газеты охотно берут твои фельетоны.

Старуха. Мы начинаем показывать диапози­тивы, приходите без опоздания. (Продол­жает стоять в дверях.)

Лотта. О, все, что было, — незабываемо. Пауль, давай будем вместе, иначе я умру от воспоминаний!

Пауль. Ни слова больше. Ты — камень на моей шее... Хватит толочь воду в ступе. Я тебя научил грамотному литературному немецкому языку. (Дал ей подзатыльник.) Только не подумай, что я кого-то стесняюсь. (Поднимает жакет, который сполз с ее плеч.) Надень жакетку в рукава.

Старуха. Не можешь же ты расхаживать та­кой неряхой, растрепанная. (Паулю.) Сов­сем плохая женщина, а?

Пауль (убирает Лотте волосы со лба). Нет, конечно, только язык у нее. Правда, ведь? (Ведет Лотту к двери.)

Старуха несет сзади ее плащ.

Лотта. И все же скажу напоследок: не забы­вай меня!

Л
с тобой.

Инга. Ты уже знаешь, куда? Куда ты уезжаешь?

Лотта. Возьми, это тебе.

Инга. Хорошо, возьму, спасибо.

Лотта. Не могу же я повсюду таскать его с собой.

Инга. Нет, конечно, не можешь. Я сохраню его-для тебя. Ты едешь на машине?

Лотта. Ты можешь взять его себе совсем.

Инга. Да? Хорошо возьму насовсем, (Выключает аппарат, так как он работал, хотя и без звука.) Он еще вполне, смотреть можно. Так ты на машине?

Лотта. У меня нет машины. Хотя я умею во­дить, но у меня ее нет. (Смотрит на Пау­ля.) Он что делает? Пауль!

Инга. Не надо. Оставь его. Он не может ра­ботать, не может продвинуться вперед.

77од взглядами двух женщин Пауль мед­ленно выходит из комнаты.

Л о т т а. Значит, не работается. Хм. А знаешь., почему? Именно поэтому я и ухожу. Кто-умнее, должен уступить. Когда я рядом — это слишком тяжело для него, непереноси­мо. Я мешаю сосредоточиться.

В порыве Инга раскрывает молнию на пла­тье, от подбородка до живота, и распахива­ет на груди. На трикотажной кофточке — большой портрет Пауля.

...Ну что ж. Застегнись, Инга. Надо ухо­дить. Будь счастлива. Инга. Я провожу тебя.

Старик. Никто не пришел. Ты всем говорила?

Старуха. Всем. Кроме «палатки», та все рав­но не придет.

Старик. «Палатке» и не надо говорить, что у нас что-то будет.

Старуха. Только турок пришел.

Старик. Я думаю начинать, самому интересно посмотреть, что получилось.

Старуха. А один вообще уехал.

Старик. Да, знаю. Публицист.

Старуха. Нет, что ты! Этот не выехал. Выехал этажом ниже, он у нас никогда не бывал. Публицист пишет.

Старик. А маленькая?

Старуха. Какая маленькая?

Старик. Ну, соседка.

...Нет, отец, она больше не придет.

Стар и млад

Лотта.

Турок.

Молодой человек.

Парень.

Девушка.

Лотта (ищет имя на доске с кнопками). Нид-шлегер... Нет такой фамилии. А должна быть. Вирховштрассе, 85, совпадает. Тиль-нап, Карнап, Кутневские, фон Рель. Вот эта фамилия может быть ее... фон Рель. Сын владельца кинотеатра, непутевый от­прыск. Мегги Нидшлегер могла стать фон Рель в результате позднего брака с первой любовью. Она его тогда и поцеловала-то все­го раз: у него рот был слюнявый. У Виктора Матуре тоже был рот мокрый!.. Ах, Мегги, у тебя, должно быть, есть что порассказать. (Нажимает на кнопку — в домофоне раз­дается щелчок. Говорит в домофон.) Здесь Лотта-Котта из Леннепа...

Хэлло? Ошибка. Ошибка, сказал ежик, сле­зая со щетки. (Нажимает на другую кноп­ку.)

Домофон (мужской голос). Кто там?

Лотта. Лотта.

Голос (радостно). Это ты, Лотти?

Лотта. Нет. Я — Лотта.

Голос. Лотти? Где ты пропадала?

Лотта. Нет, я — не та, я — другая. Вы меня с кем-то путаете. Я ищу Матильду Нидшле­гер...

Голос. А...

Щелчок в домофоне. Лотта нажимает еще одну кнопку. Никто не отвечает. Она нажи­мает следующую...

Домофон (голос старой женщины). Да?

Лотта. Извините, пожалуйста, я ищу фрейлейн Нидшлегер.

Старуха. Нет.

Лотта. Или, может быть, фрау...

Старуха. Нет. Как ее фамилия?

Лотта. Я точно не знаю, она могла выйти за­муж.

Старуха. Знаете, мы с мужем прибыли изда­лека, поэтому практически здесь никого не знаем. Моя дочь работает в Администра­тивном суде, но ее сейчас нет дома. Спро­сите у Хайнов, они тут всех знают.

Лотта. Благодарю вас, значит, у Хайнов. Боль­шое спасибо. (Ищет нужную кнопку и ни' жимает.)

Домофон (женский голос). Слушаю!

Лотта. Фрау Хайн?

Голос. Да. Кого из нас вам нужно?

Лотта. Простите за беспокойство, вы не знаете Нидшлегер Мегги? Матильду?

Голос (слышно, как женщина зовет). Гунилла! (Лотте.) Подождите минуточку!

Лотта. Благодарю вас.

Гунилла. Да?

Лотта. В вашем доме должна проживать одна женщина, девичья фамилия Нидшлегер. Вполне возможно, что она вышла замуж... я никак не могу ее разыскать. Но мне известно из письма ее отца, что она живет в этом доме. (Прислушивается.) У Браун-сов мне сказали, что вы можете знать.

Гунилла. Подождите минуту. (Кричит кому-то.) Лора, Лора! (Через некоторое время.) Мы правильно вас поняли: Таннзидер?

Лотта. Нидшлегер.

Гунилла. О, это совсем не то. Обождите!

Через некоторое время в домофоне послы,' шалея первый, голос,

Голос. Вы меня слышите?

Лотта. Да...

Голос. Мы не знаем такую. При всем желании не можем вам помочь. Мы знаем в доме почти всех женщин, но, конечно, не под де­вичьими фамилиями.

Лотта. Да, понятно. Благодарю вас, большое спасибо. Я еще попытаю счастья. (Нажи­мает очередную кнопку и одновременно чи­тает фамилию.)

Домофон (игривый мужской голос). Да, кто там?

Лотта. Господин Шредер?

Голос. Хм.

Лотта. Простите за беспокойство... Я — Лотти, то есть Лотта.

Домофон. Не играет роли.

Лотта. Вы случайно не знаете в этом доме женщину, урожденную Нидшлегер?

Домофон. Что с вами, девушка? Не хотите лн зайти на минутку?

Домофон (голос маленькой девочки). Кто

там? Лотта (вскрикнула). Мегги!

Пауза.

Мегги?

Домофон (опять голос веселого мужчины).

Хэлло, Лотта! Лотта (в домофон). Да? Домофон. Ну поднимитесь же наверх! Никто

вас тут не укусит. Моя Пума как раз поела

и ведет себя спокойно. Лотта. Это кто говорит? Домофон. Шредер. Лотта. Ах, господин Шредер. Нет, господин

Шредер. Домофон. Не будьте ломакой, девушка.

Лотта (нажимает еще на одну кнопку и кри­чит). Нет!

Домофон (ленивый голос женщины). Да.

Лотта (устало). Добрый вечер. Прошу проще­ния. Я ищу фрау Нидшлегер, теперь, воз­можно, она и не Нидшлегер...

Домофон. Да. И что?

Лотта. Ну, она живет в доме 85, а в какой квартире — не знаю.

Домофон. Да, правильно. Это я.

Лотта (радостно). Мегги! Мегги! Как ты те­перь называешься? (Смотрит на доску с кнопками.) Виттих! Так?

М е г г и. А вы кто будете?

Лотта. Я Лотта-Котта...

Мегги. Ах, да.

Лотта. Ох, Мегги...

Мегги. Лотта-Котта?

Лотта. Ну, конечно же. Как ты тут?

Мегги, (однотонно,лениво). Ничего.Ты приеха­ла сюда в гости?

Лотта. Да нет. Я в Эссене проездом и поду­мала, зайду-ка я к Мегги, посмотрю, как она поживает.

Мегги. Хм.

Лотта. Ну что, я поднимусь к тебе, а?

Мегги. Я неважно себя чувствую.

Лотта. Ты что, больна?

Мегги. Сама толком не знаю.

Лотта. Да я всего на пару слов к тебе.

Мегги, право, не знаю...

Лотта. У меня есть что рассказать тебе! Поду­май, Мегги!

Мегги. Рассказать, много? Лотта. Ну, конечно. Много всякого.

/С подъезду подошла пожилая супру­жеская пара. Лотта поздоровалась с ними. Мужчина открыл дверь и оба вошли в дом.

Мегги. Лотта-Котта?

Лотта. Да.

Мегги. С кем это ты там разговариваешь?

Лотта. Люди зашли в дом.

Мегги. Иностранцы?

Лотта. Нет, я думаю — немцы.

Мегги. Как они выглядят?

Лотта. Двое пожилых людей, среднего роста. Муж и жена, в прозрачных дождевиках.

Мегги. Оба в дождевиках? О'кей.

Лотта. Я подумала, может, это — твои знако­мые, и поздоровалась. К тому же я так устала, что во всех встречных вижу знако­мых.

Мегги. Если ты так устала, тебе надо сначала выспаться.

Лотта. Я думала доставить тебе удовольствие. Зайти на пару минут, рассказать о том о сем.

Мегги. Рассказать, рассказать. А потом? А пос­ле этого ты уснешь, тут, у меня.

Лотта. Послушай, Мегги!

Мегги. А я глаз не могу сомкнуть, если кто-нибудь спит в моей квартире.

Лотта. Послушай, Мегги, я не буду спать у тебя!

Мегги. Виттих тоже здесь больше не спит.

Лотта. Ну значит, и я не буду. Бывай!

Мегги. Нет, обожди. (После паузы). Подни­мись наверх.

Звучит зуммер дверной защелки. Лотта
исчезает в доме. Вскоре из подъезда выхо­
дит молодой человеке праздничной
шахтерской униформе, с кларнетом в ру­
ках. Он быстро уходит в правую сторону.
Через некоторое время слева появляется
еще один парень, со своей подруж­
кой. Девушка следует за ним на расстоя­
нии, из-за коликов она не может идти быст­
ро. •

Девушка. Аи... ой.

Парень. Ну, что еще? Пойдем опять домой, что ли? Ты, наверное, притворяешься со своим мочевым пузырем. Хочешь, чтобы я не попал на демонстрацию. Ну что, пойдем домой?

Парень. Что ж у тебя, камни в пузыре? Отку­да они? Пойдем домой.

Девушка. Не.

Парень. Но и в демонстрации тебе нельзя участвовать. Там ты все время будешь от меня отставать.

Девушка. Я пойду со всеми вместе.

Они идут дальше вправо. Лотта вышла из подъезда, стоит, опершись на дверь. Ли­цо у нее заплаканное.

Домофон (голос Мегги). Лотта-Котта! Ты ме­ня слышишь? Лотта-Котта?

Л отта. Что?

Мегги. Какая ты, прямо...

Л о т т а. Как ты поступаешь со мной? Как?

Мегги. Ты такая... неспокойная.

Лотта. Ты что, не видишь, я же стараюсь...

Мегги. Такая нервная. Ты и пришла нервная, и сидела здесь на скамеечке нервно.

Лотта. Я же тебе рассказываю, а ты твердишь: нервная. Я стараюсь, как бы не заснуть, а ты заладила свое... Мало в тебе участия, Мегги! Я села на твою неудобную скамей­ку, где и сидеть-то как следует нельзя, рас­сказываю, ни разу не запнулась... и не зас­нула.

Мегги. Но выглядело это так, будто ты вот-вот уснешь.

Лотта. Куда мне идти спать?

Мегги. А твои рисунки очень хороши.

Лотта. Да. (Смотрит в папку.)

Мегги. Особенно удался портрет Пауля.

Лотта. Да.

Мегги. В школе ты была первая по изо.

Лотта. У меня умелые руки.

Меггги. Да, очень,

Лотта. Теперь хочу заняться изучением ино­странных языков.

Мегги. Языки — это интересно.

Лотта. Если б у меня был оформлен развод, я получала бы деньги от государства.

Мегги. Стипендию.

Лотта. Да, стипендию. Может быть, мне все-таки можно подняться наверх, Мегги?

Мегги (после некоторой паузы). Мне как-то не по себе.

Лотта. Ну, конечно, я понимаю.

Мегги. Ты надолго в Эссен?

Лотта. Я проездом на остров Зюльт.

Мегги. На Зюльт? Ты там проводишь отпуск?

Лотта. Нет. Я хочу заехать к брату в Хернум. К Бернду.

Мегги. Ах, к Бернду, маленькому.

Лотта. Он уже давно стал зубным врачом и женился на дочери зубного врача в Хер-нуме.

Мегги. Какая ты была маленькая в семь лет, когда я клялась тебе в вечной дружбе. Я тогда положила свою ручонку тебе на сердце.

Лотта. О, Мегги!

Мегги. Мы тогда ходили с тобой в старинный замок... вечная дружба!

Лотта. Да! Да! Точно, ходили на экскурсию. Наконец-то, ты вспомнила. А то все забыла.

Мегги. Теперь у тебя пышная грудь, на том мес­те, куда я клала свою ручку при клятве.

Лотта. У меня совсем не пышная.

Мегги. Не скажи.

Лотта. Вот у тебя действительно — полная.

Мегги. Не так уж...

Лотта. Мегги...

Мегги. Полные груди, тяжелый сон.

Лотта. У тебя к тому же длинные руки.

Мегги. А ты будешь храпеть, когда заснешь!

Лотта. Ты — длиннорукая, я не храплю во сне. Я сплю спокойно.

Мегги. Длиннорукая! Жалеешь? Хочешь сло­жить про меня смешной стишок? Чтобы не говорить, что я жирная? Будто ничего не увидела, не заметила, на каком стуле я си­жу?

Лотта. Нет.

Мегги. Попробуй, сложи про меня стишок.

Лотта. Нет.

Мегги. Сложишь — пущу тебя наверх.

Лотта. Не могу.

Мегги. Сочини, поднатужься! Если будет удач­но, отдам тебе мою кровать и спи в ней.

Лотта (после паузы). У твоего лица нет вы­раженья, ему выраженья не хватает.

Мегги. Это не шутка.

Лотта. Почему же?

Мегги. Не понимаю, чего это у меня на лице не хватает?

Лотта, Я слишком устала, чтобы сочинять эпиграммы.

Мегги. Жаль. Да это и не просто — сочинять.

Лотта (делает последнюю попытку). Угадай, кто это? Полтора на полтора, кожа дряб­лая бела, морда — блин, прическа — пак­ля, совесть жиром заплыла. Кто это?

Мегги. Я?

Лотта. Да.

Мегги. У тебя не все дома!

Пожилой мужчина возвращается до­мой из химчистки с тремя чистыми рубаш­ками. Он открывает дверь, Лотта прошла в дом вслед за ним. Она прижалась лицом к стеклянной двери изнутри и косит глаза­ми на домофон.


Мегги. Лахудра, рвань, бесстыжая, гадина, проходимка! (После паузы.) Лотта-Котта? Лотта?

Домофон молчит. Слева появляется, жен­щина со своим мужем-турком. Она под­держивает его под руку. Против стеклянной двери турок стал как вкопанный, повернул­ся и что-то выкрикивает. Он, громко¹ про­износит односложные немецкие слова: «байс», «тюр». В его устах они звучат, как слова приказа. Лотта смотрит на обоих че­рез стекло. Прерываясь для отдыха, турок продолжает выкрикивать; «шайс», «мах», «бир». Тогда женщина отошла от турка в сторону и наблюдает за ним как за посто­ронним. Лотта выходит из дома, нажимает на кнопку звонка, в то же время непрерыв­но смотрит за обоими...

Мегги. Да?

Лотта. Это я.

Мегги. О, Лотта, я уж думала, ты ушла.

Лотта. Нет, я еще здесь.

Мегги. Ну, поднимайся!

Лотта. Что с ним случилось?

Женщина. Сама не знаю.

Лотта. Это ваш муж?

Женщина. Да, но я его боюсь.

Лотта. Нехорошо бояться собственного мужа.

Женщина. В таком состоянии он еще ни ра­зу не был. Орет как резаный.

Лотта. Он перебрал, и все...

Женщина. Какие-то лаботрясы накачали его. Пропусти стаканчик, опрокинь еще один,.. Я-то послала его за сигаретами, а он не идет назад и не идет. Не переносит алко­голя, никак.

Женщины смотрят на пьяного, который монотоно повторяет: «шайс», «фриц», «фут», «хос», «никс», «комм». Из домофона слы­шен голос: сЛогта, Лотта-К,отта»...

(Продолжает.) А на ногах держится, как штык. Не падает, охламон. Сами видите, держится на ногах, хоть бы что. Лотта. Да. С ума сойти! Как капрал на пла­цу! Пьяные бывают разные.

Турок сделал решительный шаг правой ногой, при этом ботинок у него сорвался с ноги.

Женщина. Только в голове круги ходят. Лотта. Кто он — турок? Женщина. Да, турок.

Лотта. Успокойтесь, ваша жена боится вас. Расскажите мне, что вам нужно. Не кричи­те так громко. Пойдемте. (Берет его под руку). По мне,,так говорите хоть по турец­ки. Я пойму все равно.

Женщина. Куда вы, эй? Куда? Лотта. Подождите здесь. Я прогуляю его вок­руг квартала. Обождите нас здесь.

Мужчина. Какие-нибудь неприятности, ма­дам?.. Послушайте, Габи, мы с вами где-то уже встречались. Как вы догадываетесь, я к посторонним женщинам на улице не при­стаю, для этого я слишком воспитан...

Женщина. Я вас не знаю.

Мужчина. Ну, вот видишь, ты так среагирова­ла на Габи. что я сразу догадался: на самом деле тебя зовут Ингеборг.

Женщина. Глупости какие, отстань. Давай гу­ляй себе дальше.

Мужчина. Вот так обращаются с бедным пар­нем в Эссене. И все же, Регина, давай зай­дем в кафе, утеплим отношения.

Женщина. Еще чего! Кафе! Там полно без­дельников, которые споили моего турка.

Мужчина. Какого турка?

Женщина. Моего мужа.

Мужчина/Это для меня ребус.

Женщина. Ну, муж мой — турок. Чего тут не­понятного? Сейчас он пошел с одной девицей проветриться вокруг квартала.

Мужчина. Я простой читатель газет, поэтому соображаю туго. Этот турок и девица — важные персоны? Правда, я слышал о них что-то, но не спрашивай, что?

Женщина. Трепло ты. Ла-ла. Чем ты занима­ешься с таким котелком на плечах?

Мужчина. Я? Компаньон для путешествий.

Женщина. Есть такая специальность?

Мужчина. А как же?

Женщина. А у нас две лавки: одну держим мы, другую брат Арслана. Одна на Мевис-штрассе у стоянки, а другая на Эрленбрух.

Мужчина. Лавки, с чем?

Женщина. Свежие овощи и фрукты. Ты дол­жен знать, где это. В Эссене все знают. Компаньон для путешествий... Надо же... И кого сопровождаешь?

Слева появился турок, он один.


Мужчина. По-разному бывает. Скаковых ло­шадей, кандидатов во время выборов, про­изведения искусства, старых дам, слепых стариков. Всех, кто не может или не хочет ездить в одиночку. От младенца до трупов.

Женщина. Арслан, подойди сюда! А где эта молодая женщина?

Турок. Бильмем, гитти.

Мужчина. Что он сказал?

Ж е н щ и н а. Он не знает. Она ушла.

Турок. Ким бу адам?

Женщина. Никто, мы просто так стоим здесь.

Мужчина открывает входную дверь и входит внутрь. Турок и его жена стоят в нерешительности. Потом женщина садится на ступеньки. Справа появились парень и его подруга. Он заметно пьян.

Турок. Айне! Айне!

Парень (остановился). Эй! Что, нагрузился, туземец?

Девушка. Оставь его.

Парень (обращается к женщине). Набрался до ушей, азиат? А? Что он делает? Он лыка не вяжет...

Женщина. Считает.

Парень. Что он считает? Он сам себя пересчи­тывает, туземец. Или, может быть, он целый город считает?.. Иди домой... «Малисберг и Зиберт», химическое производство и скла­ды. Знаешь? Я там работаю. Отравляющие газы в баллонах. В один прекрасный день ты, весь город... раз — и нету!

Девушка (безразлично). Придержи язык, осто­лоп.

Парень. Весь город... раз — и нету, все — стар и млад... в общей могиле, понял? Пошли до­мой.

Турок. Айне!

Парень. Раз — и нету!

Оба уходят налево. Турок и его жена оста­ются одни. Тихо.

Остановка

Лотта. Дорогой Пауль, надеюсь, эти строки за­станут тебя в полном здравии и в творче-

ском труде. Я от тебя сейчас очень дале­ко— в физическом смысле! На попутных машинах пересекла Люнебургскую пустошь, а теперь пешком возвращаюсь в город Лю-небург. Воспоминания о наших первых го­дах в Саарбрюккене навсегда останутся са­мыми приятными в моей жизни. Иногда я набираю наш телефон на улице 13-го янва­ря и подолгу слушаю гудки в пустой ком­нате... Нам все-таки надо было обо всем по­говорить спокойно. От идеи изучать иност­ранные языки я не отказалась... В Эссене сделала остановку, чтобы найти свою луч­шую школьную подругу Матильду Нидшле-гер, по мужу Виттих, но она и физически и в моральном отношении превратилась & развалину, ничем не интересуется. Завтра я собираюсь посмотреть, не найдется ли & старых автомашинах какой-нибудь подуш­ки. Я уже не могу больше сидеть на жест-ком. В соседнем лесочке я видела две бро­шенные машины, они почти заросли травой. Как после войны. Мне иногда кажется, что в мире произошло что-то ужасное, но я об этом еще не знаю. Люди отсюда пересели­лись, никого вокруг не видно. Мне кажется, что границы передвинулись и я оказалась в другой стране. Прости меня за мой страх. Это временно. В, действтельности я сильная и как-нибудь добуду себе немножко счастья-Теперь о тебе, Пауль. Я хочу тебе только* сказать: мне известно, что ты любишь жен­щину в закрытом платье и что она тебя тоже любит. Поскольку я это знаю, я спо­койна за тебя. Такова жизнь, и мне придется: смириться. Я надеюсь, что теперь ты испы­таешь счастье, оттого что сам по-настояще­му любишь, а не только потому, что тебя: любят. Пожалуйста, не выбрасывай это письмо, едва начав читать его, или, еще ху­же, не распечатывая. Это причинило бы мне боль... Дорогой Пауль, я вечно буду искать тебя — не бойся: в переносном смыс­ле! Бог — прост, он — неизменен и никого не обманывает. Твоя Лотта.

Семья в саду

Лотта.

Бернд, ее брат.

Жозефина, его дочь,

Альберт, его сын.

Площадка для грилля в саду. Впереди низ­кий стол с пятью садовыми стульями. Спра­ва грилль, рядом столик на колесиках с на­питками. Каменная колонна с фигурой ма­донны. Стол, стулья, грилль забетонирова­ны в основании. Все, что передвигается,


прикреплено тонкой цепью. За пустым сто-лом сидят: Альберт, его отец Виль­гельм, его сестра Жозефина. Напро­тив — Лотта, рядом со своим братом Берндом. Время от времени они меняют­ся местами, так как, ничем'не заняты, даже не едят, и не пьют. На Лотте ее костюм, ко­торый каждый раз выглядит все более поно­шенным и выцветшим. Она делает набросок, с Альберта, молодого человека.

Л о т т а. Ты узнал меня, Альберт?

Альберт. Конечно.

Лотта. Я вот тебя сразу узнала, а ты вырос и совсем позабыл меня.

А л ь б е р т. Не забыл.

Вильгельм (наклоняется вперед, пальцы рук переплетены). Вы, как я замечаю, хотите пригреть Альберта, проявить заботу о моем сыне?

Лотта. Вполне возможно, Вильгельм. Говори мне «ты».

Вильгельм. А ты, зять, что думаешь по этому поводу?

Бернд (нервно заводит свои ручные часы). По-моему, нет причины для беспокойства. Сес­тра, ты ведь замужем?

Лотта. Я с мужем в разводе.

Бернд. Что у тебя к Альберту? Любовь? Со­страдание? Желание проявить заботу?

Вильгельм. Видите ли, мой сын нуждается в надежной опоре, а не в очередном приклю­чении.

Лотта (Бернду). Успокойся, не верти в руках часы.

Вильгельм. Мой сын уже три года ждет ме­ста на стоматологическом отделении. Три года прошли впустую. А до этого два года военной службы... службы так называемому демократическому государству! Теперь ему двадцать пять. Лучшие годы проходят, его будущее неопределенно. Ничего из него не выйдет. Он сидит дома в Хернуме и изрека­ет дурацкие сентенции.

Бернд. Военному поколению тоже было не­легко.

Вильгельм. Военному поколению? Ты, Бернд, ведь не относишься к военному поколению? Вы в шестидесятые годы пришли на все го­товенькое. С университетской скамьи прямо на врачебную практику, особенно если были связи...

Лотта. Ну, у нас никаких связей не было. Наш отец не был богатым: он работал на газо­вом заводе. Поэтому мой брат во время учебы должен был подрабатывать. Вы не­справедливы к Бернду. У него не было пер­спективы сразу получить практику, как, на­пример, у Альберта. Иначе мой брат уже давно имел бы собственную практику, а не был бы твоим ассистентом!

Б е р н д. Я не его ассистент.

Вильгельм (одновременно с Берндом). Он— не ассистент.

Лотта. Ну что-то в этом роде. Приемный зять, несамостоятельный врач.

Вильгельм. Да, да. Темнота, темнота. Госу­дарство, социальное государство... но с ва­ми об этом говорить бесполезно.

Пауза. Лотта рисует.

Жозефина. Двадцать восемь тысяч марок.

Лотта (наклоняется к Альберту, пытается по­двинуться на своем стуле, но безуспешно). Прежде чем я встретила тебя, Альберт... Почему я никак не могу сдвинуться с мес­та. Ах ты, святая Мария, все вкопано и приковано!

Вильгельм. А как ты думаешь, что тут оста­лось бы к завтрашнему утру, если б мы все не забетонировали и не приковали?

Лотта. Прежде чем я встретила тебя, Альберт, я была в таком же оцепенении от боли, как та фигура на маленькой колонне...

Вильгельм (безотносительно к сказанному). Да-да, так-так.

Лотта. В голову лезли тысячи всяких мыслей и бессмысленностей...

Вильгельм. Да-да, так-так.

Лотта (снова отодвигается назад). Скажи мне что-нибудь умное по-французски. Если б я знала французский, как ты!..

Вильгельм. Да, так!

Альберт. Но я едва его знаю...

Лотта. Ну, брось, ты наверняка знаешь фран­цузский и итальянский.

Альберт (смеется). А итальянский я вообще не знаю...

Оба смеются.

На самом деле, нет!

Жозефина. Если с ногой и дальше так будет, то я, видно, никогда не буду ходить, как прежде.

Бернд. Сейчас два часа пятьдесят минут, Жо­зефина. Нет еще даже трех часов. Может быть, ты потерпишь еще полчасика?

Жозефина (встает). Ты, Бернд, помалкивай! Где мои двадцать восемь тысяч? (Идет к столику с бутылками, осматривает их по очереди.)

Вильгельм (явно обеспокоенный, подошел и стал рядом). Ничего крепкого, Жозефина. Ничего крепкого!


Жозефина. Что же мне налить? Вильгельм. Прошу тебя, дочка... Жозефина. С чего начать?.. Вильгельм. День ведь длинный...

Она выбирает бутылку водки и наливает большой стакан. Отец при этом помогает, но в то же время мешает. Он дает ей ста­кан, а потом отнимает от самого рта. Она все же пьет, а он печально гладит ее по го­лове, потом провожает к столу.

Альберт. Смотрю на твой костюм, Лотта, и хочу спросить: это новая бабушкина мода на континенте? Ты выглядишь в нем, как участница похода против ракетно-ядерного вооружения.

Лотта. А я думала, что мой костюм еще мож­но носить, до известной степени.

Альберт. Надеюсь, ты не забыла положить нафталин в карманы.

Лотта. Ты болван, Альберт!

Альберт. Хотел бы я на тебя посмотреть, ког­да речь зайдет о сексе.

Лотта. Повернись, Альберт, повернись!

Альберт. Не удивлюсь, если ты покраснеешь до ушей, стоит с тобой заговорить о сексу­альных проблемах.

Лотта. А ты говори об этом поменьше!

Альберт. Значит, ты не хочешь поговорить со мной о сексе?

Лотта. Прекрати, пожалуйста! Излюбленная тема?

Альберт. Посмотрите на ее лицо. Всего не­сколько слов, и какое возбуждение.

Вильгельм. Послушайте лучше, Лотта, как позади нас шумит и плещется море. Во вре­мя прилива мой сын несет всякую несус­ветную чушь. Но когда море умолкнет и начнется отлив, вот тогда... (Ему приходит­ся подняться, так как Жозефина направля­ется к напиткам. Берет ее за руку и воз­вращает на место.)

Альберт. Но есть — или были — и такие ма­тери, которые подключали своему ребенку электроприбор. Если с ним что-то происхо­дило, в ее спальне звонил звонок. Такая мать была у меня.

Вильгельм. Мне хочется взять моих детей под мышки — Альберта сюда, Жозефину сю­да — и бежать, бежать в края, где ни я не был рожден, ни мои дети. Подальше от Се­верного моря и от здешнего воздуха, кото­рый отравляет нас йодом. Брошу все и уве­зу вас обоих, как дрожащих цыплят, если вы не подавите в себе ваши недуги! Ты — свое отупение, а ты — свое помешательст­во. Ты-— молчание, а ты — словоблудие. Ты — оцепенение, а ты — навязчивость.

Жозефина (Лотте). Сейчас я тебе кое-что скажу: твой брат обокрал меня.

Лотта. Обокрал? (Бернду.) Что ты все время шебуршишь? Оставь в покое!

Жозефина. Да, обокрал. Двадцать восемь тысяч марок в золоте и ценных бумагах. Они были спрятаны в спальне, за деревян­ной обшивкой стены. Все мое личное состо­яние.

Вильгельм. Не стоило тебе прятать так много денег в одном месте.

Жозефина. Но кто же прячет деньги от соб­ственного мужа. До этого же надо доду­маться. Если бы я знала, я бы ему никогда про тайник не сказала.

Лотта. Бернд, ты что скажешь?

Б е р н д. Около года назад я действительно до­стал двадцать восемь тысяч марок из-за об­шивки и взял себе.

Вильгельм. Это ясно. Мы уже много недель только об этом и говорим.. Стоит ли возвра­щаться к этой теме именно сегодня?

Жозефина. Она — его сестра, имеет отноше­ние к нашей семье. Пусть знает.

Лотта (Бернду). Почему ты украл?

Жозефина. Никто не знал о тайнике. Только он. Я уж и сама о нем почти забыла.

Вильгельм. Ну, он же признается, чего же его припирать к стенке.

Жозефина. Может быть, он думал: когда это я туда полезу, может, не скоро...

Лотта. Я тебя спрашиваю, почему ты вору­ешь? Раньше ведь ты не крал. Почему на­до красть, если тебе и без того здесь более или менее все принадлежит.

Б е р н д. Не все мне здесь принадлежит.

Л о т т а. Ты вернул деньги?

Бернд. Нет. Сейчас я не в состоянии.

Лотта. Что же ты сделал с двадцатью восемью тысячами?

Б е р н д. Я не хотел бы об этом говорить.

Лотта. Вот даже как!

Жозефина. Об этом господин с нами гово­рить не желает.

Вильгельм. К сожалению. Мы до сих пор ничего не знаем. (Бернду.) Нам бы очень важно было узнать хотя бы малость.

Лотта. Ты спекулировал на бирже? Играл в карты? Может быть, ты наделал долгов?

Бернд. Нет... (После некоторого размышления.) Я не хочу об этом говорить.

Лотта. Обокрасть собственную жену. Господи! С ума сойти можно! Скажи хотя бы, поче­му ты это сделал, Бернд?! Да прекрати ты подтягивать брюки!

Вильгельм. Ну, что мне делать? Что делать? Видишь, как далеко зашло. (Вдруг встал со своего места и выкрикивает Бернду.) Уходи от нас, оставь мой дом и мою вра­чебную практику!

Жозеф ина. Эй, эй!

Вильгельм (снова садится). Вот видишь.

Жозефина. Отец, подумай прежде, чем гово­рить такое.


Вильгельм. Вот видишь? Как можно вершить суд с такой публикой? Семейка! Преступ­ник может спокойно укрываться в собствен­ной семье, и его не схватишь.

Бернд встал со своего места.

Жозефина 1 _{к ты?}

Лотта j

Бернд. Я никуда не ухожу. (Идет к корзине с газетами, стоящей рядом с гриллем, мед­ленно расстилает их на земле, чтобы почи­стить грилль.)

Жозефина. Да, но теперь он вон какой вырос. В прошлом году я держала в Кейтуме лав­ку с художественными изделиями. В этом году решила ничем не заниматься. Я уже могла бы иметь ребенка...

Лотта. Что же ты будешь делать, Жозефина? Ты о разводе думала?

Жозефина. Не знаю. Я ведь его люблю. Пусть ему будет стыдно.

Вильгельм. Но ему не стыдно, вот в чем за­гвоздка. А теперь прекрати об этом!

Лотта. Нет! Справедливость должна быть. Смотрите, что он делает, ему стыдно. Аль­берт, посмотри и ты на него!

Альберт. Только не надо слез. Мне все совер­шенно безразлично.

Жозефина. Типичная для него апатия! Апатия ко всему.

Альберт. Пожалуйста, я могу подойти к этому вопросу с сексуальной точки зрения. Между кражей и стыдом имеется прямая связь. Я подхожу к твоей сексуальной жизни, Фи-на. Кража — зто исключительное, глубокое, сексуальное переживание. Одним словом, сумасшедший взлет. А ты говоришь о ней как-то холодно, мрачно. Случай касается твоего секса, а ты главного не замечаешь!

Жозефина. Секс?.. Да что же ты тут увидел сексуального? Может быть, можно было бы говорить о сексуальном переживании, если б он меня обманул с кем-нибудь. Но чело­век, которого обокрали, воспринимает все совершенно иначе.

Альберт. Потому что в вопросах секса ты — малограмотная.

Жозефина. Оставь, Альберт. Я не очень силь­на в твоей философии.

Лотта (Бернду). Ты не хочешь опять сесть с нами за стол?

Бернд. Я хотел бы закончить чистку грилля.

Лотта (весело). Но что же ты сделал с таким количеством денег?

Бернд возится с газетами и не отвечает. Бернд, ты сильно изменился за эти годы.

20

Бернд. Конечно. Я — пессимист.

Жозефина. Я уверена, что у него были долги.

Лотта. У тебя были долги?

Бернд. Быть пессимистом в наши дни...

Лотта (Жозефине). Наверняка.

Бернд. ...не так просто. Вера в доброе в чело­веке объединяет людей. Она связывает их. Но если ты — скептик и не видишь просве­та, то очень скоро станешь подозрительным даже в отношении друзей. Между тем пес­симист не обязательно кого-нибудь оскорб­ляет лично. Просто люди боятся идей пес­симизма, то есть в конечном счете — прав­ды. А жаль. Можно вполне себе предста­вить пессимиста, который не презирает дру­гих людей. Можно даже быть пессимистом и притом общительной натурой.

Жозефина. Может быть, на тебя нашло затме­ние? Нервы делают с человеком, что угодно. Ведь трудно объяснить, зачем мужу обкра­дывать собственную жену. Этого даже во время войны не было. Вместо войны у нас произошло такое небывалое несчастье. (На-пра'вляется к столику с напитками.)

Вильгельм (вполголоса Бернду). Ты, между прочим, еще не уплатил за подписку на «Иллюстрированный ринг».,. Я только хо­тел напомнить тебе об этом. (Идет за Жо­зефиной.)

Лотта (наклоняется через спинку стула к Берн­ду). А теперь куда?

Бернд. Что ты имеешь в виду?

Лотта. Здесь мы, брат, не можем больше оста­ваться.

Бернд. Почему же?

Лотта. Я-то расчитывала, что смогу побыть у тебя немного.

Бернд. Подожди, попей чая.

Лотта. Ребенком ты никогда не крал... Но во время молитвы шалил. Мама, бывало, гово­рила: «Не балуй, а то ангел не сделает те­бе ямку на подбородке». А, надо сказать, ты очень хотел, чтобы у тебя на подбород­ке была ямочка.

Бернд. Ну и что? У меня есть ямка.

Лотта. Я что-то не вижу.

Альберт. Бояться, когда нет темноты, еще страшнее.

Лотта. Я бы очень хотела снова жить около ре­ки. Лучшие годы моей жизни связаны с ре­кой Саар, в Саарбрюккене. Но они прошли.

Бернд. Здесь у нас море. Это лучше, чем река.

Лотта. Но здесь мы не можем оставаться.

Бернд. Почему не можем?


Жозефина и Вильгельм возвратились к сто­лу. На этот раз она наливает себе полный высокий стакан.

Альберт. Послушайте меня, прошу. Что вы со мной делаете?

Вильгельм. Как море замолкнет и начнется отлив, тогда...

Лотта. Не обязательно, Альберт, тебе все вре­мя быть в центре внимания.

Вильгельм. Приближается время отлива, он боится отлива. (Берет Альберта за руку.) Природа — мстительная сила. Сейчас прой­дет, мой мальчик. Моя маленькая семья, только не обижайте его, будьте осторожны! Только не обижайте друг друга...

Жозефина. С ним происходит примерно то же, что раньше происходило при лунном свете.

Вильгельм. Всегда начинается точно с нача­лом отлива.

Жозефина. Разве может быть такая затянув­шаяся луноболезнь? Боже, я ничего не знаю. (Плачет.)

Лотта. Ты много пьешь, Жозефина. Это за­чем, чтобы крепче спать?

Жозефина (смеется). И для этого тоже.

Лотта. А без стаканчика ты заснуть не мо­жешь?

Жозефина (дружески). Когда немного выпь­ешь, лучше спится.

Лотта. С ума сойти!

Недостойная раба твоя

Лотта. Куда? Ответа нет. Что я здесь сижу, мне уж давно надо идти. Мне нельзя забы­вать, что я должна идти дальше, а я сижу. Ушли Фридер и не-Фридер. Ушли Эгберт и Инга. Так же ушли Сёрен, турок, Виль­гельм, Мегги, Пехштайн и Карин. Послед­ним ушел Пауль. Передо мной север и юг, запад и восток: полный выбор. Есть еще норд-ост и норд-норд-ост: непроглядная даль. Каждый меридиан перечеркиваю чер­той, если там никого не было, и двумя штрихами, если там никого больше нет. А далее небо или преисподняя, книга или море, я не знаю, где еще они могут скры­ваться. В моем распоряжении вся роза вет­ров да еще роза безветрия, больше ничего нет. Вот он, круг бытия. Или овал. Пауль не остался со мной. Комнаты тоже нет. Бернда и сестры Аннагреты — нет рядом. Боргвард,