Таррега получал от отца полностью его зарплату, шестьдесят песет ежемесячно. Чтобы обеспечить остальных членов семьи, отец постоянно подрабатывал в свободное от службы время в благотворительном доме.
Обучаясь в классе гармонии и фортепиано в консерватории, Таррега немного занимался фортепиано, несколько больше гармонией и много гитарой, неутомимым рабом которой он был. Он присутствовал на концертах и музыкальных актах, насколько позволяли это его средства. Обязательно ходил на оперные спектакли, куда ему удалось достать бесплатный пропуск. Иногда ему предоставлялась возможность дать концерт в Королевском городе Алькала, в других ближайших поселках, что облегчало финансовое положение, в основном непостоянное, четырех друзей.
Благодаря тому, что Форес был основным добытчиком, он по праву выполнял высокие функции банкира коммуны. В первые дни месяца в маленькой республике царил самый безудержный оптимизм и веселье. За этими периодами, все более короткими по мере учебного года, следовали другие периоды, значительно более длинные, нескончаемые из-за лишений и трудностей, преследовавших всех и каждого из членов коллектива. Когда обстановка становилась экстремальной, банкир разрешал ее или продлевал. В качестве последнего средства Таррега пускался с гитарой в ближайшие поселки в поисках спасительных фондов, где он не всегда преуспевал. Однажды он дал несколько концертов в Ла Роде и Ла Хинете, провинции Альбасете, вернувшись в Мадрид со значительной суммой в 1500 песет, которую он отдал на сохранение “Кимету”, хозяину пансиона со словами: “Сохраните эти деньги и не давайте ни сантима никому, даже мне, если я буду просить”. Естественно, через несколько дней он должен был просить для коммуны и отменил свой приказ, данный “Кимету”, после упорного сопротивления.
С жаркими днями наступило и время экзаменов с его тревожными для студентов часами, студентов, проведших весь год на улице, на танцах и на вечеринках в кафе. Надо было сосредоточить все внимание на книгах и торопливо поглощать страницы всех текстов, чтобы их запомнить, закрепить в памяти, пусть даже булавками, до экзаменов. В этот период Таррега перенес свой кабинет на чердак того же дома, где гитара не отвлекала его внимания, необходимого для предметов курса. Оказавшись в своем убежище и наедине с гитарой, первое, что он делал, чтобы спастись от жары, он освобождался от одежды. Находясь в один из таких жарких дней в таком виде на чердаке, он услышал, как кто-то постучал в дверь чердака. Думая, что это кто-то из друзей, Таррега, не оставляя гитары, и не подымая глаз, сказал: “Войдите”. Когда он посмотрел на дверь, он увидел незнакомого мужчину представительной внешности и элегантно одетого. Таррега смутился и не знал, как объяснить свой минимум одежды. Посетитель, представившийся пришедшим по рекомендации Арриэты, успокоил его словами, что он горячий поклонник гитары и хотел бы послушать его и чтобы он продолжал играть в своем удобном “костюме”. Обменявшись словами и закурив, они продолжили концерт на маленьком чердаке для одного настоящего зрителя, одетого как для праздничного концерта.
Дон Никола Хиль, который был жив еще несколько лет назад, рассказывает о Тарреге следующий интересный случай. Однажды, когда в республике царил упаднический дух из-за абсолютного отсутствия фондов в общей кассе, ностальгия, обычно сопровождающая такое состояние духа и финансов, навела их на мысль вспомнить типы, сцены и обычаи родной провинции. У них возникло непреодолимое желание поесть типичных пончиков, которые пекли на соседней улице в одной лавке, хозяева которой были из Кастильона. Чувствуя одуряющий и сильный запах этой жареной массы, они захотели перенестись хотя бы мысленно (и с материальной помощью пончиков), на “равнину”, где возникли некогда их первые мечты, первая любовь. Результат новой, общей ревизии фондов поверг их в уныние, общая сумма не достигала стоимости самого ничтожного пончика. Таррега, понимая всю драматичность ситуации, молча исчез. Когда через некоторое время он вернулся, то ворвался в комнату с видом триумфатора. Глаза его сверкали от радости. В руках был огромный пакет с посыпанными сахаром пончиками, так аппетитно дымившимися. За первым удивлением последовало всеобщее ликование. Успокоившись, они отдали пончикам должное. Пончики пахли морем и горами, лимоном и апельсиновым деревом, были горячие, сладкие и нежные как те губы, которые целовали их на прощание. На следующий день ни один из коммуны не отказался участвовать в складчине, чтобы собрать необходимую сумму в 30 реалов для ломбарда и выкупить гитару Тарреги, которую он пожертвовал на алтарь дружбы своей “малой родины” и сочных пончиков.
Настоящие друзья Тарреги знали, что для них он готов на самопожертвование. Часто те же самые пальцы, что затрагивали самые глубокие чувства, играли на фортепиано или гитаре веселые танцы, чтобы Форес мог потанцевать со своей невестой и другие со своими парами. Спутником школьного созвездия, расположившегося в “Доме Трои” по улице Хесуса и Марии № 27, был Хосе Мартинес Табасо, очень искусный гитарист из Валенсии, которому позже принесли славу артистические турне по землям Португалии и Южной Америки. Он обладал веселым и стойким характером, оживляя инициативу этой группы студентов, когда она теряла остроту. Однажды они запланировали поездку в деревню, для чего нужны были деньги, которых не было в наличии, и они решили прибегнуть к “народной подписке”. Необходимы были две пары темных очков. В этих очках и с гитарами Таррега и Тобосо однажды вышли на угол одной плохо освещенной, но многолюдной улицы и под видом слепых гитаристов импровизировали модные народные мелодии. Завоевав внимание прохожих, собравшихся вокруг предполагаемых слепых, они позвали двух новых актеров - Бореса и Арменгота, которые были одеты также плохо и начали сбор. Монеты лились, как утренняя роса и их было бы более чем достаточно, если бы в этот момент один полицейский с хорошим нюхом не учуял розыгрыш и подойдя к этой группе, пригласил музыкантов и сборщиков продолжить концерт в районном комиссариате. К счастью для них, комиссар оказался человеком понимающим и опытным в студенческих выдумках, ограничился в качестве наказания концертом для себя и своих служащих.
3. РЕШАЮЩИЙ ВЫБОР
Новость об успехе выступления Тарреги перед преподавателями королевской консерватории быстро распространилась среди его друзей и почитателей. Его попросили участвовать в благотворительном концерте, в котором должны были выступить и другие известные артисты. Таррега вызвал сенсацию. Один из биографов так комментировал этот концерт: “Был музыкальный вечер в театре Альгамбра. Публика с энтузиазмом аплодировала каждому исполняемому, как испанскими, так зарубежными исполнителями, произведению. Пришла очередь Тарреги. Сразу же, как артист закончил игру, раздались овации. Другие артисты, участвовавшие в концерте, встали, чтобы с энтузиазмом поздравить его. Сам великий Арриэта обнимает его и душевно поздравляет со словами: “Ты нужен гитаре и рожден для нее”. В тот вечер Таррегу посвятили в великие концертанты и музыканты.
Слова Арриэты звучали в ушах как навязчивый куплет и воодушевленный в своих чаяниях, в глубине души он испытывал глубокое удовлетворение тем, что сделал шаг большого значения в музыкальном мире к завоеванию престижа гитарой. Пианино было необходимо для его музыкального образования, но гитара давала ему более подходящее к его чувствительности и темпераменту средство выражения. Может быть, не поддающиеся определению атавизмы, из тех, что влияют на человека, сколько в нем будет от Кихота или от Санчо, также повлияли и на его вкусы. Гитара, которую он считал фиалкой с душой розы, привлекала его тем же рыцарским духом героя Сервантеса против всего несправедливого и лживого и, кроме того, он, конечно, чувствовал возмущение против презрения многих людей. Для него, узнавшего вкус приключений и привлекательность самих трудностей, только трудный инструмент, находившейся в опале у публики, мог своей скромностью отвечать на лишения; для Тарреги только он обладал волшебным очарованием. Поэтому его путем могла стать только гитара.
4. ПЕРВОЕ ЛЮБОВНОЕ ПОТРЯСЕНИЕ
Начиная с этого времени, жизнь Тарреги концентрируется на гитаре. Обосновавшись в Мадриде, он часто выступает в публичных и частных концертах в театрах Альгамбра, Сирко и Ховельянос. Увеличивается круг его знакомых и друзей. Среди них такие известные люди умственного труда как Сорилья, Камноамор, Нуньес-де-Арсе, Леопольдо Алас, Сальмерон, Бенликр, Томас Бретон и другие не менее известные.
Поскольку нам было интересно все, связанное с духовной жизнью маэстро, до нас дошло имя одной женщины, о которой ходило много разговоров, слухи эти нас полностью не удовлетворили. Это приятное, звучное имя Клеменсия. Нами руководило желание рассеять загадочную недоговоренность и создать образ, который нам не давался; и мы не остановились даже перед тем, чтобы попросить брата маэстро дона Висенте Таррегу. Вот что он нам рассказал: “У доктора Игнасио Ласренди, жившего в то время в Мадриде, была дочь, красивая девушка 18 лет, которая очень увлекалась гитарой и имела к ней способности. Отец хотел, чтобы девушка развивала свои способности. Он предложил Тарреге руководить ее занятиями. Клеменсия, в которой и красота и природная грация сочетались с быстрым восприятием, необычной гибкостью ума, прекрасной памятью, - достигла успеха. Как только она достигла достаточного навыка в исполнении некоторых произведений, Таррега предложил ей программу сольных произведений для исполнения вдвоем, которые он сам сочинял и инструментировал. В это время он переложил для гитары “Голубку” Гуно, Анданте из квартета Гайдна опус 50 № 1, Турецкий марш Моцарта, Вальсы Вальдтейфеля, не считая нескольких оригиналов, которые не были изданы и ныне утрачены. Острие совпадения в эстетических переживаниях влечет за собой интенсификацию идей, которая настойчиво переплетается и пускает глубокие корни в душе. Часто эхо этой общей вибрации, переходя границы абстрактного, идеального, входит в саму реальность. Этот процесс - одна из стольких тропинок между гвоздиками и чертополохом, по которым идет иллюзия, -превратился в сердцах Тарреги и Клеменсии в бурную страсть. После нескольких частных концертов в Мадриде и Валенсии, ученица, все время в сопровождении отца и Тарреги, изящная ученица, была представлена маэстро в Кастильоне. Программа состояла из произведений, исполнявшихся соло и вдвоем. Среди них были последние произведения Сора, Ньюленда и уже названное Анданте Гайдна. Клеменсии бурно аплодировали, ее поздравляли не только с ее искусством и личной привлекательностью, но и с тем, что она ученица такого любимого и почитаемого в родных местах учителя. За этим публичным концертом последовали частные и другие концерты в иных местах области. Если для Тарреги каждое выступление перед публикой было актом самопожертвования и культом преклонения перед искусством, Клемения под воздействием стольких похвал и лести, позволяла короткие тривиальности, отнимавшие целостность впечатления от произведения. Случай распорядился, чтобы на последнем из этих концертов Таррега заметил на губах Клеменсии предательскую улыбку, в то время как полная отрешенность прервала ход исполнения произведения под пальцами гениального артиста. Закончив, Таррега сказал только: “Я бы предпочел удар кинжалом в спину”. Это был разрыв и, возможно, первый сентиментальный конфликт Тарреги. Клеменсия навсегда исчезла из его жизни. Таррега, грустный и разочарованный, мучался некоторое время тяжелыми мыслями, которые терзали его дух и угрожали неисправимыми последствиями. Очевидно, бальзамом для него стали в эти критические обстоятельства, акценты драматической страсти и ностальгии, которые гений Бетховена, Шумана и Шопена сумел поднять на уровень возвышенного.
5. НА ПОРОГЕ СЛАВЫ
В мозаике жизни, которую по своему усмотрению разукрашивает судьба, горе и радость, разочарование и надежды переплетаются и противостоят друг другу в причудливой инкрустации, чтобы наше желание жить, если иногда и подвергается испытаниям, могло бы снова приобрести естественное равновесие. Динамизм, свойственный темпераменту и молодости Тарреги, соединенный со все растущей славой, выразился в серии путешествий, приглашений и концертов, постоянно уводивших его от грусти.
В последние годы жизни маэстро во время наших прогулок осенними утрами по Сан Гервасио и Боманова, нравилось рассказывать случаи и сцены, пережитые им в дни его молодости в разных городах Леванта и Андалузии.
Бальтазар Сальдони в своих записях об испанских музыкантах, стр. 337, сообщает нам, что Таррега был самым известным гитаристом Испании в начале 1879 года.
На одном представлении для избранной публики, которое организовало изысканное “Общество Латторе” в Барселоне, в ноябре 1878 года, он исполнил на гитаре несколько произведений и был хорошо принят. В мае 1880 года филиппинский поэт сеньор Папирно организовал в своем мадридском доме литертурно-музыкальный вечер, который “Корреспонденция Испании” так комментировала в своем номере от 30 мая: “Музыкальная часть был поручена сеньору дону Франсиско Тарреге, который является Сарасате в области гитары. Мы никогда не слышали и невозможно услышать подобного на этом инструменте”.
Репертуар Тарреги в это время очистился и обогатился виртуозными произведениями, которые очень нравятся публике всех времен, что соответствовало также стремлению конкурсанта усовершенствовать свое владение инструментом. Разница уровня, которая чувствовалась в то время больше, чем теперь, в предпочтениях артиста и публики из-за недостаточной музыкальной культуры последней, требовала, чтобы Таррега работал в основном над программными произведениями, многие из которых фигурировали также в концертах Аркаса, Виньяса и Антонио Кано на тему оперных фантазий или на национальные темы с новыми изображениями. Но, кроме этого вынужденного репертуара, для себя и группы интеллигентных любителей - его последователей, Таррега исполнял лучшие этюды, менуэты, Вариации на темы и сонаты Сора, а также этюды и рондо Агуадо. Их он чередовал со своими первыми переложениями произведений для фортепиано из классического и романтического репертуаров. Артист настолько сросся со своим инструментом, что, казалось, он физически плохо себя чувствовал, когда был его лишен.
Дон Висенте Ариас, известный гитарный мастер, рассказывал нам о том, что в 1878-79 гг., когда он жил в Сьюдад-Реаль, Таррега попросил сделать ему специальную гитару, разработанную им самим, меньших размеров, чтобы можно было носить ее с собой под плащом и при удобном случае тренировать гибкость и силу пальцев.
6. ПЕРИПЕТИИ ГИТАРЫ В ВАЛЕНСИИ
В жизни Валенсии традиция исполнения на гитаре имеет глубокие корни. Первые произведения для этого инструмента под названием “Учебник музыки для ручной виуэлы” было составлено доном Луисом Миланом и напечатано Франсиско Диасом Романо в 1535 году. Прослеживая историю испанкой музыки, можно отождествить нашу теперешнюю гитару-шестиструнку с ручной шестиструнной виуэлой, на которой играл Милан при дворе герцогов Калабрии и которая была не гитарой того времени с двумя строями струн, а гитарой, равноценной гитаре нашего времени своими приблизительными размерами, органически присущими ей свойствами и своей аристократической миссией в общественной жизни и в искусстве.
Мы в Испании не знаем имен мастеров по изготовлению виуэл и лютен. Только в музыке двора Альфонсо V Арагонского мы встречаемся с именем некоего Рамона Гомеса, “мастера лютен” из Валенсии, в которой славились мастера по изготовлению органов и других инструментов. Бермудо в своей “Декларации инструментов” говорит о мастере Диего по виолам из Валенсии в середине 16 века, настраивавшем струны виол: “Настраивал ту, которую хотел и глядя на другую, настроенную, с единственным руководством, чтобы она звучала с “чувством”. В Валенсии, где занимался на медицинском факультете доктор Хуан Карлес-и-Амат, автор изданного в 1596 году трактата “Испанская гитара”, в 18 веке Франсиско Бурете и вдовой Агустина Лаборда; это произведение на валенсийском диалекте переиздавалось несколько раз.
Известный композитор Мельчор Томис в начале 18 века написал любопытнейший “Курс сольфеджио с аккомпанементом на гитаре”.
Валенсийцами были Тобосо, Фола, Игурбиде, Мигеле Боруль и оригинал Хайме Рамонет, так заинтересовавший Барбьери по словам барона Алькаали, который в окружении толпы людей на улице Баркилео в Мадриде, играл и пел и вдруг неожиданно упал и умер в обнимку с гитарой, которая после вдруг сломалась, как бы отказываясь пережить человека, столько лет ласкавшего ее.
Другой гитарист из народа, которому из-за его слабого здоровья, надтреснутого голоса и вздорного характера иронически дали прозвище “Гайяр”, собирал милостыню на улицах города, аккомпанируя себе на обычной гитаре, растрескавшейся и грязной, с деревянными колками. Он знал всего три или четыре позиции левой руки, ударял по струнам в такт и по собственному желанию, и, если иногда он попадал в тон песне - это была случайность или ошибка. Утром, прежде чем он выходил на улицу, кто-нибудь настраивал ему гитару на определенное элементарное средство предосторожности против неблагоприятной реакции публики. Но мальчишки, которые знали секрет его слабости, осторожно подходили сзади и ударяли по колкам и ослабляли одну или несколько струн сразу и расстраивали гитару на несколько дней подряд. В таких случаях бедный “Гайяр”, бесполезно беснуясь, обычно восклицал: “Проклятые мальчишки! Кто теперь знает какой колок вы испортили?”
7. КОНЦЕРТ “ФАЛЬЕРО”
Валенсийские любители гитары были заинтригованы известиями о последних успехах Тарреги. Любители одного небольшого поселка, название которого сейчас не могу привести, встретились с артистом и настаивали, чтобы он дал концерт по случаю праздника местного святого, который они вскоре должны были отмечать и уверили артиста в том, что его будут слушать и благодарить по заслугам и достойно. Поддавшись своему обычаю идти навстречу неизвестному, а также из-за своего покладистого характера и стремления настоящего артиста к общению, Таррега согласился. По общему согласию обговорили все подробности поездки. Он должен был приехать в поселок в первый день праздника, этим же вечером планировался его первый концерт. Затем дилижанс должен был доставить его в место, где артиста бы поджидал экипаж и несколько человек почетного экскорта, сопровождавшего Таррегу до самого поселка, где состоится праздник.
Пришел назначенный день и все прошло в соответствии с намеченным планом. На въезде в поселок приезда известного гостя ждала делегация во главе с алькальдом, священником и другими почетными гражданами. Когда появился экипаж со своим ценным грузом, власти вышли навстречу и сердечно поприветствовали Таррегу. Когда гость сошел, ему представили встречавших и затем артист в сопровождении свиты, группы музыкантов и многочисленных жителей, сбежавшихся, как по звону набата, двинулись вперед под звуки веселого пасадобля по направлению к поселку и к дому алькальда, за которым оставили честь разметить чествуемого.
Прибыв на Центральную площадь, живая толпа проникла в дом, сопровождая артиста, которому дали после шумных дебатов передышку для отдыха, пока готовился ужин. Через небольшой промежуток времени потребовали его присутствия на ужине и он занял почетное место среди разношерстной публики, в основном состоящей из неотесанных крестьян. Они пили, чокались, беседовали об ансамблях, рассказывали забавные случаи о быках и о тореро, климате, урожае, о сделках и перипетиях общественной жизни. Тем временем на площади раздавался глухой шум, восклицания, свист, смех и крики вперемежку с грохотом колес, железа и дерева, приобретая временами шум бури. Таррега этого шума почти не замечал. Критичность, наблюдательность его притупились всем тем живописным и исключительным в людях, с которыми он беседовал.
По окончании ужина с изобилием блюд местной кухни и самыми спелыми плодами этих мест, с обязательными винами, кофе, ликерами и сигаретами с крепким ароматом, Таррега стал готовить гитару для концерта. “Играйте громко, чтобы всем было хорошо слышно”, - сказал кто-то рядом с ним. “А что, зал очень большой?” - спросил Таррега. “Зал? Вы будете играть не в зале. Вас хочет послушать весь поселок и для этого подходит только одно место: площадь”. Он почувствовал во всем теле ледяной холод, но окружающие, заметив его нерешительность, успокоили его. Алькальд, со своей стороны, заверил, что будет абсолютно тихо и добавил, что особое очарование концерту придаст летняя ночь и луна. У фасада дома алькальда, на двух деревянных скамьях протянули горизонтально доски для подмостков. Сверху поставили хромой и расшатанный плетеный стул и стопку кирпичей вместо подставки для опоры ноги. Собравшись с духом и уповая на Всевышнего, в таких неблагоприятных обстоятельствах, Таррега поднялся на подмостки и в тесной толпе, наводнившей площадь, установилась тишина. Чтобы проверить настройку, Таррега взял несколько аккордов, которые едва услышали самые близко стоявшие. “Громче!” - воскликнул кто-то грубым голосом. На грубияна зашикали. Таррега продолжал играть прелюдию. Кто-то снова громко кашляет и на него громко шикают. Возникает беспокойный отдаленный шум по всей толпе до первых рядов. Какой-то ребенок просится на руки к матери или к отцу, плачет, кричит . Взрослые стараются установить тишину, спорят между собой, шум растет, беспорядок ширится, начинают кричать. Вдруг взлетает ракета, оставляя за собой хвост искр. Таррега, сверхчувствительный ко всякому шуму, который до этого оставался более или менее спокойным, теряет контроль над своими нервами, видя себя не в силах успокоить толпу, и прекращает игру. Тогда у его ног взрывается вторая ракета. Третья ракета разбивается о фасад соседнего здания, ее искры рассыпаются над толпой, как тонкий огненный дождь. Испуганно кричит девушка, которой искры попали на волосы, люди с возгласами устремляются к ней, другие спешат наказать пустившего ракету. Шум становится неописуемым. Испуганный и рассерженный одновременно, воспользовавшись растерянностью своих друзей, благородно участвующих в общей борьбе, Таррега сошел со своей гитарой с подмостков и, скользя в толпе, как лань сбежал с площади и по извилистым и пустынным улицам добежал до полей, дороги, освобождающей его от толпы и пышного поклонения. Утром, измученный морально и физически, он добрался до деревни, где накануне сошел с дилижанса. У него не было денег, чтобы продолжить путь и он направился к постоялому двору отдохнуть, чтобы позже решать, как же ему возвращаться. Но несчастья на этом не закончились. Когда он собрался лечь в постель, двое жандармов зашли на постоялый двор и потребовали, чтобы артист к ним вышел. “Вы сеньор Таррега?” - спросили его. “Да, синьор”, - ответил он с беспокойством. “У нас приказ отвести Вас в отделение”. “Как? Я в отделение? В чем меня обвиняют?” - с горечью спросил он. “Мы ничего не можем сообщить Вам”.
Без слов прошли они короткий путь до отделения и остановились у дверей одного из кабинетов. Один из гвардейцев постучал, приоткрыл дверь и задал обычный вопрос: “Можно, господин капитан?” - “Войдите”. Какого же было удивление Тарреги, когда он увидел одного из своих почитателей-энтузиастов, который, раскрыв объятия, шел ему навстречу, чтобы пожелать счастливого прибытия.
А случилось так, что капитану кто-то сообщил о приходе Тарреги в деревню, и офицер, ничего не знавший о трагических событиях той ночи, ничего не придумал лучше этой шутки с арестом, а затем пригласил его на ужин, позвав друзей послушать концерт знаменитого артиста.
8. АЛИКАНТЕ
По словам Курта Сакса, средиземноморские народы всегда предпочитали струнные инструменты смычковым, о чем свидетельствуют барельефы, на которых изображены виолы, найденные в Испании и в Италии. С другой стороны, Жильбер Шад говорил нам: “Интересно, что если в области вокальной музыки преобладало итальянское влияние на испанское, то в инструментальной музыке на итальянских композиторов сильное влияние оказали испанцы. Возможно, это объясняется тем, что в основном испанцы были не певцами, а танцорами и инструменталистами и, особенно, специалистами по этому чарующему инструменту, гитаре, мощное и непреходящее влияние которого никогда не было по достоинству оценено. Ритмы испанских танцев и инструментальные эффекты гитары не могли не привлечь творческого внимания таких композиторов, как Скарлатти, который долго жил в Испании и мог лично наблюдать эту испанскую самобытность. После Скарлатти приехал другой композитор Луиджи Боккерини, который провел в Испании около 40 лет. Он сам нам рассказывает о том, что на некоторые произведения его вдохновило исполнение фанданго на гитаре отцом Базилио.
Достарыңызбен бөлісу: |