Таррег а (Биографический очерк)
жүктеу/скачать 0.98 Mb.
|
| Для улучшения вкуса завтрака без ущерба своему тонкому кошельку, мальчик выдумал уловку на манер нищего из деревенской комедии “Пабио”. Он покупал один хлеб, заходил в одну из таверен, выставляющих в витрине аппетитные блюда и большие кастрюли с маринованными сардинами и, протягивая хлеб, говорил хозяину таверны, сопровождая речь жестами: “Не могли бы вы продать мне одну из этих сардин?” Молча хозяин таверны брал хлеб и клал в его середину сардину с соусом, в котором она хранилась. “Сколько?” - спрашивал затем Квинкет. “Десять сантимов”. “Десять сантимов?” - повторял малыш с наигранным удивлением. “Это невозможно. Всегда стоило пять сантимов и у меня больше нет денег”. Если продавец был снисходительный, он отдавал сардину за пять сантимов, а если нет, то возвращал сардину в кастрюлю и отсылал малыша с бранными словами, но из-за этого не портился вкус соуса, пропитавшего хлеб. Наконец, через неделю упорных поисков отец Тарреги нашел сына в уже названном хоре Барселонета. Когда он немного успокоился, то долго боролся с унижением просить милостыню и явным гнетом непреодолимых обстоятельств. Решение его вызвало все усиливающийся шепот об отцах, эксплуатирующих способности детей. Отец не захотел больше слушать, жестом оскорбленного достоинства он бросил на пол шапку со всеми собранными деньгами и, взяв сына за руку, увел его на улицу. Почти абсолютное отсутствие средств подсказало единственный возможный вариант вернуться в Кастельон: гитара и искусство маленького исполнителя. Взяв все свои малые деньги, им удалось наскрести на билет до Вильянцевы. На пути еще один концерт и сбор денег среди пассажиров дали возможность предпринять следующий этап: Вильянцева-Гуаррагана, и там дальше, пока не добрались до Кастельона.
Отец уже не доверял мальчику, постоянно наблюдал за ним, и тот должен был примириться с провинциальной жизнью под суровым надзором отца и преподавателей. 6. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПРИЗВАНИЯ Преодолев трудности от раннего бунта маленького храбреца, отец уверовал в выявленные, благодаря этому происшествию, природные способности сына; у него возникло страстное желание всеми возможными средствами защитить и направить в нужное русло его природный дар. Средств для жизни по-прежнему не хватало, преподавателей в Кастельоне недостаточно, отец вынужден был принять какое-то верное направление, чтобы выражение чувств артиста не препятствовало проблеме содержания семьи и других жизненных трудностей. Франсиско Таррега Тирадо, не будучи ученым человеком, был очень осторожным и мудрым, к нему обращались не только родственники, но и многие соседи и друзья, уважавшие его здравое суждение по личным, интимным вопросам о посевах, о продаже фруктов и даже по сложным вопросам религиозного, политического и общественного характера. Гитару в то время считали инструментом с ограниченными возможностями. Она была дискредитирована и заиграна бескультурными людьми второго сорта, считалось, что на ней подходит наигрывать простые народные мотивы, грубо сопровождать уличные песни или присоединять ее к однородным инструментам в рондо и серенаде вульгарного пианизма. Поскольку гитара рассматривалась как инструмент на грани музыки, исключенный из общей концепции искусства, она не могла предоставить артисту ни соответствующих возможностей для развития своих способностей, ни принести практической пользы как любая самая скромная профессия. Фортепиано же, наоборот, со своими широкими звуковыми возможностями и научно обоснованными емкостями, с престижем самой высокой категории, который создали ему виртуозы и композиторы с мировой славой, воцарилось во всех интеллектуальных, артистических и общественных кругах и для любой публики считалось необходимым предметом образования и надежной основой для любого артиста. 7 июля 1877 года в “Музыкальной мадридской газете” Парадо и Баррето опубликовали статью, дающую представление о том, каким неуважением пользовалась гитара в Испании и каким, наоборот, уважением клавиатура из слоновой кости: “Но что стало с теми нежными и выразительными песнями, с теми маленькими спетыми под гитару поэмами, которые сами по себе и были песнями серьезными и страстными, веселыми или шутливыми, песнями любого жанра, такими характерными для испанской земли, в сопровождении инструмента смягчали дни нашего детства?” Это как бы сложная далекая перспектива, охватывающая средневековые романсы и народные испанские песни, исполнявшиеся на Рождество, веселые песни и канарские песни времен Фелине, песни Сора, Агуадо и Уэрты. Затем он скептически восклицает: “Все исчезло, все забыто; и фортепиано, своим шумным тембром, полностью разрушило эту музыку интимного доверия, чрезвычайно простую и ясную, но и в высочайшей степени сентиментальную и выразительную. Гитара, которая казалось бы должна больше сохраниться в испанском обществе, чем в какой либо другой стране, умерла, и с ней умерла и песня; инструмент с богатыми возможностями, семейный инструмент, интимный и действительно национальный остался в руках плебеев, презираемый, выставленный на посмешище и покинутый”. Чтобы сказали теперь П. Базилио, Сор или Агуадо, если бы они открыли глаза и увидели то минимальное, или совсем никакое уважение в наши дни к инструменту, который эти выдающиеся люди так заботливо пестовали? Конечно, в наше время тоже есть заслуженные гитаристы, которые в состоянии оценить, чего стоит этот инструмент, но их так мало, они так редки, как песня лебедя и также редко слышен агонизирующий крик гитары. Эстетические силы с крепкими корнями не так просто разбить, созданные как защитные бастионы в панораме цивилизации на протяжении веков, со своих позиций они защищаются или атакуют просто самим фактом своего существования. Иногда, в результате борьбы они деформируются или изменяются, но сущность их более устойчива, чем мы себе представляем. Что сказал бы наш добрый хроникер, если через 85 лет увидел нынешний престиж гитары в обстановке смелых диссонансов и шумных тембров, в изломанном ритме, очищенной чувствительности и лиризма? Для отца Тарреги, обязанного предвидеть как моральный, так материальный аспекты будущего своего сына, это мнение времени не особенно вдохновляло, чтобы сын занимался гитарой, поэтому он должен был искать преподавателя фортепиано. Им оказался другой такой же слепой артист, как Мануэль Гонсалес. Казалось, что судьба захотела компенсировать сумерки этих людей особой чувствительностью к музыке. Через малый промежуток времени Эухенио Руис уже гордился успехами своего ученика. ГЛАВА II
ЮНОСТЬ 1. Музыкальное окружение 2. Снова искушение дьявола 3. Бурриана 4. Меценат Канесси 5. Гитара Торреса 6. Портрет Дона Антонио-де-Парреса 7. Военная служба 1. МУЗЫКАЛЬНОЕ ОКРУЖЕНИЕ XIX век в Испании начался слишком воинственно, чтобы музыка могла найти в нем опору, мир, спокойствие, чтобы свободно развиваться и распространяться. Звуки, ласкающие слух и успокаивающие душу и выстрелы с грохотом орудий не могли звучать вместе. Начиная с наполеоновского нашествия, политическая борьба, часто нарушавшая национальный порядок, усыпляла музыку и для робкого лирического выражения народа, в былые времена обогатившего мировую музыку, служили лишь незамысловатые песни или патриотические песни. Изящество и чистота сценической тонадильи, которой дали жизнь и характер Лазерна, Миссон и другие артисты вместе со знаменитым Мануэлем Гарсией, перед лицом агрессора приобрели героическую окраску. Итальянская опера, так околдовавшая европейские государства, влюбленная в “бель канто”, переманила к себе почти всех испанских композиторов, пока в 1816 году в Мадриде не была дана опера “Итальянка в Алжире” Россини, по случаю бракосочетания Фернанда VII и Изабеллы Португальской. Началом обретения народного чувства в испанской музыке было создание Королевской консерватории музыки и декламации в Мадриде и Лицея в Барселоне, соответственно в 1830 и 1848 гг. В середине века эти две столицы были единственными музыкальными центрами на полуострове в полном смысле этого слова. Только в некоторых важных городах, таких как Бильбао, Валенсия, Севилья и Сарагоса можно было услышать кроме религиозной музыки, некоторые итальянские оперы, обычный репертуар военных оркестров. В Мадриде группа известных музыкантов взяла на себя похвальную инициативу создания артистического движения, которое со временем должно было принести самые лучшие результаты. 23 марта 1861 г. “Артистическо-музыкальное общество взаимопомощи”, основанное маэстро Илларионом Эславой, Рафаэлем Эрнандо и пианистом Хосе Инсенгой, дало свой первый симфонический концерт под руководством дона Хоакино Гастамбибе, в зале Королевской консерватории. В том же году начало свою деятельность “Концертное общество”, основанное Хуаном Гельбенсу, Эмилио Арриэтой и Рафаэлем Эрнандо. В интервалах между симфоническими концертами этого общества в доме Гельбенсу собирались Хесус Монастерио, Перес Лестан-и-Ксрельянос, которые в 1863 году создали “Общество квартетов”, где для круга близких друзей исполнялись квартеты Гайдна, Моцарта и Бетховена. Успех симфонических концертов и частных прослушиваний, которые часто требовали все большее число слушателей, привел к созданию названного общества камерной музыки, дебютировавшего в зале консерватории 1 февраля. Спустя шесть лет Королевская консерватория музыки и декламации под руководством дона Вентуры-де-ла-Вега располагала опытным персоналом преподавателей на кафедре композиции: д. Илларион Эслава и дон Эмилио Ариэтта, гармония; дон Рафаэль Эрнандо, фортепиано; дон Мигель Гальяна и дон Хосе Инсента, сольфеджио; дон Мануэль Гаинса, вокал; дон Бальтазар Сальдони, скрипка; дон Хесус Монастерио, виолончель; дон Хулиан Агирре. Таковы были в Мадриде первые очаги музыкальной пропаганды, которые в противовес царившему увлечению оперой, направляли хороший вкус к более возвышенному чувству; концерту, как чисто аудиторному спектаклю. Одновременно в Барселоне Хосе Ансельма Клаве, музыкант и поэт в народном духе, собирал, руководствуясь порывом, простой народ, в основном рабочих, исполняющих вокальные произведения в ансамбле. В 1845 г. Клаве создал хоровую группу “Аврора”, которая со временем превратилась в хоровое общество “Эутерие”, под общеизвестным названием “Хоры Клаве”. Успех их концертов, которые начались в 1857 г. в “Сазан Эутории” и продолжавшиеся в театре “Елисейские поля” в 1862 г., привлекал сторонников к музыкальному жанру, который через полвека должен был дать в результате прекрасное исполнение “Каталонского Орфея” для смешанных голосов под руководством великого маэстро Луиса Миллета. На маленьких, но оживленных вечерах в честь известных композиторов, также собиралась группа знаменитых музыкантов, достойных соратников тех, кто создал в Мадриде “Концертное общество”. Пропагандистами хорошего вкуса в искусстве были в графском городе Мартинес Имберто, Хуан Батиста Пухоль, Ногес и др. В 1866 г. Хуан Касалитьяна основал “Общество классических концертов”, выступавшее в “Каталонском Прадо”. “Общество квартетов” в Барселоне было основано Клаудио Мартинесом, Имбертом и братьями Косме-у-Хосе Рибера в период Великого поста 1872 г. (в актовом зале барселонского Атенея). Гастроли в Испании таких известных артистов как Лист, Геру, Тальберг, Рубинштейн, Тильмант, Сен-Санс и Аланте, эффективно способствовали созданию и распространению культа божественного искусства. Искусство фортепиано нашло выражение в лице Мартинеса Имберте, Артеаги Парреры, Коста-и-Ногеры и Хуана Батисты Пухоля, ставшего учителем наших знаменитых исполнителей: Альбениса, Гранадоса, Малатса, Виньяса, Каладо и Видиэллы. Этому процветанию музыкального искусства способствовало соглашение между владельцами самых посещаемых кафе города сделать более приятными вечерние и ночные часы. Благодаря соперничеству хозяев этих заведений, в этих кафе можно было услышать Исаака Альбениса, Роберта Гаверну, маэстро Ногеса, Флоренсио Гемберта, Хосе Родореда, маэстро Паррера, Арменгол, Пабло Казальса, маэстро Мильета, Карлоса Перраса и др. 2. СНОВА ИСКУШЕНИЕ ДЬЯВОЛА Время шло, с ним шла пора возмужания, и в душе беспокойного юноши страстно росла жажда новых открытий и впечатлений, должных способствовать развитию и созреванию артистического чувства. Кастельон день ото дня был тесной и монотонной скучной клеткой, решеткой, которая лишала полета его фантазии и честолюбивые устремления. В один из дней 1865 г., не будучи в состоянии сдержать страсть новых открытий и более широких горизонтов, он покинул родительский кров и решительно пустился в путь по Валенсии. Никакой другой рассказ не опишет нам лучше этот интересный эпизод из жизни артиста, отмеченный неизгладимыми чертами его личного темперамента и воли, чем рассказ нашего незабвенного маэстро Висенте Мария де Гильбери, приведенный им в зале Моцарта в Барселоне по случаю XXV годовщины со дня смерти Тарреги. Цитируем: “Он тайно сбежал из дому и пешком, маленькими отрезками, предпринял путь в Валенсию. Спутником в путешествии была гитара, она ему помогала продвигаться вперед, т.к. в гостиницах и постоялых дворах он играл на ней, зарабатывая ночлег и несколько монет. В одном из кафе Валенсии он встретился с группой музыкантов, достойных двора Монипозио. Вспомним, как описывает Сервантес музыкальный состав, соответствующий подобному обществу в следующей сцене: “... и ла Эскаланта, сняв туфлю, стала играть на ней, как на бубне; Гамансиоза взяла метлу из новых пальмовых листьев, которая кстати здесь оказалась, и проводя ей по полу, создавала звук, хотя хилый и грубый, но хорошо согласовавшийся со звуком от туфли. Моникозио разбил блюдо и сделал из него две трещетки, которые между пальцами, легко касаясь друг друга, создавали контрапункт туфле и метле”. Сервантес добавляет: “Ринконете и Кортадильо испугались, видя новое применение метлы. Но не нашлось недостатка и в тех, кто смог оценить этот новый жанр, который так легко было прекратить, такую манеру игры, без ладов, клавиш, струн, совершенно безудержную”. Мы специально привели здесь отрывок из классического произведения, потому что ансамбль из кафе в Валенсии до прибытия нашего героя был не намного лучше; с другой стороны, первый эпизод его артистической карьеры достоин фигурировать в плутовском романе золотого века испанской литературы. Спасти новичка от всякого морального заражения в атмосфере, по выражению Сервантеса, такой потерянной и такой плохой, такой беспокойной, свободной и отделившейся от озорной академии, должна была чудесная музыка. И, к счастью, эти люди, вдохновленные восторженным юношей, начали видеть возможность своего будущего возрождения. Но, оставив предположения и догадки, мы должны констатировать факт, что банда ревниво завладела вновь прибывшим, один из драчунов взял его под особое покровительство и, желая превратить его в настоящего сеньора, отвел юношу к известному портному, чтобы собственным образом одеть его. Естественно, без оплаты счета, т.к. с ними должны были считаться ремесленники, которые хотели жить спокойно во времена, когда злоумышленники оставались ненаказанными. Отец, узнав о местонахождении сына, тоже пешком пришел в Валенсию, где пользуясь своим авторитетом, снова забрал беглеца в родительский дом. Мальчик оказался дома, внешне смирившись; прошло около двух лет до тех пор, пока вновь не возобладало артистическое признание над сыновней признательностью, он снова сбежал в Валенсию, присоединился к своим друзьям, играя им на гитаре, что выслушивалось с фантастическим пылом. Сын графа Парсента, случайно оказавшийся на одном из концертов, был сразу же покорен искусством безбородого музыканта. И, отозвав его в сторону, предложил серьезно заняться музыкой, бежать от этого народника, который в конце концов развратит его. Граф обещал заинтересовать своего отца, чтобы он оказал ему протекцию. На это граф согласился с условием, что протеже будет жить во дворце, где он оборудовал для мальчика мансарду. Радостный юноша обосновался там, но его так называемые друзья, несогласные потерять его, толпой приходили в дом графа, (в котором раньше не бывало столько народу), чтобы послушать мальчика. Граф, обеспокоенный этими неожиданными посетителями, поставил перед ним следующую дилемму: либо отказаться от такой дружбы, либо сразу оставить его дом. Юноша, уже не в силах отказаться от кружка своих безусловных почитателей, принял второе решение, но с его принятием исчезла всякая надежда на протекцию. Со своей стороны добавим, что во все дни, проведенные под покровительством вельможи и благодаря его личному вмешательству, Таррега смог продолжить свои занятия на фортепиано, начатые ранее в Кастельоне. До того, как покинуть дом графа или после этого, в окружении свиты таких мошенников, как Эсминель-де-Севилья, произошла сцена, которую рассказал нам сам маэстро и которую из-за ее анекдотичности уместно привести. Один из членов группы однажды вздумал предложить товарищам турне в одно из живописных мест в горах недалеко от Валенсии, с двойной целью: во-первых, съесть обильный обед с вином, затем предаться отдыху под небесным сводом под прекрасные звуки гитары. Идея была с удовольствием принята, и прогулка состоялась с заранее намеченным планом. Закончив обед и сказав все протокольные речи с красноречием и хорошим настроением, Тарреге предложили взять гитару. Он начал, как обычно импровизировать по своему вкусу. Прошло немного времени, начал исчезать последний дневной свет, наступала ночь, когда силуэт, похожий на человеческий, странного вида, одетый в плащ и с мушкетом на плече, с головой, повязанной платком и пистолетом у пояса, нарисовался на фоне неба и медленно направился к группе. Хотя все и видели, что он подошел, никто не удивился, за исключением Тарреги, руки которого свело ледяным холодом. “Продолжай, друг, продолжай!..,” - сказал ему пришедший спокойным и ласковым голосом. И, обращаясь к другим, добавил: “Хорошие руки у юноши”. Некоторые из присутствующих обменялись с мужчиной несколькими словами, Таррега же тихо спросил своего соседа: “Кто это?” Друг назвал ему имя известного в то время бандита, державшего в страхе весь район. Вновь пришедшего пригласили составить мнение об умении маленького артиста, он занял лучшее место в кругу и стал слушать. Таррега, поборов волнение от появления незнакомца, вдохновленный огромным спокойствием и величавостью окружавшего их прелестного пейзажа, чудесно играл на гитаре, пока не наступила ночь. Прощаясь, бандит захотел щедро отблагодарить маленького артиста за доставленное удовольствие и вложил ему в руку золотую монету. О личности этого бандита определенного мнения нет. В те времена войн и восстаний, такие личности были нередки, они преследовались законом и сбегали в горы. Вооруженные до зубов, они жили грабежом и разбоем, не останавливаясь даже перед преступлением. Некоторые хотели идентифицировать его со знаменитым “Курносым из Челки”, который верховодил в этом районе в то время. Народная молва описывает этого человека как ловкого, сильного, жизнерадостного, хитрого, как лиса и жестокого, как кошка. Но “Курносому” было далеко до изощренного садизма другой “владычицы гор”, красивой и жестокой, которая редко грабила путников, чтобы затем не отнять у них жизнь. Если кто-нибудь и оставался жить, то ненадолго. Это было только время, пока его вели горами к скрытому убежищу, услаждали неожиданными яствами и удовольствиями и затем благодарили его, как благодарила своих любовников Мария Бургундская. 3. БУРРИАНА Врожденный артистический темперамент Тарреги не мог примириться с душной социальной атмосферой Валенсии. С другой стороны, экономические трудности и энергичные действия отца продолжали давить на его душу, в конце концов давая благотворную реакцию на его волю. Наконец, он решил положить конец опасным приключениям и вернуться под отчий кров. Дом он нашел в плачевном состоянии. Надо было как-то добывать средства для семьи, а Кастельон не был городом, где представлялись бы широкие возможности для артиста. Несколько концертов гитары, данные Таррегой в некоторых важных центрах провинции: Винарос, Сегорбе и др., на некоторое время облегчили тяжелое положение семьи. Но надо было принять более основательное решение. Для этого представился случай: в Бурриане казино осталось без пианиста. Таррега с согласия отца получил это место. Бурриана и Вильяреаль - два поселка-близнеца в пышном саду апельсиновых деревьев на Равнине. Среди полей и вдоль ручьев, как белые арабески на зелено-красном ковре, вьются извилистые тропинки. Дорога от Буррианы до Трао, густо засаженная кипарисами, от поселка к морю в лунные ночи кажется сказкой, зазвучавшей в действительности. Жители этого района так и лучатся щедростью, женщины их выделяются физической красотой, выразительностью, благородством и привлекательностью поведения. В этом райском уголке у каждого вида искусств были верные почитатели. Мировые знаменитости в области музыки, посещавшие Испанию, известные квартеты и оркестры, которые не могла увидеть публика других городов, в разное время посещали Бурриану благодаря инициативе и щедрости ее жителей. В такой творческой атмосфере в душе Тарреги начало пробуждаться общее понимание музыки, жизни, объединяющее дух и материю в нетерпеливом стремлении. Он поселился в доме № 8 на улице Сан Хоакино; поднявшись утром, он брал гитару и работал до обеда. Быстро пообедав, он направлялся в “Казино Буррианы”, чтобы встретиться там с друзьями, приходившими на чашку кофе, садился за фортепиано и играл каждый день в течении часа. Закончив работу, он посвящал, сколько это было необходимо, ученикам и затем возвращался домой. И снова занятия на гитаре до ужина. Затем он снова выступал как пианист, на этот раз в “Кафе Санатер”. Часто перед сном он снова брал гитару, подкладывал носовой платок под струны около кобылки, чтобы уменьшить силу звука и продолжал занятия, Бывали случаи, когда он, чтобы не заснуть, продолжал заниматься, поставив ноги в таз с холодной водой. У него это были моменты молодости, когда страсть усовершенствоваться в чем-либо, совершенно далекая от каких-либо выгод, которые пришпоривают волю и волнуют чувства. Эта страсть поощряет волю к победе за овладение такой сложной материей, как техника игры на инструменте, но также и удовольствие с любовью слить дух искусства с собственным духом. Разговор интимный, благородный и неуловимый, украшающий жизнь и возвышающий душу... Под его пальцами этюды Агуадо, произведения Сора, Аркаса, очень актуальные в мире гитары того времени, чередовались с произведениями для фортепиано, которые нравились публике в кафе. И в этой борьбе для художника между тем, к чему стремится душа и чего требует жизнь, была компенсирующая взаимность утверждающей музыкальности для гитариста и выразительной чувствительности для пианиста. Таким образом, артистические качества Тарреги приобретали более высокий уровень по сравнению с уровнем современников. 4. МЕЦЕНАТ КАНЕССИ По всей Бурриане быстро распространилась слава о Тарреге, как о пианисте и гитаристе. Очень скоро вокруг него образовался круг друзей, почитателей и учеников. В них были представлены все социальные прослойки городка, в котором царили самые разнообразные художественные вкусы. В этом кружке вращался и дон Антонио Канесса Мензайас, богатый торговец и землевладелец, который был покорен исключительным дарованием молодого артиста и предложил ему безусловное и щедрое покровительство. Благодаря любезности донны Долорес и донны Вирхинии Альмела, потомков д. Антонио Канесси и доброте человека, представившего меня им, моего друга дона Франсиско Энрике, мы смогли увидеть бюст благородного мецената на портрете, на котором особенно ярко дана его мужественная голова с выражением величавости, ума и симпатии. Рядом с этой фотографией мы увидели фотографию маэстро, подписанную им покровителю, в 1885 г. со следующим посвящением: “Моему благородному и любимому другу дону Антонио Канесси”, Ф. Таррега, Барна, 85. Как и большинство богатых людей Леванте, г-н Канесса занимался оптовой продажей апельсинов в Англию. Каждый год он некоторое время проводил как в этой местности, так и в Андалузии, особенно в Севилье. Это был страстный любитель музыки. Ему посчастливилось приобрести ценную скрипку Кремони, но один бессовестный человек, которому он доверился и дал на некоторое время инструмент, заменил его на гитару с обычными, если не сказать плохими, свойствами. От своего единственного брака у него было две дочери: одна из них вышла замуж за дона Антонио Альмеду, отца вышеупомянутых сеньор, другая по имени Консуэло всегда жила с отцом. В 1885 г. в одно из своих путешествий в Лондон, г-н Канесса заболел, когда проезжал через Барселону и неожиданно скончался в этом городе 11 октября, как жертва пагубной эпидемии холеры, унесшей много человеческих жизней в Каталонии и вообще в Испании. Из-за несчастья его дочь Консуэла вступила в орден кармелиток. жүктеу/скачать 0.98 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|