ГЛАВА II
About half way between West Egg and New York the motor road hastily joins the railroad and runs beside it for a quarter of a mile, so as to shrink away from a certain desolate area of land. This is a valley of ashes—a fantastic farm where ashes grow like wheat into ridges and hills and grotesque gardens; where ashes take the forms of houses and chimneys and rising smoke and, finally, with a transcendent effort, of men who move dimly and already crumbling through the powdery air. Occasionally a line of gray cars crawls along an invisible track, gives out a ghastly creak, and comes to rest, and immediately the ash-gray men swarm up with leaden spades and stir up an impenetrable cloud, which screens their obscure operations from your sight.
|
Почти на полпути между Уэст-Эггом и Нью-Йорком шоссе подбегает к железной дороге и с четверть мили бежит с нею рядом, словно хочет обогнуть стороной угрюмый пустырь. Это настоящая Долина Шлака — призрачная нива, на которой шлак всходит как пшеница, громоздится холмами, сопками, раскидывается причудливыми садами; перед вами возникают шлаковые дома, трубы, дым, поднимающиеся к небу, и, наконец, если очень напряженно вглядеться, можно увидеть шлаково-серых человечков, которые словно расплываются в пыльном тумане. А то вдруг по невидимым рельсам выползет вереница серых вагонеток и с чудовищным лязгом остановится, и сейчас же шлаковые человечки закопошатся вокруг с лопатами и поднимут такую густую тучу пыли, что за ней уже не разглядеть, каким они там заняты таинственным делом.
|
But above the gray land and the spasms of bleak dust which drift endlessly over it, you perceive, after a moment, the eyes of Doctor T. J. Eckleburg. The eyes of Doctor T. J. Eckleburg are blue and gigantic—their irises are one yard high. They look out of no face, but, instead, from a pair of enormous yellow spectacles which pass over a nonexistent nose. Evidently some wild wag of an oculist set them there to fatten his practice in the borough of Queens, and then sank down himself into eternal blindness, or forgot them and moved away. But his eyes, dimmed a little by many paintless days, under sun and rain, brood on over the solemn dumping ground.
|
Но проходит минута-другая, и над этой безотрадной землей, над стелющимися над ней клубами серой пыли вы различаете глаза доктора Т. Дж. Эклберга. Глаза доктора Эклберга голубые и огромные — их радужная оболочка имеет метр в ширину. Они смотрят на вас не с человеческого лица, а просто сквозь гигантские очки в желтой оправе, сидящие на несуществующем носу. Должно быть, какой-то фантазер-окулист из Квинса установил их тут в надежде на расширение практики, а потом сам отошел в край вечной слепоты или переехал куда-нибудь, позабыв свою выдумку. Но глаза остались, и, хотя краска немного слиняла от дождя и солнца и давно уже не подновлялась, они и сейчас все так же грустно созерцают мрачную свалку.
|
The valley of ashes is bounded on one side by a small foul river, and, when the drawbridge is up to let barges through, the passengers on waiting trains can stare at the dismal scene for as long as half an hour. There is always a halt there of at least a minute, and it was because of this that I first met Tom Buchanan's mistress.
|
С одной стороны Долина Шлака упирается в сильно загаженную речонку, и, когда мост на ней разведен для пропуска барж, пассажирам местного поезда приходится иной раз битых полчаса любоваться унылым пейзажем. Задержка бывает здесь всегда, хотя бы на минуту, и благодаря этому я познакомился с любовницей Тома Бьюкенена.
|
The fact that he had one was insisted upon wherever he was known. His acquaintances resented the fact that he turned up in popular restaurants with her and, leaving her at a table, sauntered about, chatting with whomsoever he knew. Though I was curious to see her, I had no desire to meet her—but I did. I went up to New York with Tom on the train one afternoon, and when we stopped by the ashheaps he jumped to his feet and, taking hold of my elbow, literally forced me from the car.
"We're getting off," he insisted. "I want you to meet my girl."
|
О том, что у него есть любовница, говорили с уверенностью всюду, где только его знали. Возмущенно рассказывали, что он появляется с нею в модных кафе и, оставив ее за столиком, расхаживает по всему залу, окликая знакомых. Мне было любопытно на нее посмотреть, но знакомиться с нею я вовсе не хотел — однако пришлось. Как-то мы с Томом вместе ехали поездом в Нью-Йорк, и, когда поезд остановился у шлаковых куч, Том вдруг вскочил и, схватив меня под руку, буквально вытащил из вагона.
— Сойдем здесь, — настаивал он. — Я хочу познакомить тебя с моей приятельницей.
|
I think he'd tanked up a good deal at luncheon, and his determination to have my company bordered on violence. The supercilious assumption was that on Sunday afternoon I had nothing better to do.
|
Он, должно быть, изрядно хватил за завтраком и, вздумав провести день в моем обществе, готов был осуществить свое намерение хотя бы силой. Ему даже в голову не приходило, что у меня могут быть другие планы на воскресенье.
|
I followed him over a low whitewashed railroad fence, and we walked back a hundred yards along the road under Doctor Eckleburg's persistent stare. The only building in sight was a small block of yellow brick sitting on the edge of the waste land, a sort of compact Main Street ministering to it, and contiguous to absolutely nothing. One of the three shops it contained was for rent and another was an all-night restaurant, approached by a trail of ashes; the third was a garage—Repairs. GEORGE B. WILSON. Cars bought and sold.—and I followed Tom inside.
|
Следуя за ним, я перебрался через невысокую беленую стену, ограждавшую железнодорожные пути, и под пристальным взглядом доктора Эклберга мы прошли шагов сто в обратную сторону. Кругом не было видно никаких признаков жилья, кроме трех кирпичных строений, вытянувшихся в ряд на краю пустыря, — этакая Главная улица в миниатюре, которая никуда не вела и ни с чем не пересекалась. В одном было торговое помещение, которое сейчас пустовало, в другом — ресторанчик, открытый круглые сутки, третье занимал гараж с вывеской: "Джордж Уилсон. Автомобили. Покупка, продажа и ремонт". Сюда мы и вошли.
|
The interior was unprosperous and bare; the only car visible was the dust-covered wreck of a Ford which crouched in a dim corner. It had occurred to me that this shadow of a garage must be a blind, and that sumptuous and romantic apartments were concealed overhead, when the proprietor himself appeared in the door of an office, wiping his hands on a piece of waste. He was a blond, spiritless man, anaemic, and faintly handsome. When he saw us a damp gleam of hope sprang into his light blue eyes.
|
Внутри было голо и убого; только в полутемном углу приткнулся поломанный "форд". Мне вдруг представилось, что этот гараж без машин — просто маскировка, отвод глаз, а над ним, должно быть, скрываются таинственные роскошные апартаменты; но тут из бокового закутка, служившего конторой, выглянул сам хозяин, вытирая ветошью руки. Это был рыхлый вялый блондин анемичной, но, в общем, довольно приятной внешности. При виде нас в его голубых глазах заиграл влажный отсвет надежды.
|
"Hello, Wilson, old man," said Tom, slapping him jovially on the shoulder. "How's business?"
"I can't complain," answered Wilson unconvincingly. "When are you going to sell me that car?"
"Next week; I've got my man working on it now."
"Works pretty slow, don't he?"
"No, he doesn't," said Tom coldly. "And if you feel that way about it, maybe I'd better sell it somewhere else after all."
"I don't mean that," explained Wilson quickly. "I just meant——"
|
— Привет, Уилсон, дружище, — сказал Том, весело хлопнув его по плечу. — Как делишки?
— Жаловаться не могу, — отвечал Уилсон не слишком уверенным тоном. — Когда же вы продадите мне ту машину?
— На той неделе; мой шофер ее приводит в порядок.
— Мне кажется, он не очень спешит.
— А мне не кажется, — холодно отрезал Том — Если вы не хотите ждать, я, в конце концов, могу продать ее и в другом месте.
— Нет, нет, что вы, — испугался Уилсон. — Вы меня не так поняли, я просто...
|
His voice faded off and Tom glanced impatiently around the garage. Then I heard footsteps on a stairs, and in a moment the thickish figure of a woman blocked out the light from the office door. She was in the middle thirties, and faintly stout, but she carried her surplus flesh sensuously as some women can. Her face, above a spotted dress of dark blue crepe-de-chine, contained no facet or gleam of beauty, but there was an immediately perceptible vitality about her as if the nerves of her body were continually smouldering. She smiled slowly and, walking through her husband as if he were a ghost, shook hands with Tom, looking him flush in the eye. Then she wet her lips, and without turning around spoke to her husband in a soft, coarse voice:
|
Конец фразы как-то заглох. Том в это время нетерпеливо оглядывался по сторонам. На лестнице вдруг послышались шаги, и через минуту плотная женская фигура загородила свет, падавший из закутка. Женщина была лет тридцати пяти, с наклонностью к полноте, но она несла свое тело с той чувственной повадкой, которая свойственна некоторым полным женщинам. В лице, оттененном синим в горошек крепдешиновым платьем, не было ни одной красивой или хотя бы правильной черты, но от всего ее существа так и веяло энергией жизни, словно в каждой жилочке тлел готовый вспыхнуть огонь. Она неспешно улыбнулась и, пройдя мимо мужа, точно это был не человек, а тень, подошла к Тому и поздоровалась с ним за руку, глядя ему в глаза. Потом облизнула губы и, не поворачивая головы, сказала мужу грудным, хрипловатым голосом:
|
"Get some chairs, why don't you, so somebody can sit down."
"Oh, sure," agreed Wilson hurriedly, and went toward the little office, mingling immediately with the cement color of the walls. A white ashen dust veiled his dark suit and his pale hair as it veiled everything in the vicinity—except his wife, who moved close to Tom.
"I want to see you," said Tom intently. "Get on the next train."
"All right."
"I'll meet you by the news-stand on the lower level." She nodded and moved away from him just as George Wilson emerged with two chairs from his office door.
|
— Принес бы хоть стулья, людям присесть негде.
— Сейчас, сейчас. — Уилсон торопливо кинулся к своему закутку и сразу пропал на беловатом фоне стены. Налет шлаковой пыли выбелил его темный костюм и бесцветные волосы, как и все кругом, — только на женщине, стоявшей теперь совсем близко к Тому, не был заметен этот налет.
— Ты мне нужна сегодня, — властно сказал Том. — Едем следующим поездом.
— Хорошо.
— Встретимся внизу, на перроне, у газетного киоска.
Она кивнула и отошла — как раз в ту минуту, когда в дверях показался Уилсон, таща два стула.
|
We waited for her down the road and out of sight. It was a few days before the Fourth of July, and a gray, scrawny Italian child was setting torpedoes in a row along the railroad track.
"Terrible place, isn't it," said Tom, exchanging a frown with Doctor Eckleburg.
"Awful."
"It does her good to get away."
"Doesn't her husband object?"
"Wilson? He thinks she goes to see her sister in New York. He's so dumb he doesn't know he's alive."
|
Мы подождали ее на шоссе, отойдя настолько, чтобы нас не было видно. Приближался праздник Четвертого июля, и тщедушный мальчишка-итальянец с серым лицом раскладывал вдоль железнодорожного полотна сигнальные петарды.
— Ужасная дыра, верно? — сказал Том, неодобрительно переглянувшись с доктором Эклбергом.
— Да, хуже не придумаешь.
— Вот она и рада бывает проветриться.
— А муж — ничего?
— Уилсон? Считается, что она ездит в Нью-Йорк к сестре в гости. Да он такой олух, не замечает даже, что живет на свете.
|
So Tom Buchanan and his girl and I went up together to New York—or not quite together, for Mrs. Wilson sat discreetly in another car. Tom deferred that much to the sensibilities of those East Eggers who might be on the train.
|
Так случилось, что Том Бьюкенен, его дама и я вместе отправились в Нью-Йорк, — впрочем, не совсем вместе: приличия ради мисс Уилсон ехала в другом вагоне. Со стороны Тома это была уступка щепетильности тех обитателей Уэст-Эгга, которые могли оказаться в поезде.
|
She had changed her dress to a brown figured muslin, which stretched tight over her rather wide hips as Tom helped her to the platform in New York. At the news-stand she bought a copy of TOWN TATTLE. and a moving-picture magazine, and in the station drug-store some cold cream and a small flask of perfume. Up-stairs, in the solemn echoing drive she let four taxicabs drive away before she selected a new one, lavender-colored with gray upholstery, and in this we slid out from the mass of the station into the glowing sunshine. But immediately she turned sharply from the window and, leaning forward, tapped on the front glass.
|
Она переоделась, и на ней теперь было платье из коричневого в разводах муслина, туго натянувшееся на ее широковатых бедрах, когда Том помогал ей выйти из вагона на Пенсильванском вокзале. В газетном киоске она купила киножурнал и номер "Таун Тэттл", а у аптекарского прилавка — кольдкрем и флакончик духов. Наверху, в гулком полумраке крытого въезда, она пропустила четыре такси и остановила свой выбор только на пятом — новеньком автомобиле цвета лаванды, с серой обивкой, который наконец вывез нас из громады вокзала на залитую солнцем улицу. Но не успели мы отъехать, как она, резко откинувшись от окна, застучала в стекло шоферу.
|
"I want to get one of those dogs," she said earnestly. "I want to get one for the apartment. They're nice to have—a dog."
We backed up to a gray old man who bore an absurd resemblance to John D. Rockefeller. In a basket swung from his neck cowered a dozen very recent puppies of an indeterminate breed.
"What kind are they?" asked Mrs. Wilson eagerly, as he came to the taxi-window.
"All kinds. What kind do you want, lady?"
|
— Хочу такую собачку, — потребовала она — Пусть у нас в квартирке живет собачка. Это так уютно.
Шофер дал задний ход, и мы поравнялись с седым стариком, до нелепости похожим на Джона Д. Рокфеллера. На груди у него висела корзина, в которой копошилось с десяток новорожденных щенков неопределенной масти.
— Это что за порода? — деловито осведомилась миссис Уилсон, как только старик подошел к машине.
— Всякая есть. Вам какая требуется, мадам?
|
"I'd like to get one of those police dogs; I don't suppose you got that kind?"
The man peered doubtfully into the basket, plunged in his hand and drew one up, wriggling, by the back of the neck.
"That's no police dog," said Tom.
"No, it's not exactly a polICE dog," said the man with disappointment in his voice. "It's more of an Airedale." He passed his hand over the brown wash-rag of a back. "Look at that coat. Some coat. That's a dog that'll never bother you with catching cold."
|
— Мне бы хотелось немецкую овчарку. Такой у вас, наверно, нет?
Старик с сомнением глянул в свою корзину, запустил туда руку и вытащил за загривок барахтающуюся собачонку.
— Это не немецкая овчарка, — сказал Том.
— Да, пожалуй что не совсем, — огорченно согласился старик. — Это скорее эрдельтерьер — Он провел рукой по коричневой, словно бобриковой спинке — Вы посмотрите, шерсть какая. Богатая шерсть. Уж эту собаку вам не придется лечить от простуды.
|
"I think it's cute," said Mrs. Wilson enthusiastically. "How much is it?"
"That dog?" He looked at it admiringly. "That dog will cost you ten dollars."
The Airedale—undoubtedly there was an Airedale concerned in it somewhere, though its feet were startlingly white—changed hands and settled down into Mrs. Wilson's lap, where she fondled the weather-proof coat with rapture.
|
— Она дуся! — восторженно объявила миссис Уилсон. — Сколько вы за нее хотите?
— За эту собаку? — Он окинул щенка восхищенным взглядом — Эта собака вам обойдется в десять долларов.
Эрдельтерьер — среди его предков, несомненно, был и эрдельтерьер, несмотря на подозрительно белые лапы, — перекочевал на колени к миссис Уилсон, которая с упоением принялась гладить морозоустойчивую шерсть.
|
"Is it a boy or a girl?" she asked delicately.
"That dog? That dog's a boy."
"It's a bitch," said Tom decisively. "Here's your money. Go and buy ten more dogs with it."
We drove over to Fifth Avenue, so warm and soft, almost pastoral, on the summer Sunday afternoon that I wouldn't have been surprised to see a great flock of white sheep turn the corner.
|
— А это мальчик или девочка? — деликатно осведомилась она.
— Эта собака? Эта собака — мальчик.
— Сука это, — уверенно сказал Том — Вот деньги, держите. Можете купить на них еще десяток щенков.
Мы выехали на Пятую авеню, такую тихую, мирную, почти пасторально-идиллическую в этот теплый воскресный день, что я не удивился бы, если б из-за угла вдруг появилось стадо белых овечек.
|
"Hold on," I said, "I have to leave you here."
"No, you don't," interposed Tom quickly.
"Myrtle'll be hurt if you don't come up to the apartment. Won't you, Myrtle?"
"Come on," she urged. "I'll telephone my sister Catherine. She's said to be very beautiful by people who ought to know."
"Well, I'd like to, but——"
|
— Остановите-ка на минуту, — сказал я. — Здесь я вас должен покинуть.
— Ну уж нет, — запротестовал Том — Миртл обидится, если ты не посмотришь ее квартирку. Правда, Миртл?
— Поедемте с нами, — попросила миссис Уилсон. — Я позвоню Кэтрин. Это моя сестра, она красавица — так говорят люди понимающие.
— Я бы с удовольствием, но..
|
We went on, cutting back again over the Park toward the West Hundreds. At 158th Street the cab stopped at one slice in a long white cake of apartment-houses. Throwing a regal homecoming glance around the neighborhood, Mrs. Wilson gathered up her dog and her other purchases, and went haughtily in.
"I'm going to have the McKees come up," she announced as we rose in the elevator. "And, of course, I got to call up my sister, too."
|
Мы покатили дальше, пересекли парк и выехали к западным Сотым улицам. Вдоль Сто пятьдесят восьмой длинным белым пирогом протянулись одинаковые многоквартирные дома. У одного из ломтиков этого пирога мы остановились. Оглядевшись по сторонам с видом королевы, возвращающейся в родную столицу, миссис Уилсон подхватила щенка и прочие свои покупки и величественно проследовала в дом.
— Позвоню Мак-Ки, пусть они тоже зайдут, — говорила она, пока мы поднимались в лифте. — И не забыть сразу же вызвать Кэтрин.
|
The apartment was on the top floor—a small living-room, a small dining-room, a small bedroom, and a bath. The living-room was crowded to the doors with a set of tapestried furniture entirely too large for it, so that to move about was to stumble continually over scenes of ladies swinging in the gardens of Versailles. The only picture was an over-enlarged photograph, apparently a hen sitting on a blurred rock. Looked at from a distance, however, the hen resolved itself into a bonnet, and the countenance of a stout old lady beamed down into the room. Several old copies of TOWN TATTLE. lay on the table together with a copy of SIMON CALLED PETER, and some of the small scandal magazines of Broadway. Mrs. Wilson was first concerned with the dog. A reluctant elevator-boy went for a box full of straw and some milk, to which he added on his own initiative a tin of large, hard dog-biscuits—one of which decomposed apathetically in the saucer of milk all afternoon. Meanwhile Tom brought out a bottle of whiskey from a locked bureau door.
|
Квартирка находилась под самой крышей — маленькая гостиная, маленькая столовая, маленькая спаленка и ванная комната. Гостиная была заставлена от двери до двери чересчур громоздкой для нее мебелью с гобеленовой обивкой, так что нельзя было ступить шагу, чтобы не наткнуться на группу прелестных дам, раскачивающихся на качелях в Версальском парке. Стены были голые, если не считать непомерно увеличенной фотографии, изображавшей, по-видимому, курицу на окутанной туманом скале. Стоило, впрочем, отойти подальше, как курица оказывалась вовсе не курицей, а шляпкой, из-под которой добродушно улыбалась почтенная старушка с пухленькими щечками. На столе валялись вперемешку старые номера "Таун Тэттл", томик, озаглавленный "Симон, называемый Петром", и несколько журнальчиков из тех, что питаются скандальной хроникой Бродвея. Миссис Уилсон, войдя, прежде всего занялась щенком. Мальчик-лифтер с явной неохотой отправился добывать ящик с соломой и молоко; к этому он, по собственной инициативе, добавил жестянку больших твердокаменных собачьих галет — одна такая галета потом до самого вечера уныло кисла в блюдечке с молоком. Пока шли все эти хлопоты, Том отпер дверцу секретера и извлек оттуда бутылку виски.
|
I have been drunk just twice in my life, and the second time was that afternoon; so everything that happened has a dim, hazy cast over it, although until after eight o'clock the apartment was full of cheerful sun. Sitting on Tom's lap Mrs. Wilson called up several people on the telephone; then there were no cigarettes, and I went out to buy some at the drugstore on the corner. When I came back they had disappeared, so I sat down discreetly in the living-room and read a chapter of SIMON CALLED PETER.—either it was terrible stuff or the whiskey distorted things, because it didn't make any sense to me.
|
Я только два раза в жизни напивался пьяным; это и был второй раз. Поэтому все происходящее после я видел сквозь мутную дымку, хотя квартира часов до восьми, по крайней мере, была залита солнцем. Миссис Уилсон, усевшись к Тому на колени, без конца звонила кому-то по телефону; потом выяснилось, что нечего курить, и я пошел купить сигареты. Когда я вернулся, в гостиной никого не было; я скромно уселся в уголке и прочел целую главу из "Симона, называемого Петром" — но одно из двух: или это страшная чушь, или в голове у меня путалось после выпитого виски, — во всяком случае, я ровно ничего не мог понять.
|
Just as Tom and Myrtle (after the first drink Mrs. Wilson and I called each other by our first names) reappeared, company commenced to arrive at the apartment-door.
|
Потом Том и Миртл (мы с миссис Уилсон после первой рюмки стали звать друг друга запросто по имени) вернулись в гостиную; вскоре появились и гости.
|
The sister, Catherine, was a slender, worldly girl of about thirty, with a solid, sticky bob of red hair, and a complexion powdered milky white. Her eye-brows had been plucked and then drawn on again at a more rakish angle, but the efforts of nature toward the restoration of the old alignment gave a blurred air to her face. When she moved about there was an incessant clicking as innumerable pottery bracelets jingled up and down upon her arms. She came in with such a proprietary haste, and looked around so possessively at the furniture that I wondered if she lived here. But when I asked her she laughed immoderately, repeated my question aloud, and told me she lived with a girl friend at a hotel.
|
Кэтрин, сестра хозяйки, оказалась стройной, видавшей виды девицей лет тридцати с напудренным до молочной белизны лицом под густой шапкой рыжих, коротко остриженных волос. Брови у нее были выщипаны дочиста и потом наведены снова под более залихватским углом; но стремление природы вернуться к первоначальному замыслу придавало некоторую расплывчатость ее чертам. Каждое ее движение сопровождалось позвякиванием многочисленных керамических браслетов, скользивших по обнаженным рукам. Она вошла в комнату таким быстрым, уверенным шагом и так по-хозяйски оглядела всю мебель, что я подумал, — может быть, она и живет здесь. Но когда я ее спросил об этом, она расхохоталась и неумеренно громко повторила вслух мой вопрос и потом сказала, что снимает номер в отеле, вдвоем с подругой.
|
Mr. McKee was a pale, feminine man from the flat below. He had just shaved, for there was a white spot of lather on his cheekbone, and he was most respectful in his greeting to every one in the room. He informed me that he was in the "artistic game," and I gathered later that he was a photographer and had made the dim enlargement of Mrs. Wilson's mother which hovered like an ectoplasm on the wall. His wife was shrill, languid, handsome, and horrible. She told me with pride that her husband had photographed her a hundred and twenty-seven times since they had been married.
|
Мистер Мак-Ки, сосед снизу, был бледный женоподобный человек. Он, как видно, только что брился: на щеке у него засох клочок мыльной пены. Войдя, он долго и изысканно вежливо здоровался с каждым из присутствующих. Мне он объяснил, что принадлежит к "миру искусства"; как я узнал потом, он был фотографом, и это его творением был увеличенный портрет матери миссис Уилсон, точно астральное тело парившей на стене гостиной. Жена его была томная, красивая мегера с пронзительным голосом. Она гордо поведала мне, что со дня их свадьбы муж сфотографировал ее сто двадцать семь раз.
|
Mrs. Wilson had changed her costume some time before, and was now attired in an elaborate afternoon dress of cream-colored chiffon, which gave out a continual rustle as she swept about the room. With the influence of the dress her personality had also undergone a change. The intense vitality that had been so remarkable in the garage was converted into impressive hauteur. Her laughter, her gestures, her assertions became more violently affected moment by moment, and as she expanded the room grew smaller around her, until she seemed to be revolving on a noisy, creaking pivot through the smoky air.
|
Миссис Уилсон еще раньше успела переодеться — на ней теперь был очень нарядный туалет из кремового шифона, шелестевший, когда она расхаживала по комнате. Переменив платье, она и вся стала как будто другая. Та кипучая энергия жизни, которая днем, в гараже, так поразила меня, превратилась в назойливую спесь. Смех, жесты, разговор — все в ней с каждой минутой становилось жеманнее; казалось, гостиная уже не вмещает ее развернувшуюся особу, и в конце концов она словно бы закружилась в дымном пространстве на скрипучем, лязгающем стержне.
|
"My dear," she told her sister in a high, mincing shout, "most of these fellas will cheat you every time. All they think of is money. I had a woman up here last week to look at my feet, and when she gave me the bill you'd of thought she had my appendicitis out."
"What was the name of the woman?" asked Mrs. McKee.
"Mrs. Eberhardt. She goes around looking at people's feet in their own homes."
"I like your dress," remarked Mrs. McKee, "I think it's adorable."
|
— Ах, милая, — говорила она сестре, неестественно повысив голос, — вся эта публика только и смотрит, как бы тебя обобрать. У меня тут на прошлой неделе была женщина, приводила мне ноги в порядок, — так ты бы видела ее счет! Можно было подумать, что она мне удалила {аппендицит}.
— А как ее фамилия, этой женщины? — спросила миссис Мак-Ки.
— Миссис Эберхардт. Она ходит на дом приводить клиентам ноги в порядок.
— Мне очень нравится ваше платье, — сказала миссис Мак-Ки. — Прелесть.
|
Mrs. Wilson rejected the compliment by raising her eyebrow in disdain.
"It's just a crazy old thing," she said. "I just slip it on sometimes when I don't care what I look like."
"But it looks wonderful on you, if you know what I mean," pursued Mrs. McKee. "If Chester could only get you in that pose I think he could make something of it."
|
Миссис Уилсон отклонила комплимент, презрительно подняв брови.
— Это такое старье, — сказала она. — Я его еще иногда надеваю, ну просто, когда мне все равно, как я выгляжу.
— Нет, как хотите, а оно вам очень идет, — не уступала миссис Мак-Ки. — Если бы Честер мог снять вас в такой позе, я уверена, это было бы нечто.
|
We all looked in silence at Mrs. Wilson, who removed a strand of hair from over her eyes and looked back at us with a brilliant smile. Mr. McKee regarded her intently with his head on one side, and then moved his hand back and forth slowly in front of his face.
"I should change the light," he said after a moment. "I'd like to bring out the modelling of the features. And I'd try to get hold of all the back hair."
|
Мы все молча уставились на миссис Уилсон, а она, откинув со лба выбившуюся прядь, отвечала нам ослепительной улыбкой. Мистер Мак-Ки внимательно посмотрел на нее, склонив голову набок, потом протянул руку вперед, убрал и опять протянул вперед.
— Я бы только дал другое освещение, — сказал он, помолчав немного. — Чтобы лучше выделить лепку лица. И я бы постарался, чтобы вся масса волос попала в кадр.
|
"I wouldn't think of changing the light," cried Mrs. McKee. "I think it's——"
Her husband said "SH!" and we all looked at the subject again, whereupon Tom Buchanan yawned audibly and got to his feet.
"You McKees have something to drink," he said. "Get some more ice and mineral water, Myrtle, before everybody goes to sleep."
|
— Вот уж нипочем бы не стала менять освещение! — воскликнула миссис Мак-Ки. — По-моему, это как раз...
— Ш-шш! — одернул ее муж, и мы снова сосредоточились на своем объекте, но тут Том Бьюкенен, шумно зевнув, поднялся на ноги.
— Вы бы лучше выпили чего-нибудь, почтенные супруги, — сказал он. — Миртл, добавь льду и содовой, пока все тут у тебя не заснули.
|
"I told that boy about the ice." Myrtle raised her eyebrows in despair at the shiftlessness of the lower orders. "These people! You have to keep after them all the time."
She looked at me and laughed pointlessly. Then she flounced over to the dog, kissed it with ecstasy, and swept into the kitchen, implying that a dozen chefs awaited her orders there.
|
— Я уже приказала мальчишке насчет льда. — Миртл приподняла брови в знак своего возмущения нерадивостью черни. — Это такая публика! За ними просто нужно ходить следом.
Она взглянула на меня и ни с того ни с сего засмеялась. Потом схватила щенка, восторженно чмокнула его и вышла на кухню с таким видом, словно дюжина поваров ожидала там ее распоряжений.
|
"I've done some nice things out on Long Island," asserted Mr. McKee.
Tom looked at him blankly.
"Two of them we have framed down-stairs."
"Two what?" demanded Tom.
"Two studies. One of them I call MONTAUK POINT—THE GULLS, and the other I call MONTAUK POINT—THE SEA."
|
— У меня на Лонг-Айленде кое-что неплохо получилось, — с апломбом произнес мистер Мак-Ки.
Том недоуменно воззрился на него.
— Две вещи даже висят у нас дома.
— Какие вещи? — спросил Том.
— Два этюда. Один я назвал "Мыс Монток. Чайки", а другой — "Мыс Монток. Море".
|
The sister Catherine sat down beside me on the couch.
"Do you live down on Long Island, too?" she inquired.
"I live at West Egg."
"Really? I was down there at a party about a month ago. At a man named Gatsby's. Do you know him?"
"I live next door to him."
|
Рыжая Кэтрин уселась на диван рядом со мной.
— А вы тоже живете на Лонг-Айленде? — спросила она.
— Я живу в Уэст-Эгге.
— Да ну? Я там как-то раз была, с месяц тому назад. У некоего Гэтсби. Вы его не знаете?
— Он мой сосед.
|
"Well, they say he's a nephew or a cousin of Kaiser Wilhelm's. That's where all his money comes from."
"Really?"
She nodded.
"I'm scared of him. I'd hate to have him get anything on me."
|
— Говорят, он не то племянник, не то двоюродный брат кайзера Вильгельма. Вот откуда у него столько денег.
|
This absorbing information about my neighbor was interrupted by Mrs. McKee's pointing suddenly at Catherine:
"Chester, I think you could do something with HER," she broke out, but Mr. McKee only nodded in a bored way, and turned his attention to Tom.
"I'd like to do more work on Long Island, if I could get the entry. All I ask is that they should give me a start."
|
Этим увлекательным сообщениям о моем соседе помешала миссис Мак-Ки, которая вдруг воскликнула, указывая на Кэтрин:
— Честер, а ведь с ней бы у тебя тоже что-нибудь получилось!
Но мистер Мак-Ки только рассеянно кивнул и снова повернулся к Тому:
— Я бы охотно поработал еще на Лонг-Айленде, если бы представился случай. Мне бы только с чего-то начать, а там уже обойдусь без помощи.
|
"Ask Myrtle," said Tom, breaking into a short shout of laughter as Mrs. Wilson entered with a tray. "She'll give you a letter of introduction, won't you Myrtle?"
"Do what?" she asked, startled.
"You'll give McKee a letter of introduction to your husband, so he can do some studies of him." His lips moved silently for a moment as he invented. "GEORGE B. WILSON AT THE GASOLINE PUMP, or something like that."
|
— Обратитесь к Миртл, — хохотнув, сказал Том; миссис Уилсон в эту минуту входила с подносом. — Она вам напишет рекомендательное письмо — напишешь, Миртл?
— Какое письмо? — Она явно была озадачена.
— Рекомендательное письмо к твоему мужу, пусть мистер Мак-Ки сделает с него несколько этюдов. — Он пошевелил губами, придумывая — "Джорд Б. Уилсон у бензоколонки" или что-нибудь в этом роде.
|
Catherine leaned close to me and whispered in my ear: "Neither of them can stand the person they're married to."
"Can't they?"
"Can't STAND them." She looked at Myrtle and then at Tom. "What I say is, why go on living with them if they can't stand them? If I was them I'd get a divorce and get married to each other right away."
|
Кэтрин придвинулась ближе и шепнула мне на ухо:
— Она так же ненавидит своего мужа, как Том — свою жену.
— Да что вы!
— Просто не-на-видит! — Она посмотрела сперва на Миртл, потом на Тома. — А я так считаю — зачем жить с человеком, которого ненавидишь? Добились бы каждый развода и потом поженились бы. Я бы, по крайней мере, так поступила на их месте.
|
"Doesn't she like Wilson either?"
The answer to this was unexpected. It came from Myrtle, who had overheard the question, and it was violent and obscene.
"You see," cried Catherine triumphantly. She lowered her voice again. "It's really his wife that's keeping them apart. She's a Catholic, and they don't believe in divorce."
|
— Значит, она совсем не любит Уилсона?
Ответ меня ошарашил. Ответила сама Миртл, услыхавшая мой вопрос, ответила резко и цинично.
— Вот видите, — торжествующе сказала Кэтрин и потом снова перешла на полушепот: — Все дело в его жене. Она католичка, а католики не признают развода.
|
Daisy was not a Catholic, and I was a little shocked at the elaborateness of the lie.
"When they do get married," continued Catherine, "they're going West to live for a while until it blows over."
"It'd be more discreet to go to Europe."
"Oh, do you like Europe?" she exclaimed surprisingly. "I just got back from Monte Carlo."
"Really."
"Just last year. I went over there with another girl." "Stay long?"
|
Дэзи вовсе не была католичкой, и я подивился хитроумию этой лжи.
— Когда они все-таки поженятся, — продолжала Кэтрин, — они уедут на Запад и там поживут, пока уляжется шум.
— Уж тогда лучше уехать в Европу.
— Ах, вы поклонник Европы? — неожиданно громко воскликнула Кэтрин. — Я совсем недавно вернулась из Монте-Карло.
— Вот как?
— Да, в прошлом году. Ездила вдвоем с подругой.
— И долго пробыли?
|
"No, we just went to Monte Carlo and back. We went by way of Marseilles. We had over twelve hundred dollars when we started, but we got gypped out of it all in two days in the private rooms. We had an awful time getting back, I can tell you. God, how I hated that town!"
The late afternoon sky bloomed in the window for a moment like the blue honey of the Mediterranean—then the shrill voice of Mrs. McKee called me back into the room.
|
— Нет, мы только съездили в Монте-Карло и обратно. Через Марсель. У нас было с собой больше тысячи двухсот долларов, но за два дня в частных игорных залах нас обчистили до нитки. Как мы только домой добрались — даже вспомнить страшно. Господи, до чего ж я возненавидела этот город!
На миг предвечернее небо в окне засинело медвяной лазурью Средиземного моря — но пронзительный голос миссис Мак-Ки тут же возвратил меня в тесную гостиную.
|
"I almost made a mistake, too," she declared vigorously. "I almost married a little kyke who'd been after me for years. I knew he was below me. Everybody kept saying to me: 'Lucille, that man's 'way below you!' But if I hadn't met Chester, he'd of got me sure."
|
— Я сама чуть не совершила такую ошибку, — во всеуслышание объявила она. — Чуть было не вышла за ничтожного человечка, который несколько лет ходил за мной как тень. А ведь знала, что он меня не стоит. И все мне говорили: "Люсиль, этот человек тебя не стоит!" Но, не повстречайся я с Честером, он бы меня в конце концов уломал.
|
"Yes, but listen," said Myrtle Wilson, nodding her head up and down, "at least you didn't marry him."
"I know I didn't."
"Well, I married him," said Myrtle, ambiguously. "And that's the difference between your case and mine."
"Why did you, Myrtle?" demanded Catherine. "Nobody forced you to."
|
— Да, но послушайте, — сказала Миртл Уилсон, качая головой. — Все ж таки вы за него не вышли.
— Как видите.
— А я вышла, — многозначительно сказала Миртл. — Вот в чем разница между вашим случаем и моим.
— А зачем было выходить, Миртл? — спросила Кэтрин — Никто тебя, кажется, не неволил.
|
Myrtle considered.
"I married him because I thought he was a gentleman," she said finally. "I thought he knew something about breeding, but he wasn't fit to lick my shoe."
"You were crazy about him for a while," said Catherine.
"Crazy about him!" cried Myrtle incredulously. "Who said I was crazy about him? I never was any more crazy about him than I was about that man there."
|
Миртл не сразу ответила.
— Я за него вышла, потому что думала, что он джентльмен, — сказала она наконец. — Думала, он человек воспитанный, а на самом деле он мне и в подметки не годился.
— Ты же по нем с ума сходила когда-то, — заметила Кэтрин.
— Я сходила по нем с ума? — возмутилась Миртл. — Кто это тебе сказал? Я не больше сходила с ума по нем, чем вот по этому господину.
|
She pointed suddenly at me, and every one looked at me accusingly. I tried to show by my expression that I had played no part in her past.
"The only CRAZY I was was when I married him. I knew right away I made a mistake. He borrowed somebody's best suit to get married in, and never even told me about it, and the man came after it one day when he was out. 'oh, is that your suit?' I said. 'this is the first I ever heard about it.' But I gave it to him and then I lay down and cried to beat the band all afternoon."
|
Она ткнула пальцем в меня, и все посмотрели на меня с укоризной. Я постарался выразить всем своим видом, что ничуть не претендую на ее чувства.
— Вот когда я действительно с ума спятила, это когда вышла за него замуж. Но я сразу поняла свою ошибку. Он взял у приятеля костюм, чтобы надеть на свадьбу, а мне про это и не заикнулся. Через несколько дней — его как раз не было дома — приятель приходит и просит вернуть костюм. "Вот как, это ваш костюм? — говорю я. — Первый раз слышу". Но костюм все-таки отдала, а потом бросилась на постель и ревмя ревела до самой ночи.
|
"She really ought to get away from him," resumed Catherine to me. "They've been living over that garage for eleven years. And tom's the first sweetie she ever had."
|
— Ей правда нужно уйти от него, — снова зашептала мне Кэтрин. — Одиннадцать лет они так и живут над этим гаражом. А у нее даже ни одного дружка не было до Тома.
|
The bottle of whiskey—a second one—was now in constant demand by all present, excepting Catherine, who "felt just as good on nothing at all." Tom rang for the janitor and sent him for some celebrated sandwiches, which were a complete supper in themselves. I wanted to get out and walk southward toward the park through the soft twilight, but each time I tried to go I became entangled in some wild, strident argument which pulled me back, as if with ropes, into my chair. Yet high over the city our line of yellow windows must have contributed their share of human secrecy to the casual watcher in the darkening streets, and I was him too, looking up and wondering. I was within and without, simultaneously enchanted and repelled by the inexhaustible variety of life.
|
Бутылка виски — уже вторая за этот вечер — переходила из рук в руки; только Кэтрин не проявляла к ней интереса, уверяя, что ей "и так весело". Том вызвал швейцара и послал его за какими-то знаменитыми сандвичами, которые могли заменить целый ужин. Я то и дело порывался уйти; мягкие сумерки манили меня, и хотелось прогуляться пешком до парка, но всякий раз я оказывался втянутым в очередной оголтелый спор, точно веревками привязывавший меня к креслу. А быть может, в это самое время какой-нибудь случайный прохожий смотрел с темнеющей улицы в вышину, на наши освещенные окна, и думал о том, какие человеческие тайны прячутся за их желтыми квадратами. И мне казалось, что я вижу этого прохожего, его поднятую голову, задумчивое лицо. Я был здесь, но я был и там тоже, завороженный и в то же время испуганный бесконечным разнообразием жизни.
|
Myrtle pulled her chair close to mine, and suddenly her warm breath poured over me the story of her first meeting with Tom.
|
Миртл поставила себе кресло рядом со мной, и вместе с теплым дыханием на меня вдруг полился рассказ о ее первой встрече с Томом.
|
"It was on the two little seats facing each other that are always the last ones left on the train. I was going up to New York to see my sister and spend the night. He had on a dress suit and patent leather shoes, and I couldn't keep my eyes off him, but every time he looked at me I had to pretend to be looking at the advertisement over his head. When we came into the station he was next to me, and his white shirt-front pressed against my arm, and so I told him I'd have to call a policeman, but he knew I lied. I was so excited that when I got into a taxi with him I didn't hardly know I wasn't getting into a subway train. All I kept thinking about, over and over, was 'You can't live forever; you can't live forever.'"
|
— Мы сидели в вагоне друг против друга, на боковых местах у выхода, которые всегда занимают в последнюю очередь. Я ехала в Нью-Йорк к сестре и должна была у нее ночевать. Том был во фраке, в лаковых туфлях, я просто глаз не могла от него отвести, но как только встречусь с ним взглядом, сейчас же делаю вид, будто рассматриваю рекламный плакат у него над головой. Когда стали выходить из вагона, он очутился рядом со мной и так прижался крахмальной грудью к моему плечу, что я пригрозила позвать полицейского, да он мне, конечно, не поверил. Я была сама не своя, — когда он меня подсаживал в машину, я даже не очень-то разбирала, такси это или вагон метро. А в голове одна мысль: "Живешь ведь только раз, только раз".
|
She turned to Mrs. McKee and the room rang full of her artificial laughter.
"My dear," she cried, "I'm going to give you this dress as soon as I'm through with it. I've got to get another one to-morrow. I'm going to make a list of all the things I've got to get. A massage and a wave, and a collar for the dog, and one of those cute little ash-trays where you touch a spring, and a wreath with a black silk bow for mother's grave that'll last all summer. I got to write down a list so I won't forget all the things I got to do."
|
Она оглянулась на миссис Мак-Ки, и вся комната зазвенела ее деланным смехом.
— Ах, моя милая, — воскликнула она. — Я вам подарю это платье, когда совсем перестану его носить. Завтра я куплю себе новое. Нужно мне составить список всех дел, которые я должна сделать завтра. Массаж, потом парикмахер, потом еще надо купить ошейник для собачки, и такую маленькую пепельницу с пружинкой, они мне ужасно нравятся, и венок с черным шелковым бантом мамочке на могилку, из таких цветов, что все лето не вянут. Непременно нужно все это записать, чтобы я ничего не забыла.
|
It was nine o'clock—almost immediately afterward I looked at my watch and found it was ten. Mr. McKee was asleep on a chair with his fists clenched in his lap, like a photograph of a man of action. Taking out my handkerchief I wiped from his cheek the remains of the spot of dried lather that had worried me all the afternoon.
|
Было девять часов — но почти сейчас же я снова посмотрел на часы, и оказалось, что уже десять. Мистер Мак-Ки спал в кресле, раздвинув колени и положив на них сжатые кулаки, точно важный деятель, позирующий перед объективом. Я достал носовой платок и стер с его щеки засохшую мыльную пену, которая мне весь вечер не давала покоя.
|
The little dog was sitting on the table looking with blind eyes through the smoke, and from time to time groaning faintly. People disappeared, reappeared, made plans to go somewhere, and then lost each other, searched for each other, found each other a few feet away. Some time toward midnight Tom Buchanan and Mrs. Wilson stood face to face discussing, in impassioned voices, whether Mrs. Wilson had any right to mention Daisy's name.
|
Щенок сидел на столе, моргал слепыми глазами в табачном дыму и время от времени принимался тихонько скулить. Какие-то люди появлялись, исчезали, сговаривались идти куда-то, теряли друг друга, искали и снова находили на расстоянии двух шагов. Уже около полуночи я услышал сердитые голоса Тома Бьюкенена и миссис Уилсон; они стояли друг против друга и запальчиво спорили о том, имеет ли право миссис Уилсон произносить имя Дэзи.
|
"Daisy! Daisy! Daisy!" shouted Mrs. Wilson. "I'll say it whenever I want to! Daisy! Dai——"
Making a short deft movement, Tom Buchanan broke her nose with his open hand.
|
— Дэзи! Дэзи! Дэзи! — выкрикивала миссис Уилсон. — Вот хочу и буду повторять, пока не надоест. Дэзи! Дэ...
Том сделал короткое, точно рассчитанное движение и ребром ладони разбил ей нос.
|
Then there were bloody towels upon the bath-room floor, and women's voices scolding, and high over the confusion a long broken wail of pain. Mr. McKee awoke from his doze and started in a daze toward the door. When he had gone half way he turned around and stared at the scene—his wife and Catherine scolding and consoling as they stumbled here and there among the crowded furniture with articles of aid, and the despairing figure on the couch, bleeding fluently, and trying to spread a copy of TOWN TATTLE. over the tapestry scenes of Versailles. Then Mr. McKee turned and continued on out the door. Taking my hat from the chandelier, I followed.
|
Потом были окровавленные полотенца на полу ванной, негодующие возгласы женщин и надсадный, долгий крик боли, вырывавшийся из общего шума. Мистер Мак-Ки очнулся от сна, встал и в каком-то оцепенении направился к двери. На полдороге он обернулся и с минуту созерцал всю сцену: сдвинутая мебель, среди нее суетятся его жена и Кэтрин, браня и утешая, хватаясь то за одно, то за другое в попытках оказать помощь; а на диване лежит истекающая кровью жертва и судорожно старается прикрыть номером "Таун Тэттл" гобеленовый Версаль. Затем мистер Мак-Ки повернулся и продолжал свой путь к двери. Схватив свою шляпу с канделябра, я вышел вслед за ним.
|
"Come to lunch some day," he suggested, as we groaned down in the elevator.
"Where?"
"Anywhere."
"Keep your hands off the lever," snapped the elevator boy.
"I beg your pardon," said Mr. McKee with dignity, "I didn't know I was touching it."
"All right," I agreed, "I'll be glad to."
|
— Давайте как-нибудь позавтракаем вместе, — предложил он, когда мы, вздыхая и охая, ехали на лифте вниз.
— А где?
— Где хотите.
— Оставьте в покое рычаг, — рявкнул лифтер.
— Прошу прощения, — с достоинством произнес мистер Мак-Ки. — Я не заметил, что прикасаюсь к нему.
— Ну что ж, — сказал я. — С удовольствием.
|
. . . I was standing beside his bed and he was sitting up between the sheets, clad in his underwear, with a great portfolio in his hands.
"Beauty and the Beast . . . Loneliness . . . Old Grocery Horse . . . Brook'n Bridge . . . ."
Then I was lying half asleep in the cold lower level of the Pennsylvania Station, staring at the morning TRIBUNE, and waiting for the four o'clock train.
|
... Я стоял у его постели, а он сидел на ней в нижнем белье с большой папкой в руках.
— "Зверь и красавица"... "Одиночество"... "Рабочая кляча"... "Бруклинский мост"...
Потом я лежал на скамье, в промозглой сырости Пенсильванского вокзала и таращил слипающиеся глаза на утренний выпуск "Трибюн" в ожидании четырехчасового поезда.
|
Chapter 3
|
|
Достарыңызбен бөлісу: |
